IT как оружие. Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей
Скачать 2.83 Mb.
|
солдата, который возглавляет в нашей игре Halo войска, сражающиеся против инопланетного врага. Мне было приятно думать, что Мастер Чиф прикрывает меня. Кент ответил намой звонок. Нам не раз приходилось общаться и раньше, но почти всегда только для того, чтобы обсудить очередные претензии наших компаний друг к другу. Теперь же я предложил нечто иное Давайте объединим усилия, чтобы более эффективно вести переговоры с Министерством юстиции. Если бы Кент заподозрил меня в попытке подсунуть им троянского коня, то я не обиделся бы. Но он выслушал меня и через день перезвонил, сказав, что не против поработать вместе. Мы провели совместную телеконференцию с представителями правительства, вовремя которой попытались донести до них нашу совместную позицию. Казалось, что мы близки к урегулированию, но неожиданно для нас в конце августа переговоры закончились неудачей. У нас создалось впечатление, что в АНБ и ФБР по-разному смотрят на обсуждаемые вопросы. К осени 2013 г. непрекращающиеся разоблачения Сноудена вбили основательный клин в отношения между правительством США и технологическим сектором. Дела шли все хуже и хуже. А 30 октября газета The Washington Post опубликовала статью, от которой у представителей технологической отрасли волосы встали дыбом Как следует из документов Сноудена, АНБ тайно подключается к данными дата-центрам Google по всему миру. Соавтором статьи был Барт Геллман — журналист, которого я знали уважал еще с тех времен, когда он писал материалы для студенческой газеты The Daily Princetonian в Принстонском университете, где мы вместе учились. В статье говорилось, что АНБ при поддержке британского правительства тайно подключается к подводным волоконно-оптическим кабелям с целью скачивания данных из сетей Yahoo и Google. Хотя у нас не было возможности проверить, подключается ли АНБ и к нашим кабелям, в некоторых документах Сноудена упоминались наши сервисы электронной почты и обмена текстовыми сообщениями. Мы заподозрили, что наши данные также находятся под угрозой. Правительства США и Великобритании таки не опровергли сообщения о подключении к кабелям передачи данных. В отрасли это сообщение встретили с удивлением и возмущением. В тоже время информация из статьи заполнила пробел в нашем понимании документов Сноудена. Она наводила на мысль, что АНБ располагает гораздо большим массивом наших данных, чем мы ему законно предоставили на основании судебных решений и официальных распоряжений, продиктованных соображениями национальной безопасности. Если это действительно так, то правительство фактически осуществляло массированное вторжение в частную жизнь своих граждан. В статье The Washington Post указывалось, что АНБ в сотрудничестве с британскими коллегами перехватывает информацию из кабелей передачи данных, используемых американскими технологическими компаниями, причем, скорее всего, без надлежащего судебного контроля или надзора. Мы опасались, что происходит это в местах коммутации кабелей на территории Соединенного Королевства. Юристы по всей отрасли обсуждали создавшуюся ситуацию. По всей видимости, АНБ, действуя за пределами США, сочло, что ограничения, налагаемые четвертой поправкой, на него не распространяются. Реакция Microsoft и отрасли в целом была молниеносной. В последующие несколько недель мы вместе с другими компаниями объявили о том, что начнем применять усиленное шифрование всей информации, передаваемой по волоконно-оптическим кабелям, а также хранящейся на серверах дата-центров 28 . Это был серьезнейший шаг сточки зрения защиты интересов клиентов теперь даже если правительство подключится к кабелю и скачает данные, принадлежащие нашим клиентам, оно почти наверняка не сможет расшифровать и прочитать их. Однако декларировать намерение применить более сложную систему шифрования и внедрить ее на практике — далеко не одно и тоже. Это связано с серьезным увеличением нагрузки на дата- центры и значительными техническими мероприятиями. Некоторые из наших ведущих инженеров не испытывали восторга от этого, и их можно было понять. Поскольку инженерные ресурсы, доступные для решения технических задач, ограничены, всегда приходится выбирать, на что их направить. Создание новой системы шифрования данных потребовало бы от наших инженеров отложить разработку других продуктов, которых ждут клиенты. После короткого, но бурного обсуждения генеральный директор Microsoft Стив Балмер и остальные топ-менеджеры приняли решение сосредоточиться на шифровании. Поэтому же пути пошли и другие технологические компании. В ноябре, в самом разгаре этих событий, в Сиэтл приехал президент США Барак Обама для участия в политическом мероприятии по сбору средств. После официальной части был запланирован коктейль в отеле Westin Seattle, на который Белый дом пригласил небольшую группу местных политических лидеров и своих сторонников. Мне выпала честь представлять там Microsoft. Я надеялся, что у меня будет возможность поговорить с президентом о вопросах, связанных с первой поправкой, которые были упомянуты в нашем иске к правительству. Однако юристы из Министерства юстиции попросили нас в беседе с ним не касаться этой темы. Интересы их клиента представляли назначенные адвокаты, и все разговоры должны были происходить исключительно через них. Перед самым появлением Обамы в зале я спросил у его референта Валери Джаррет, уместно ли будет задать ему другой вопрос, который не касался нашего иска считает ли он, что защита от необоснованных обысков и изъятия документов со стороны правительства, предоставляемая американцам четвертой поправкой, действует и за пределами Соединенных Штатов. Я считал этот вопрос очень важным на фоне опубликованной в Washington Post статьи о том, что АНБ подключается за пределами Соединенных Штатов к кабелям передачи данных, принадлежащих американским компаниям. Валери решила, что президенту эта тема будет интересна Она была права. Вовремя нашего разговора президент явно вспомнил свое прежнее амплуа профессора конституционного права. И хотя он явно разбирался в конституционном праве лучше меня, мне удавалось на довольно хорошем уровне поддерживать беседу. А потом он сменил тему. «Я слышал, вы не хотите договариваться снами по поводу своего иска. Вы полагаете, что будете лучше выглядеть в глазах общественного мнения, если не прекратите тяжбу с правительством Это был один из тех моментов, когда требуется моментальная реакция. Адвокаты Министерства юстиции, конечно жене могли запретить мне отвечать на прямые вопросы президента Соединенных Штатов, поэтому я сказал, что мы хотели бы урегулировать разногласия, но, судя по всему, правительство в этом не заинтересовано. Я обрисовал наши опасения и выразил надежду, что мы сможем добиться реального прогресса, если нам удастся собрать водной комнате нужных для решения этого вопроса людей. Несколько недель спустя Обама пригласил руководителей крупнейших технологических компаний в Белый дом. Это было за восемь дней до Рождества, ив празднично украшенном западном крыле царила лихорадочная