лучший реферат. История этики
Скачать 163.63 Kb.
|
Каким образом нравственность, будучи естественным свойством каждого отдельного индивида, является в то же время общезначимой социально организующей силой? Именно на пути его разрешения натуралистическая этика преодолевает собственную ограниченность и подходит к пониманию социальной природы морали. Гоббс разрешает это противоречие следующим образом. Нравственность у него некая сложная конструкция, выводимая из единого основания - человеческой природы. Под нею Гоббс понимает сумму человеческих сил и способностей, данных человеку от природы. От природы человек стремится к удовлетворению и избегает того, что ему в этом препятствует. Поэтому первоначальным, общим для всех представлением о добре и зле являются природные стремления к удовольствию. Все, что способствует ему, является добром, а что препятствует - злом. Это, так сказать, первый, исходный, уровень морали. Однако человек быстро понимает относительность этих представлений, ибо в естественном состоянии все люди имеют одинаковое право на окружающие их блага природы, и поэтому между ними развертывается борьба за обладание этими благами. В стремлениях к собственному благу, натыкающихся на стремления других людей, возникает состояние "войны всех против всех", в котором никто не может чувствовать себя благополучным. В этом дообщественном состоянии жестокой борьбы, соперничества и порождаемых ими злодеяний добро и зло выявляют свою относительность - "для наших врагов зло то, что для нас благо". Гоббс демонстрирует относительность даже такой универсальной ценности христианской морали, как любовь: "Любовь к соседу - нечто другое, чем любовь к соседке. Испытывая любовь к соседу, мы желаем добра ему; испытывая любовь к соседке, мы ищем добра для самих себя". Тем не менее, существует некоторое общезначимое благо, которое заставляет людей искать мира во избежание непоправимого зла - собственной гибели в этой войне. Это стремление к самосохранению, которое есть первый закон природы и веление естественного разума, - нужно искать мир всюду, где можно его достичь". Отсюда вытекает, что право всех на все невозможно и необходимо искать соглашения между людьми, отказываясь от части своих притязаний и взаимно признавая равенство прав, без чего нельзя заставить других добровольно заключить такое соглашение. Итогом такого соглашения является общественный договор и создание государства как гаранта его соблюдения. Они позволяют придать понятиям добра и зла общезначимый характер: государство, устанавливая единые для всех законы, вводит все интересы и стремления людей в определенные рамки и границы, наилучшим образом отвечающие их общему интересу в поддержании мира и самосохранения. Поэтому, по Гоббсу, "все, установленное законом, следует считать добром, а все запрещенное - злом". Это второй уровень морали в концепции Гоббса. Мораль здесь уже не индивидуальное стремление к удовольствию, которое в догражданском состоянии оборачивается безнравственностью, а некое выраженное государством коллективное стремление "жить как можно более приятным образом". Соответственно добрыми нравами будут такие, "которые способствуют совместному образу жизни людей в условиях государственной организации", благодаря которым она лучше всего сохраняется. Однако это в свою очередь возможно только в таком государстве, которое своим устройством и законами соответствует той цели, ради чего было создано, - сохранению самого дорогого, что есть у человека, - его жизни и имущества. Поэтому те, кто управляет в государстве, должны помнить, что государство устанавливается не ради себя самого, но ради граждан, и сами государственные законы должны соответствовать естественной справедливости и естественному праву, т. е. защищать и гарантировать равенство прав граждан на жизнь, имущество, свободное занятие прибыльным предпринимательством, не нарушающим права других граждан. Таким образом, в основе устройства государства и его законов должен находиться высший, естественный и моральный закон, ради чего люди и объединились в государство - гражданское благосостояние, благополучие народа. Это третий уровень морали. Сущность моральной философии и заключается в раскрытии этих естественных законов человеческого общежития и устройстве гражданской жизни людей. Объективным же критерием соответствия или несоответствия государственных законов естественному моральному закону является наличие в государстве мира и согласия или вражды и насилия. Первое свидетельствует о моральности государства, а второе - о его несовершенстве, несоответствии своему назначению. Отсюда уже было недалеко до вывода о