Книга Порождённая Грехом (Часть Первая) Серия Грехи Отцов #1 Перевод сделан группой

• Название: Книга Порождённая Грехом (Часть Первая) Серия Грехи Отцов #1 Перевод сделан группой
• Дата: 19.07.2022
• Размер: 0.68 Mb.
• Имя файла: Rejli_Kora_Porozdennaa_grehom.docx
• Тип: Книга; #633564
• страница: 16 из 19

Глава 18


Я наблюдал, как Марселлу утаскивал брат Витиелло, любитель ножей. Ее глаза вспыхнули паникой, остановившись на мне, и она крикнула своему отцу, чтобы он пощадил меня.

Я криво усмехнулся. Выражение, которое я увидел на лице Луки Витиелло, было таким, какое я видел много лет назад: он пришел, чтобы калечить и убивать, никого не щадя. Конечно, не меня, и не Грея тоже. Я не заслуживал пощады и никогда не хотел ее. Мой взгляд метнулся к брату, сгорбившемуся за диваном. Мне наплевать на свою жизнь, но я бы вытащил Грея отсюда живым, даже если бы мне пришлось убить Луку и его людей.

Я сделал безумный рывок к дивану и приземлился на пол рядом с Греем. У него текла кровь из пулевого ранения в предплечье, но в остальном он выглядел невредимым. Я проверил рану, игнорируя его вздрагивание, когда надавил пальцем в его разорванную плоть. Пуля застряла, что неплохо, учитывая, что это предотвращает еще большее кровотечение. Позже будет время вытащить ее.

Грей держал пистолет в левой руке, но, зная, что он предпочитает свою правую, теперь раненую руку, он мог бы с таким же успехом быть безоружным.

— У тебя есть патроны?

Он кивнул.

— Еще четыре выстрела.

Этого недостаточно против армии, с которой мы столкнулись. Этого недостаточно даже против Луки, блядь, Витиелло, жаждущего крови.

— Хорошо, послушай меня, Грей. Я постараюсь отвлечь их и выпущу в них все пули, которые у меня есть, чтобы ты мог спасти свою жалкую задницу.

Его глаза расширились.

— Я не убегу, как трус. Отец нуждается в моей помощи.

— Эрл убежал наверх, спасая свою задницу, оставив тебя здесь разбираться с Витиелло и его армией. Он не заслуживает твоего беспокойства.

Грей покачал головой.

— Я не трус.

— Нет, ты не трус. Но ты также не дурак, и оставаться здесь очень глупо. Мы не сможем выбраться отсюда живыми, не с численностью против нас. Но ты знаешь все тайные тропинки леса. Если кто и может сбежать отсюда, так это ты.

Грей продолжал качать головой.

Я схватил его за куртку.

— Черт. Ты нужен маме. Если мы с Эрлом умрем, тогда ты ей понадобишься.

Это, казалось, проникло в его толстый череп.

— Вылезай, Уайт, — крикнул Лука.

Я предположил, что он имел в виду меня, учитывая, что Эрл побежал наверх, прячась.

Я кивнул в сторону Грея.

— Когда я подам тебе знак, ты побежишь к задней двери так быстро, как только могут твои ноги, понял?

Я не стану ответственен за его смерть.

— Понял, — пробормотал Грей.

— Хорошо.

Я вскочил на ноги и начал стрелять во всё, что двигалось. Лука и еще один незнакомый мне мужчина искали укрытие снаружи, но продолжали стрелять в меня. Амо Витиелло спрятался за перевернутым бильярдным столом, но тоже выстрелил в меня. Я нырнул за диван, радуясь металлическим листам, которые Гуннар прикрепил к нижней стороне несколько недель назад, готовясь к возможному нападению.

Я вскочил как раз в тот момент, когда Лука и двое мужчин снова вошли. Я поднял пистолет, готовый проделать дырки в каждом.