деятельность — сотрудники администрации торопились завершить свои рабочие дела до того, как президент уедет в ежегодный отпуск на Гавайи. Накануне Белый дом объявил, что на встрече будут обсуждаться «вопросы, связанные со здравоохранением, закупками технологий и контролем за информацией. Это было все равно, что пригласить заядлых болельщиков на мероприятие, где они смогут послушать национальный гимн, поучаствовать в конкурсе по поеданию хот- догов, а заодно посмотреть первую игру первенства по бейсболу. Мы все знали, зачем в то холодное зимнее утро собрались в Вашингтоне. В западном крыле собрались звезды технологической отрасли, в том числе генеральный директор Apple Тим Кук, председатель совета директоров Google Эрик Шмидт, операционный директор Шерил Сэндберг, генеральный директор Netflix Рид Хастингс и еще десяток руководителей. Большинство из нас были знакомы друг с другом. Восемь из представленных компаний практически все конкуренты — незадолго до того встречались, чтобы создать новую коалицию, получившую название За реформу правительственного контроля (Reform Government Surveillance). Участие в коалиции давало нам возможность работать совместно как раз над теми вопросами, которые мы в тот день планировали обсудить в Белом доме. После серии взаимных оживленных приветствий мы выложили смартфоны на специальную стойку в коридоре и прошли в комнату Рузвельта. Комната Рузвельта названа так в честь сразу двух президентов Теодора Рузвельта, который построил западное крыло, и Франклина Рузвельта, который его расширил. Усевшись за длинный полированный стол для совещаний, я взглянул на картину, висящую над камином, и усмехнулся. На ней был изображен Тедди Рузвельт в образе мужественного всадника верхом на горячем коне. Я очень надеялся, что чрезмерного мужества в следующие 90 минут от нас не потребуется. Нас приветствовала команда Белого дома в полном составе. Президент Обама и вице-президент Джо Байден заняли свои обычные места в середине стола в окружении практически всех своих советников. Президент задал Риду Хастингсу несколько нейтральных вопросов о продолжении сериала Карточный домика аккредитованные фотографы сделали обычные в таких случаях фотографии. После того как пресса покинула зал, начался разговор на серьезные темы. При Обаме подобные встречи начинались с того, что каждый из гостей излагал свои соображения. У такой большой группы это заняло некоторое время. Президент задавал уточняющие вопросы, стараясь направить разговор от простого перечисления проблем к более глубокому обсуждению. За несколькими исключениями все руководители технологических компаний приводили убедительные аргументы в пользу ограничения массированного сбора данных, призывая к повышению прозрачности и сдерживанию активности АНБ. По большей части мы избегали говорить об Эдварде Сноудене напрямую. Однако когда подошла очередь Марка Пинкуса, основателя Zynga, компании, разрабатывающей онлайн-игры для социальных сетей, он заявил, что Сноуден — герой. Вы должны простить его, — сказал Пинкус, — и устроить в его честь торжественное шествие» 30 Было видно, как Байден в этот момент вздрогнул. Вот этого я точно не собираюсь делать, — сказал президент. Он пояснил, что, сего точки зрения, Сноуден действовал безответственно, когда покинул страну, прихватив с собой кучу документов. Затем наступил черед генерального директора Yahoo Мариссы Майер. Она открыла папку с заранее подготовленными тезисами и произнесла Я согласна совсем, что говорилось до сих пор, остановилась и посмотрела куда-то вверх. Потом она кивнула на Пинкуса и добавила — Кроме него. С ним я несогласна. Все засмеялись. В обмене репликами ясно звучала мысль, которую мы хотели донести. Почти все мы надеялись побудить президента внести изменения в проводимую правительством политику. Однако у представителей хайтека к тому времени уже сложились теплые отношения с Обамой. К тому же известно, что всегда сложнее бросить вызов кому-то, если вы находитесь у него в гостях, особенно в Белом доме. Стараясь выражаться предельно аккуратно, мы тем не менее не отступали от своей повестки дня и настаивали на необходимости реформирования надзора за массированным сбором данных государственными ведомствами. Было очевидно что Обама серьезно разобрался в этой теме, поскольку он без труда перечислял проблемы, которые, по его мнению, нужно решить правительству. Иногда он возражал, подчеркивая, что люди действительно обеспокоены доступом АНБ к личным данным, нов сумме участвующие во встрече компании имеют доступ к гораздо большему объему личных данных, чем правительство. У меня есть подозрение, что общественные настроения вполне могут измениться, — сказал он. В конце встречи президент дал понять, что он заинтересован во внесении некоторых важных, хотя и ограниченных, изменений в политику США. Он зачитал перечень вопросов, по которым ему необходимо получить дополнительные разъяснения перед тем, как перевести разговор наследующий уровень детализации». Спустя месяц, 17 января 2014 г, президент сделал первые важные шаги по реформированию системы надзора за сбором данных. В ночь перед тем, как план реформ был обнародован, нам позвонили адвокаты Министерства юстиции. Они предложили урегулировать иски, поданные Microsoft и Google к правительству, на еще более благоприятных для нас условиях, чем те, которые мы предлагали входе переговоров в августе прошлого года. После того, как все проблемы были таким образом урегулированы, мы решили пойти еще дальше и начать публиковать прозрачные отчеты о полученных нами судебных постановлениях на раскрытие информации в целях обеспечения национальной безопасности. Компании Google, к ее чести, удалось несколько опередить нас — она первой предложила впечатляющую модель раскрытия такой информации, которую приняли все остальные. С точки зрения многих клиентов и защитников права на неприкосновенность частной жизни, принятые Обамой решения были первым шагом в верном направлении, хотя и недостаточным. Мы, как представители хайтека, разделяли этот взгляд. Нам было ясно, что окончательно решить все оставшиеся проблемы будет непросто. Как гарантировать иностранным правительствами клиентам, что правительство США не сможет ненадлежащим образом получать доступ к данным дата-центров, находящихся под управлением американских компаний Какие законные шаги мы в состоянии предпринять, чтобы способствовать обеспечению общественной безопасности На решение всех этих проблем потребуются годы. Поразительно, как много изменилось за семь месяцев, прошедшие с тех пор, как Сноуден передал журналистам The Guardian похищенные им документы. У людей открылись глаза на масштабы слежки, осуществляемой их собственным правительством. Более сложное шифрование стало нормой. Компании отрасли подали в судна государственные ведомства. Конкуренты смогли объединиться в новых условиях. Сейчас, годы спустя, люди все еще спорят, является ли Эдвард Сноуден героем или предателем. По мнению некоторых, он одновременно и тот и другой. Однако к началу 2014 г. стало невозможно отрицать две вещи Сноуден изменил мир он также изменил подходы, которых