необходимости его изменения и приведении в соответствие с требованиями естественного морального закона, или, что то же самое, естественного разума. В дальнейшем эти три уровня существования морали в понимании Гоббса как бы сливаются в творчестве французских материалистов-просветителей XVIII в. - Дидро, Гельвеция и Гольбаха, но на гораздо более радикальной основе, с более отчетливой антифеодальной и антирелигиозной направленностью. Этот радикализм, присущий французскому материализму, объяснялся тем, что во Франции конфликт набирающей экономическую силу буржуазии с сохраняющими политическую власть и привилегии феодальным дворянством и духовенством был острее, нежели в соседних странах, и в него были втянуты более широкие народные массы. Исходный пункт их учения о человеке - природный индивид, способный ощущать приятное и неприятное, испытывать удовольствия или страдания. В соответствии с законами природы он естественным образом стремится к удовольствиям и избегает неприятных ощущений и страданий, поэтому всеми его движениями, желаниями и помыслами руководит его интерес, т. е. "все, что доставляет удовольствие или избавляет от страдания". Себялюбие есть "запечатленное в нас природой чувство", и подобно тому, как "мир физический подчинен законам движения, так мир духовный подчинен законам интереса". От природы человек ни зол, ни добр - он просто всегда следует своему самому сильному интересу. Поэтому человеческий эгоизм и стремление к осуществлению своих интересов есть единственный подлинный мотив человеческих поступков. И когда негодующие моралисты обличают людские пороки, они ничего не могут изменить. Своими причитаниями они лишь показывают, как мало знают людей, саму человеческую природу. Следует жаловаться не на злобу и порочность людей, а на невежество законодателей, которые своими законами противопоставляют частный интерес общему. Добродетель, справедливость, честность - это не отказ от эгоизма и собственного интереса, а редкое и счастливое совпадение его с интересами общественными. Развивая гоббсовскую концепцию естественного морального закона, французские моральные философы наполняют его конкретным содержанием, подчеркивая, что именно общественное благо, общественная польза, общественный интерес - основной принцип всех человеческих добродетелей и основа морали. Таким образом, их эгоизм есть не апология безнравственности, не конец, а лишь начало их этики. Опираясь на эту природную силу себялюбия, они стремятся найти возможность сделать человека общественно полезным существом, который, преследуя свой частный интерес, одновременно осуществлял бы общественное благо. Именно "себялюбие есть единственное основание, на котором можно построить фундамент полезной нравственности". Для этого наука о нравственности должна стать наукой о законодательстве, ибо "реформу нравов следует начать с реформы законов", с создания таких законов, которые соединяли бы общественный и частный интересы, вследствие чего людям просто было бы выгодно быть нравственными. Французские материалисты были убеждены, что эгоизм, любовь к наслаждениям, с которыми боролась вся предшествующая этика, являются именно той уздой, посредством которой можно направлять к общему благу страсти отдельных лиц. Ибо неспособность большинства людей к нравственной и достойной жизни - это не результат порочности их натуры, а проявление несовершенства законодательства. Бесполезно и даже несправедливо требовать от человека честности и добродетели, если они возможны для него лишь ценой отказа от собственного счастья. Раз порок делает человека счастливым, он должен полюбить порок. На многочисленных исторических примерах они доказывали, что именно республика с демократической формой правления порождает такое совпадение интересов частных и общественных, а тем самым и многочисленных героев или просто добродетельных людей. В то же время тиранические и деспотические государства, опирающиеся на самовластие, произвол правителей и бесправие людей, порождают низких, лживых, пресмыкающихся и заискивающих индивидов, ибо только с этими качествами они могут здесь выжить. Таким образом, здесь впервые была предпринята попытка преодоления прямого морализирования, обращение этики непосредственно к моральному сознанию индивида с увещеваниями быть хорошим и не быть плохим. Вместо этого традиционного для всей предшествующей этики способа исправления нравов здесь формируется новая программа возрождения морали - за счет поиска и целенаправленного воздействия на детерминирующие нравственность факторы, в данном случае на законодательство. А уже после этого этика все же должна показать человеку, привыкшему