КР_История. Контрольная работа для корректировки несоответствия учебных планов у обучающегося на 1 курсе по специальности
Скачать 63.34 Kb.
|
Япония. Вторая мировая война имела для Японии тяжелейшие последствия: разрушение экономики, потеря колоний, оккупация. Под давлением США японский император согласился на ограничение своей власти. В 1947 г. была принята Конституция, расширявшая демократические права и закреплявшая мирный статус страны (военные расходы по Конституции не могут быть выше 1 % всех расходов бюджета). У власти в Японии почти постоянно находится правая Либерально-демократическая партия (ЛДП). С 50-х гг. XX в. в Японии начался резкий подъем экономики, получивший название «японское экономическое чудо». Помимо благоприятной конъюнктуры оно было основано на особенностях организации производства и менталитете японцев, а также малой доли военных расходов. Трудолюбие, неприхотливость, корпоративно-общинные традиции населения позволили Японии успешно конкурировать на мировом рынке. Был взят курс на развитие наукоемких отраслей, Япония стала лидером по производству электроники. Однако на рубеже XX и XXI вв. в стране возникли значительные проблемы. Замедлились темпы экономического роста, усилилась конкуренция со стороны «новых индустриальных стран» (Южной Кореи, Сингапура, Таиланда, Малайзии), а также Китая. Китай представляет для Японии и военную угрозу. Период партнёрства и соперничества между СССР и США (1960-х 1970 гг.)
Глобализация, «план Маршалла», диссидентское движение. Первые послевоенные года в Германии прозвали «нулевыми». Как писал впоследствии «отец» немецкого чуда – Людвиг Эрхард: «То было время, когда мы в Германии занимались вычислениями, согласно которым на душу населения приходилось раз в пять лет по одной тарелке, раз в двенадцать лет - пара ботинок, раз в пятьдесят лет - по одному костюму». Первым шагом к выходу Германии из этого кризиса стал общеизвестный «план Маршалла». Помимо подготовки почвы для последующей холодной войны, перед ним стояли четкие экономические задачи. Западная Европа всегда была важнейшим рынком для американского капитализма. Еще во времена «Великой депрессии» США смогли выбраться из кризиса, завоевав европейский рынок сбыта. «Механизм» простой – чем больше спрос в Европе, тем больше предложения от США, тем больше там рабочих мест, тем выше покупательская способность у американских граждан. В послевоенное время Европа как никогда нуждалась в американских товарах. Одна только проблема – покупать их было не на что, национальные валюты обесценивались. Поэтому в 1947 году США оказались на перепутье – либо отказываться от перспективных рынков и замедлить рост собственной экономики, либо оказать послевоенной Европе материальную поддержку и получить не только «постоянного покупателя и клиента», но еще и союзника. США поставили на второе и не прогадали. В соответствии с «план Маршалла», Германии за 4 года было предоставлено в общей сложности 3,12 млрд долларов в виде кредитов, оборудования и технологий. И хотя «план» не был главной действующей силой послевоенного восстановления Германии, он позволил осуществить впоследствии то, что назовут «германским чудом». За несколько лет производство, как сельскохозяйственной, так и промышленной продукции превысит довоенный уровень. Об этом сообщает "Рамблер". Перестройка и новое политическое мышление С избранием в 1985 г. Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С.Горбачева был поставлен вопрос о необходимости реформ.