отныне придерживаются технологические компании Глава ТЕХНОЛОГИИ И ОБЩЕСТВЕННАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ: «По мне лучше проиграть, чем стать обманщиком» Безопасность общества зависит от эффективности работы правоохранительных органов. Однако чтобы поймать преступников и террористов, нужно сначала найти их, а это сделать невозможно без активного сбора информации. В XXI в. необходимая информация чаще всего накапливается в дата- центрах крупнейших глобальных технологических компаний. Как сектор, который пытается вносить свой вклад в обеспечение общественной безопасности и защищать неприкосновенность личных данных, мы балансируем на лезвии бритвы. Нам необходимо сохранять это неустойчивое равновесие и одновременно поспевать за изменениями нынешнего чрезвычайно подвижного мира. События, требующие от нас немедленного реагирования, происходят совершенно неожиданно, без всякого предупреждения. Впервые я столкнулся с этим в 2002 г, когда января в Карачи, Пакистан, был похищен журналист газеты The Wall Street Journal Дэниел Перл. Его похитители выходили на связь то из одного интернет-кафе, то из другого и использовали наш почтовый сервис Hotmail для передачи требований, ловко ускользая от пакистанской полиции. В обмен на жизнь Перла они требовали освободить всех подозреваемых в терроризме в Пакистане и остановить запланированную поставку истребителей из Соединенных Штатов. Было ясно, что правительство Пакистана низа что не согласится с такими требованиями. Оставался единственный способ спасти Перла — найти его. Пакистанские власти быстро и без лишнего шума связались с ФБР, которое обратилось к нам. Соответствующее исключение из закона о надзоре за иностранной разведывательной деятельностью позволяло правительству действовать без промедления, а технологическим компаниям оперативно отвечать на запросы в чрезвычайных ситуациях, связанных с угрозой гибели людей или причинения вреда их здоровью» 2 Жизнь Перла, несомненно, была в опасности. Джон Франк пришел ко мне и объяснил положение. Я дал зеленый свет на сотрудничество с местной полицией и ФБР. Нам нужно было взять под контроль учетную запись Hotmail, которую использовали похитители, и по адресу их очередных сообщений идентифицировать интернет-кафе на другом конце света, откуда они выходили на связь. Наши команды тесно сотрудничали с ФБР и местными властями в Пакистане на протяжении недели, отслеживая похитителей, которые перемещались от одной точки доступа в интернет к другой. Мы подобрались очень близко, но все жене успели. Похитители убили Перла прежде, чем их удалось поймать. Это потрясло нас до глубины души. Его ужасная смерть подчеркнула ту колоссальную ответственность, которая лежит на нас, нечто такое, о чем редко говорят на публике. Этот случай был лишь предвестником того, что нас ожидало. Сегодня киберпространство уже нельзя считать чем-то второстепенным. Оно все больше становится местом, где люди организуют свою деятельность и определяют, что и как будет происходить в реальном мире Трагедия, связанная с Дэниелом Перлом, также подчеркнула важность субъективного суждения в вопросах защиты неприкосновенности частной жизни. В определенном смысле можно утверждать, что между неприкосновенностью частной жизни и безопасностью существует равновесие, которое является результатом действий сторонников неприкосновенности, тянущих в одну сторону, и правоохранительных органов, тянущих в другую сторону. Подобно судам, которые занимаются решением их споров, технологические компании становятся ареной, где тоже занимаются этими вопросами. Нам необходимо понимать и учитывать интересы обеих сторон этого уравнения. Одна из серьезных проблем заключается в том, как выполнить эту задачу на должном уровне. Наш подход к реагированию на судебное постановление об обыске оттачивался путем проб и ошибок с момента появления электронной почты и электронных документов в х гг. В 1986 г. президент Рональд Рейган подписал закон о защите информации, передаваемой с помощью электронных систем связи (Electronic Communications Privacy Act), который известен современным юристам по аббревиатуре ECPA. В то время никто не знал, должна ли четвертая поправка защищать что-либо вроде электронной почты, однако и республиканцы, и демократы в равной мере хотели добиться такой законодательной защиты. Как это иногда случается в Вашингтоне, в 1986 г. конгресс действовал с самыми лучшими намерениями, но шел очень непростым путем. Составной частью ECPA был закон о сохраненных сообщениях, который фактически вводил новую форму ордера на обыск. При наличии обоснованного подозрения правительство могло обратиться в суд, получить ордер на обыск, дающий право доступа к вашей электронной переписке, и распространить его действие помимо вас на технологическую компанию, где хранятся ваша электронная почта и документы 3 Компания в этом случае обязана извлечь электронную переписку и передать ее запрашивающему органу. В определенных обстоятельствах закон фактически превращал технологические компании в агентов правительства. Это также привело к появлению новой модели взаимодействия. Когда правительство получает классический ордер на обыск вашего дома или офиса, там, скорее всего, кто- нибудь присутствует и знает о происходящем. Он не может прекратить обыск, но, по крайней мере, знает о нем. Если он сочтет, что его права нарушаются, то может пойти по стопам Джона Уилкса и обратиться в суд. Конгресс избрал более сложный подход к вопросу уведомления людей и организаций о том, что правительство получило доступ к их электронной почте и документам через технологические компании, — он принял положение, дававшее правительству право затребовать наложение судебного запрета на разглашение сведений об обыске. Это положение предлагало правительству пять оснований для требования засекретить его действия. На первый взгляд, эти основания казались вполне разумными. Например, если разглашение сведений влекло за собой уничтожение доказательств, запугивание свидетеля или иным образом вредило расследованию, то судья мог выдать ордер на обыск вместе с предписанием о неразглашении 4 Технологическая компания могла получить и то и другое одновременно — первое требовало передать электронные данные, а второе — хранить факт передачи в секрете. Пока электронная почта не получила распространения, эти новые ордера на обыск с предписаниями о неразглашении были редкостью. Однако в условиях взрывного развития интернета и появления дата-центров с сотнями тысяч компьютеров все значительно усложнилось. Сегодня в состав нашей команды по вопросам обеспечения законности и национальной безопасности входят 25 штатных работников — специалисты по надзору за соблюдением норм и правил, юристы, инженеры и профессионалы в сфере информационной безопасности. В своей работе они опираются на поддержку многочисленных юридических фирм со всего мира. В компании Microsoft эту службу называют командой LENS. Ее миссия довольно очевидна: глобальный анализ и реагирование на запросы правоохранительных органов в соответствии с законодательством разных стран и нашими контрактными