Изард К. Э. Психология эмоций
 Скачать 2.84 Mb.
|
|
Глава 16 ВИНА, СОВЕСТЬ И НРАВСТВЕННОСТЬ Говоря о нравственности, нельзя забывать одного важного условия: пока она не исполнена рвущимся изнутри эмоциональным пылом, пока она не проникнута душевным теплом, это еще не нравственность, в лучшем случае, мы имеем дело с формально понятой честностью. Рассудочность не может лежать в основе истинной нравственности, как и в основе истинной красоты. Она невозможна без искреннего благоволения к окружающему (Sinnott, 1966, р. 181-182). Похоже, что в процессе формирования совести, в процессе нравственного развития личности все эмоции без исключения играют хотя бы небольшую, хотя бы косвенную роль. Постижение разницы между добром и злом из-под палки заставит ребенка бояться, гневаться или стыдиться. Если же ему будут представлены образцы высоконравственного поведения, самоотречения во имя заботы и бескорыстной помощи ближнему, это, напротив, вызовет у него возбуждение и радость. И все же можно утверждать, что в процессе формирования аффективно-когнитивных структур совести, как и в процессе становления сложных аффективно-когнитивно-пове-денческих паттернов нравственности главнейшую роль играет именно вина - необходимейшая из всех эмоций. Теория дифференциальных эмоций рассматривает эмоцию вины как одну из базовых эмоций, которая, подобно другим базовым эмоциям, прошла долгий путь эволюционно-биологического развития. Человека не учат бояться, и так же человека не обучают эмоции вины. Эмоции вины, так же как и эмоции страха, присущи некие внутренние активаторы или естественные сигналы, связанные с неблагоприятными социокультурными условиями. Кроме того, каждая культура и каждый социальный институт (семья, церковь и т. д.), в основе которых лежат этические и моральные принципы, формируют некие условные сигналы вины, они предписывают определенные стандарты поведения и пытаются внушить их подрастающему поколению. Будучи сформулированными, эти предписания (моральные и этические принципы) конституируют когнитивный компонент совести. Зрелая совесть и связанные с нею эмоции образуют аффективно-когнитивную структуру, которая оценивает каждый шаг человека на предмет его соответствия нравственным принципам. Переживание вины скорее, чем страха, оказывает влияние на совесть. Есть неотразимый аргумент в пользу этого довода, и заключается он в следующем: переживание вины приковывает внимание человека к источнику вины, оно не отпустит без покаяния или оправдания, переживание страха, напротив, заставляет бежать от источника страха и отпускает на безопасное расстояние от него. Умение балансировать на грани, разделяющей конформизм, продиктованный страхом, и ответственность, внушенную чувством вины, можно рассматривать как свидетельство зрелой совести и нравственного поведения. Чувство ответственности является ядром структуры совести, оно ориентировано на осознание вины и в то же время способствует выбору такого стиля поведения, которое снизит вероятность интенсивного переживания вины. Эмоции стыда и вины во многом тесно связаны, поэтому в данной главе мы часто будем сопоставлять их, выявляя признаки, отличающие стыд и вину друг от друга. На первый взгляд может показаться, что разница между этими двумя эмоциями очевидна, но стоит столкнуться на практике со всем разнообразием проявлений стыда и вины, как от былой уверенности не остается и следа. ХАРАКТЕРИСТИКИ ВИНЫ Легко спутать стыд и вину, несложно принять одну эмоцию за другую, не составит труда также понять, почему происходит это смешение. Одинаковые или схожие ситуации служат причиной и для переживания стыда, и для переживания вины. Переживание каждой из этих эмоций связано с желанием скрыть что-либо или что-то исправить, но, как мы увидим далее, то, что человек пытается скрыть или исправить, в корне отличает стыд от вины. Выражение вины Мимика, сопровождающая переживание вины, не столь выразительна, как мимическое выражение любой другой отрицательной эмоции. Именно поэтому так сложно по одному лишь внешнему виду человека определить, чувствует он за собой вину или нет, даже если человек столь юн, что наверняка еще не обучился скрывать вину или эффективно противостоять ее укорам. Если переживание вины лишь иногда отражается на лице индивида, то влияние этой эмоции на внутреннюю жизнь, в том числе на когнитивные функции, на протекание нейрофизиологических и гормональных процессов, неоспоримо. И все же, наука сегодня еще не в состоянии однозначно определить внешние или внутренние признаки вины. Разговоры о том, что симптомы переживания вины можно уловить с помощью детектора лжи (полиграфа), если и имеют