Движение неприсоединения, "фултоновская речь" У.Черчиля, информационное общество. Выступление Черчилля в Вестминстерском колледже Фултона остается событием, определяющим новейшую историю. Из этой речи, по оценке Рональда Рейгана, президента США, развязавшего «звездные войны», родился не только современный Запад, но и весь нынешний мир. К весне 1946-го кризис между социальными системами достиг наивысшего накала. Сталин претендовал на лидерство в послевоенном мире, постоянно подчеркивая, что как главный победитель над фашизмом и наиболее потерпевший от него СССР имеет право первой руки в решении всех вопросов, особенно в Европе и Азии. Он предъявлял обоснованные территориальные претензии к соседним странам, требовал у Турции Карсскую область и военную базу в проливах, создал просоветское государство в Иранском Азербайджане, рассчитывал на расширение сферы влияния. В то же время в широких народных массах стран Запада, в том числе и в США, среди либеральных и социалистически настроенных элит сохранялась уверенность, что дружественные, союзнические отношения с СССР, сложившиеся в годы войны, сохранятся. Мир застыл в восхищении перед подвигом российского солдата, водрузившего Знамя Победы над Рейхстагом. Претензии СССР многими рассматривались как забота о собственной безопасности, а также законная компенсация за страдания и жертвы, понесенные советскими людьми во время войны. Черчилль, умелый оратор, любитель метафор, так охарактеризовал роль и влияние СССР в послевоенном мироустройстве: «На картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным тенденциям». И далее: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Все эти знаменитые города и население в их районах оказались в пределах того, что я называю советской сферой, все они в той или иной форме подчиняются не только советскому влиянию, но и значительному и все возрастающему контролю Москвы». Черчилль, изначально бывший врагом России, наступивший на горло своим принципам «только перед лицом общей смертельной угрозы со стороны нацизма», теперь, когда опасность миновала, относился к этим тенденциям с большим недовольством. Не случайно Сталин после Фултона не преминул напомнить о роли британского премьера по отношению к СССР до и в ходе войны с Германией: «Черчилль и империалисты долго не открывали второй фронт, желая как можно больше обескровить нас», давая тем самым мировому сообществу понять, что намеки на Советский Союз как главного врага «англоязычного сообщества», увы, не новость. Что касается Черчилля, он понимал: Великобритания, бывшая еще пять лет назад главной европейской державой, больше таковой не является. Страны Западной Европы, разоренные войной и находящиеся под сильным коммунистическим влиянием, не смогут эффективно противостоять экспансии СССР. Остановить Советский Союз могли только США, наименее пострадавшие от нацизма и обладавшие в то время монополией на атомное оружие. Фултонская речь носила отчетливо провокационный характер, будучи рассчитана на зондирование и возбуждение общественного мнения. В ней Черчилль впервые наделил англоязычный этнос исключительным правом указывать другим народам пути, по которым им следует идти под руководством нации-гегемона: «Единственным инструментом, способным в данный исторический момент предотвратить войну и оказать сопротивление тирании, является «братская ассоциация англоговорящих народов». Это означает особые отношения между Британским содружеством и Соединенными Штатами Америки». Вспоминая конец Первой мировой, Черчилль отметил, что в те дни были уверенность и большие надежды, что время войн навсегда прошло. Но сейчас он не чувствует ни уверенности, ни надежд. Однако отвергает идею, что новая война неотвратима: «Я не верю, что Советская Россия жаждет войны. Она жаждет плодов войны и неограниченного расширения своей власти и идеологии. Из того, что я видел во время войны в наших русских друзьях и соратниках, я заключаю, что ничем они не восхищаются больше, чем силой, и ничего они не уважают меньше, чем слабость, особенно военную слабость. Поэтому старая доктрина баланса сил ныне неосновательна». Интересно, что бывший (и будущий) премьер-министр лишь по разу использовал слова «Британия» и «Великобритания». Зато «Британское содружество», «Империя», «англоговорящие народы» – шесть раз, а «родственные» – аж восемь, чем подчеркивалось: речь об интересах всего англоговорящего мира. Сталин поставил фултонского оратора в один ряд с Гитлером: «Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира». Очевидцам выступления Черчилля запомнилось, что американский президент Трумэн, находившийся в зале колледжа, по окончании речи был очень бледен. Фултонская речь стала объявлением холодной войны, но одновременно и признанием бессилия Британии влиять на ход мировых событий. Европейская политика США и "русский вопрос": от доктрины Трумэна к конфронтации между НАТО и ОВД «Русская тема», или «русский вопрос», как формулировали проблему восприятия российской советской цивилизации в американском обществе сами американские СМИ, занимала одно из ведущих мест в послевоенной периодической печати. Существовало два подхода в формировании американской прессой отношения к советской России и русскому народу. Первый состоял в репрезентации русского народа жертвой собственного тоталитарного правительства, что в свете доктрины Трумэна налагало на американцев определенные обязательства. Ведь еще со времен президентства Вудро Вильсона американское общество постепенно привыкало к мысли о благородном мессианстве своей страны, на которую Провидение возложило бремя забот по освобождению угнетенных народов и обеспечению их процветания посредством приобщения к идеалам американской демократии и американским моральным нормам. Второй подход отражал взгляды наиболее консервативных слоев американского общества, бизнес элиты и политического истеблишмента, и состоял в настойчивом внедрении мысли о том, что российская советская цивилизация враждебна Западу по своей сути, по системе ценностей. Ее распространению нужно препятствовать, а культурные и иные контакты с русскими ограничивать, поскольку они могут таить опасности для американской нации. Сразу после завершения II мировой войны в американской прессе развернулась острая дискуссия о России, в которой активное участие приняли бывшие советские военачальники, работники советских посольств и торговых представительств за рубежом, а ныне американские граждане; солдаты Красной Армии, бежавшие из советских зон оккупации в Европе; русские жены американцев. Подробности повседневной жизни за «железным занавесом» глазами бывших советских граждан соседствовали на страницах популярной периодики с наблюдениями американских дипломатов, работников посольств, журналистов, работавших в Советском Союзе в разное время, научно обоснованными выводами американских ученых. |