переступать мораль всегда, когда это можно сделать безнаказанно, что быть добродетельным, в конечном счете, очень выгодно и соответствует его интересу. Конечно, человек - эгоист, но ему следует быть разумным эгоистом и следовать не любому и всякому, а прежде всего "правильно понятому" интересу, удовлетворение которого не вызывает больше вреда, чем пользы. Для этого следует избегать излишеств и вожделений и уважать чужие интересы. Ибо стремление к удовлетворению "неразумного" интереса, например, быстрое обогащение путем обмана, рано или поздно обратится вредом для совершившего его: он сам будет обманут. Человек должен понимать, что добиться всего необходимого для счастья без помощи других людей невозможно. Но другие станут помогать ему лишь при условии, что его поведение также представляет интерес для их благополучия. Поэтому нужно стараться вести себя так, чтобы снискать одобрение, расположение и доброжелательность других, а для этого необходимо разумное самоограничение своего эгоизма и признание прав других эгоистов, их интересов. Здесь создатели концепции "разумного эгоизма" фактически вернулись к критикуемому ими морализаторству и косвенным образом поставили под сомнение свои убеждения в том, что подлинная добродетель может опираться на эгоизм и расчетливую предусмотрительность. Ибо рисуемый ими образ нравственного человека оказывается при ближайшем рассмотрении тщательно законспирированным принципиальным эгоистом, прикрывающимся лицемерной личиной добродетели. Здесь ничего не остается от величия подлинной, проистекающей из бескорыстной самоотверженности добродетели. Французские материалисты стремились даже человеческий эгоизм поставить на службу добродетели. Однако они не заметили, что эгоизм в принципе не может быть "разумен" в их смысле, ибо это есть непосредственное самоопределение "я". Будучи же опосредован разумом, он перестает быть эгоизмом, ибо выражает уже не интересы этого "я", а интересы другого субъекта - общества. Главной заслугой их учения стала постановка проблемы соотношения общественного интереса, общественной пользы и стремлений отдельного человека как действительного объекта моральной регуляции, а также идея о том, что для нравственного возрождения необходимы изменения условий жизни человека. В натуралистической форме здесь проясняется понимание общественной природы нравственности, что знаменовало зарождение в этической теории принципиально нового подхода к морали - социально-исторического. Однако их натурализм в этике не позволял выявить и проанализировать специфику, несводимость морали к другим сферам бытия и способам мотивации поведения человека. Эта задача выявления специфики морали, ее внутренних механизмов и мотивов функционирования и несводимости морали к другим аспектам общественного бытия человека выпала на долю немецкой классической философии. Ее основоположник И. Кант значительное место в своей философии уделил этическим построениям. Он полагал, что философия должна и способна указать человеку его место в мире и научить, каким надо быть, чтобы быть человеком. В философии Канта ярко отразилась социально-историческая ситуация в Германии, отставшей от своих соседей в деле преобразования феодальных общественных отношений. Это подталкивало немецкую буржуазию к решительным действиям, однако ее слабость и неорганизованность в национальном масштабе, а также драматические последствия буржуазных революций сдерживали эти устремления и заставляли её искать компромисса с феодально-бюрократическим государством. Поэтому оппозиция буржуазии феодальным порядкам и пережиткам носила характер не политического, а духовного противостояния - в философии, литературе, искусстве. Отчетливо сформулированные лозунги и идеи французской буржуазной революции на немецкой почве потеряли свою практическую действенность, зато обрели теоретически виртуозное обоснование. Эта двойственная и компромиссная позиция немецкой буржуазии обусловила и противоречивость кантовской философии. Так, будучи религиозным мыслителем и противником атеизма, Кант нанес религии и религиозной морали сильнейший удар, показав, что стремление ставить веру в Бога условием нравственного миропорядка и добродетельности людей отнимает у человека возможность быть нравственным существом, ибо слишком легко быть добродетельным с такой гарантией. Страх божий или расчет на посмертное вознаграждение за праведную жизнь также лишает ее подлинно моральной ценности. Вера в Бога как условие и предпосылка добродетельного поведения портит чистоту нравственного мотива, поэтому если она и имеет право на существование, то лишь в качестве утешительного умонастроения