КР_История. Контрольная работа для корректировки несоответствия учебных планов у обучающегося на 1 курсе по специальности
Скачать 63.34 Kb.
|
Интересно отметить, что очень немногие из американцев русского происхождения отважились в рамках форума, развернувшегося в американских СМИ после войны, на защиту своего народа, как это сделал бывший бригадный генерал Красной Армии Александр Бармин. В интервью Сэтардей Ивнинг Пост, опубликованном в сентябрьском номере за 1948 г., гражданин Америки Бармин выражает свое несогласие с позицией ведущих американских периодических изданий, настойчиво внедряющих в общественное сознание народа представления о русских как о варварском азиатском народе, относящемся с презрением к демократии, жестоко и надменно уничтожающем человеческое достоинство и политические свободы на территории государств, попавших под политический контроль CCCР. Бывший советский военачальник уверен, что весь негатив, которым американская пресса удостоила русский народ, следует адресовать исключительно коммунистической олигархии, которая поработила двухсотмиллионную нацию и создала полицейское государство, для того чтобы держать ее в подчинении. Бармину кажутся откровенно необоснованными не раз раздававшиеся в американской прессе обвинения русских в привычке жить под властью деспотов и нелюбви к демократии. Он напоминает американцам о том, что российская история содержит предостаточно примеров отчаянной борьбы различных слоев русского народа за либерализацию политического режима, вершиной которых стала революция 1905 г. и создание парламента. Хотя, сам же признает, что период демократии между февральской революцией 1917 г. и большевистским переворотом в октябре того же года был сравнительно коротким. Весьма убедительным доказательством недовольства русских сталинским режимом, по мнению автора статьи, являются лагеря для политических заключенных, в которых отбывают срок 14 тысяч человек. Бывший советский военачальник выражает обеспокоенность тем фактом, что западные СМИ отказываются проводить границу между правящим в СССР тоталитарным режимом и русским народом, обескровленным в жестокой войне, обманутым и терроризируемым собственным правительством, не имеющем представления о благах западного образа жизни и преимуществах политической демократии. Вполне естественно, что информационный вакуум о жизни на западе в СССР заполняется лживыми утверждениями советской пропаганды о преимуществах социалистической государственности. В этом и надо искать причину так непонятного западному менталитету смирения и покорности русских людей перед властью, завершает свое интервью Сэтардей Ивнинг Пост бывший советский генерал . Анализ содержания статей по «русской теме» на страницах шести самых популярных в послевоенной Америке периодических изданий, расходившихся миллионными тиражами, Сэтардей Ивнинг Пост, Лайф, Тайм, Ридерз Дайджест, Колльерс и Нью Йорк Таймс Мэгэзин, показал, что интерес издателей с основ политического и экономического устройства советского общества и государства и идеологии КП Советского Союза переключился на изучение национального характера и ментальности русского народа. Появилось стремление понять, что лежит в основе взаимоотношений власти и общества в СССР: искренние убеждения или невежество, уважение или страх, магия новых социальных идеалов или следование традиции. На этот счет единого мнения в американской печати нет. Принятые стереотипные оценки в данном вопросе соседствуют с серьезными исследованиями русского менталитета. Одно из таких исследований было опубликовано на страницах сентябрьского номера Нью Йорк Таймс Мэгэзин за 1948 г. Его автор профессор международник из Йельского университета Фредерик Баргхорн, в прошлом пресс атташе американского посольства в Москве, своими выводами о русском национальном характере и особенностях русского менталитета, поставил, пожалуй, точку в споре, который либеральная американская пресса вела с 1942 г.: стоит ли доверять русским, и каковы перспективы сближения двух народов. Выводы Баргхорна убедительно продемонстрировали американской читающей публике абсолютную духовную и моральную несовместимость двух народов, причина которой, по мнению ученого, лежит вовсе не в политических или идеологических разногласиях, а глубоко в подсознании народа, где хранится память о многовековом историческом пути, им пройденным. Профессор Баргхорн в своем исследовании сформулировал три знаковые черты русского национального характера, которые, по его глубокому убеждению, делают