Лука был отвлечен тем, что его сын сделал безумный рывок наверх, вероятно, чтобы убить оставшихся байкеров в одиночку. Я знал это непобедимое чувство моих подростковых дней.

— Следуйте за Амо! — прорычал он своим людям.

Они, не колеблясь бросились за младшим Витиелло, оставив своего Капо наедине со мной.

— Беги, — крикнул я Грею, когда использовал этот единственный в жизни момент и бросился вперед.

Витиелло отреагировал слишком поздно, и я налетел на него, отчего мы оба полетели на пол. Он схватил меня за горло, перекрыв доступ воздуха, но я только крепче сжал нож и вонзил его ему в ногу, единственное место, до которого я мог дотянуться. Ублюдок едва поморщился, но его хватка на моем горле ослабла достаточно, чтобы я сделал глубокий вдох. В его глазах я увидел ту же ненависть, что и почувствовал.

Его сын издал рев наверху, за которым последовали выстрелы, крики и еще одна стрельба. Снаружи стрельба прекратилась, а это означало, что скоро прибудут остальные солдаты Витиелло. Их Капо к тому времени будет мертв.

Лука опять крепко сжал мое горло, его глаза горели яростью. Я повторно вонзил нож ему в бедро. У меня закружилась голова от недостатка кислорода. Я попытался оттолкнуть его, но его пальцы на моем горле были как чертовы тиски. Я поднял нож, и его другая рука взметнулась вверх, хватая меня за запястье, чтобы я не вонзил лезвие ему в голову и не расколол череп.

Наверху раздался крик, и на мгновение внимание Витиелло переключилось, полное беспокойства, и я вырвался из его хватки и опустил нож, целясь ему в глаз. Это момент, которого я ждал всю свою жизнь.

Перед моим мысленным взором промелькнуло лицо Марселлы, и в последний момент я дернул рукой в сторону, задев его голову сбоку и вонзив нож в деревянную доску. Я не мог так поступить с ней. Блядь. Что эта девушка сделала со мной?

Глаза Витиелло встретились с моими, яростные и задающие вопросы. Он не понимал, почему я не убил его. Я и сам с трудом не мог понять.

— Это ради Марселлы, только ради нее, ты, ублюдок убийца.

Его взгляд переместился на что-то позади меня, но прежде, чем я успел среагировать, боль пронзила мой череп, и зрение потемнело.


Дверь фургона открылась, и папа забрался внутрь, сильно хромая. Длинная рана на его голове сбоку сильно кровоточила, кровь капала на рубашку, лицо и руку. Он сразу же заключил меня в крепкие объятия, которые ослабил, когда я поморщилась. От него пахло кровью и еще менее привлекательными телесными жидкостями, но его близость все еще казалась бальзамом на мою мятущуюся душу. Отстранившись, он обхватил мои щеки ладонями, заглядывая мне в глаза, будто беспокоился, что я не та дочь, которую он помнил. Я, конечно, изменилась, но я все еще была собой, той версией себя, которая никогда не всплывала на поверхность, потому что моя уютная жизнь никогда этого не требовала. Позади папы, все еще снаружи фургона, ждал Амо. Он вытирал кровь и плоть со своих рук. Я поразилась резким чертам его лица, которых раньше не было. Он на мгновение поднял глаза и выдавил улыбку, которая выглядела гротескно на его окровавленном лице. Я все еще могла видеть жестокость и гнев в его взгляде.

По какой-то причине мне невыносимо видеть его таким. Похищение изменило меня. А как могло быть иначе? Но я надеялась, что это не нанесло серьезного ущерба людям, которых я любила. Увидев их сейчас, я поняла, что мое желание не исполнилось.

— Что случилось с твоей ногой? — спросила я папу, отводя взгляд от Амо.

— Ничего. Сейчас мы отвезем тебя домой, — сказал он хриплым голосом.

Я никогда не видела папу таким, покрытым кровью и на грани самоконтроля.

— Что насчет Мэддокса? — спросила я, не в состоянии с собой ничего поделать.

