Мезенцев Афанасий Иванович. Афанасий Мезенцов. Как городакрепости Московского государства

• Название: Как городакрепости Московского государства
• Анкор: Мезенцев Афанасий Иванович
• Дата: 13.04.2023
• Размер: 23.94 Kb.
• Имя файла: Афанасий Мезенцов.docx
• Тип: Документы; #1059762

Мезенцев Афанасий Иванович (ум. после 1636) — географ, один из первых русских специалистов по картографии и геодезии, организатор строительства Курска как города-крепости Московского государства.

Картография - наука об исследовании, моделировании и отображении пространственного расположения, сочетания и взаимосвязи объектов, явлений природы и общества.

Геодезия - наука, изучающая форму, размеры и гравитационное поле Земли, а также технические средства и методы измерений на местности.

Мезенцев Афанасий Иванович родился в Курске.
В 1613-1616 гг. служил в родном городе губным старостой при воеводе Ю. И. Татищеве, начинал топографическую съемку Курска и межевание ближайшей округи.

Как способный чертежник и рисовальщик, инициативный администратор переведен в Москву, в картографический отдел Разрядного приказа.

С 1620 г. жил в Курске и занимался межеванием земель от Орла до Белгорода.

В 1625 г. продолжил работу в Москве в Разрядном приказе.
По поручению царя Михаила Романова выполнил чертеж города-крепости Вязьмы, участвовал в составлении известной «Книги Большому Чертежу» (1627) — текстового описания старейших планов местности в пределах Московского государства, дополняя её планом «от царствующего града Москвы Резанским и Северским и Польским городом» (что соответствует большей части позднейшей ЦЧО). Создал «Чертеж Московского государства и степи до Азовского моря».

В 1628-1633 гг. вновь служит в Курске — «подьячим с приписью» к городскому воеводе, то есть его заместителем.

Самый ранний чертеж Курска и его окрестностей, а также чертеж Курской крепости, относящиеся к первой трети XVII в., по всей видимости, принадлежат Мезенцеву.

В его «росписях полю» отражены, помимо всего прочего, важные историко-археологические данные по юго-востоку Руси эпохи позднего средневековья и начала Нового времени (местоположение городищ, курганов, военно-торговых путей и т. д.).

Мезенцев внес значительный вклад как в повторное освоение Курского края Российским государством в начале Нового времени, так и в накопление географических и исторических знаний о его территории.

Список литературы:

1. 
   Замечательный географ начала XVII в.// КП. 1955, 3 сентября;
   Кусов В. С. Картографическое искусство Русского государства. М., 1989.
   
2. 
   Книга Большому Чертежу. М. — Л., 1950.
   Хабургаев Г.
   

Сказания как бы Московской Руси.
Всё началось в первый же день царствования Михаила Федоровича. В Кремль заявились послы украинского реестрового казачества с полковником Ридкакашей и заявили, что "не сыдуить с цього миста, покы москаляччи войсковы люды нэ уйдуть с нашыи Слобожанщины". Послов выслушали бояре и развели руками. А наш, дескать, государь, еще зелен летами, и таких делов разрешать пока не может. Так что располагайтесь в Кремле, гости дорогие и подождите годков пять. Авось, к тому времени у государя дойдут дела и до вашей...то бишь - нашей, Слобожанщины.

Послы надулись, погремели шаблюками в ножнах, и отбыли в свои палестины. А молодому царю о сём всём было доложено.

Царь, он, хоть и молодой, но всё же царь. Передернул он плечами в горностаях, и спросил бояр: 

- Да что оно такое - эта Слобожанщина? Не держава, и не удел... Бельмо на глазу. После татар совсем порядку на Руси не осталось. Нет, друзья мои... то бишь - боярская дума. Надо с этим кончать. Счас же распорядитесь учредить учёную дружину на предмет межевания земель. Определиться пора уж, наконец, где заканчивается Великая, и начинается Малая Русь. А то мы, без границы, тут еще нахлебаемся лиха.

