История. ВИ т3. "железный" век
 Скачать 48.28 Kb.
|
|
Демократия в действии. Важным стимулом для развития политического строя была Гражданская война, которая велась под лозунгами защиты демократии и равенства людей разных рас. Конечно, война Севера и Юга шла не только во имя освобождения негров; она, как и всякая война, была обусловлена сложным переплетением различных, в том числе и экономических, причин. Но многих политических лидеров и людей, отдавших свои жизни в сражениях, вдохновляли идеи свободы личности. Эти настроения начали проявляться еще до войны, в 1850-е гг., когда многие северные штаты приняли законы о личной свободе для беглых рабов в нарушение общего, федерального закона. В Бостоне, например, чтобы поймать одного невольника, потребовалось вмешательство полиции и частей национальной армии, так как на помощь негру пришли видные городские деятели и толпы возмущенного населения. Не случайно, что в самые тяжелые для страны дни, накануне Гражданской войны, когда окончательно решался вопрос о взаимоотношениях Севера и Юга, на президентских выборах победил А. Линкольн, который выступал за ограничение рабовладения и единство страны и - в отличие от некоторых своих соперников - не шел на компромиссы в этих вопросах. Демократическая система выборов в США давала большей части населения возможность участвовать в политической жизни страны. А это, разумеется, влияло на политику тех, кто приходил к власти. Среди американских президентов не все были такими яркими личностями, как Дж. Вашингтон, Т. Джефферсон или А. Линкольн. Но важно, что такие люди могли встать во главе государства. Многие президенты выходили из низов общества. Таким, например, был Э. Джексон, много сделавший для развития демократии в стране. Родившийся в нищете, он перепробовал множество занятий (торговал лошадьми, был и плантатором, и адвокатом, воевал с индейцами); жена Джексона, курившая трубку, сделанную из початка кукурузы, так и не научилась правильно писать слово "Европа". Даже в самых демократических странах Старого Света такого рода люди не могли занять столь высоких постов. Для XIX в. американская демократия была - без преувеличения - явлением уникальным. Означает ли это, что она была совершенна? Разумеется, нет. США, которые в Европе называли "надеждой рода человеческого", отнюдь не были раем. Несколько раз на протяжении второй половины XIX в. США потрясали экономические кризисы, среди которых самый страшный произошел в 1892 г. Монополии, быстро развивавшиеся в стране с 1870-х гг., превращались в своего рода государства в государстве. Уровень жизни рабочих был достаточно низок, а условия их труда тяжелы, хотя американские рабочие жили лучше европейских. Расходы фермеров на перевозки, на покупку машин и других необходимых для хозяйства товаров порой превышали доходы, так как перепроизводство сельскохозяйственной продукции приводило к снижению цен. Социальные контрасты ярко проявлялись в городах, где прекрасные современные здания соседствовали с мрачными трущобами, много раз описанными журналистами. Однако и правительство, и общество проявляли достаточно большую активность, чтобы устранить или по крайней мере сгладить эти недостатки. Так, уже в 1880-е гг. по стране прокатилась волна возмущения против злоупотреблений монополий. В ответ на это правительство начало принимать меры по обузданию трестов и корпораций. В начале XX в. особенную активность проявил президент Т. Рузвельт. Нельзя сказать, что с произволом монополий было покончено, но он был существенно ограничен антитрестовскими законами. Прошли шумные судебные процессы, на которых применялась тактика "беспощадной огласки". В 1880-е гг. развернулась борьба рабочих, создавших свои организации (Благородный орден рыцарей труда, Американская федерация труда, социалистические партии). Рабочий класс США, ставивший перед собой, как правило, "ближайшие" экономические цели, к началу XX в. добился основных прав (на организацию союзов и проведение забастовок, на заключение коллективных договоров с работодателями). Не меньшую активность проявляли и фермеры, объединившиеся в эти годы в ассоциации и союзы фермеров, из которых в 1890-1892 гг. родилась мощная Народная партия. "Народники", пользовавшиеся огромной популярностью в стране, критиковавшие коррумпированность правительства, оказали большое влияние на политическую жизнь. Под давлением общества в начале XX в. начинается время реформ, или эпоха разгребания грязи, как называли ее сами американцы. Превращение страны в самую сильную индустриальную державу в мире, при всех издержках и противоречиях этого процесса, произошло в значительной мере благодаря результативному диалогу между государственной властью и обществом. ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА ЭПОХИ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ XIX в. - особая эпоха в развитии духовной культуры Запада. Интеллектуальная атмосфера на протяжении всего столетия оставалась сложной и напряженной. Самые разнообразные точки зрения на мир, общество и человека сменяли друг друга, боролись и взаимодействовали. Ни одна философская система, даже если какое-то время она была очень популярной, не могла занять господствующее положение. Романтизм, зародившийся на рубеже XVIII- XIX вв., - это особое мировоззрение, которое проявило себя в самых разных областях: в философии и политике, в экономике и истории, в литературе и живописи, в поэтике и лингвистике. Его цель состояла в том, чтобы синтезировать все человеческие знания, по-новому постичь мир в его единстве и многообразии. Романтизм во многом обязан своим происхождением Французской революции, которая наглядно продемонстрировала всю сложность и противоречивость исторического процесса, величие человека, стремящегося преобразовать мир, и ограниченность его сил. Романтизм вырос из этого горького исторического опыта, который дал острое ощущение противоречия между прекрасными теориями и суровой реальностью. Это побудило романтиков критично отнестись к идеям просветителей (хотя они и не были отвергнуты полностью) и к самой проблеме соотношения идеала и реальности. Для просветителей реальность - это поле действия, на котором должно осуществляться задуманное. Для романтиков идеал и реальность трагически разорваны, лежат в разных плоскостях, но при этом идеал выше реальности. Реальность - это настоящее, та эпоха и страна, в которой живет сам романтик. Но что же такое идеал и где его искать? Часто он отодвигается в далекое прошлое, однако это вовсе не то прошлое, которое объективно восстанавливается на основе документов. У романтиков прошлое не совсем исторично. Скорее, это идеальный мир, сконструированный ими. Такую условную историческую действительность романтики называли "магической" и видели свое высокое назначение именно в умении преобразовать мир, сделать "знакомое - незнакомым". Там, где обычный человек увидит лишь привычный пейзаж, романтический поэт наполнит природу бурной жизнью: "у него эльфы танцуют на поляне в свете Луны, и сильфы летают в закатных лучах, и нимфы водят хороводы и плавают в реках, и гномы роют сокровища в недрах земли. Обычные люди становятся богами в свете идеала... и всех одухотворенных им поэт поведет за собою в свой мир", - писал один из немецких теоретиков романтизма, И. Геррес, о новом восприятии мира. Это, в сущности, относилось не только к прошлому: преобразить и возвысить можно и настоящее. Но все-таки чаще романтики обращались к античности или средневековью. Почему? Древность, с точки зрения романтиков, отличалась от современности своей первозданностью, цельностью и естественной чистотой. "В людях древности, - считал немецкий романтик Я. Гримм (1785-1863), - было больше величия, чистоты и святости, чем в нас, над ними еще сиял отблеск Божественного истока". Романтики верили, что в древности гармоничным был не только человек, но и государство. "В истории каждого государства, - писал К. Брентано (1778- 1842), - бывает период здоровья, когда оно здравствует душою и телом, - тогда все благое вершится без шума, и тогда справедливость правит беспеременно и совершенно не вызывает ни в ком изумления..." Такой тип государства, в котором все благое совершается бессознательно, само собой, романтики называли органическим. Так, для русских романтиков-славянофилов органическим государством, где царствует идеал правды, была допетровская Русь - тоже магически преображенная. Это пробуждало огромный интерес к истории, в том числе к истории национальной. Но в реальной политической жизни романтические теории, неправильно истолкованные, часто служили оправданием консерватизма и даже реакционности. Так происходило, например, в России, где власти искали нравственных обоснований крепостничеству и самодержавию в историческом прошлом страны, в ее традициях; в то время как славянофилы настаивали на отмене "рабства". Впрочем, романтизм далеко не всегда так тесно смыкался с политикой. Большинство романтиков просто пытались вернуть человечеству прежний здоровый, цельный взгляд на мир. Мир, с точки зрения романтиков, - не механизм, каким представляли его просветители, а огромное органическое, живое целое, состоящее из многих уровней, связанных друг с другом, - от царства минералов до самых высоких проявлений человеческого духа. Видимый мир - лишь один из этих уровней, наиболее доступный восприятию и пониманию. И все это великое целое одухотворенно, пронизано Божественной силой, которую нельзя познать разумом, а можно лишь интуитивно почувствовать. Тогда завеса обыденного приподнимается, открывая "музыку сфер". Принцип магического преобразования жизни коснулся и изображения действительности в литературе. Романтики считали, что истинное искусство должно