Мне нужно было знать. Быть может, его смерть облегчила бы все, но мое сердце мучительно сжалось при одной мысли об этом. Он причина, по которой я здесь сегодня, во многих смыслах этого слова. Он виновен в моем похищении и нес ответственность за мою свободу. Я ненавидела и... возможно, любила его — если бы любовь вообще могла расцвести в такой ситуации, как наша.

Папа ударил кулаком по стенке фургона, выражение его лица исказилось от ярости.

Мое сердце забилось сильнее.

— Папа?

Лицо отца потемнело.

— Он жив, как и некоторые другие, и его доставят в место, где их можно будет допросить.

Облегчение нахлынуло на меня. Я знала, что означает допрос в терминах мафии, но пока он еще не убит, для него, для нас, все еще оставалась надежда. Если я вообще должна надеяться на нас или на него. Мои мысли были путаными и слишком неустойчивыми, чтобы за них ухватиться. Каждая новая мысль ускользала, как зыбучий песок, прежде чем я успевала ее закончить.

Маттео схватил свой телефон и вышел из фургона.

— Позвоню Джианне. Она убьёт меня, если я не скажу ей, что с нами все в порядке.

Так много людей беспокоились за своих близких, которые рисковали своей жизнью ради меня. Я не могла себе представить, через что прошли Джианна и Изабелла, пока Маттео сражался с безумными байкерами, спасая меня.

Папа поднял трубку телефона. По выражению его лица я поняла, что он звонит маме.

— Она в безопасности, — сказал он первым делом.

Я услышала, как мама судорожно вздохнула. Затем он протянул мне телефон. Я взяла его дрожащими пальцами.

— Мам, — сказала я. — Со мной все хорошо.

— Ох, Марси, я так счастлива слышать твой голос. Не могу дождаться, когда заключу тебя в свои объятия.

— Мы будем дома примерно через час, — крикнул папа.

— Поторопитесь, — тихо произнесла мама.

Папа обнял меня за плечи и повел в дом, пытаясь скрыть свою хромоту, но, должно быть, это было серьезно, если он не мог скрыть ее даже рядом с мамой. И даже Амо маячил рядом, как будто теперь я нуждалась в постоянном наблюдении. Часть жестокости покинула его лицо, но не вся.

— Возьми себя в руки, — пробормотал папа. — Твоей маме не нужно видеть тебя таким.

Амо кивнул и на мгновение закрыл глаза. Я видела, как его лицо преображается во что-то более нежное и мальчишеское, но это была явная борьба, и его глаза, когда он их открыл, все еще казались странными.

Как только я вошла в дом, мама спрыгнула с дивана. С ней был Валерио, а также мои тети Джианна и Лилиана, а также двоюродные братья и сестры Изабелла, Флавио, Сара и Инесса. Ромеро и Гроул продолжали охранять, как и сказал Маттео. Мама бросилась ко мне, а папа наконец отпустил меня только для того, чтобы мама заняла его место.

Мама обняла меня так крепко, что я едва могла дышать. Я вздрогнула, когда ее ладони коснулись свежей татуировки на моей верхней части спины. Она отстранилась с полными слез и беспокойства глазами. Ее взгляд скользнул по моему изуродованному уху, прежде чем она заставила его вернуться к моим глазам. Ее ладонь все еще слегка касалась повязки на моей спине.

— Что случилось с твоей спиной?

Я не хотела ей говорить. Не потому, что мне стыдно. Нет. Я была взбешена и напугана. Взбешена, потому что Эрл сделал это со мной, а напугана, что мне всегда придется носить его суждение обо мне на своей коже. Когда я ничего не сказала, она посмотрела на папу. Человек, убивший нескольких байкеров в порыве ярости и силы, в этот момент выглядел усталым. Его вина за, случившееся со мной, была безошибочно видна в каждой черте его лица, но хуже всего в его глазах. Амо старался смотреть куда угодно, только не на маму, что, наверное, было к лучшему, учитывая, что в его глазах все еще горел тот безумный блеск.

