Главная страница
Навигация по странице:

  • – Ты понимаешь, что в таком случае «Таггарт трансконтинентал» никак не сможет помочь тебе

  • – Ты прервешь все официальные связи с нами, чтобы твои действия не отразились на нашей репутации

  • – Что – Неужели ты действительно хочешь, чтобы это был Эдди Виллерс

  • – Может быть, лучше выбрать кого-нибудь из более известных молодых сотрудников, выходца из богатой семьи, человека с именем

  • – Что – Свою компанию. – А, вот ты о чем. Наверное, «Линия Дэгни Таггарт», а что

  • – Неужели – Но, Господи, почему

  • – А что они означают – Не знаю… но когда люди их произносят, кажется, что ими движет… – Страх Отчаяние Безнадежность

  • – Ты знаешь, о чем я хочу тебя попросить

  • – Ты дашь мне денег, Франциско

  • – Франциско, – прошептала она, – почему ты не хочешь сказать мне, что с тобой произошло

  • – Неужели он так ужасен

  • – Боже мой, Дэгни, почему – Разве это название тебе не нравится – Как тебе пришло в голову выбрать его

  • – Что, по-твоему, оно значит

  • Атлант. Книга 1 Предисловие Как нам реализовать мозги, или шаг вперед два вперед


    Скачать 2.08 Mb.
    НазваниеКнига 1 Предисловие Как нам реализовать мозги, или шаг вперед два вперед
    АнкорАтлант
    Дата13.02.2023
    Размер2.08 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаAtlant1.doc
    ТипКнига
    #933700
    страница22 из 38
    1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   38

       – А… если у тебя ничего не выйдет?

       – Если у меня ничего не выйдет, пойду ко дну я одна.


       – Ты понимаешь, что в таком случае «Таггарт трансконтинентал» никак не сможет помочь тебе?

       – Понимаю.

       – Ты не будешь рассчитывать на нас? – Нет.


       – Ты прервешь все официальные связи с нами, чтобы твои действия не отразились на нашей репутации?

       – Да.

       – Я думаю, нам нужно договориться, что в случае неудачи или публичного скандала твой временный уход станет постоянным… то есть ты не вернешься на должность вице-президента компании.

       На мгновение она закрыла глаза:

       – Хорошо, Джим. В таком случае я не вернусь.

       – Прежде чем мы передадим тебе Рио-Норт, нужно подписать соглашение, что в случае, если линия окажется рентабельной, ты вернешь нам ее вместе с контрольным пакетом акций. Иначе, воспользовавшись тем, что линия нам крайне нужна, ты можешь попытаться выжать из нас все соки.

       Лишь на мгновение в ее глазах промелькнуло возмущенное удивление.

       Затем она безразлично произнесла:

       – Конечно, Джим. Пусть к завтрашнему дню подготовят все бумаги.

       Ее слова прозвучали так, словно она швырнула ему милостыню.

       – Теперь насчет твоего временного заместителя.


       – Что?


       – Неужели ты действительно хочешь, чтобы это был Эдди Виллерс?

       – Да, хочу.

       – Но ведь он не сможет даже сыграть роль вице-президента. У него не тот имидж – не та внешность, не те манеры…

       – Он знает свое дело и в курсе моих дел. Он знает, чего я хочу. Я ему доверяю и могу работать с ним.


       – Может быть, лучше выбрать кого-нибудь из более известных молодых сотрудников, выходца из богатой семьи, человека с именем?

       – Джим, вице-президентом будет Эдди Виллерс.

       – Ну хорошо, – вздохнул Таггарт, – только нужно быть очень осторожными. Нам ведь ни к чему, чтобы люди заподозрили, что ты по-прежнему управляешь компанией. Об этом никто не должен знать.

       – Об этом будут знать все. Но поскольку никто не заявит об этом в открытую, все будут довольны.

       – Но мы должны сохранять видимость.

       – Ну конечно. Тебе не обязательно узнавать меня на улице, если ты этого не хочешь. Можешь сказать, что никогда в жизни меня не видел, а я скажу, что никогда в жизни не слышала о «Таггарт трансконтинентал».