цивилизационную пропасть между двумя народами, русским и американским, непреодолимой. Генетический фатализм, как обозначил Баргхорн первый отличительный признак русского характера, является причиной покорности и непротивления русского народа власти полицейского государства. Таковыми русских сделала искренняя вера в непреодолимость судьбы, рока и бессмысленность попыток переменить жизненные обстоятельства. Именно поэтому и политическую власть советский народ воспринимают как нечто данное, как природный феномен, явление, которое нельзя изменить, как нельзя переделать лето в зиму. Между государством и индивидом в сознании русских существуют огромная пропасть, по причине которой они абсолютно уверены в том, что критиковать власть или каким либо образом влиять на нее, является делом и бесполезным и неразумным. Фатализм опасен, предупреждает Баргхорн, так как является благоприятной почвой для насаждения любой, даже самой разрушительной идеологии. К сожалению, с русским народом, это уже произошло. Американский профессор заверяет свой народ в том, что, скорее всего, эксперимент с экспортом западных культурных ценностей в российское общество окажется напрасным по причине того, что покорность и смирение русского народа перед властью, самоотстранение от участия в жизни государства пустили глубокие корни в коллективном подсознательном русской нации. Полной противоположностью американскому индивидуализму, а значит и основам американской цивилизации, по мнению американского ученого, является такая неотъемлемая черта русского национального характера как коллективизм. Стадное начало несовместимо с желанием выделяться, предлагать новые свежие идеи, убивает в человеке личность, уверен автор статьи . Но самой негативной чертой русских является, по мнению Баргхорна, ментальный экстремизм, который он определяет, как склонность абсолютизировать взгляды, философские доктрины. Русские, будучи людьми любознательными и крайне восприимчивыми, отмечает ученый, понравившиеся идеи и концепции, пусть даже заимствованные с Запада, с легкостью превращают в культ, объект почитания и преклонения. Так было с нигилизмом, марксизмом, сталинизмом. Обретя идейный культ, русский человек фанатично его почитает и готов защищать, жертвуя собой. Не случайно о чудесах русского патриотизма известно далеко за пределами СССР. Однако, столь убедительная преданность бездушным идеалам, наряду с героическими проявлениями имеет и обратную сторону, а именно примитивизм и однобокость мышления, способную переродиться в нетерпимость и фанатизм. Излишняя эмоциональность и восприимчивость сделала русский народ прекрасной мишенью для всякого рода авантюристов во власти, без труда манипулировавших коллективным сознанием народа, резюмирует Баргхорн . Исследование Йельским профессором русского национального характера совершенно определенно подводило американского читателя к выводу о том, что американцы и русские, слишком разные для того, чтобы вступить в диалог. Американцы толерантны и ценят свободу слова, русские экспрессивны, чрезмерно эмоциональны, что зачастую порождает нетерпимость, и не признают идейной конкуренции. Они склонны к созданию культов, в основе которых лежит конкретная идеология. Американцы - оптимисты, русские - фаталисты. Американцы - индивидуалисты, в русском менталитете прочно укоренился коллективизм. Американцы законопослушны, русские не признают нравственной силы закона, его верховенства в жизни общества и государства. Важно подчеркнуть, что недружественные по отношению к России статьи стали заполнять первые полосы американских газет и журналов как раз тогда, когда это особенно важно и нужно было администрации Трумэна. Когда соперничество двух основных стратегий в госдепартаменте - постепенного и бдительного сдерживания Советов путем экономического и военного давления, с одной стороны, и жесткого противостояния СССР, с другой, - завершилось победой последнего, т.