Отцы и дети. Иван Сергеевич Тургенев Отцы и дети
 Скачать 0.77 Mb.
|
IXВ тот же день и Базаров познакомился с Фенечкой. Он вместе с Аркадием ходил по саду и толковал ему, почему иные деревца, особенно дубки, не принялись. – Надо серебристых тополей побольше здесь сажать, да елок, да, пожалуй, липок, подбавивши чернозему. Вон беседка принялась хорошо, – прибавил он, – потому что акация да сирень – ребята добрые, ухода не требуют. Ба, да тут кто‑то есть. В беседке сидела Фенечка с Дуняшей и Митей. Базаров остановился, а Аркадий кивнул головою Фенечке, как старый знакомый. – Кто это? – спросил его Базаров, как только они прошли мимо. – Какая хорошенькая! – Да ты о ком говоришь? – Известно о ком: одна только хорошенькая. Аркадий, не без замешательства, объяснил ему в коротких словах, кто была Фенечка. – Ага! – промолвил Базаров, – у твоего отца, видно, губа не дура. А он мне нравится, твой отец, ей‑ей! Он молодец. Однако надо познакомиться, – прибавил он и отправился назад к беседке. – Евгений! – с испугом крикнул ему вослед Аркадий, – осторожней, ради Бога. – Не волнуйся, – проговорил Базаров, – народ мы тертый, в городах живали. Приблизясь к Фенечке, он скинул картуз. – Позвольте представиться, – начал он с вежливым поклоном, – Аркадию Николаевичу приятель и человек смирный. Фенечка приподнялась со скамейки и глядела на него молча. – Какой ребенок чудесный! – продолжал Базаров. – Не беспокойтесь, я еще никого не сглазил. Что это у него щеки такие красные? Зубки, что ли, прорезаются? – Да‑с, – промолвила Фенечка, – четверо зубков у него уже прорезались, а теперь вот десны опять припухли. – Покажите‑ка… да вы не бойтесь, я доктор. Базаров взял на руки ребенка, который, к удивлению и Фенечки и Дуняши, не оказал никакого сопротивления и не испугался. – Вижу, вижу… Ничего, все в порядке: зубастый будет. Если что случится, скажите мне. А сами вы здоровы? – Здорова, слава Богу. – Слава Богу – лучше всего. А вы? – прибавил Базаров, обращаясь к Дуняше. Дуняша, девушка очень строгая в хоромах и хохотунья за воротами, только фыркнула ему в ответ. – Ну и прекрасно. Вот вам ваш богатырь. Фенечка приняла ребенка к себе на руки. – Как он у вас тихо сидел, – промолвила она вполголоса. – У меня все дети тихо сидят, – отвечал Базаров, – я такую штуку знаю. – Дети чувствуют, кто их любит, – заметила Дуняша. – Это точно, – подтвердила Фенечка. – Вот и Митя, к иному ни за что на руки не пойдет. – А ко мне пойдет? – спросил Аркадий, который, постояв некоторое время в отдалении, приблизился к беседке. Он поманил к себе Митю, но Митя откинул голову назад и запищал, что очень смутило Фенечку. – В другой раз, когда привыкнуть успеет, – снисходительно промолвил Аркадий, и оба приятеля удалились. – Как бишь ее зовут? – спросил Базаров. – Фенечкой… Федосьей, – ответил Аркадий. – А по батюшке? Это тоже нужно знать. – Николаевной. – Bene.7 Мне нравится в ней то, что она не слишком конфузится? Иной, пожалуй, это‑то и осудил бы в ней. Что за вздор? чего конфузиться? Она мать – ну и права. – Она‑то права, – заметил Аркадий, – но вот отец мой… – И он прав, – перебил Базаров. – Ну, нет, я не нахожу. – Видно, лишний наследничек нам не по нутру? – Как тебе не стыдно предполагать во мне такие мысли! – с жаром подхватил Аркадий. – Я не с этой точки зрения почитаю отца неправым; я нахожу, что он должен бы жениться на ней. – Эге‑ге! – спокойно проговорил Базаров. – Вот мы какие великодушные! Ты придаешь еще значение браку; я этого от тебя не ожидал. Приятели сделали несколько шагов в молчанье. – Видел я все заведения твоего отца, – начал опять Базаров. – Скот плохой, и лошади разбитые. Строения тоже подгуляли, и работники смотрят отъявленными ленивцами; а управляющий либо дурак, либо плут, я еще не разобрал хорошенько. – Строг же ты сегодня, Евгений Васильевич. – И добрые мужички надуют твоего отца всенепременно. Знаешь поговорку: «Русский мужик бога слопает». – Я начинаю соглашаться с дядей, – заметил Аркадий, – ты решительно дурного мнения о русских. – Эка важность! Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения. Важно то, что дважды два четыре, а остальное все пустяки. – И природа пустяки? – проговорил Аркадий, задумчиво глядя вдаль на пестрые поля, красиво и мягко освещенные уже невысоким солнцем. – И природа пустяки в том значении, в каком ты ее понимаешь. Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник. Медлительные звуки виолончели долетели до них из дому в это самое мгновение. Кто‑то играл с чувством, хотя и неопытною рукою «Ожидание» Шуберта, и медом разливалась по воздуху сладостная мелодия. – Это что? – произнес с изумлением Базаров. – Это отец. – Твой отец играет на виолончели? – Да. – Да сколько твоему отцу лет? – Сорок четыре. Базаров вдруг расхохотался. – Чему же ты смеешься? – Помилуй! в сорок четыре года человек, pater familias8, в …м уезде – играет на виолончели! Базаров продолжал хохотать; но Аркадий, как ни благоговел перед своим учителем, на этот раз даже не улыбнулся. |