не воспроизводить жалкую обыденность, а давать сильные характеры, добрые или злые, как бы приподнятые над реальностью, но связанные с ней. В произведениях писателей-романтиков встречаются самые разные герои: мечтатели и бунтари, злодеи и гуманисты. Но никто из них не являлся посредственностью. Практичный человек, стоящий обеими ногами на земле, "умеренный и аккуратный" буржуа-труженик возбуждал теперь презрение, ибо жил в одномерной реальности и ему была недоступна "музыка сфер". Само слово "буржуа" приобрело негативный смысл, став синонимом пошлости. Никогда, пожалуй, Запад не знал такого всплеска тоски по утраченному поэтическому восприятию мира, как в начале "железного века". Романтизм, который немецкий философ Ф. Шлегель назвал нешумной революцией, совершал свое победное шествие по Западной Европе и России, отвергая излишний рационализм Просвещения, дух буржуазного общества и машинную, индустриальную цивилизацию. Романтизм создал свою систему ценностей, в которой пользе была противопоставлена красота, расчету - вдохновение, самодисциплине - пылкие порывы. Эта система ценностей имела огромное влияние на современников. Только в 30-е гг. XIX в. сила ее воздействия стала слабеть. Крушение кумиров. Многие философы XIX в., особенно второй его половины, даже если они принадлежали к совершенно разным школам, были едины в одном - в стремлении подвергнуть беспощадному критическому анализу ценности, которые казались незыблемыми и предшествующим поколениям, и большинству современников. Критика разумности мироздания. Эту тему в XIX в. начал выдающийся немецкий философ А. Шопенгауэр (1788-1860) в своем знаменитом сочинении "Мир как воля и представление" (1819). Теория Шопенгауэра полностью противопоставлена всем попыткам найти в мироздании разумность и гармонию. С точки зрения Шопенгауэра, в основе мира, под покровом пестрого разнообразия его явлений, лежит Мировая Воля, или Воля к жизни. Мировая Воля - мощное творческое начало, но оно нерационально, это "слепое влечение, темный глухой позыв". Мировая Воля созидает, но одновременно и разрушает, чтобы снова созидать, творит и зло, и добро, ибо и то и другое для нее единое целое. Этот закон более всего очевиден в природе, но на самом деле универсален и распространяется и на жизнь общества, и на жизнь человека. Какой же выход для человека предлагает Шопенгауэр? Во-первых, нужно отказаться от иллюзий. Осознавать, что мир - это переплетение добра и зла, причем зла в нем неизмеримо больше. Проявления фальши и зла философ обнаруживает буквально везде: в обществе, которое считает себя цивилизованным и гуманным, царят жестокость, пошлость и зависть; за религиозными порывами прячется ханжество; за любовью и, казалось бы, искренней заботой о ближних скрывается холодный эгоизм. Во-вторых, поняв все это, человеку следует отрешиться от обманчивого мира, "убить" в себе волю к жизни, которая вовлекает людей в водоворот зла, отказаться от своего эгоистического Я. Таким образом, разрушая веру в гармонию мира, Шопенгауэр требовал от человека умения сохранить внутреннюю гармонию. К нравственному миру личности предъявлялись высокие моральные требования. Бунт против морали. Но вскоре и сама мораль превратилась в "идола", которого стали ниспровергать философы. На почве разочарованности в просветительской идее общего блага вырастали эгоизм, индивидуализм и анархизм. Одним из первых на этот путь встал Макс Штирнер (1806-1856) - немецкий литератор, теоретик анархизма. Он оставил заметный след в духовной жизни XIX в. своей нашумевшей книгой с вызывающим названием - "Единственный и его собственность" (1844). Ей давались самые противоречивые оценки: и резко отрицательные, и хвалебные. Но, так или иначе, книга стала сенсацией и вызвала огромный интерес, в том числе и в России. Главной причиной этой сенсационности было то, что книга содержала открытый, ничем не замаскированный апофеоз эгоистической анархической личности. Макс Штирнер бунтовал против ханжеской морали современного общества, которое недостаточно сильно, чтобы действительно служить добру, и недостаточно беспощадно, чтобы жить совершенно эгоистически. Но одновременно отвергалась и мораль в целом. Не только государство и религию, но и совесть Макс Штирнер считал "тиранами", которые делают человека рабом. Единственная ценность для Штирнера - это абсолютно свободная личность, осознающая себя центром мироздания: "для меня нет ничего выше меня". Немецкий философ предлагал изъять из обихода понятия греха и святости, встать над понятиями добра и зла: "ибо и то и другое не имеют для меня смысла". Человек должен сам решить, на что он имеет право. Штирнер (кстати, очень добропорядочный и скромный человек, проживший тихую и спокойную жизнь), конечно, не призывал совершать безнравственные поступки. Но в его идеях таилась огромная опасность, катастрофические