под собой основания, то, скорее всего, неубедительные. Этот метод нельзя назвать надежным. Переживание вины Описывая в этой главе субъективное переживание вины, мы будем говорить о вине нравственной, этической или религиозной и не будем касаться юридического понимания вины. С точки зрения закона человек может быть признан виновным, но если произошла судебная ошибка, то осужденный не испытает чувства вины. Можно представить ситуацию, когда даже заслуженное наказание не вызывает у правонарушителя чувства вины, несмотря на судебную процедуру и осуждение (например, Джон не замечает полицейского, делающего ему знак остановиться, и проезжает мимо; это может стоить ему явки в суд и денежного штрафа, но он не будет чувствовать себя виноватым). Когда Джон переживает вину, он испытывает интенсивное и мучительное чувство собственной неправоты по отношению к человеку или к группе, перед которыми он провинился. Если Джон верующий человек, то, сверх того, его будет угнетать сознание собственной греховности. В конце концов не столь редки случаи, когда человек испытывает чувство вины перед самим собой. Как правило, это происходит, когда он понимает, что его поступок вступает в противоречие с его характером. Вина ложится на сердце тяжелым грузом. Если эмоция стыда временно затуманивает рассудок, то эмоция вины, напротив, стимулирует мыслительные процессы, как правило, связанные с осознанием провинностиисперебором возможностей для исправления ситуации. Не так-то просто признать свой проступок. Зачастую, для того чтобы прочувствовать вину и испытать желание искупить ее, человеку необходимо снова и снова в памяти и в воображении представить себе ситуацию, связанную с его проступком. Тот, кто сможет набраться смелости встретить вину лицом к лицу и сразу же начнет предпринимать шаги к ее искуплению, избежит мучительной агонии многократного переживания неприятной ситуации, не разделит участь людей, откладывающих на потом встречу с виной. Профиль эмоций для ситуации вины (по данным ШДЭ) представлен на рис. 16-1. Он иллюстрирует некоторые положения, касающиеся динамики переживания вины и ее взаимосвязи с другими эмоциями. Тот факт, что смущение занимает лишь пятое место в данном профиле доказывает правомерность предпринятой нами попытки разделения эмоций вины и смущения. По свидетельству многих исследователей в переживаниях, связанных с виной, заметную роль играет страх. Это значит, что зачастую в ситуациях, связанных с переживанием вины, человек в то же самое время испытывает страх. Однако, как мы видим, в профиле ШДЭ показатели эмоции страха несколько ниже показателей эмоции печали. Можно сделать вывод, что в ситуации, связанной с переживанием вины, как эмоция печали, так и эмоция страха выступают в роли крайне значимых мотиваций. Аффективный профиль в ситуации вины представлен на рис. 16-2. Если эмоциональный профиль в ситуации вины совершенно отличен от профилей других эмоций, то аффективный профиль несколько похож на профили в ситуациях гнева и страха. Однако в ситуации вины выраженность эмоции удовольствия значительно ниже, чем в ситуации стыда. Переживание вины. Случай из жизни. Как-то раз Брэд, тринадцатилетний подросток, решил прогуляться по окрестностям со своим шестимесячным щенком колли. Собака его лучшего друга, двухлетняя немецкая овчарка, увязалась за ними. Брэду это поначалу не понравилось, ведь он настроился на тихую прогулку со своим маленьким другом. Но когда он услышал радостный лай собак, увидел, как приветливо они обнюхали друг друга, как дружно, бок о бок потрусили вперед, его досада улетучилась. Они отправились в путь, собаки то забегали вперед, стараясь догнать друг дружку, то останавливались, обнюхивая незнакомый и любопытный предмет. Брэд решил взобраться на самый верх высокого утеса, нависавшего над живописным горным потоком. Там он остановился, очарованный прекрасным видом и угрожающим рокотом воды, пенящейся внизу. Собаки затеяли веселую возню рядом с ним. Разыгравшись, щенок слишком сильно прихватил зубами заднюю лапу овчарки, взрослая и сильная собака злобно зарычала и бросилась на щенка. Собаки сцепились, рыча и кусая друг друга, на самом краю высокого уступа. С одной стороны от уступа был не очень высокий обрыв высотой всего около четырех футов, зато с другой, всего в нескольких шагах, - зияла пропасть глубиной футов в пятьдесят, на дне ее торчали острые скалы, между которыми шумел, разбиваясь о них и пенясь, бурный горный поток. Мальчик схватил в руки лежащую рядом палку и приблизился к сцепившимся собакам. В это мгновение овчарка, на секунду отпустив щенка, поднялась на задние лапы, и у Брэда мелькнула