       Таггарт молча размышлял о чем-то, уставившись в пол. Дэгни отвернулась и посмотрела в окно. Небо было ровного серовато-белого зимнего цвета.

       Далеко внизу, на берегу Гудзона, она видела дорогу, за которой наблюдала в детстве в ожидании, когда подъедет машина Франциско, видела возвышавшуюся над рекой скалу, на которую они взбирались в надежде увидеть небоскребы Нью-Йорка, а где-то за лесом проходили рельсы, ведущие к станции Рокдэйл, где она когда-то давным-давно работала. Сейчас земля была покрыта снегом, и то, что осталось от той местности, напоминало чертеж – блеклый рисунок, на котором из снега тянулись к небу голые ветви. Рисунок был черно-белым, как старая фотография, которую хранят на память, но которая ничего не может вернуть.

       – Как ты собираешься назвать ее? Она вздрогнула и обернулась:


       – Что?

       – Свою компанию.


       – А, вот ты о чем. Наверное, «Линия Дэгни Таггарт», а что?

       – Но… разумно ли это? Это могут неверно истолковать. Таггарт может быть понято как…

       – Как же ты хочешь, чтобы я ее назвала? – вспылила Дэгни, вконец теряя терпение. – «Мисс Никто»? «Мадам X»? «Линия Джона Галта»? – Она вдруг замолчала и улыбнулась. Это была холодная, угрожающая улыбка. – Вот именно так я ее и назову: «Линия Джона Галта».

       – О Господи, нет!

       – Да, Джим, да.

       – Но ведь это… это же бессмысленное выражение.

       – Вот именно.

       – Но нельзя же сделать посмешищем такой серьезный проект. Нельзя быть такой вульгарной и неблагородной!


       – Неужели?


       – Но, Господи, почему?

       – Потому что это шокирует их всех, так же как тебя.

       – Я что-то не припомню, чтобы ты старалась бить на эффект.

       – Что ж, на этот раз постараюсь.

       – Но… Послушай, Дэгни, это плохой знак… То, что означают эти слова…


       – А что они означают?

       – Не знаю… но когда люди их произносят, кажется, что ими движет…


       – Страх? Отчаяние? Безнадежность?

       – Да… да, именно так.

       – Вот я и докажу обратное.

       Таггарт заметил сверкнувшие в ее глазах искорки гнева и понял, что лучше помолчать.

       – Подготовь все документы для линии Джона Галта, – сказала Дэгни.

       – Что ж, как знаешь. Это" твоя линия, – вздохнул Таггарт.

       – Еще бы.

       Он удивленно посмотрел на нее. Сейчас своим поведением она нисколько не напоминала вице-президента огромной компании. Казалось, она с радостью и облегчением перешла на уровень рабочего депо или строителя.

       – Что касается бумаг и юридической стороны вопроса, – сказал Таггарт, – то здесь могут возникнуть определенные трудности. Нам придется запросить разрешения…

       Дэгни резко повернулась к нему. На ее лице сохранялось оживленное выражение, но веселость уже ушла. Дэгни больше не улыбалась В ее глазах появилось что-то первобытное. Посмотрев на нее, Таггарт про себя взмолился, чтобы ему больше никогда не довелось видеть ее такой.

       – Послушай, Джим, – сказала она; ему никогда раньше не приходилось слышать подобного тона. – В этой сделке ты можешь быть полезен лишь в одном, и лучше тебе хорошенько постараться: держи своих парней из Вашингтона подальше от меня. Позаботься о том, чтобы они предоставили мне все разрешения, санкции, права и прочую макулатуру, положенную по их законам. Пусть даже и не пытаются остановить меня. Если они попробуют… Джим, говорят, что наш предок, Нэт Таггарт, убил чиновника, попытавшегося отказать ему в разрешении, которого не следовало и просить. Не знаю, действительно он его убил или нет, скажу тебе одно: я знаю, каково ему было, если он все же его прикончил. Если он этого не делал – я могу сделать это, чтобы поддержать семейную легенду. Я не шучу, Джим, учти это.
    * * *
       Франциско Д'Анкония сидел за столом напротив нее. Его лицо было совершенно бесстрастным. Оно оставалось бесстрастным, пока Дэгни четко, по-деловому объясняла цель создания своей железнодорожной компании. Он слушал молча.