человека, твердо следующего нравственному долгу, даже если бы Бога не существовало. Религиозная вера нужна поэтому человеку не для того, чтобы стать нравственным - тут она как раз лишь мешает, а для того, чтобы успокоиться в надежде на то, что не может же добродетель остаться невознагражденной, если не в этом мире, то хотя бы в царстве божьем. По сути дела Кант перевернул традиционное утверждение о том, что человек морален в силу своей веры в Бога, но не разорвал окончательно связи морали и религии. Моральность, по Канту, присуща человеку изначально, и лишь потому, что он морален, человек также верит в Бога. В таком переворачивании - "религия основывается на морали, а не мораль на религии" - был заключен глубокий гуманистический и демократический смысл, утверждались высокое достоинство и самоценность человеческой личности в противовес религиозной морали, где человек ценится лишь в силу причастности его к Богу. В то же время Кант критикует натуралистические концепции морали, выводящие последнюю из естественных стремлений человека к удовольствию и счастью. Моральные предписания всегда имеют необходимый и всеобщий характер, в то время как в эмпирической жизни мы имеем дело со случайными и изменчивыми желаниями и стремлениями людей, зачастую даже противоречащими друг другу в зависимости от вкусов, склонностей, симпатий. Само удовольствие и счастье для разных людей или для одного человека, но в разные периоды его жизни, могут представляться совершенно по-разному, так что вывести отсюда какие-то общезначимые и безусловные повеления становится просто невозможно. Да и само стремление человека к удовольствию и счастью не может сделать человека нравственным, а чаще влечет его к совершению эгоистических поступков. Быть добродетельным, достойным человеком и быть благополучным и преуспевающим - совсем не одно и то же. В жизни добродетель именно в силу своего бескорыстия часто оказывается в незавидном положении, а порок остается безнаказанным и торжествует вследствие расчетливости и готовности добиваться своего любой ценой. Поэтому мораль и счастье, по Канту, исключают друг друга, а следование нравственным ценностям и добродетельное поведение является отнюдь не путем к достижению счастья, но лишь средством стать достойным его. Но человек как естественное существо не может не стремиться к счастью, поэтому, по Канту, в этом качестве он и не может быть нравственным существом. Он может стать моральным лишь в том случае, если будет подавлять в себе природное начало, поступать вопреки ему, принуждая себя и следуя только голосу долга. Следовательно, мораль - это не то, что есть, не нечто естественное, а нечто сверхприродное, что предписывает человеку линию поведения, вменяет ему в обязанность следование каким-то нормам, требует соблюдения неких правил. Если бы требования морали носили природный характер, морали бы просто не существовало, ибо то, что существует само собой по природе, не нуждается в дополнительном понуждении. Нравственность - это долженствование, обращенное к человеку, а вовсе не заложенное в нем от природы. В человеке постоянно разворачивается борьба чувственных склонностей и долга, стремлений к удовольствию и счастью и требований добродетели, и чем активнее он подавляет первые, тем более нравственной личностью является. Кант возражает и против логики "утонченного себялюбия" (теории разумного эгоизма). Поступки, направленные на общую пользу как условие собственного благополучия, даже если при этом они учитывают интересы других людей, остаются далеки от подлинной нравственности, ибо целиком основываются на собственной конечной выгоде и расчете. Принцип заинтересованности подводит под мораль такие мотивы, которые лишают ее чистоты и возвышенности и фактически смешивают побуждения к добродетели и побуждения к пороку. Если нравственность основана на стремлении человека к успеху, счастью, общественному благополучию или даже к обретению покровительства божьего и блаженства в потустороннем мире, то побуждение к действию будет обременено инородными, не свойственными самой морали мотивами, а сам поступок приобретет корыстную окраску. Сами учителя здесь портят и человека, и свои проповеди тем, что изобретают приманки - отовсюду набирают побудительные причины к нравственно доброму, чтобы сделать лекарство как следует сильным, не замечая, что чистое представление о долге, нравственной добродетели имеет на человеческое сердце гораздо более сильное влияние. Соответственно поступки, совершенные безо всякого намерения извлечь какую-нибудь выгоду, оказываются для нас значительно привлекательнее, чем продиктованные другими мотивами, считает Кант. |