Сказано - сделано. Нашли бояре в разрядном приказе умного дьяка - Пешку Сидорова. Ты, говорят ему бояре, ещё при солнышке нашем жгучем, Иване Васильевиче, чтоб ему пусто было, составлял со товарищи Большой Чертеж русскому государству. Тебе и карты...то бишь - карта в руки. Ищи себе подручных, но чтоб к Покрову дню на столе у царя лежал план межевания от Орла до Белгорода, и от Курска до Конотопа.

И дали Пешке Сидорову десять рублей серебром и слепую лошадь. Езжай, дескать, в пограничье, послужи за веру, царя и Отечество.

...А в это время в Курске, при воеводе Юрии Ивановиче Татищеве, служил губным старостой герой нашего рассказа Афанасий Иванович Мезенцев. Это его так звали. А что такое губной староста - я вам расскажу. В те далекие поры губами назывались части городов. Не посады - прошу учесть. Посад - он в черту города не входил. А губа была в самом городе. Отсюда и пошло нынешнее понятие "губерния".

Так вот.

А наш Афанасий Иванович числился губным старостой поселка по обе стороны речки Тускарь. Считай - самой прибыльной губы. Оно и понятно. Староста - человек книжный, ещё при царе Василь Ивановчиче Шуйском делал он опись всему Курскому уезду, вместе с московским землемером Пешкой Сидоровым чертёж составили. Правда, ходила по Курску сплетня, что тот чертеж московские бояре царю Владиславу, поляку, продали. Враки, конечно. Но зато поднаторел в грамоте староста Афаначий, мимо него копейка не упадет. Жуликов держал в рукавице. Его за это и били, и мзду давали. Не брал!   Купцы так и жаловались воеводе: не берёт, проклятый. Потому и тебе нечем гостица принести.

Воевода понял, что надо старосту менять.

А тут случай подвернулся. Приехал из Москвы в возке на слепой лошади дьяк Пешка Сидоров. При ём разный мерный струмент. Ну там, складные сажени, отвесы, стекляшки разные. А давай, велит дьяк воеводе, мне в помощь Афоньку Мезенцева.

Воевода аж засиял. Нету, говорит, не дам Афоньку. потому что он у меня наилучший губной староста. Цену набивал.

Долго спорили. Сошлись на том, что Пешка Сидоров из казенных денег лично воеводе передал два рубля серебром. Тем и выкупил Афанасия Ивановича.

Дальше все совсем просто. Сошлись, обнялись, троекратно поцеловались. И пошли сообча землемерить северские чернеоземы. При землемерах ещё дюжина мастеровых обреталась.

Это была ещё та работёнка!

Начали сверху от Орла. Весь май кружили над степью, искали края русской земли. Упёрлись в Речь Посполитую. Колышки забивали, нитку тянули. А обернутся назад - пшеклентые пшеки границу уже порушили. Но Пешка жирно чертил карту. Нехай потом умники из Посольского приказа разбираются. А нам к Покрову успеть надо.

Перешли в Курские пределы. Тут уже было попроще. Вот русская деревня. А вот хохолацкий хутор. Делим жирной полосой. Нехай им этот овраг остается. И эта пустошь. И вообще - главным глазомером торчали по степи  каменные бабы. Коли стоит такая с руками на груди - пишем земли окрест за Великой Русью. А какая баба опустила руки в низ живота - тут тебе и Украина.   А вот ту дубраву мы себе отпишем. Зачем хохлам дубрава? Срубят. Или, того хуже - в ней разбойники заведутся.

К августу опустились к Белгороду. Ой, что было! Он же, Белгород, ети его, весь хохлами заселен. Поди, докажи им, что они - русские. Афанасий говорит Пешке:

- А и доказывать не надо. Нехай будут хохлами. Но пределы нарисуем московские. Ты видишь, как наш царь развернулся? Глядишь - и переселит сюда русского народа. Земли тут - сам видишь - райские. Оглоблю воткнешь- телега вырастет. Не, пиши за царем. Никому Белгород не отдадим.

А там и осень накатила. И уехал Пешка Сидоров с обмерами в Москву. Как раз на Покров и разложил перед царем карты.

Михаил Федорович доволен остался. Собрал он бояр и прямо так и сказал, упря палец в жемчугах в свежий чертёж:

- Нам, говорит, чужой земли не надо и пяди. Но и своей горшка не отдадим.