       Она впервые видела на его лице полную апатию. В нем не проскальзывало ни насмешки, ни веселья, ни протеста. Он словно отключился от жизни, и его было ничем не пронять. Тем не менее он внимательно смотрел на нее и, казалось, видел больше, чем она подозревала. Его глаза напоминали затемненное стекло, которое поглощает лучи света, не отражая их.

       – Франциско, я попросила тебя прийти именно сюда, потому что хотела, чтобы ты увидел меня в моем кабинете. Ты ведь никогда его не видел. Раньше это что-то значило бы для тебя.

       Он медленно осмотрелся. Стены кабинета украшали лишь карты «Таггарт трансконтинентал», изображение Нэта Таггарта в карандаше – именно с него делали скульптуру – и большой железнодорожный календарь, пестревший яркими красками. Такие календари, всякий раз с новой картинкой, ежегодно рассылались по всем станциям компании. Календарь вроде этого висел и на станции Рокдэйл, когда Дэгни работала там.

       Франциско встал и едва слышно сказал:

       – Дэгни, ради себя самой и, – какое-то едва уловимое мгновение он колебался, – из жалости ко мне, если у тебя еще осталась хоть капля ее, не проси у меня того, что хочешь попросить. Не надо. Позволь мне уйти.

       Это было вовсе не похоже на него. Она никогда не думала, что может услышать от него нечто подобное. Прошло некоторое время, прежде чем она смогла спросить:


       – Почему?

       – Я не могу тебе сказать. Не могу ответить ни на один вопрос. Это одна из причин, почему нам лучше не говорить об этом.


       – Ты знаешь, о чем я хочу тебя попросить?

       – Да. – Увидев в ее полном отчаяния взгляде красноречивый вопрос, он вынужден был добавить: – Я знаю, что собираюсь тебе отказать.


       – Почему?

       Он горько улыбнулся и развел руками, словно давая ей понять, что именно это он предвидел и этого хотел избежать. Ее голос прозвучал очень тихо:

       – Я должна попытаться, Франциско. Со своей стороны, я вынуждена обратиться к тебе с этой просьбой. Как поступать тебе – это уже твое дело. Но я буду знать, что испробовала все.

       Он остался стоять, но слегка склонил голову в знак согласия и сказал:

       – Я выслушаю, если тебе от этого будет легче.

       – Мне нужно пятнадцать миллионов долларов, чтобы завершить строительство Рио-Норт. Я получила семь миллионов, заложив свой пакет акций «Таггарт трансконтинентал». Больше мне денег взять негде. Я выпущу облигации своей новой компании на сумму восемь миллионов долларов. Я пригласила тебя, чтобы попросить купить эти облигации.

       Франциско молчал.

       – Франциско, я просто нищенка, которая просит у тебя денег. Я всегда думала, что в бизнесе не просят милостыню. Я всегда была твердо убеждена, что в бизнесе человек исходит из того, что может предложить, и рассчитывает на взаимовыгодный обмен ценностями. Сейчас это уже не так, хотя я и не понимаю, как мы можем продолжать существовать, поступая иначе. Исходя из объективных фактов Рио-Норт будет лучшей железнодорожной линией в стране. По всем критериям это наиболее выгодное капиталовложение. Но именно из-за этого у меня ничего не выходит. Я не могу получить нужную сумму, предлагая людям выгодное деловое предприятие. Тот неоспоримый факт, что оно выгодно, заставляет людей отказываться от него. Ни один банк не купит облигации, выпущенные моей компанией. Поэтому я не могу просить денег, основываясь на достоинствах моего предприятия. Я могу лишь просить милостыню. – Дэгни говорила с бесстрастной четкостью. Она замолчала и ждала ответа.

       Франциско молчал.