е. победой сторонников силовой дипломатии. Американская администрация мечтала об общенациональном консенсусе по поводу внешней политики. И приложила усилия к тому, чтобы корпоративная бизнес элита, контролировавшая ведущие периодические издания в стране развеяла миф о возможности сближения двух народов, созданный американской же прессой в годы войны. Таким образом, «русский вопрос» после непродолжительного его обсуждения в рамках форума мнений, продолжавшегося с начала II мировой войны до 1948 г., уступил место одномерному освещению темы с позиции формирования враждебного американскому общественному сознанию образа Советской России и обоснования абсолютной несовместимости двух культур, ментальностей, цивилизаций. Перестройка, страны третьего мира, «Шоковая терапия» Необходимые экономические реформы (освобождение цен, либерализация, приватизация и др.) имели первоначально негативные последствия и были названы «шоковой терапией». Важно было провести реформы быстро, использовать революционный порыв людей. Таким путем пошли в Польше (план Л. Бальцеровича). В других странах реформы были менее радикальными, но быстрыми и последовательными (Чехия, Венгрия, Словения). Неизбежными последствиями кардинального изменения экономической системы стали спад производства, рост безработицы, огромный уровень инфляции. Во всех без исключения странах произошло общее падение уровня и качества жизни, наблюдалось падение рождаемости и рост преступности. Наиболее остро эти проблемы стояли в середине 1990-х годов. Для экономик всех стран Восточной Европы обвальное крушение коммунизма в 1989 г. исключило какую-либо возможность постепенной либерализации цен и торговли в течение ближайших двадцати лет, поскольку было развалено политическое руководство, способное реализовать план постепенного перехода к рыночной экономике. Переход к рыночному хозяйству в определенной степени усиливает дестабилизацию, что хорошо видно по посткоммунистическим странам Центральной и Восточной Европы. Выполнив основную задачу достижения текущей стабилизации в денежно-финансовой сфере, "шоковая терапия" исчерпала свое назначение. Конкретный ее результат в восточноевропейских странах выразился в быстром срезании верхнего витка гиперинфляции и вхождении экономики в режим меньшей амплитуды колебаний цен и зарплаты. Опыт стран Восточной Европы говорит о том, что если немедленно не использовать эту завоеванную стартовую позицию для закрепления всех главных компонентов создаваемой, еще очень хрупкой, рыночной инфраструктуры для запуска всех механизмов нормального рыночного хозяйства, то после резкого замедления вновь начинает раскручиваться инфляционная спираль, а выдержать серию шоков уже гораздо труднее, чем один. Поэтому-то так важно закрепить первые результаты и сделать их необратимыми. Поэтому руководители восточноевропейских стран и оказались перед дилеммой: либо продолжать во "втором раунде" форсировать далее шоковую терапию, срезая безжалостно бюджетные дефициты, закрывая подряд все нерентабельные производства, либо, ужесточая финансовые условия деятельности таких предприятий, постепенно и поэтапно приватизируя их, в большей степени учитывать социальные аспекты. Переход от системы, основанной на командных методах, к косвенной системе управления не может быть проведен путем малых шагов, поскольку социальные силы старой системы достаточно влиятельны и их механизм достаточно эффективен, чтобы абсорбировать эти изменения, свести на нет их результаты и направить хозяйство вспять по старому пути. Иными словами, при быстрых темпах старые экономические структуры не смогут приспособиться и их легче "сломать". По мнению западных специалистов, существуют и другие доводы в пользу быстрых перемен: быстрое проведение реформ дешевле обходится обществу, западный капитал, без помощи которого не обойтись, при высоких темпах проведения реформ проникается большим доверием, скорее решается на прямые капиталовложения. Изменение системы предполагает, понятно, синхронизацию во времени элементов старого и нового. "Шоковая терапия" принесла относительный успех в странах, имевших до начала реформ достаточно большой частный сектор в производстве и торговле. В Польше шоковая терапия довольно быстро подавила (и то не совсем) государственный сектор экономики, но стимулировала частный в промышленности (прежде всего в мелкой и средней), торговле и сельском хозяйстве. В России стимулировать просто нечего, а рыночную экономическую среду и соответствующие формы хозяйственной деятельности нельзя создать за один день на пустом месте. Они должны возникнуть в процессе преобразования прежних структур и институтов народного хозяйства. И если пять стран (Чехия, Словакия, Польша, Эстония и Латвия) продемонстрировали некоторые успехи, достигнутые при помощи шоковой терапии, то их размеры, структура экономики не идут ни в какое сравнение с многонациональной, сверхиндустриальной Россией. Посткоммунистическая экономика уже не плановое хозяйство, но еще не рыночная экономика. Она по сути дела является плодом "системного вакуума", в котором известные инструменты