Я не хотела взваливать на папу бремя рассказа маме о татуировке. Она не смотрела на него так, словно винила его в, случившемся, но я все еще беспокоилась, что их отношения пострадали из-за моего похищения. Отношения моих родителей были моей целью, и мысль о том, что что-то может измениться, была почти хуже того, что случилось со мной за последние несколько недель.

— Они сделали мне татуировку, — сказала я, пытаясь казаться пресыщенной.

Краска отлила от лица мамы, а губы папы сжались в попытке сдержать ярость из-за мужчин, сделавших это со мной.

Мама вопросительно посмотрела на папу, но не спросила, что за тату.

— Мы сведём ее, как только ты почувствуешь себя лучше, — твердо сказал папа. — Я сообщил доку, чтобы он сделал все необходимые приготовления.

— Спасибо, папа.

Валерио подошел ко мне и тоже обнял.

— В следующий раз я тоже надеру байкерам задницу, когда они похитят тебя.

Я подавилась смехом.

— Я очень надеюсь, что это было последнее похищение, и ты не должен ругаться.

Он закатил глаза, и я взъерошила его светлую гриву, прежде чем он успел увернуться. Еще раз обняв Джианну и Изабеллу, тетю Лилиану, Ромеро и моих двоюродных братьев и сестёр, я наконец поднялась наверх, смертельно уставшая. Я быстро извинилась, охваченная волной эмоций, которые испытывала.

Оставшись одна в своей спальне после первого душа, как мне показалось, за несколько дней, я сняла повязку со спины и повернулась к длинному зеркалу. Я резко втянула воздух. Мэддокс рассказал мне, что означала татуировка, но, увидев ее собственными глазами все равно было похоже на удар в живот.

Черные буквы выглядели почти размытыми и тонкими. Они напомнили мне татуировки, которые заключенные делали в тюрьме. Слова «Шлюха Витиелло» смотрели на меня в ответ. Они сидели прямо между моими лопатками ниже шеи. Печать шлюхи, как назвал это Эрл. Я сглотнула один раз, затем отвернулась от зеркала. Как только люди узнают о, произошедшем между мной и Мэддоксом, я буду часто слышать оскорбления.

Раздался стук в дверь, и я подпрыгнула, мое сердцебиение сразу же участилось.

Я схватила халат и накинула его, прежде чем направиться к двери, пытаясь прогнать свое необоснованное беспокойство. Это мой дом. Здесь я в безопасности.

Когда я открыла дверь, мама улыбнулась мне.

— Я просто хотела проверить, как ты.

Я впустила ее.

— Папа дома?

— Да, он внизу с твоими дядями, обсуждает их планы на завтра. Он хочет пожелать тебе спокойной ночи позже.

Я улыбнулась, вспомнив все те времена, когда он делал это, когда я была маленькой.

Мама поколебалась, потом коснулась моего плеча.

— Есть ли что-нибудь, о чем ты хочешь со мной поговорить?

Я отрицательно покачала головой.

— Пока нет. Сейчас я в порядке.

Было так много вещей, которые сбивали меня с толку, но я нуждалась во времени, чтобы разобраться в них, прежде чем я смогу с кем-нибудь поговорить.

— С тобой все будет хорошо, если ты останешься одна ночью? Я могла бы остаться с тобой.

Я поцеловала маму в щеку.

— Со мной все будет хорошо, мам. Я не боюсь темноты.

Мама кивнула, но я могла сказать, что она все еще беспокоилась обо мне.

— Тогда спокойной ночи.

После ее ухода, я надела одну из своих любимых пижам, чтобы вновь почувствовать себя самой собой, и скользнула под одеяло. Лежа без сна, я приняла решение превратить татуировку на спине во что-то, что доказало бы, что я сильнее, чем Эрл думал, что я когда-либо смогу быть. Я бы не стала прятаться или отступать. Я нападу.

