Зверь пучины. Конунг Хаки сражался и получил смертельную рану на суше, но умирать ушел в море
 Скачать 21.15 Kb.
|
|
Зверь пучины Конунг Хаки сражался и получил смертельную рану на суше, но умирать ушел в море. Конунг Харальд Суровый был сражен стрелой в горло, легкомысленно сойдя с корабля без доспехов, а на родину вернулся мертвым на борту своего «дракона». Сыновья Эйрика Кровавая Секира вышли на берег биться с Хаконом Добрым, а когда их дружины полегли или бежали, Хакон велел вытащить на берег брошенные корабли, положить на них погибших воинов и засыпать землей и камнями — «эти курганы еще видны к югу от скалы Фредарберг». Пожизненная и посмертная тяга викингов к морю выражена в погребениях на кораблесожжении в открытом море или захоронении в кургане. Например, сага о Хаконе Добром упоминает викингов-вендов, сага об Олаве сыне Трюггви — викинга-эста (Стурлусон 1980:71, 100). Норманнские «корабли мертвых» (ладьи с кремацией или ингумацией) известны, помимо Скандинавии, в Англии, Франции, Исландии, Финляндии и России (Müller-Wille 1974:199–204). Традиция погребений в ладье уходит корнями в «ладьевидные выкладки» неолита и бронзы (Stenberger 1977:198–200). Как сожжение отправляемой в море ладьи описываются похороны Бальдра, сына Одина, в сопровождении жены и заузданного коня — единственный в своем роде ритуал погребения бога (Младшая Эдда 1970:49). Можно представить, какое место в жизненной практике и философии викингов занимало море, если их предки из поколения в поколение в течение трех тысяч лет (120 поколений) предпочитали вечный покой в море. Часто «корабли мертвых» интерпретируются как средство переезда усопших в страну смерти Хель. Однако погребальные ладьи (особенно в VII–VIII вв.) настолько основательно и богато оснащены, что вряд ли являются просто паромом между мирами. В одной из могил некрополя Вальсъерде в десятиметровой ладье на подстилке из перьев покоился человек, рядом с которым лежали копье, шлем, ларец с орудиями, крюк для котла, кузнечные клещи с поковками полосового железа, стеклянная чаша, игральная доска с фигурами, портупейный крюк для меча, по паре длинных мечей, скрамасаксов (однолезвийных мечей), колчанов со стрелами, наборов конской сбруи, стеклянных бокалов, по три щита, топора, конские узды; у форштевня стоял железный котел, при нем был вертел, черпак, козлы для вертела и ларчик, остатки мяса и костей; в ладью были уложены конь, две или три собаки, снаружи — еще одна лошадь и бык (Хольмквист 1986:153). Известные погребения в Гокстаде, Усеберге, Туне представляют корабль как роскошный ковчег, а загробную жизнь — как вечное плавание. Корабли в курганах Вестфольда, цитадели Инглингов, повернуты форштевнем на юг, к морю, а не на север, в Хель, — они символически i víkingu. Кеннингов корабля, пожалуй, больше, чем иных: «зверь пучины», «вепрь строп», «олень моря», «волн табун», «козел волн», «лосось рвов», «сани бухт», «рысь ветра», «лыжи жижи», «конь паруса», «дерево моря». Не в духе скальдов называть корабль кораблем, да и не было просто корабля: был Великий Змей у Олава Трюггвасона, Большой Дракон у Харальда Сурового, Зубр и Человечья Голова у Олава Толстого. По преданию, Олав Толстый вырезал на форштевне собственную голову — «и долго потом в Норвегии на носу кораблей правителей вырезали такие головы» (Стурлусон 1980:190). Сценарии Эпизод замены Олавом Толстым головы дракона на форштевне собственной головой — момент рождения традиции, новизна которой оттеняется тем, что Олав своими руками ваял автопортрет — не то из самолюбия, не то из-за робости корабелов. Эта замена соотносима со сменой прозвища конунга «Толстый» на «Святой», хотя последняя случилась посмертно. Речь идет об обновлении идентичности в связи с принятием христианства, хотя Олав водрузил на носу судна не распятие и крест. Если в языческом мироощущении корабль воспринимался «зверем пучины», а драккар конунга — златоглавохвостым драконом, то судно с головой Олава — очеловеченное, огосударствленное: из него изгнан дух «зверя», и, лишенный магии, корабль сделал шаг в область вещей. Возможно, с этим связана остановка в развитии «длинного корабля» (langskip), быстрая рационализация и дифференциация