обязательствами перед клиентами. Такую задачу легкой не назовешь. У команды семь мест базирования в шести странах на трех континентах. В течение года она обычно рассматривает более 50 000 ордеров на обыски судебных запросов из 75 стран. Всего лишь 3% этих предписаний касаются контента. В большинстве случаев власти запрашивают адреса, списки контактов и данные о регистрации пользователей. Ордера на обыск чаще всего поступают в Microsoft по электронной почте. Менеджер по надзору за соблюдением норм и правил удостоверяется в том, что они действительны и подписаны судьей, что у властей имеется обоснованное подозрение и что агентство имеет полномочия на получение информации. Если все подтверждается, менеджер запрашивает необходимые данные в дата-центре. Эти данные проверяются еще раз, стем чтобы не предоставить ничего лишнего, и только тогда отправляются в адрес запросившего их органа. Как один из работников объяснил мне, это выглядит просто, однако требует немало времени, чтобы сделать все как надо. Нужно изучить сам ордер, проанализировать запрашиваемую в нем информацию по учетной записи, выгрузить эту информацию и еще раз проанализировать, чтобы убедиться в ее адекватности». Когда менеджер по надзору за соблюдением норм и правил считает, что ордер сформулирован слишком широко и/или запрос превышает полномочия соответствующего агентства, дело передается юрисконсульту. Иногда мы просим сузить формулировку ордера, а бывает, что признаем ордер незаконными отказываемся исполнять его. Один из членов команды LENS находится на связи в режиме, те. на протяжении недели даже спит рядом с телефоном на случай чрезвычайной ситуации или террористической атаки где- нибудь в мире, которая потребует немедленных действий. Когда тревога в мире не проходит неделями, члены команды дежурят поочередно, давая друг другу возможность выспаться и нормально работать. В 2013 г, после того как Эдвард Сноуден раскрыл секреты АНБ и спровоцировал публичный скандал вокруг массированного сбора данных, руководителем LENS стала Эйми Хоган-Берни, новый юрист компании Microsoft. Наделенная живым умом и тонким чувством юмора, она быстро завоевала симпатию всей команды. До этого Эйми три года проработала юрисконсультом в отделе национальной безопасности в штаб-квартире ФБР. Такой опыт был очень кстати Microsoft, хотя теперь она и ее бывшие коллеги в Вашингтоне находились по разные стороны баррикад. Эйми быстро освоилась со своей новой ролью. Ее рабочее место оказалось этажом ниже моего кабинета, и я поймал себя на том, что все чаще и чаще захожу в ее коридор. Кабинет Эйми соседствовал с кабинетом Нейта Джонса, который пришел в чуть раньше в том же году после летней службы в правительстве США, включая юридический комитет сената, министерство юстиции и, наконец, АНБ при президенте Обаме, где занимался вопросами борьбы с терроризмом. Если Эйми занималась организацией работы команды LENS в целом, то Нейт курировал стратегию обеспечения соблюдения норм и правил, наши взаимоотношения с другими технологическими компаниями и переговоры с правительствами разных стран. В условиях меняющегося мира им, как и всей команде LENS, предстояло поддерживать тонкий баланс. В их обязанности входило сотрудничество с правоохранительными органами по всему свету, а помимо этого защита права на неприкосновенность частной информации, закрепленного четвертой поправкой и другими законами страны. Поскольку породу своей деятельности они были связаны с разными специалистами по защите информации, работавшими в компании, я был очень рад соседству с ними. Нейт и Эйми быстро превратились в такой крепкий тандем, что члены команды стали называть их между собой «Нейми». В все без колебаний шли к Нейту и Эйми, когда требовалось продумать подход к самым чувствительным вопросам. Наши менеджеры по надзору за соблюдением норм и правил обычно просматривали срочные сообщения, попадавшие к ним на почту, обсуждали их друг с другом и принимали решение, нужно ли немедленно идти к Нейми. Тандем Нейми находился на переднем крае защиты всемирного хранилища данных — в том самом месте, где обстановка нередко накаляется до предела без всякого предупреждения. Когда конторские служащие по всей Франции собирались отправиться на обед в среду, 7 января 2015 г, два брата пришли в парижскую редакцию сатирического журнала Charlie Hebdo и зверски убили 12 человек. Эти двое были связаны с «Аль-Каидой» и считали себя оскорбленными, как и многие другие мусульмане, в результате публикации карикатурна пророка Мухаммеда 7 Однако в отличие от других эти братья решили разобраться с богохульниками. Трагедия приковала к себе внимание всех средств массовой информации. Мы наблюдали затем, как разворачиваются события, из Редмонда вместе с остальным миром. Когда я наливал очередную порцию кофе в свою чашку в комнате отдыха, группа наших сотрудников смотрела по телевизору репортаж о том, как французская полиция ведет розыск двух братьев, которым удалось скрыться. В скором времени к общенациональной поисковой операции подключилась французская армия, а еще один член «Аль-Каиды» совершил террористический акт водном из супермаркетов. Мне были знакомы улицы и тот район, где происходили эти события, — первые три года работы в Microsoft я провел в нашей европейской штаб-квартире в Париже. За исключением беспокойства о работавших там наших сотрудниках, которые, к счастью, не пострадали, эта история, не оставившая равнодушным никого в мире, казалось, не имела отношения к моей работе. Однако все изменилось на рассвете следующего дня в Редмонде. Французская национальная полиция быстро обнаружила, что у двух террористов были учетные записи в почтовой службе Microsoft, и обратилась в ФБР за помощью. Когда в Редмонде было 5:42, отделение ФБР в Нью-Йорке отреагировало на экстренный запроси затребовало у нас электронную переписку и учетные данные убийц, в том числе IP- адреса, по которым можно установить местонахождение компьютера или телефона при выходе в интернет. Команда в проанализировала экстренный запроси предоставила необходимую информацию в распоряжение ФБР через 45 минут. На следующий день розыскная служба Франции установила местонахождение террористов, которые были уничтожены в перестрелке с полицией. События в Париже потрясли Францию и весь мир. В первое воскресенье после теракта более 2 млн человек прошли маршем по улицам французской столицы в знак памяти о погибших журналистах ив поддержку свободы прессы 9 К сожалению, это была не последняя трагедия, обрушившаяся на Париж в 2015 г. Вечером в одну из ноябрьских пятниц, когда парижане уже отдыхали после рабочей недели, террористы вновь устроили ряд скоординированных атак по всему городу. Они открыли огонь из автоматических винтовок в театре, у стадиона ив нескольких ресторанах и кафе. Картина была ужасной. Террористы убили 130 человек и ранили более 500. Это был самый кровавый теракт в Париже со времен Второй мировой войны. И хотя семерых нападавших удалось уничтожить, двоим удалось скрыться 10 Франсуа Олланд, президент Франции, сразу же объявил чрезвычайное положение в стране. Ответственность