Я взяла телефон и начала искать мастера по тату. Я не позволила бы ничьему суждению определять, кто я такая. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Несмотря на мои слова, ужасные образы начали преследовать меня в тот момент, когда я выключила свет. Грубые татуировки, отрезанные части меня, разорванные на части тела и дерущиеся собаки. Мой желудок скрутило.

Стук в дверь заставил меня подскочить в постели.

— Да? — позвала я дрожащим голосом.

Папа вошел, нахмурив брови.

— С тобой все в порядке, принцесса?

— Ты можешь не называть меня так? — спросила я, вспомнив, как много раз Эрл или Коди использовали это прозвище, заставляя меня ощущать себя грязной.

Папа напрягся, но кивнул. Он остался у двери, как будто внезапно не был уверен, как вести себя со мной. Я могла сказать, что у него было много вопросов, которые он хотел задать, но не сделал.

— Я пришел пожелать тебе спокойной ночи.

— Спасибо. — тихо сказала я.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Папа?

Он развернулся.

— Я отправлюсь с тобой завтра на допрос пленников.

— Марси...

— Пожалуйста.

Он кивнул, но выражение его лица все еще говорило «нет».

— Не думаю, что это хорошая идея, но я не стану тебя останавливать. Мы с Амо собираемся отправиться в тюрьму очень рано. Тебе следует выспаться и приехать позже с Маттео.

Как только он ушел, я еще час ворочалась в постели, но темнота навевала плохие воспоминания, и я не могла спать с включенным светом. В последние несколько недель Мэддокс был рядом со мной по ночам, и неважно, насколько нелепо это было, я чувствовала себя в безопасности рядом с ним. Теперь, в полном одиночестве, тревога взяла надо мной верх.

Я встала с кровати, накинула халат и пересекла коридор, направляясь в комнату Амо. Я постучалась.

— Войдите, — позвал Амо.

Я проскользнула внутрь и закрыла дверь. Амо сидел за своим столом перед компьютером, только в спортивном костюме.

— Играешь в Fortnight? — спросила я, радуясь, что он вернулся к своей рутине.

— Это для детей и неудачников, — он пробормотал. — Я провожу исследование методов допроса, используемых Моссад и КГБ.

— Ох, — прошептала я.

Я испытала странное чувство потери. Мой младший брат исчез. До его шестнадцатилетия оставалось еще два месяца, но он вырос за те недели, что меня не было.

Амо оторвал взгляд от экрана и нахмурился.

— Тебе нужна помощь?

Я отрицательно покачала головой.

— Могу я остаться на ночь?

Я не могла вспомнить, когда в последний раз мы с Амо спали в одной комнате вместе. Мы были слишком взрослые для ночевок, но я не знала, куда еще пойти.

— Конечно, — медленно сказал он, критически оглядывая меня.

Я забралась под одеяло.

— Я лягу на краю.

— Не переживай. Я все равно не могу заснуть. Слишком много адреналина.

Я кивнула.

— Ты должен снова играть в видеоигры, как раньше, понимаешь?

— Завтра я собираюсь разорвать байкеров в клочья. Это единственное развлечение, в котором я нуждаюсь, — пробормотал он.

Я закрыла глаза, надеясь, что Амо скоро вернется к своему прежнему облику, но в глубине души я знала, что ни один из нас не сможет вернуть то, что было потеряно.

Я почти не спала, так что уже проснулась и вернулась в свою комнату, когда мама постучала в мою дверь рано утром на следующее утро. Большую часть ночи мои мысли крутились вокруг Мэддокса и моей семьи.

— Войдите, — сказала я, садясь в постели.

Ночь была наполнена болью в моей спине и неуверенностью в сердце.

Мама уже была одета в тонкое вязаное платье, и, в отличие от вчерашнего, ее глаза были ясными. Никаких признаков слез. Она выглядела решительной, словно пришла спасти нашу старую семью в одиночку. Она держала что-то в руке, когда направилась ко мне и присела на край кровати.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказала она.