типов судов в конце эпохи викингов: морской hafskip, торговый морской knarr, балтийский austrfararknarr. Исследователи (см.: Сойер 2002:122; Лебедев 2005:288), как обычно, находят рациональные объяснения закату легендарного лангскипа, однако те же обстоятельства не помешали некогда его расцвету и триумфу на морях Европы. Стоило облупиться позолоте дракона, и на месте достоинств «длинного корабля» обнаружились изъяны. Пущенное франкским поэтом выражение «корабль — жилище скандинава» стало крылатым (Гуревич 2005:41). Сами викинги, при буйстве их кеннинговой фантазии, подобных определений не давали. И дело не в дефиците остроумия — это сравнение радует лишь оседлый слух. Для морехода суть корабля не в уюте покоя, а в мощи движения. Размышление франкского поэта вряд ли заслужило бы одобрение Харальда Сурового или скальда, автора строк: Паруса кони [корабли] пеной покрыты, морских скакунов ветер не сдержит (Старшая Эдда 1963:102). У викинга не корабль — дом, а дом — корабль: не судну задавалась статика дома, а дому — динамика судна. Особое настроение домашнего уюта в скальдике достигалось кеннингами типа «конь ложа» (дом), благодаря чему брачное ложе и все жилище наделялось конской мощью и будто слегка вставало на дыбы. Скандинавы еще в готскую эпоху строили жилища с изогнутыми, подобно бортам, стенами. В век викингов эта традиция выразилась, например, в облике Треллеборга — военного лагеря в датской Зеландии времен Харальда Синезубого (вторая половина Х в.), где деревянные дома имели форму кораблей, и в каждом мог жить отдельный экипаж (Ле Гофф 2005:68). Как видно, викинги не только гробницы, но и земные жилища уподобляли кораблям, хотя в случае с Треллеборгом (букв. ‘Город рабов’) речь может идти о «казарменности» поселения. Причудой норманнов, с точки зрения иноплеменников, были морские сражения. Арабам, например, казался нелепым пафос путешествий «береговых людей» (скандинавов), плавающих «без нужды и цели лишь для прославления самих себя», и их морские бои, в ходе которых привязанные друг к другу корабли служили полем битвы, а наградой победителю был корабль противника (Заходер 1967:68). Морская битва викингов выглядела неудобством при возможности выйти на берег и помериться силами на твердой земле. Иногда конунги сражались на берегу, обычно в чужих землях, но чаще на суше устраивали засады, ловили рабов, наказывали восставших бондов. Морские сражения удостоены в сагах особого внимания и поэтического слога: флоты противников с поднятыми знаменами и обращенными друг к другу драконьими головами сближались и шли на абордаж. Они были «сплоченными» — форштевни кораблей связывались канатами, благодаря чему среди моря возникала арена сражения, которая в финале доставалась победителю. Рукопашная схватка завершалась «очисткой» кораблей противника, при этом сначала решалась судьба флангов, а под конец закипала решающая схватка на центральных драккарах конунгов. Будучи по-своему ритуалом и ареной воинских состязаний, морское сражение приносило победителю славу и трофейный флот как орудие власти на море и суше. Проекцией морской культуры на сушу была модель поведения команды корабля, от которой, по распространенному мнению, ведет начало западная (атлантическая) демократия. А. Тойнби, сопоставляя эллинов и скандинавов, отмечал, что корабельная команда несет «клетки» города-государства (республики) в виде судовых экипажей, которые, «выходя на сушу, продолжают поддерживать оправдавшую себя корабельную организацию». Она замещает собой группу по родству благодаря кооперации «в одной лодке» перед лицом общей опасности; на суше, как и на море, дружба оказывалась более существенным отношением, чем родство, а приказы 230 Антропология движения более весомыми, чем подсказки обычая. Связующим элементом этой системы было уже не кровное родство, а подчинение свободно выбранному вождю и всеобщее уважение к свободно принятому закону, который носит на языке западной идеологии название «общественный договор». Высадившиеся на сушу судовые экипажи принесли идею городского самоуправления, из которой родился городской магистрат (Тойнби 1991:135, 137). Г. С. Лебедев убедился в значении особого ритма взаимодействия