       – Я знаю, что мне нечего тебе предложить, – сказала она. – Я не могу говорить с тобой о капиталовложениях. Деньги тебя не интересуют. Индустриальные проекты уже давно ничего не значат для тебя. Поэтому я не стану притворяться, что это честная взаимовыгодная сделка. Я просто прошу подаяния. – Она перевела дух и добавила: – Дай мне эти деньги как милостыню, как подачку, потому что для тебя они ничего не значат.

       – Не надо, Дэгни, – глухо произнес Франциско; она не поняла, что звучало в его голосе: боль или гнев. Он стоял, опустив глаза.


       – Ты дашь мне денег, Франциско?

       – Нет.

       Помолчав немного, она сказала:

       – Я пригласила тебя не потому, что рассчитывала на твое согласие, а потому, что ты единственный человек, который может меня понять. Поэтому я должна была попытаться. – Она говорила все тише и тише, словно надеялась, что это помешает ему понять ее чувства. – Понимаешь, я до сих пор не могу поверить, что ты конченый человек… потому что ты… я знаю, ты все еще можешь услышать меня. Ты ведешь распутную жизнь, но твои поступки, даже то, как ты говоришь о них, свидетельствуют об обратном… Я должна была попытаться… Я больше не могу терзаться сомнениями и теряться в догадках, пытаясь понять тебя.

       – Я подскажу тебе. Противоречий не существует. Всякий раз, когда ты считаешь, что сталкиваешься с противоречием, проверь исходные положения. Ты обнаружишь, что одно из них ошибочно.


       – Франциско, – прошептала она, – почему ты не хочешь сказать мне, что с тобой произошло?

       – Потому что в данный момент ответ причинит тебе неизмеримо большую боль, чем сомнения.


       – Неужели он так ужасен?

       – До этого ответа ты должна дойти сама. Дэгни покачала головой:

       – Не знаю, что тебе предложить. Я больше не знаю, что представляет для тебя ценность. Ведь даже нищий должен что-то давать взамен, должен придумать какую-то причину, по которой ты можешь захотеть помочь ему. Я думала… успех – когда-то для тебя это значило очень много. Успех в промышленном предприятии. Помнишь, как мы с тобой когда-то говорили об этом? Ты был очень строг. Ты от меня многого ожидал. Ты сказал мне, что я должна оправдать твои ожидания. Я так и сделала. Тебе было интересно, каких высот я достигну в «Таггарт трансконтинентал». – Она обвела рукой кабинет. – Вот как высоко я поднялась… И я подумала… если воспоминание о том, что когда-то представляло для тебя ценность, еще что-то значит, – пусть это насмешка, или мимолетная грусть, или просто чувство-подобное тому, что человек испытывает, возлагая цветы на могилу… может быть, во имя этого… ты дашь мне денег.

       – Нет.

       – Эти деньги ничего для тебя не значат – ты потратил куда больше на бессмысленные увеселения, ты вышвырнул куда больше на бесполезную затею с рудником Сан-Себастьян…

       Он поднял глаза и посмотрел ей прямо в лицо. Впервые за все время она увидела, как в его глазах блеснула искорка живого отклика, ясный, безжалостный и необыкновенно гордый взгляд, словно то, в чем она его обвиняла, придавало ему сил.

       – О да, – медленно протянула Дэгни, словно отвечая на его мысль. – Я понимаю, все понимаю. Я всячески поносила и осуждала тебя из-за этих рудников, я всеми возможными способами выразила тебе свое презрение, а теперь вернулась к тебе за деньгами. Как Джим, как все те попрошайки, с которыми тебе приходилось сталкиваться. Я знаю, что ты торжествуешь, что можешь рассмеяться мне в лицо и имеешь полное право презирать меня. Что ж, может, такое удовольствие я могу тебе доставить. Если ты хочешь развлечься, если тебе было приятно смотреть, как Джим и эти мексиканские прожектеры пресмыкаются перед тобой, – может быть, тебе доставит удовольствие сломить и меня? Разве это не будет тебе приятно? Неужели ты не хочешь услышать из моих уст, что ты побил меня по всем статьям?

       Неужели ты не хочешь увидеть, как я ползаю перед тобой на коленях? Скажи, что тебе больше по нраву, и я покорюсь.