Я была рада, что она не спросила, как прошла моя ночь. Она, вероятно, могла догадаться, что я почти не спала. Я надеялась, что Амо не скажет ей или папе, что я была слишком напугана, чтобы спать в своей комнате. Сегодня ночью я останусь сильной, несмотря ни на что.

Она погладила меня по волосам, как делала, когда я была маленькой девочкой, а затем раскрыла ладонь, демонстрируя каффу в форме полумесяца из белого золота, усыпанную бриллиантами.

Мои глаза расширились.

— Это прекрасно.

Я осторожно коснулась своего уха. Она все еще была нежной, но я старалась не прикасаться к ней.

— Пока ты не решишь исправить ее, ты можешь покрывать ее красивыми украшениями.

Я взяла в руки каффу.

— Не думаю, что смогу это исправить. Это хорошее напоминание о том, что я ничего не должна принимать, как должное. — я подняла каффу. — Не поможешь надеть?

Я все еще не осмотрела рану, но мне пришлось бы это сделать, если бы я надела каффу сама.

Мама придвинулась ближе, затем очень осторожно приложила каффу к моему уху. Я сдержала дрожь, когда украшение коснулось моего все еще нежного уха.

— Хорошо, что у тебя в ухе много дырок.

Я рассмеялась. Я все еще помнила, как папа не одобрял то, что я прокалывала ухо, но я всегда носила только элегантные маленькие бриллианты, так что в конце концов он смирился с этим.

— Как это выглядит? — я спросила.

Мама просияла.

— Совершенно потрясающе. Иди, посмотри сама.

Я вылезла из кровати и взглянула на свое отражение. Каффа идеально прикрывала мою отсутствующую мочку уха. Я коснулась ее и улыбнулась. Таким образом, я могла бы сохранить напоминание, но выбрать, когда я хочу представить это миру.

Я повернулась к маме.

— Как тебе удалось купить украшение так быстро? Пожалуйста, только не говори мне, что папа пригрозил каждому ювелиру в Нью-Йорке, чтобы получить украшение, как можно скорее.

Мама хихикнула.

— Нет, нет. Я действительно начала каффу, когда... когда мы узнали, что произошло с твоим ухом. — она произнесла это так, будто я попала в аварию, которая стоила мне мочки уха, а не то, что мстительные байкеры отрезали ее и отправили моей семье. — Но твой отец пригрозил бы им всем за тебя, если бы это было необходимо. Он сделает ради нас все, что угодно.

— Я знаю, — ответила я. — Я не виню его, ты же знаешь. Пожалуйста, не говори мне, что вы с папой поссорились из-за меня.

Мама встала и подошла ко мне. Она коснулась моей щеки.

— Я ужасно боялась за тебя. А твой отец винил себя. Я видела, как сильно он ненавидел себя за это. Но я с ним не ссорилась. Мы все часть этого мира. Твой отец пытается защитить нас от этого в меру своих возможностей.

— Я всегда знала, что он спасет меня. И никогда в этом не сомневалась.

— Он почти не спал. Он и каждый солдат в его команде искали тебя день и ночь.

Слезы навернулись мне на глаза, но я не позволила им пролиться. Мне не нравилось плакать, даже перед мамой.

Мама тоже боролась со слезами. Она коснулась моей руки.

— Твой отец сказал, что один из байкеров сообщил ему о местонахождении клуба.

Я кивнула.

— Мэддокс.

Между нами воцарилась тишина, пока мама искала мои глаза. Мой голос без эмоций, даже я могла это сказать. Я прочистила горло.

— Мы с ним сблизились во время моего плена.

Мама не показала своего шока, если и почувствовала его. Было приятно рассказать ей об этом. Если кто и мог понять, то она. Мама верила в любовь вопреки всему, в настоящую любовь. Она научила и меня верить в это. Я цеплялась за Джованни, отчаянно надеясь, что то, что у нас было, волшебным образом превратится во всепоглощающую любовь, которую мама и папа переживали на моих глазах каждый день.