команды гребцов (ruþ, русь) в ходе экспериментальных «археолого-навигационных плаваний». В эпоху викингов «корабль — место организации особого, качественно нового уровня социальных связей», и «поведенческий механизм команды руси образует особый и самодостаточный социум» (Лебедев 2005:285–286, 358). Не только взаимоотношения «в одной лодке», но и связи между кораблямикомандами, судном и гаванью, различными берегами и островами создавали систему коммуникации викингов. Не отдельный корабль, а флотилия была морской силой, участвовавшей в борьбе за власть. В сагах уделяется повышенное внимание к виду и маневрам флотилий и королевских флагманов. В мифах тоже упоминаются несущиеся «стаи ладей»: Шумели весла, железо звенело, гремели щиты, викинги плыли; мчалась стремительно стая ладей, несла дружину в открытое море (Старшая Эдда 1963:75). Войны и контроль над побережьем, пиратство, торговля, открытие и колонизация новых земель стали возможными во многом благодаря достижениям кораблестроения, в том числе большому парусу 5 съемной мачте, укреплению киля, усовершенствованию рулевого управления. Однако главными преимуществами викингов оставались власть над пространством и виртуозная маневренность 5 Парус появился примерно за век до начала экспансии викингов (на рисовальных камнях Готланда есть изображения парусников VII в.), но многие авторы настаивают на том, что викинг и большой прямоугольный цветной парус — современники, вернее их команд. Военная магия кочевников состояла не в численности войска, а в искусстве маневра, силе удара и неожиданности появления «ниоткуда». Кораблямии счислялась силаконунгов, формировалось народное ополчение ледунг (Гуревич 1967:181–186; Ковалевский 1977:108). В начале эпохи викингов (810 г.) датский конунг Готтрек вторгся во Фрисландию с флотом из 200 кораблей; в конце эпохи (1066 г.) Харальд Суровый пришел завоевывать Англию с таким же флотом. Даны в 845 г. напали на Гамбург с флотом из 600 ладей, в 885 г. викинги на 700 судах осадили Париж. Известна предельная численность военно-морского ополчения (ледунга) в Скандинавии XII–XIII вв.: в Норвегии — 311 кораблей (12–13 тыс. человек), в Швеции — 280 кораблей (11–12 тыс.), в Дании — 1100 кораблей (30–40 тыс.). Таким образом, предельное число возможных участников походов викингов не превышало 70 тысяч человек и 1700 судов (Лебедев 2005:35). Современникам казалось, что борьба с викингами бесполезна, потому что, побежденные в одном месте, они вскоре и в большем количестве появлялись в другом. Случалось, в Англии выступившего против норманнов короля окликали по дороге: «Куда идешь, король?» — и выяснялось, что, пока он собирался сразиться с разбойниками на одном берегу, новые их отряды высадились на другом (Стриннгольм 2003:32, 33). Европа леденела от страха перед «полчищами» норманнов, тогда как на самом деле их отряды в IX в. достигали тысячи, но обычно насчитывали три-четыре сотни человек. В относительно мелких группах викинги сохраняли свои главные преимущества — подвижность и внезапность (Сойер 2002:186, 202). Большие флоты были более пригодны для парадов и показательных прибрежных маневров, которые в свою очередь имели огромное психологическое и политическое значение. Иногда корабли покоряли не силой, а внешним блеском. Так случилось в 1015 г., когда свой флот в Англию привел датский король Кнут Могучий: Столь великолепно были украшены эти корабли, что они ослепляли смотрящих, и тем, кто смотрел издалека, казалось, что сделаны были они из пламени, а не из дерева. Ибо каждый раз, когда солнце проливало на них сияние своих лучей, в одном месте блистало оружие, в другом — сверкали подвешенные щиты. На носах кораблей пылало золото и искрилось серебро. Воистину, столь велико было великолепие этого флота, что если бы его господин пожелал завоевать любой народ, то одни корабли устрашили бы врага еще до того, 232 Антропология движения. Ибо кто смог бы смотреть на вражеских львов, ужасавших свечением золота, кто мог бы смотреть на людей из металла, угрожавших своими золотыми лицами, на этих быков на кораблях, угрожавших смертью, рога которых сияли золотом, — не почувствовав ужаса перед королем подобного войска? (Симпсон 2005) |