мысль, что сейчас он сможет оттолкнуть ее влево или вправо. И тут он увидел кровь на ухе своего щенка, им овладела ярость и он ударил овчарку палкой. Собака сорвалась в пропасть, мальчик видел, как она летит вниз, навстречу неминуемой гибели в бурных водах горного потока. Речка подхватила безвольное тело собаки и быстро понесла его прочь. Мальчик бросился к своему щенку и обнаружил, что рана на ухе не опасная. Потом он снова посмотрел вниз и еще раз успел разглядеть, как мелькнуло в пенистой воде темное пятнышко, прежде чем окончательно пропасть из глаз. Неожиданно Брэд вспомнил своего друга и понял, что совершил предательство по отношению к нему. Ведь он с тем же успехом мог оттолкнуть собаку в другую сторону, - пока она взобралась бы обратно, ее боевой пыл наверняка уже успел бы угаснуть. Охваченный гневом, он отомстил за своего щенка, но в то же время совершил дурной поступок. Мальчика уже не радовали красоты вокруг него, цветущие луга и тенистый лес. В ниспадающих водах горного потока уже не было прежнего очарования. Все изменилось вокруг. Мысли Брэда снова и снова возвращались к совершенному убийству. Он представлял себе в разных вариантах, как ему следовало поступить, чтобы не произошло непоправимой беды. Он ума не мог приложить, как рассказать о случившемся своему другу. Сначала ему даже казалось, что у него не хватит на это смелости. Понятно, что он мог бы промолчать, если бы захотел, и прожить всю оставшуюся жизнь, мучимый этой мрачной тайной. Никто не знал о том, что он сделал. Вокруг, насколько видел взгляд, не было ни одной живой души. Никто и никогда не мог узнать о его тайне, но с мыслью о том, чтобы утаить правду, Брэд согласиться не мог. Он чувствовал, что в этом случае уже никогда не сможет прямо посмотреть своему другу в глаза. Мальчик понимал, что если скроет свой проступок, то уже никогда не сможет радоваться, как прежде, их совместным затеям и играм. Брэд знал, как любил его товарищ свою собаку. Брэд пытался представить, как он мог бы рассказать ему о случившемся. Он снова и снова вспоминал все события этого дня. Он представил себе, как встретит его друг известие о гибели собаки. Он подумал, что его проступок может раз и навсегда разрушить их дружбу. Эта мысль поразила мальчика, он даже попытался убедить себя в том, что, может быть, ничего непоправимого не произошло, что, вполне вероятно, собака просто упала в воду, а потом преспокойно выбралась на берег. Но на самом деле он не верил в это. Он убеждал себя в том, что только оттолкнул овчарку от своего щенка, а та потом уже сама случайно сорвалась в пропасть. Он снова и снова повторял себе, что, может быть, он не виноват, что это был просто несчастный случай, и никак не мог обмануться. Потом он задумался о том, как сделать, чтобы друг понял и простил его. Он вспомнил, насколько тот доверял ему, как совсем недавно он помогал другу, когда у того заболел отец и на мальчика свалилась целая куча домашней работы. Но затем перед его умственным взором вновь предстала страшная картина - собака, падающая на острые скалы на дне пропасти, - и все, что он когда-либо делал для своего друга, поблекло по сравнению с этим. Когда Брэд вернулся домой, он вспомнил, что друг только накануне вечером уехал к бабушке и проведет там целый месяц. Мальчик понял, что не должен объясняться сразу же и с облегчением вздохнул. Брэд попытался заняться своими обычными делами, но его мысли вновь и вновь возвращались к печальным событиям. В конце концов день подошел к концу, мальчик отправился спать. Но спать он не смог. Что бы он ни предпринимал, чтобы отвлечься от своих мыслей и уснуть, ничего не получалось - сон не шел к нему. Он знал, что он должен сделать. Ближе к полуночи он поднялся с постели, взял ручку и бумагу и начал писать длинное письмо своему другу, в котором подробно описал все события прошедшего дня. Лишь после того, как он поставил точку, он смог уснуть. Только после признания в своем проступке, мальчик смог убедить себя, что рано или поздно друг обязательно простит его, поймет, что он действовал импульсивно, что виной случившемуся был приступ безотчетного гнева. Теперь он мог надеяться, что его поступок не разрушит их дружбы. Вина, загнанная в жесткие рамки правил, юридических норм и законодательных актов, не предполагает переживание эмоции вины, но мы не рассматриваем здесь точку зрения юриспруденции. Мы понимаем под виной именно те чувства, которые испытал Брэд, когда понял, что преднамеренно убил собаку своего лучшего друга. Рассказ Брэда служит прекрасной иллюстрацией, помогающей нам понять наиболее существенные черты субъективного опыта переживания вины. В основном