       Его движения были так стремительны, что она ничего не успела понять; ей лишь показалось, что сначала он вздрогнул. Франциско обошел вокруг стола, взял ее руку, поднес к своим губам и поцеловал. Это был знак глубочайшего уважения, словно он хотел придать ей сил. Но пока он стоял, прижимая к губам, а потом к лицу ее руку, она поняла, что он сам хочет почерпнуть сил у нее.

       Франциско отпустил ее руку и посмотрел ей в глаза. Он улыбнулся, даже не пытаясь скрыть страдание, гнев и нежность.

       – Дэгни, ты хочешь пресмыкаться передо мной? Ты не знаешь, что это значит, и никогда не узнаешь. Человек не пресмыкается, когда заявляет об этом так честно, как это сделала ты. Неужели ты думаешь, я не понимаю, что попросить у меня денег было с твоей стороны самым смелым поступком. Но… не проси меня, Дэгни.

       – Во имя всего, что я когда-нибудь для тебя значила, – прошептала она, – всего, что еще осталось в тебе…

       В то же мгновение, когда она подумала, что видела это выражение на его лице раньше, в их последнюю ночь, она услышала его крик – крик, который прежде никогда не вырывался у него в ее присутствии:

       – Любимая, я не могу!

       Они посмотрели друг на друга, замолчав от удивления, и она увидела, как изменилось его лицо. Оно вдруг резко огрубело. Он рассмеялся, отошел от нее и сказал оскорбительно безразличным тоном:

       – Прошу простить мне манеру выражаться. Мне приходилось говорить это многим женщинам, но по несколько иному поводу.

       Она уронила голову и сидела, съежившись и не беспокоясь о том, что он это видит. Когда она подняла глаза, на ее лице застыло полное безразличие.

       – Хорошо, Франциско. Неплохо сыграно! Я действительно поверила. Если ты решил таким образом воспользоваться моим предложением и доставить себе удовольствие, тебе это удалось. Я ничего не буду у тебя просить.

       – Я тебя предупреждал.

       – Не понимаю, на чьей ты стороне. Это кажется невероятным, но ты на стороне Орена "Бойла, Бертрама Скаддера и твоего бывшего учителя.

       – Моего бывшего учителя? – резко спросил Франциско.

       – Доктора Роберта Стадлера. Он облегченно усмехнулся:

       – А, этого. Он – бандит, который считает, что его цель оправдывает захват моих средств. – И добавил: – Дэгни, я хочу, чтобы ты хорошенько запомнила свои слова – на чьей стороне, как ты говоришь, я нахожусь. Однажды я напомню тебе об этом, и тогда посмотрим, захочешь ли ты повторить их.

       – Тебе не понадобится напоминать мне об этом. Франциско повернулся, собираясь уйти, и, непринужденно кивнув на прощанье, сказал:

       – Если бы линию Рио-Норт можно было построить, я бы пожелал тебе удачи.

       – Ее построят. И она будет называться линией Джона Галта.

       – Что? – вскрикнул Франциско. Дэгни насмешливо усмехнулась:

       – Линия Джона Галта.


       – Боже мой, Дэгни, почему?


       – Разве это название тебе не нравится?


       – Как тебе пришло в голову выбрать его?


       – Во всяком случае звучит куда лучше, чем мистер Никто или мистер Некто, правда?


       – Дэгни, но почему именно это?

       – Потому что оно тебя пугает.


       – Что, по-твоему, оно значит?

       – Невозможное. Недостижимое. И то, что вы все боитесь моей линии, как боитесь этого имени.

       Франциско рассмеялся. Он смеялся, не глядя на нее, и каким-то необъяснимым образом она чувствовала уверенность, что он забыл о ней, что сейчас он где-то далеко, он смеялся в неудержимом приступе веселья и горечи над чем-то, к чему она не имела никакого отношения.

       Потом он повернулся к ней и сказал совершенно серьезно:

       – Дэгни, на твоем месте я бы этого не делал. Она пожала плечами:

       – Джиму это название тоже не понравилось.

    1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   38


    написать администратору сайта