последствия которой ощущали и западно-европейские, и русские мыслители, прежде всего - Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой. Так, Ф. Достоевский, всегда внимательно относившийся к идеям, которые витают в воздухе, в романе "Преступление и наказание" (1866) показал трагедию саморазрушения личности индивидуалиста Раскольникова, пожелавшего преступить границу между добром и злом. Писатель стремился доказать, что нормы христианской морали, как бы они ни искажались в обществе, вечны и неизменны. Теория индивидуализма, однако, продолжала развиваться и в 80-е гг. обрела новые формы в творчестве немецкого философа Фридриха Ницше (1844-1900), ставшем своего рода символом кризиса системы ценностей на рубеже двух столетий. Ницше был во многом близок Шопенгауэру, так как тоже признавал дисгармоничность мира. И природа, и человек имеют, по его словам, "жуткий двойственный" характер. Но в отличие от своего предшественника Ницше не думал, что лучшим выходом являются пессимизм и отказ от воли к жизни. Напротив, осознав, что мир - это "бушующий хаос" и лишь "тонкая кожура культуры" отделяет нас от него, человек должен научиться радоваться такому миру. В этом смысле идеальными и абсолютно свободными людьми, как считал Ницше, были древние греки. Они интуитивно чувствовали дисгармонию мира. Но греки обладали мудростью и силой, и потому их страх превращался в возвышенное счастливое изумление. Мир - это игра, и в нее надо включиться, не принимая ее всерьез и не ища в ней нравственного основания. Впоследствии этот здоровый, естественный взгляд на жизнь, как считает Ницше, был искоренен христианством, идеями общего блага и другими "призрачными" теориями. В XIX в. человек освободился от многовековых иллюзий и снова ощутил, что вокруг все зыбко и хаотично. Однако Ницше видит в нигилизме своей эпохи предвестие рождения новой сильной породы людей, к которым вернется "греческий дух". Совершенный человек будущего, который впоследствии в массовом сознании выродился в образ сверхчеловека, был описан Ницше весьма неопределенно, а потому интерпретировать его можно по-разному. Личность нового типа как бы вольется в дисгармоничный ритм мироздания и, подобно "доморальным" грекам, будет способна и к добру, и ко злу ("Зачем надо быть беднее природы?" - спрашивает Ницше). Способность к самоотдаче поэтому может сочетаться с принципом "жить ради себя", с презрением к "стаду" духовно несвободных, слабых людей. "На свете все дурное и фальшивое!" - руководствуясь таким лозунгом, Ницше, как Штирнер в свое время, показывает аморальность общества, которое заявляет, что основано на морали. Философ стремится освободить человека от гнета слов "ты должен", с помощью которых общество им манипулирует. Однако в этом стремлении взглянуть на все известные истины и мир в целом с другой стороны, сделать знакомое незнакомым скрывалась и большая опасность. Многие афоризмы Ницше, особенно вырванные из контекста, могли служить основой для человеконенавистничества: "В учении морали проявляется... стремление слабых ассимилироваться с сильными"; "Мораль - отговорка для людей лишних и случайных, для червей, бедных духом и силой, которым не следовало бы жить"; "Какая польза в том, чтобы возможно большее количество людей жило возможно дольше?" Примитивные практические выводы из учения Ницше были сделаны позже, в XX в., когда крушение традиционной морали дало свои горькие плоды - в частности в виде немецкого фашизма. Новый взгляд на цивилизованного человека. В процессе переоценки ценностей свой вклад внесли и естественные науки. В первую очередь это касалось системы традиционных представлений о человеке как существе разумном, которое умеет "властвовать собой" и сознательно направляет свою волю на достижение определенных целей. Такой человек появился в культуре Запада далеко не сразу, а в результате долгого процесса становления цивилизации манер. Под влиянием церкви и государства постепенно росла система запретов, вырабатывалось чувство стыда и самоконтроля, человек приучался сдерживать свою агрессивность, более тонкими становились его манеры, совершенствовались правила личной гигиены и т. п. Одним словом, человек становился цивилизованным, и это все больше отделяло его и от далеких предков, и от природы. В XVIII-XIX вв. цивилизация манер достигла своего апогея. Поэтому неудивительно, что книги Ч. Дарвина (1809-1882) "Происхождение видов" (1859) и "Происхождение человека" (1871), в которых излагалась теория эволюции, произвели такое глубокое впечатление на современников. Это было своего рода потрясением основ: Дарвин показал связь человека с грубыми животными, с силами природы. Это была уже не та поэтичная и таинственная природа, к слиянию с которой призывали романтики. Это была природа, в которой царствуют инстинкты и идет безжалостная борьба за существование. Человек конца