Я боялась, что теперь нашла это: любовь, от которой у тебя перехватывает дыхание, которая причиняет почти такую же боль, как и доставляет удовольствие. Это любовь, в которой я не была уверена, что должна стремиться к ней.

— Ох, Марси, — сказала мама, словно она могла видеть все мои мысли.

— Я хотела использовать его, чтобы он помог мне сбежать, и он в основном помог мне...

— Но ты влюбилась в него?

Влюбилась. Я никогда по-настоящему не понимала этого термина, словно любовь была чем-то таким же неизбежным, как сила тяжести. Словно она хватала тебя и тащила за собой вниз. С Джованни это был логичный выбор. Но то, что мы с Мэддоксом имели, бросало вызов логике. Это шло вразрез со всем, во что мы с ним верили. Это шло вразрез с разумом, против убеждений моей семьи.

— Папа никогда бы этого не позволил. Только не с байкером. Не после того, что сделал Мэддокс.

Мама задумчиво наклонила голову.

— Думаю, что последнее является большей проблемой. Что насчет тебя? Можешь ли ты простить Мэддокса за, сделанное? За твоё похищение? За то, что позволил другим причинить тебе боль?

Это вопрос, который я часто задавала себе, уже во время плена и тем более в течение нескольких часов после побега. Мое сердце и разум находились в противоречии. Я не хотела прощать его, но мое сердце уже простило. Но я не из тех, кто действует импульсивно. Я обдумываю, взвешиваю все «за» и «против».

Любовь не так работает. Но, если любовь Мэддокса ко мне или моя любовь к нему ядовита, я предпочла бы найти противоядие, как можно быстрее.

— Если ты вынуждена так долго думать об этом, он действительно должен много значить для тебя. Но, пожалуйста, не забывай, что доверие основа рабочего брака.

Мои глаза расширились.

— Мам, я никогда ничего не говорила о том, чтобы выйти замуж за Мэддокса.

Тогда я поняла, что от меня ожидали бы именно этого — выйти за него замуж. Мои отношения с Джованни терпимыми, потому что он был моим женихом, и дата нашей свадьбы была назначена. Последовавший скандал после нашего разрыва был ничем по сравнению с волнами, которые могли бы создать отношения с Мэддоксом. Даже если бы меня не волновала негативная реакция на мою репутацию, я должна подумать о том, что это сделает с моей семьей. Но даже отношения с Мэддоксом казались невозможными в этот момент. Я не могла понять, как мы могли бы наладить это в будущем.

— У тебя не так много времени на принятия решения, любимая, — тихо сказала мама. — Ты знаешь, что твой отец запланировал для байкеров, которых он поймал.

— Я знаю, — ответила я. — Дядя Маттео заберет меня и отвезет в тюрьму Фамильи.

Мама поджала губы.

— Твой отец упомянул об этом. Не думаю, что это хорошая идея противостоять человеку, который сделал это с тобой.

Я улыбнулась.

— Не переживай, мам. Роли поменялись. Я больше не в их руках. Я не сломаюсь сейчас, не после нескольких недель плена.

— Я в этом не сомневаюсь. Я поражаюсь твоей силе. — она сделала паузу. — Если ты когда-нибудь захочешь поговорить о, произошедшем между тобой и Мэддоксом, я здесь, ты же знаешь это, верно?

Я кивнула.

— Все видели мое видео?

— Многие, — честно призналась мама. —Твой отец перепробовал все, чтобы удалить его, и в конце концов он это сделал.

— Интернет никогда не забывает, — сказала я.

Подумать только, что я потратила часы, мучаясь над идеальной картинкой для Инстаграма. В конце концов мне пришлось бы посмотреть видео и столкнуться с возникшим скандалом в своих аккаунтах в социальных сетях. Но не сейчас.