на себя взяло «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ) (организация, запрещенная на территории РФ. — Прим. ред, а вскоре стало ясно, что некоторые из нападавших приехали из Бельгии. Развернулась новая розыскная операция, на этот раз на территории двух стран. Сотрудничая с европейскими властями, ФБР опять быстро предъявило ордера и запросы технологическим компаниям на предоставление электронной переписки и другой информации, принадлежавшей подозреваемым. Трагедия Charlie Hebdo показала, что нам нужно быть готовыми мгновенно реагировать на атаки террористов. На этот раз власти Франции и Бельгии выдали нам 14 ордеров с запросами на получение информации. Команда, которая анализировала их, пришла к заключению, что они законны, и предоставила необходимую информацию, причем затратила на выполнение каждого запроса не более 15 минут. Две трагедии в Париже стали событиями, захватившими внимание всего мира. Однако наша помощь требуется не только в таких случаях. Назаре развития электронной почты правительства редко обращались к нам. Теперь, когда мы получаем порядка 50 000 ордеров на обыск от 70 стран ежегодно, назрела необходимость организации работы в глобальном масштабе. Определить путь нашего продвижения вперед помог Сатья Наделла. Перед тем как занять пост генерального директора компании вначале гон руководил облачным бизнесом, а потому понимал его лучше других. Наделла привнес в это непростое дело тонкую организацию. Он вырос в семье высокопоставленного госслужащего в Индии. Его отец возглавлял академию, из стен которой после обретения независимости вышло целое поколение руководителей страны. Как результат, Сатья интуитивно понимал тонкости работы правительств. Меня всегда поражало его сходство с Биллом Гейтсом, который вырос в семье известных и уважаемых юристов Сиэтла. И Билли Сатья были яркими инженерами, но первый мыслил как юриста второй — как представитель правительства. Для меня возможность решать сложные вопросы вместе сними была просто неоценимой. Когда на нас обрушился поток запросов, связанных с отслеживанием информации, Сатья предложил выработать принципиальный подход к ним. Это было в конце 2014 г. Нам необходимо четко продумать процедуру принятия трудных решений, и наши клиенты должны знать, как мы это делаем, сказал он. — Нам также нужны принципы, в соответствии с которыми мы будем действовать». Мы уже применяли подобный подход на протяжении предыдущего десятилетия при решении сложных антимонопольных проблем, в том числе публиковали Принципы, предусматривавшие 12 направлений обеспечения конкуренции. В 2006 г. я представил эти принципы в Национальном пресс-клубе США в Вашингтоне. На эту идею вовремя шумных антимонопольных процессов против Microsoft нас навел Джон Лейбовиц, в то время член Федеральной торговой комиссии. Он присутствовал на презентации и подошел ко мне, когда я закончил. Если бы вы выступили с этим десятилетие назад, — сказал он, — правительство вряд ли предъявило бы вам иск». Хотя предложение Сатьи выглядело очевидным, наделе все было не так просто. Нам требовались принципы, которые подходили бы для всех направлений деятельности, от операционных систем до игровых приставок вроде Xbox. По форме они должны быть простыми и запоминающимися и не смахивать на два десятка положений, напичканных юридическими и техническими жаргонизмами. А, как известно, сочинить что-либо короткое и простое всегда нелегко 12 Несмотря на сложность задачи, отправная точка была предельно ясной. Мы всегда четко понимали, что информация, которая хранится в наших дата-центрах, принадлежит не нам. Электронные письма, фотографии, документы и короткие сообщения были собственностью пользователей. Мылишь обеспечивали хранение чужой собственности, а не владели этими данными. Как хорошим распорядителями хранителям, нам полагалось использовать эти данные в интересах их владельцев, а не в своих собственных целях. Отталкиваясь от этой идеи, мы собрали команду, которая разработала то, что должно было стать четырьмя принципами, получившими название облачных обязательств»: конфиденциальность, защита данных, соблюдение норм и правили прозрачность. Я всегда подчеркиваю в разговоре с руководителями маркетинговых служб компании, что юристы умеют взять сложную тему и свести ее к четырем пунктам. Неудивительно, что они быстро справились с этим. Вместе стем сформулировать четкие принципы и реализовать их на практике — совершенно разные вещи. Команда проработала каждый принцип в деталях и создала программу обучения. Реально протестировать все это можно было лишь в ситуации, которая потребует решения сложных вопросов и покажет, как далеко мы готовы зайти в соблюдении своих обязательств. Довольно скоро у нас появилась такая возможность, связанная с проблемой прозрачности. Мы согласились стем, что прозрачность — это основа для всего остального. Пока люди не понимают, что мы делаем, они просто не смогут верить нам. Наши деловые партнеры, например, хотели получать уведомление, когда мы получаем ордер на обыск или запрос на предоставление их электронной переписки или других данных. На наш взгляд, редко когда у правительства есть веские основания предъявлять ордер именно нам, а не предприятию- клиенту. В отличие от физических лиц, совершивших преступление или подозреваемых в терроризме, уважаемая компания или предприятие вряд ли скроется заграницей или пойдет на незаконные действия, чтобы помешать расследованию. А когда есть опасение уничтожения информации, мы можем на основании ограниченного запроса на замораживание сделать копию клиентских данных и хранить ее до тех пор, пока правительство не утрясет юридические вопросы, связанные с доступом. В 2013 г. мы публично заявили, что будем уведомлять наших клиентов в частном и государственном секторах в случае получения официальных запросов на доступ к их данным. При наличии судебного запрета на разглашение этой информации мы будем оспаривать запрос в суде. Мы также будем перенаправлять правительственные агентства непосредственно к нашим клиентам для получения информации об их работниках именно такой порядок получения подобных сведений существовал до того, как они стали храниться в облаке. Ну и, конечно, мы будем обращаться в суд для подкрепления своих действий. Первым испытанием нашего подхода стало письмо ФБР с требованием предоставить данные, принадлежавшие одному из наших корпоративных клиентов. Это письмо запрещало нам сообщать клиенту об этом запросе. Проанализировав письмо, мы не нашли оснований для запрета на информирование клиента, не говоря уже о запросе данных у нас, а не у их собственника. В результате мы отказались выполнять запрос, подготовили иски обратились в федеральный суд в Сиэтле, где судья отнесся с пониманием к нашим аргументам. ФБР стало выступать против и отозвало свое письмо В течение следующего года наши юристы не раз вынуждали Министерство юстиции обращаться заданными непосредственно к корпоративным клиентам. Однако в январе 2016 г. помощник прокурора в другом округе не согласился с этими направил нам приказ за печатью с требованием предоставить данные, принадлежащие