финансовой и денежной политики функционируют иначе, чем в развитом рыночном хозяйстве. При этом проблема заключается не только в правильном использовании соответствующего набора инструментов политики, но и в проведении их в подходящее время. Показательно, что Румыния, Словения, Словакия и даже Чехия, приступив в значительной степени под влиянием господствующей на Западе либеральной идеологии к форсированной либерализации цен и внешнеэкономических связей, очень скоро вынуждены были перейти к более постепенному и осторожному подходу. В особенности это касается приватизации. Для большинства стран ЦВЕ дилемма "шоковая терапия" или постепенность во многом утратила актуальность, так как преобразования вошли в постепенное и нормальное русло. Созрело понимание длительности процесса становления социально-ориентированной рыночной экономики. Что касается России, то на протяжении всех пяти лет российских преобразований "шоковая терапия" подвергалась планомерной осаде "государственно-социальных" экономистов. Аргументы зарубежных и отечественных исследователей этого направления к 1996 г. стали настолько убедительными, что по существу не вызывают уже возражений со стороны большинства отечественных либералов. "Шоковую терапию" Гайдара можно сокращенно обозначить как "подход СЛП" к переходному периоду, поскольку тремя ее основными элементами являлись стабилизация, либерализация и приватизация. Каждый из этих элементов дал результаты, сильно отличающиеся от тех, на которые рассчитывали инициаторы "шоковой терапии", и каждый внес значительный "вклад" в бедствия, выпавшие на долю российской экономики. Первая составляющая — макроэкономическая стабилизация. "Шоковая терапия" в России не только не стабилизировала экономику, а привела к сочетанию спада и инфляции, по своим негативным параметрам, выходящим далеко за рамки "стагфляции", как ее трактуют на Западе. Российская депрессия значительно глубже американской 30-х годов (там 35% спада промышленного производства, у нас в 1992-1996 гг. — 55%). До шока российская экономика была второй в мире, опережая Японию и ФРГ. Сейчас 11-12 место в мире — на одном уровне с Бразилией. Другой аспект — инфляция. Хотя уровень гиперинфляции (50% в месяц) и не достигнут, рост цен длился очень долго, рубль падал, происходила беспрецедентная долларизация экономики. Продолжается истощение инвестиций, рост безработицы. Вторая составляющая — либерализация цен. Согласно теории, если цены формируются рыночным способом, они отражают условия спроса и предложения. В российской же действительности цены устанавливаются не столько рынком, сколько монополиями, укрепившимися в результате приватизации, мафиозными группировками, контролирующими важнейшие сектора экономики, а также коррумпированными чиновниками. Вывод — либерализация цен до проведения приватизации дает не эффективное производство, а выгоду тем, кто находится у власти. Третья составляющая — российская приватизация предприятий — одна из наиболее всеобъемлющих перестроек экономики. "Приватизация для своих" не создала стимулов для роста инвестиций, производства, экспорта, повышения производительности труда. Новые приватизированные предприятия в России — одновременно объект вымогательства и объект чрезмерного налогообложения, что обусловило массовую коррупцию среди правительственных чиновников. Проведение приватизации без должного правового регулирования и действенной юридической системы создает стимулы не к росту эффективности, а к криминализации экономики. Германия во второй половине 1940-х годов. Образование ФРГ. ( "Берлинский кризис") В 1945 году Берлин был оккупирован войсками «Большой четверки» (СССР, США, Франция, Великобритания), что символизировало единство военного союза, направленного против нацистской Германии. В 1948-1949 гг. Советский Союз организовал блокаду западных секторов города, тем самым, обострив отношения между Востоком и Западом. В течение 40 лет Берлин служил показателем изменяющихся отношений между США и СССР, превратившись в «арену» противоречий «холодной войны». С осени 1945 года в германском вопросе уже четко определился курс трех западных держав на раздел страны. При этом следует иметь ввиду, что для народов бывшего Советского Союза, как и для многих других европейских государств, германский вопрос означал, прежде всего, живое напоминание о военном нашествии с немецкой земли, несшем смерть и разрушение, и лишь затем - проблему преодоления национального раскола и приобретения немцами единой государственной