Брэ-да тревожила судьба его отношений с другом, но, кроме того, он испытывал какие-то чувства и к погибшей собаке. Он любил ее. Он часто играл с ней, пока у него не появился свой собственный щенок. Его переживание вины по отношению к собаке было тесно переплетено с состраданием и печалью. Но нас в первую очередь будет интересовать эмоция вины, испытанная им по отношению к своему другу. В переживаниях Брэда, как и в переживании вины любого человека, главным было глубокое осознание собственного предательства, способного нарушить доверие его друга к нему. Брэд чувствовал, что узы дружбы в опасности. Он не мог смириться с многочисленными и существенными для него потерями, которые нес ему разрыв с его лучшим другом. Чем ближе вам человек, перед которым вы провинились, тем сильнее ваше переживание вины, тем отчетливее вы будете осознавать все потери, связанные с разрывом отношений. Предощущение грядущих утрат может вызвать печаль. Кроме того, угроза разрыва связей вызывает и страх, вы боитесь остаться в одиночестве, без защиты дружбы, вы не уверены в будущем. Большая часть тягостных размышлений человека, испытывающего вину, связана с ожиданием возможной реакции человека, перед которым он провинился. Будет это печаль или он погрустит немного, а потом рассердится? Приведет ли его гнев к враждебности и желанию отомстить? Какую форму мщения он изберет? В описанной выше ситуации Брэд не мог со всей уверенностью предсказать, рассорится с ним его друг или они все же продолжат общаться, а может, он затаит злобу и захочет отыграться на его щенке. Все эти фантазии вовлекают в переживание вины эмоции печали и страха. Важно знать, что в процессе переживания вины человек может испытать и эмоцию стыда. В описанном выше случае Брэд пережил так называемый моральный стыд (Lewis, 1971). Брэд испытал именно моральный стыд, поскольку причина его переживаний лежала в его проступке. Если бы он застыдился своих плохих манер или неподходящего к случаю наряда, то этот стыд мы не могли бы назвать моральным стыдом. Но в описанном случае Брэд стыдился того, что в момент переживания гнева утратил самоконтроль. Это были очень трудные минуты для мальчика, он испугался за своего щенка и одновременно рассердился на чужую овчарку. Сочетание переживаний вины и стыда крайне мучительно для человека, так же мучительно, как сочетание переживаний вины и страха, вызванного навязчивыми фантазиями о возможном мщении со стороны того, перед кем был совершен проступок. Подводя итог, можно сказать, что переживание или чувство вины связано с мучительным ощущением изоляции - изоляции от человека, перед которым вы провинились. Для религиозного человека вина, кроме того, означает чувство греховности и глубоко прочувствованную необходимость получить прощение от Бога. На вершине переживания вины вам начинает казаться, что изоляция становится абсолютной, что барьер, отделяющий вас от близкого человека, непреодолим. Эмоция вины способствует особой активности рассудка. Вы не можете удержаться от размышлений о своей вине, о человеке, перед которым вы провинились, о возможном мщении с его стороны, о том, как он отреагирует, и о будущем ваших с ним отношений; вы вновь и вновь задаете себе все эти вопросы и никак не можете найти однозначного ответа на них. Стыд, как мы уже говорили в главе 15, вызывает совершенно противоположный эффект. При переживании стыда вы словно бы теряете способность мыслить, все шестеренки вашего рассудка заклинивает, вы теряете дар речи. При переживании вины, напротив, образы и мысли словно сами по себе рождаются в вашей голове. Даже если вы нарочно попытаетесь думать о чем-либо другом, мысль о вашем проступке без спроса вторгнется в ваше сознание и вновь захватит все помыслы. Детерминанты вины Эйбл-Эйбесфельдт (Eibl-Eibesfeldt, 1971) доказал, что развитие этических норм имеет под собой биологическую основу, и в полном соответствии с теорией дифференциальных эмоций предположил, что связанное с этическими нормами развитие чувства ответственности и вины также имеет генетическую основу. Осьюбел (Ausubel, 1955) не указывал прямо на биогенетический механизм вины, однако утверждал, что эта, по сути своей очень человеческая, эмоция лежит в основе развития и упрочения социальных норм и потому с неизбежностью представлена во всех культурах, при минимально благоприятствующих тому условиях. Он выдвинул три психологические предпосылки развития эмоции вины: 1) принятие общих моральных ценностей; 2) интернализация этих ценностей; 3) способность к самокритике, развитая настолько, чтобы воспринимать противоречия между реальным поведением и ин-тернализированными ценностями. |