одному из корпоративных клиентов. К приказу был приложен бессрочный запрет на разглашение информации. Мы заявили протест. Обычно после разъяснения нашей позиции правительство шло на попятный. Нов этот раз федеральный прокурор стоял на своем и вынудил нас обратиться в суд. В тот момент я находился в Европе, где меня ни свет ни заря разбудило письмо от Дэвида Ховарда, который курировал нашу судебную практику и ряд других вопросов. Дэвид присоединился к нашей команде пять лет назад и раньше был успешным федеральным обвинителем и партнером юридической фирмы. Он привносил толику хладнокровия и здравомыслия в каждую проблему, за которую брался. Его руководство было одной из главных причин, по которым мы год за годом выигрывали судебных дел. Как-то в шутку я сказал на совете директоров, что узнал у Дэвида, как добиваться хороших результатов в судебных разбирательствах, и это оказалось не так уж сложно. Нужно просто стоять на своем в делах, где можно выиграть, и улаживать дела, где шансов на победу нет. В действительности, конечно, нужен кто-нибудь вроде Дэвида, умеющий отличать одно от другого. В отношении этого случая Дэвид не испытывал оптимизма. Судья держался очень недоброжелательно и грозил привлечь нас к ответственности за неуважение к суду. Дэвид писал, что команда по судебной практике намеревается передать клиентские данные во избежание штрафа. На селекторном совещании, которое состоялось позже в тот же день, я сказал команде, что не хочу сдаваться. Мы обещали клиентам бороться с такими требованиями, а значит, нужно идти в суди драться. Один из участвовавших в разбирательстве юристов заявил, что это сражение явно обречено на провали обойдется нам в круглую сумму. По мне лучше проиграть, чем стать обманщиком, ответил я. — Мы же дали обещание. По моим представлениям, стоимость его нарушения была намного больше, чем потеря любых денег, даже если нас заставят держать результат в секрете. Я сказал, если команда по судебной практике не отступится, проиграет тяжбу, но удержит размер штрафа в пределах $20 млн, то в моих глазах это будет моральной победой. Все прекрасно знали, что штраф никогда не достигает такой суммы. Этим я хотел показать нашим юристам — которые делали все для победы в каждом деле, — что, с моей точки зрения, они просто не могут проиграть. Команда Microsoft работала круглосуточно ив выходные вместе с нашими внешними юристами. Несмотря ни на что, выиграть это дело нам не удалось, однако мы отбились от штрафа за неуважение к суду, подтвердили нашу приверженность прозрачности в отношениях с клиентами и заявили в общих словах, что проиграли одно из дел, связанных с прозрачностью. А самое главное, мы показали, что живем в соответствии с провозглашенными принципами. Беспокоило лишь одно — то, что нас будут испытывать подобным образом систематически, раз за разом. Нужно было переходить в наступление. Мы не будем выигрывать такие дела, если дадим правительству волю, — сказал Дэвид. — Судебные запреты на разглашение информации должны быть исключением, а не правилом. Однако правительство превращает их в рутину. Нужно, чтобы суды регулировали эту практику». Он предложил блестящий план. Мы решили получить то, что называют судебным определением, которое прояснит наши права. На наш взгляд, правительство превышало свои конституционные права, постоянно налагая запреты на разглашение информации в соответствии с законом о защите информации, передаваемой с помощью электронных систем связи. Мы проанализировали ордера с запросами на получение информации за предыдущие полтора года и обнаружили, что в более чем половине случаев они сопровождались запретами на разглашение, половина из которых были бессрочными. После этого мы подали иск против правительства в федеральный суд в Сиэтле. В нем говорилось, что чрезмерное использование запретов на разглашение информации нарушает предоставленное нам первой поправкой к Конституции право сообщить клиентам о том, что правительство наложило арест на их электронную почту. Мы также указывали на то, что требования о неразглашении нарушают право, предоставленное нашим клиентам четвертой поправкой, на защиту от незаконного обыска и ареста, поскольку они остаются в неведении о происходящем и не могут отстоять свои права. Именно такая ситуация складывалась, когда дело касалось защиты прав пользователей в облаке. Оптимизма нам добавляла тенденция, которая наблюдалась в Верховном суде. В 2012 г. члены Верховного суда постановили пятью голосами против четырех, что четвертая поправка требует от полиции получения ордера, прежде чем размещать маячок на автомобиле подозреваемого. Хотя другие судьи увидели необходимость получения ордера лишь в случае физического вторжения путем прикрепления устройства к автомобилю, судья Соня Сотомайор признала, что в XXI в. правоохранительным органам вовсе необязательно физическое вторжение для отслеживания чьего-либо местонахождения. Тогда уже начали распространяться смартфоны с функцией GPS-навигации, позволяющие удаленно отслеживать перемещения человека. Они открывали доступ ко всем видам личной информации, которую правительство могло использовать годами. Как отметила Сотомайор, если четвертая поправка не будет защищать от такой разновидности слежения, то это может изменить отношения гражданина и государства неприемлемым для демократического общества образом» 15 Судья Сотомайор подметила еще один фундаментальный, на наш взгляд, момент. На протяжении без малого двух столетий Верховный суд утверждал, что четвертая поправка не распространяется на широкодоступную информацию, поскольку люди не могли обоснованно рассчитывать на обеспечение ее конфиденциальности. Теперь же, по словам Сотомайор, конфиденциальность означает возможность делиться информацией, но при этом определять, кто может ее видеть и каким образом использовать. Она была первой, кто четко сформулировал это изменение, и вопрос заключался в том, согласятся лис ней другие судьи. Очертания ответа начали проявляться через два года. Летом г. председатель Верховного суда Джон Робертс написал заключение, единогласно поддержанное всеми остальными 16 Судьи решили, что полиции необходимо получать ордер на досмотр сотового телефона даже в том случае, если его владелец арестован за совершение преступления. По словам Робертса, «современные сотовые телефоны — это непросто техническое устройство. С учетом того, что в них находится, итого, что они могут раскрыть, это для многих американцев часть личной жизни». Хотя четвертая поправка принималась для защиты людей в их жилищах, как разъяснил Робертс, современные телефоны «обычно выдают правительству намного больше информации, чем можно найти при обыске дома. Телефон не только содержит в цифровой форме массу чувствительных документальных сведений, которые ранее можно было обнаружить в доме в нем еще находится разнообразная частная информация, которая никогда не встречалась в жилище. Именно поэтому четвертая поправка должна применяться. Мы были в восторге оттого, что Робертс написал далее. По существу, Верховный суд впервые упомянул файлы, хранящиеся в наших дата-центрах вроде