самостоятельности. Естественно, что в своей политике СССР исходил из недопустимости того, чтобы германский вопрос вновь сделался источником опасений, настороженности и недоверия, поскольку он затрагивал самые чувствительные нервы европейской и мировой политики на протяжении всего XX столетия. Главная задача всех участников германского урегулирования состояла в том, чтобы превратить этот вопрос в поле для опробования и утверждения новых форм двустороннего и многостороннего сотрудничества для решения многих наболевших проблем, доставшихся нам от прошлого. При решении германского вопроса следует отметить, что подходы СССР и трех западных держав значительно отличались. В то время как Советский Союз выступал за переговоры о мирном договоре с Германией до образования единого немецкого правительства, его западные оппоненты настаивали на перемене мест слагаемых. Западная концепция предполагала сначала создание общегерманского правительства на основе свободных и демократических выборов и лишь затем - проведение переговоров о заключении мирного договора. Это-то и стало камнем преткновения в деле германского урегулирования. Всякое действие Запада по расколу Германии сопровождалось ответным действием Советского Союза. В 1947 году американская и английская зоны оккупации объединяются в Бизонию. В июне 1948 года в западных зонах оккупации и западных секторах Берлина проводится сепаратная денежная реформа, а в апреле 1949 года к англо-американской зоне подключается Франция и создается Тризония. 23 мая 1949 года была принята западногерманская конституция, 30 мая - восточногерманская. В сентябре конституируется Федеративная Республика Германия, в октябре - Германская Демократическая Республика. И если американская политика, нацеленная с последних дней войны на раскол Германии, последовательно претворялась Соединенными Штатами в жизнь, то Советский Союз все еще не терял надежды создать единое германское государство. Причем эта идея владела советским руководством в течение многих лет, и оно никак не хотело с ней расставаться. С разделом Европы на два противостоящих блока и вхождением в них обоих германских государств, а тем более после вторичного применения Советским Союзом силы в Венгрии в 1956 году, уже не представлялось реальным вести конструктивный диалог между Востоком в Западом о практическом решении германского вопроса Его обсуждение и выдвижение каких-то новых инициатив стало чисто декларативным и уже окончательно переместилось в сторону межгерманских отношений, отведя четырем державам-победительницам функцию обеспечения необходимой идеологической поддержки и пропагандистского прикрытия политики своих подопечных… Таким образом еще в 1945 году на встрече в Потсдаме Сталин, Рузвельт и Черчилль поделили Германию на четыре оккупационные зоны и установили четырехстороннее управление Берлином. Это соглашение должно было оставаться в силе до тех пор, пока Советский Союз, США, Англия и Франция не договорятся о создании общегерманского государства и не заключат с ним мирный договор. «Холодная война» «похоронила» эти планы. В сентябре 1949 года на территории трех западных оккупационных зон появилось новое государство – Федеративная Республика Германия. В ответ в октябре того же года, Сталин создал Германскую Демократическую Республику. В сентябре 1949 г, правящие круги США, Англии и Франции завершили раскол Германии, образовав в западной части страны сепаратное государство. Монополии Западной Германии получили возможность создать свое государство как плату за участие ФРГ в агрессивных империалистических блоках, возглавляемых США. Одновременно с образованием ФРГ 21 сентября 1949 г. вошел в силу разработанный правительствами США, Англии и Франции оккупационный статут, который сохранял за этими державами верховную власть в ФРГ. Референдум, глобализация, доктрина «сдерживания» Идею доктрины связывают с именем видного американского дипломата и исследователя Джорджа Кеннана. Предполагалось, что советскую экспансию возможно будет остановить путём военного сдерживания. Впоследствии, эта концепция переросла в «концепцию гарантированного взаимного уничтожения»: СССР и США обладали таким ядерным потенциалом, который гарантировал, что сторона-агрессор будет неминуемо уничтожена. То есть решение о начале ядерной войны приравнивалось к самоубийству. Эта концепция просуществовала до конца «Холодной войны». Доктрина сдерживания действовала на 5 и 6 приоритетах обобщённых средств. Для иных приоритетов предназначались другие доктрины. |