И наградил Пешку Сидорова колонковой шубой. Даже у меня, говорит царь, такой шубы нет. Моя горностаевая против твоей колонковой в слабину будет. Вот как я ценю учение.

Да, что б не забыть, продолжил царь. Тут у меня на антресолях затерялся Большой Чертеж всему нашему государству. От Ивана Васильевича, чтоб ему пусто было, солнышку нашему остался. Дьяки кажут - ты ж его со товарищи и чертил в прежние годы. Так ты, будь ласка, сделай чертежу опись. Ну, книгу такую. Чтобы я не тыкался по карте, а сразу видел. - тут у меня Иркутск, а тут Пелым. Сделаешь?
   ...А в Курске в это время Афанасий Мезенцев вторую неделю сидел в сенцах у губернатора. Ждал назначения, хотел в свою губу вернуться. Воевода не принимал, на улице шумели нанятые купцами хулиганы. Дюже не хотели купцы возвращения прежнего старосты. И чем бы оно все обернулось для Курска, кабы из Москвы не прискакал гонец в красной шапке. В шапке же была грамота для воеводы: препроводить оного землемера Афанасея Мезенцева в Москву на предмет его умной головы.
Ничего не понял воевода, но велел заковать Афанасия Ивановича в железа, и в таком виде отправить вместе с гонцом и под стрелецкой охраной в Белокаменную.

Так, под улюлюкание хулиганов, бывший староста и отбыл из Курска.
И вот же судьба!

Кажется, немало пожил на свете. И радости были, и горя хлебнул. Всё уже было, и вряд ли что еще будет.

Ан нет!

Главное дело жизни ждало его впереди. В Москве сняли с Мезенцева железа, привели в избу Разрядного приказа и разложили перед ним Большой Чертеж. Такой огромной карты даже он еще никогда не видел!

Совсем оробел, когда в горницу вошел царь. Чтоб не повторяться, скажу, что и Афанасию Ивановичу он сказал те же слова, что говорил и Пешке Сидорову. Только добавил:

- Я бы тебя не беспокоил, Афанасий Иванович, кабы старый чертёжник не помер. На смертном одре Пешка Сидоров назвал твоем имя, как продолжателя дела написания "Книги Большому Чертежу". Ты уж порадей за ради русской истории. А я тебе за то колонковую шубу пожалую. Даже у меня такой нет.

..."Книгу Большому Чертежу" Афанасий Иванович составлял больше десяти лет. Ему мало было елозить по карте - он почти безвылазно находился в поездках. И в Иркутске побывал, и в Пелыме. И по Волге сплавлялся, и в Бухару заглянул, где чуть не оказался в земляной тюрьме.

Словом, поколесил. И справился. Отдал Книгу в набор в Печатный двор, а сам написал в Кремль; "«Царю государю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии бьет челом холоп твой Афонка Мезенцов. По твоему государеву указу в нынешнем во 136 году сентября в 12 день в Розряде я холоп твой большой чертеж зделал.  Милосердый государь, царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии, пожалуй меня, холопа своего, вели мне дать корм, смилуйся, пожалуй».

Царь смиловался. " «По сей челобитной велено на корм дати рубль сент[ября] во 17 день». Дьяка, принесшего ему рубль, Афанасий Иванович спросил:


- И куды ж мне теперь?

- А куды хошь, - широко развел руками дьяк. - Вольному воля.
  И пошел Афанасий Иванович пешком в Курск. Грело осеннее солнышко, за московской заставой полыхали багрянцем леса. Пристроился к крымскому соляному обозу и дремал на арбе с волами почти до Орла. Здесь нагнал обоз царский гонец, на коне в мыльных яблоках. Перекинул гонец Афанасию Ивановичу на арбу битую молью колонковую шубу.

Царь держал своё слово.

...Вот, вроде бы, и все.

Да, чтоб не забыть. В Курске Афанасия Ивановича помнили, и выборные от губы прокричали на сходе имя Афанасия Ивановича. И он вернулся к службе губного старосты. Где и пребывал до самой своей кончины, в 1646 году. Похоронен в том самом городе и на той земле, которые навсегда своей рукой приписал к Русскому государству.