того, что находится в Куинси. «Данные, которые пользователь видит в современном сотовом телефоне, совсем необязательно хранятся в этом устройстве, — написал Робертс. — Одни и те же данные могут храниться в телефоне в случае одного пользователя ив облаке — в случае другого» 18 Впервые Верховный суд признал, что досмотр содержимого телефона не ограничивается доступом к тому, что находится в физической собственности человека. Фактически, новые технологии создают основания для защиты неприкосновенности личных данных в облаке. Хотя эти слова не имели прямого отношения к поданному нами в Сиэтле протесту в отношении широких запретов на разглашение информации, они говорили в пользу нашего более общего иска о защите конфиденциальности. Теперь нужно было грамотно обыграть их. Мы начали реализацию плана Дэвида с подачи иска 14 апреля г Его передали на рассмотрение судье Джеймсу Робарту, который считался одним из корифеев юридического сообщества в Сиэтле до того, как стал федеральным судьей в 2004 г. Нам уже приходилось иметь с ним дело, в том числе вовремя крупного патентного разбирательства. Он действовал жестко, но разумно и справедливо и держал наших юристов в тонусе, что, намой взгляд, было совершенно правильно. В иске приводились данные за предшествующие полтора года, из которых следовало, что за это время мы получили более запретов на информирование граждан, фактически лишавших нас возможности сообщать клиентам о передаче их личной информации в судебном порядке. В глаза бросалась удивительная особенность — 68% запретов не имели срока действия. Это означало, что запрет на информирование наших клиентов о передаче их данных в распоряжение правительства был вечным. Было ясно, что нужно связать обеспокоенность действующей практикой Министерства юстиции с нашей идеей улучшения ситуации. Мы призывали к повышению прозрачности итак называемой цифровой нейтральности, или признанию, что информацию необходимо защищать независимо оттого, где и как она хранится. Все это должно быть сбалансированным, выстроенным на определенном принципе, позволяющим выпускать судебные запреты, нов пределах, необходимых для расследования и не более того. Правительство приняло ответные меры в попытке отклонить иск до того, как начнется расследование. Оно настаивало на том, что у нас нет права информировать клиентов по первой поправке и никаких оснований бороться за права клиентов по четвертой поправке. Довольно быстро стало понятно, что от нашей способности выдержать этот натиск зависит исход всего дела. Если мы выдержим, то получим доступ к данным о распространении практики засекречивания, а это, скорее всего, даст нам те самые факты, которых не хватало для доведения разбирательства поиску до финала. Мы решили, что нам не обойтись без поддержки широкой коалиции сторонников. Все лето ушло на поиски сторонников. Ко Дню труда к нам присоединились и приобщили свои материалы к делу более 80 сторонников. В эту группу вошли представители технологического сектора, бизнес-сообщества, прессы и даже бывшие сотрудники Министерства юстиции и ФБР 23 января 2017 г. адвокаты и публика заполнили зал, где председательствовал судья Робарт. С того момента, когда мы решили не сдаваться, а бороться с запретами на разглашение, прошло ровно два года и два дня. И теперь у нас была возможность провести публичные слушания по действиям правительства при поддержке бывших сотрудников Министерства юстиции, которые расположились в первом ряду. Две недели спустя Робарт постановил, что наше дело может быть продолжено. Хотя они принял к сведению аргумент правительства о том, что мы не можем защищать права наших клиентов по четвертой поправке, по его мнению, для продолжения слушания по претензии, связанной с первой поправкой, были основания. До решающего сражения оставался один день. Министерство юстиции приняло произошедшее к сведению и стало относиться к нашим претензиям более серьезно. Мы собрались вместе, и после череды переговоров Министерство юстиции представило новую политику, которая устанавливала четкие границы применения прокурорами запретов на разглашение информации. Министерство дополнило политику указанием, предписывающим в случае ордеров на обыск обращаться напрямую к компаниям, прежде чем отправляться к поставщикам облачных услуг. Это нас удовлетворило, и мы публично заявили, что, на наш взгляд, новый подход поможет использовать постановления о засекречивании только в случае необходимости и лишь ограниченное время. Обе стороны согласились прекратить разбирательство в отношении судебных запретов на разглашение. Результат был нацелен на достижение тонкого баланса между конфиденциальностью и безопасностью. Судебные разбирательства — обычно грубый инструмент. Сами по себе они дают возможность определить лишь законность существующих процессов и не позволяют выработать новый подход к регулированию технологии. Для этого необходим откровенный разговора иногда переговоры и даже новые законы. В нашем случае судебное разбирательство сделало то, что от него требовалось, — усадило всех за общий стол для разговора о будущем. Теперь нам нужно собрать всех вместе для решения оставшихся вопросов — эта задача еще более трудная и важная Глава НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ: основополага ющее право человека Зимой 2018 г. после длинного дня, насыщенного публичными мероприятиями и встречами в Берлине, мы уже были готовы поставить точку. Однако Дирк Борнеманн и Таня Бём из нашей местной команды в Германии считали иначе. Они настаивали на еще одном визите — в бывшую тюрьму в северо-восточной части города. Неделю назад возможность такого отклонения от маршрута казалась довольно интригующей, но холодная погода и усталость после длительного перелета поумерили наш энтузиазм. Этот крюк, однако, обернулся одним из самых незабываемых событий того года. Когда мы ехали по улицам столицы Германии, короткий зимний день уже угасал. За окном автомобиля непрерывной чередой проносились силуэты старых зданий, рассказывая историю города. Дома, построенные во времена Пруссии, Германской империи, Веймарской республики и фашистской Германии, сменялись безликими бетонными коробками коммунистического периода с приближением к месту нашего назначения Хоэншёнхаузен, тюрьме времен Германской Демократической Республики. Некогда секретный военный комплекс был частью штаб- квартиры Штази, те. службы государственной безопасности Штази выполняла роль щита и меча Восточной Германии, используя репрессии, политический надзор и психологические манипуляции. Ко времени падения Берлинской стены на службе в Штази состояли почти 90 000 оперативных работников, которым помогала сеть из 600 000 сексотов, шпионивших за коллегами, соседями, а иногда и за членами собственной семьи. Штази накопила громадный объем дел, документов, фотоснимков, видео- и аудиозаписей, которые, если их выстроить в ряд, растянулись бы на 110 км. Граждане, которые могли перебежать в Западный Берлин, угрожать режиму или совершить асоциальные действия, попадали в Хоэншёнхаузен, где их держали в застенках, запугивали и допрашивали. Такая практика