— Тебе нечего стыдиться. Они заставили тебя, и ты выглядела гордой и великолепной, несмотря на ситуацию.

— Это был не мой выбор, — согласилась я. — Но я спала с Мэддоксом. Не потому, что он заставил меня, и даже не потому, что я надеялась, что он поможет мне сбежать, если я пересплю с ним, а только потому, что в тот момент я хотела этого.

Я хотела сбросить этот груз с души.

На секунду мама не смогла скрыть своего шока, но потом кивнула.

— Я думала, что такое может произойти, но надеялась, что ошибаюсь.

Я поджала губы.

— Потому что я должна была остаться девственницей до замужества.

Мама покачала головой.

— Меня это не волнует, Марси.

Я не была уверена, действительно ли мама это имела в виду. За годы мало, что изменилось. Возможно, папа отменил традицию кровавых простыней, как только я приблизилась к брачному возрасту, но многие люди все еще следовали старым обычаям. Теперь это выбор невесты, а не обязанность, которой она должна подчиниться. Но мало у кого из девушек хватало смелости отказаться от традиции кровавых простыней, а те, кто отказывался, их часто считали шлюхами, которые не хотели рисковать, раскрывая свои распутные замашки. Иногда выбор не был таковым до тех пор, пока общество считало правильным только одно решение.

— Но папу волнует.

— Твой отец предпочел бы, чтобы ты ушла в монастырь и вообще никогда не связывалась с парнями.

Я сдержала улыбку.

— Но он принял Джованни.

— Он знал, что ему придется отпустить тебя и позволить тебе стать взрослой. Когда ты выбрала Джованни, он терпел его, потому что он его знал, и...

— Мог контролировать.

Мама пожала плечами.

— Твой отец любит контроль.

— Мэддокса не так легко контролировать. Примет ли его когда-нибудь папа?

— Я не знаю. Возможно, на на это потребуется времени и большой работы со стороны Мэддокса. Возможно, тебе пока не стоит говорить своему отцу, что ты переспала с Мэддоксом. Это только все усложнит.

— Ты действительно думаешь, что он ничего не подозревает?

— Ох, я уверена, что он подозревает. Но твой отец слеп, когда дело доходит до того, что ты становишься женщиной.

— Мужчины.

Мама коснулась моей руки.

— Вы использовали защиту?

Потребовалось мгновение, чтобы понять, что она имела в виду, и жар прилил к моим щекам.

— Нет, — призналась я.

Мама кивнула, сглотнув.

— Я принесу тебе тест на беременность сегодня, а потом ты сможешь пройти его на случай, если у тебя будет задержка.

Мои месячные должны были начаться со дня на день. У меня не постоянный цикл, так что трудно сказать.

— Спасибо, мам.

Моя жизнь всегда была тщательно спланированной конструкцией, сложной сущностью, которую я годами структурировала и строила. Теперь я поняла, что это был всего лишь карточный домик. Я всегда думала, что в мой план на будущее встроено достаточно мер безопасности, чтобы даже несколько пропавших карт не разрушили карточный домик. Конечно, я никогда не думала, что кто-то ворвется в мою жизнь и разрушит мой карточный домик на мелкие кусочки. Все мои хитроумно продуманные планы на будущее внезапно оказались на грани развала.

Я любила Мэддокса, любила его так сильно, как всегда, мечтала любить кого-то, желала его так сильно, как надеялась. Мои мысли вращались вокруг него так, как я никогда раньше, и уж точно не с Джованни. Я любила его, но я также любила свою семью. Как можно сравнивать одну любовь с другой? Как можно сравнивать это друг с другом? Я не могла. Я не могла отказаться от Мэддокса. Я не могла бросить свою семью.

Я вновь уставилась на каффу.

Я бы предоставила Мэддоксу выбор сегодня, невозможный выбор, тот, который определил бы, был ли у нас вообще шанс, выбор, который мог бы разорвать мое сердце надвое.