XIX в. стал открывать в себе "зверя". Теория Дарвина была лишь первым шагом на этом пути. Вторым - и еще более решительным - стали открытия австрийского ученого Зигмунда Фрейда (1856-1939) в области психоанализа, Фрейд заглянул в тайная тайных души человека и под покровом цивилизованности увидел темную бездну, в которой кипят первобытные необузданные страсти. Фрейд впервые в истории науки доказал, что личность многослойна. Он выделил в ней область сознания ("окно", через которое мы воспринимаем мир), подсознания, которое представляет собой "кипящий котел инстинктов" и подчиняется только принципу удовольствия, и предсознания, которое и является разумным началом в человеке, осуществляет "цензуру" над страстями, переводит их в другую, более высокую область. Открытия Фрейда, сделавшие переворот в медицине, вышли далеко за пределы психиатрии, так как в его работах были сделаны глобальные выводы, касающиеся не только больных людей, но и человека вообще, а также роли культуры и цивилизации в истории человечества. Впервые Фрейд показал обратную сторону цивилизации манер: победа сознания над бессознательным обходится человеку дорого. Подавленные и вытесненные желания выливаются в психические расстройства, комплексы вины и неполноценности, необоснованные страхи. Фрейд не утверждал, что цивилизация - это зло, но он описал цивилизацию как насилие над человеческой личностью, которое осуществляется через сложную и разветвленную сеть запретов - запретов, столь прочно закрепившихся в сознании, что человек уже давно перестал понимать, каков он на самом деле. Какую же роль сыграло "крушение кумиров" в духовной жизни XIX и XX вв.? С одной стороны, последствия были разрушительными, так как сомнению подвергалось буквально все: вера в гармонию мироздания и общества, в нравственные принципы и цивилизацию, даже в целесообразность существования человека. Но, с другой стороны, оставляя человека как бы один на один с собственным эгоизмом и тайными страстями, с проблемой смерти и страданий, с дисгармоничным и жестоким миром, философы более глубоко, чем прежде, заглядывали в суть вещей, высвечивали новые грани старых, привычных понятий. Философия равенства. Несмотря на острую критику, вера в прогресс и возможность переустройства общества продолжала существовать и в XIX в. Недостатки в социально-экономической и политической жизни ощущались болезненно во всех странах Запада. И это побуждало вновь, как и в XVIII в., обратиться к вопросу о том, как достичь социального идеала. Своего рода ответной реакцией на рыночную экономику и капиталистическую конкуренцию, на резко обозначенные социальные контрасты было возрождение коллективистских идеалов. Их провозгласили социалисты-утописты Сен-Симон (1760-1825), Шарль Фурье (1772-1837) и Роберт Оуэн (1771-1858). Идеал коммуны. Сен-Симон, французский аристократ, не удовлетворенный результатами революции 1789 г., полагал, что главное - это избавить общество от "балласта", т. е. от аристократии, чиновников и духовенства, которые ничего не создают. В современном мире жизнь, утверждал Сен-Симон, определяется людьми труда, и власть должна принадлежать ученым и промышленникам (к ним философ причислял рабочих и буржуазию). Только после этого общество, основанное на принципе ассоциации, превратится в единый коллектив, и для управления им не потребуется насилия власти. Ведь насилие нужно лишь в том случае, если в обществе есть недовольные. Фурье был близок Сен-Симону в критике общественного строя современности, называя его "миром навыворот". Однако способ изменения этого абсурдного мира он представлял себе иначе. Фурье считал необходимым в первую очередь изменить самый принцип производства, которое является стержнем жизни общества. Частному производству, господствующему при капитализме, он противопоставлял коммуну-фаланстер, в которой наука и промышленность будут органично сочетаться с сельским хозяйством. Плоды коллективного труда будут делиться между членами фаланстера, в который могут входить самые разные люди: ученые, бедняки, богатые капиталисты. Фурье не был сторонником полной уравнительности и видел цель не в том, чтобы отнять все у одних и передать другим. Он мечтал об обществе, в котором для общего блага будет использоваться все, что имеют люди: талант, знания, богатства, умение трудиться, в котором разнообразные страсти будут направлены в нужное русло. Попытки воплотить в жизнь идеал коммуны не удались никому из социалистов-утопистов, в том числе и Р. Оуэну, истинному подвижнику социалистических идей. Наибольшим успехом увенчались только его стремления улучшить жизнь и условия труда рабочих на текстильной фабрике в Нью-Ланарке (Англия), где Оуэн был управляющим. Но настоящая коммуна ("Новая гармония"), созданная им в США, просуществовала недолго. Однако эти неудачи не смогли поколебать коллективистского идеала. |