началась после завершения Второй мировой войны и продолжалась до самого конца холодной войны. Когда ворота бывшей тюрьмы распахнулись, и мы проехали мимо бетонной сторожевой вышки, нас встретил летний Ханс- Йохен Шейдлер, бывший заключенный. Его атлетическое телосложение и непринужденная улыбка как-то не вязались с возрастом и перенесенными в тюрьме страданиями. Он энергично пожал нам руки и проводил в большое серое здание, где ему пришлось провести семь месяцев. В 1968 г. Шейдлер уехал из Берлина для получения ученой степени в области физики в Карлове университете в Праге. «Пражская весна была самым счастливым временем в моей жизни, — сказал он, вспоминая о снятии ограничений и политической либерализации в том году. — Каждый выходной я проводил на улице, чтобы вместе со всеми разделить ликование. Однако свобода в Чехословакии продолжалась недолго — в страну вошли войска стран Варшавского договора и задушили реформы. В августе того года летний Шейдлер находился дома в Берлине, когда услышал обескураживающие новости. Мечта о новой эре, более гуманной версии социализма, сего точки зрения, испарилась. В знак протеста Шейдлер и четыре его друга напечатали листовки с критикой советского режима и ночью стали раскладывать их по почтовым ящикам в Восточном Берлине. Их поймали с поличным, арестовали и отправили в то самое место, где мы сейчас стояли. Шейдлер провел семь месяцев водной из маленьких темных камер в изоляции от других заключенных, без возможности перекинуться словом с кем- нибудь и почитать газету. Его родители понятия не имели, где он находится и почему исчез. Это была жестокая психологическая пытка. А после освобождения Шейдлеру запретили учиться и заниматься исследованиями в области физики. Цель нашего визита в тот день неожиданно стала предельно ясной. Сегодня львиная доля политической активности в мире начинается не на улицах как во времена Шейдлера, а в интернете. Электронные коммуникации и социальные сети создали платформу для мобилизации, получения поддержки, распространения информации и выражения несогласия, позволяя сделать за несколько дней тона что вовремя Пражской весны требовались недели. Ханс-Йохен занимался в х гг. своего рода эквивалентом электронной рассылки. И его арестовали как разв тот момент, когда он нажимал на кнопку «отправить». Когда в Microsoft речь заходит о вопросах неприкосновенности частной жизни, мы нередко упоминаем ту роль, которую правительство Германии сыграло в принятии и реализации новых законов. Дирк и Таня хотели, чтобы мы своими глазами увидели, почему они и другие немцы так трепетно относятся к этим вопросам. Как организации, имеющие дело с огромными объемами персональных данных, технологические компании должны понимать не менее глубоко, чем люди, пострадавшие от нацистов и Штази, риски попадания данных в дурные руки. «Многие из тех, кто прошел через эту тюрьму, были арестованы за вещи, которыми они занимались конфиденциально у себя дома сказал Дирк. — Это была система тотальной слежки, нацеленная на контроль людей». Пережитое во времена нацистов и Штази, объяснил он, заставляет сегодняшних немцев с подозрением относиться к слежке с использованием электронных средств. Откровения Сноудена лишь подкрепляют эти подозрения. При сборе данных всегда остается возможность злоупотребления, — говорит Дирк. — В наших глобальных операциях очень важно помнить, что правительства могут меняться со временем. Посмотрите, что происходило здесь. Данные о людях — их общественно- политических и религиозных взглядах — могут попасть в дурные руки и породить кучу проблем». Когда я обсуждал вопросы неприкосновенности частной жизни со своими сотрудниками в Редмонде, история Шейдлера помогала мне наглядно показать, что именно стоит на карте, когда мы имеем дело с клиентскими данными. Неприкосновенность частной жизни была непросто правилом, требующим исполнения, а основополагающим правом человека, которое мы обязаны защищать. Эта история также помогала понять, что превращение облачных вычислений в глобальный сервис связано не только с прокладкой волоконно-оптических кабелей через океаны и созданием дата-центров на других континентах. Оно влечет за собой адаптацию к культурам других стран при сохранении наших ключевых ценностей, включая уважение и защиту права на конфиденциальность. Лет десять назад некоторые в технологическом секторе полагали, что клиентов со всего мира можно обслуживать исключительно через дата-центры на территории Соединенных Штатов. Однако опыт решения реальных задач быстро развенчал эту идею. Людям требовалась мгновенная загрузка веб-страниц, электронных писем и документов с фотографиями или графикой в мобильные телефоны и компьютеры. Оценки потребителей говорили о том, что задержка всего в полсекунды раздражает людей. Законы физики требовали строительства дата-центров в других странах так, чтобы контент не приходилось передавать по кабелям с другого конца света. Географическая близость ключевой фактор сокращения того, что называют латентностью данных, или задержкой в передаче. Еще до создания дата-центра в Куинси мы начали подыскивать место в Европе для того, что должно было стать первым нашим дата-центром за пределами Соединенных Штатов. Сначала мы рассматривали Великобританию, но очень скоро в наше поле зрения попала Ирландия. С х гг. Ирландия была чем-то вроде второго дома для американского технологического сектора. Microsoft первой решилась вложить туда большие деньги. Поначалу Изумрудный остров привлекал налоговыми льготами и англоговорящей рабочей силой. Потом он, как член Европейского союза и страна сочень доброжелательным народом, стал притягивать для жизни и работы людей со всей Европы, а позднее и всего мира. Особенно это касалось района Дублина. Все это обеспечило процветание Ирландии, которая получила название Кельтского тигра очень гордилась своим участием и вкладом в ее экономический рост. В е гг. наши европейские клиенты устанавливали программное обеспечение с CD-ROM, которые выпускались в Ирландии. Однако по мере перемещения софта в облако становилось все яснее, что бизнесу осталось жить недолго. Стране нужно было делать экономическую ставку на что-нибудь другое. Ирландское Министерство предпринимательства, торговли и занятости увидело перспективу и заложило фундамент для привлечения дата-центров в страну. Их представители приезжали ко мне и другим руководителям в Редмонд, когда облако находилось еще в зачаточном состоянии, и уже в те времена предлагали создать наш первый европейский дата-центр неподалеку от Дублина. В состав делегации входил высокопоставленный чиновник по имени Рональд Лонг, с которым я работал в свою бытность адвокатом юридической фирмы Covington & Burling в Лондоне. Как-то раз мыс ним полдня улаживали сложный политический вопрос в Дублине. Я невольно замялся на встрече с ним в Редмонде и объяснил, почему Ирландия не подходит для строительства нашего первого европейского дата-центра. Там не было высокоскоростной волоконно-оптической линии связи с материком, а без этого строить дата-центр не имело смысла. Рон тогда сказал Дайте нам три месяца». |