Кристофер Макдугл - Рожденный бежать - 2013. Кристофер Макдугл Рожденный бежать

• Название: Кристофер Макдугл Рожденный бежать
• Дата: 19.06.2019
• Размер: 1.58 Mb.
• Имя файла: Кристофер Макдугл - Рожденный бежать - 2013.pdf
• Тип: Документы; #82285
• страница: 14 из 20

Глава 26
Малыш, этот город вырывает кости из твоей спины; это смертельная ловушка, это подталкивание к самоубийству…
Брюс Спрингстин. Рожденные бегать
Лицо Кабальо Бланко порозовело от гордости, и я попытался сказать что-нибудь приятное.
Мы только что приехали в Батопилас, шахтерский городишко, спрятавшийся на глубине двух с половиной километров от края каньона. Он был основан четыреста лет назад, когда испанские путешественники обнаружили серебряную руду в каменистой речке, и с тех пор не слишком изменился. Он по-прежнему представляет собой узкую полоску домов, прилепившихся к берегу реки, место, где ослики встречаются так же часто, как автомобили, а первый телефон установили тогда, когда весь мир осваивал уже айпод.
Чтобы спуститься в сей городишко, нужно иметь крепкий желудок и безграничную веру в собрата, в данном случае того, кто был за рулем автобуса. Единственный путь в
Батопилас — грунтовая дорога, которая серпантином обвивает отвесную поверхность скалы, понижаясь на 213 метров на отрезке 16 километров. Пока автобус лихо преодолевал крутые повороты, мы держались изо всех сил и смотрели на валявшиеся

далеко внизу обломки автомобилей, водители которых просчитались на несколько сантиметров. Через два года Кабальо внес свою лепту в это кладбище металлолома, когда пикап, за рулем которого он сидел, задел за выступ скалы и, перевернувшись, рухнул вниз. Кабальо чудом удалось выпрыгнуть из него в последний момент и увидеть, как грузовичок взорвался на дне ущелья. Позднее куски обгоревшего остова растащили на талисманы.
Автобус затормозил на краю города, и мы, одеревеневшие, на негнущихся ногах, выбрались на твердую землю. Пыль и соль от высохшего пота наложили на наши физиономии боевую раскраску, сделав всех похожими на Кабальо, каким я увидел его в день нашей первой встречи.
— А вот и он! — торжественно воскликнул Кабальо. — Здесь я и живу.
Мы оглянулись вокруг, но не увидели ничего, кроме древних развалин старой миссии на другом берегу реки. Строение было без крыши, а его стены из красного камня, вырубленные прямо в горной породе, мало-помалу разрушаясь, как будто растворялись в отвесных скалах, словно песчаный замок, постепенно осыпаясь, превращается снова в песок. Место было лучше и не придумаешь. Для живого призрака жилище Кабальо нашел идеальное. Моего воображения хватило только на то, чтобы представить, как это, должно быть, необычно — пробираться сюда по ночам и наблюдать, как твоя уродливая тень мечется по скалам в свете бивачного костра… Квазимодо в развалинах.
— Да, — восхитился я, — нет слов.
— Нет, приятель, — отозвался Кабальо, — это вон там. — Он ткнул пальцем за наши спины, в сторону едва заметной козьей тропы, исчезающей в зарослях кактусов.
Кабальо начал подниматься, и мы гуськом покорно полезли следом, хватаясь за жидкие кустики, если вдруг случалось за что-нибудь зацепиться на этой каменистой тропе.
— Кабальо! — не выдержал Луис. — Знаешь, я думаю, это единственная в мире
«подъездная аллея», где не обойтись без ориентиров и медпункта на середине пути.
Метров через сто мы прошли сквозь заросли дикого лайма и наткнулись на маленькую хижину с обмазанными глиной стенами из речных камней. Хибара эта подходила Кабальо в качестве дома даже больше, чем разрушенная миссия; здесь, в своей рукотворной уединенной крепости, он мог видеть все происходящее в долине реки, оставаясь при этом невидимым.
Мы вошли. Небольшая походная кровать, груда отслуживших свое спортивных сандалий. Три-четыре книги о вожде племени сиу Бешеном Коне и других коренных американцах стояли на полке рядом с керосиновой лампой. Это было то, что надо: ни электричества, ни бегущей из крана воды, ни туалета. За домом Кабальо срубил кактус и выровнял небольшую площадку, чтобы было где расслабиться после бега, покурить что- нибудь успокаивающее и поглазеть на доисторическую природу. Что бы там ни говорил
Босой Тед о мрачном Хайдеггере, никто лучше не олицетворял свое жилище, чем Кабальо
— свою хижину.
Кабальо позаботился о кормежке, чтобы, отделавшись затем от нас, получить возможность отоспаться; В следующие несколько дней нам предстояло выложиться, и никто из нас особенно не отдыхал со времени пребывания в Эль-Пасо. Он отвел нас обратно по своей тайной «подъездной аллее» и вверх по дороге к крошечному

магазинчику, торговля в котором велась через переднее окно: вы просовывали голову внутрь, и если у владельца магазина Марио было то, что нужно, вы это получали. Марио сдал нам и несколько комнатушек наверху — с холодным душем в конце коридора.
Кабальо хотел, чтобы мы побросали сумки и сразу поискали чего-нибудь поесть, но
Босой Тед настоял, чтобы раздеться и сбегать в душ, смыть покрывавшую нас дорожную грязь. Из душа он вышел в диком восторге.
— О Господи! Принял душ — и вот она, нирвана! Я просто заново родился!
Эрик взглянул на меня:
— Думаешь, это дело рук Кабальо?
— Убийство при смягчающих вину обстоятельствах, — в тон ему ответил я. —
Никакой суд присяжных не вынес бы обвинительного приговора.
Со времени нашего отъезда из Крила положение на фронте между Босым Тедом и
Кабальо Бланко не улучшилось ни на йоту. Во время одной из остановок на отдых
Кабальо спустился с крыши и пробрался в заднюю часть автобуса, спасаясь от Теда.
— Этот парень вообще не представляет себе, что такое молчание, — кипел злостью
Кабальо. — Он из Лос-Анджелеса, приятель, и думает, что каждую паузу нужно заполнять трепотней.
После того как мы устроились у Марио, Кабальо отвел нас к другой своей маме.
Нам даже не пришлось ничего просить; едва мы вошли, донья Мила принялась опустошать холодильник. По кругу пошли тарелки с салатом из агуакате, фасолью, нарезанным ломтиками кактусом и помидорами, залитыми острым уксусом, рисом по- испански с зеленым перцем и помидорами и ароматной тушеной говядиной под густым соусом из куриной печенки…
— Заправляйтесь как следует, — подстегнул наш энтузиазм Кабальо. — Завтра вам это понадобится.
Он берет нас на небольшую подготовительную прогулку, продолжил Кабальо.
Просто легенький променад на соседнюю гору, дабы получить представление о месте, где будет проходить состязание. Он без конца твердил, что это не бог весть что, но далее дал указание: получше набить желудки и немедля отправляться на боковую. Тут в комнату легкой походкой вошел седой старый американец и присоединился к нашей компании.
Это вселило в меня еще больше тревоги.
— Как живешь, Коняка? — приветствовал он Кабальо. Вошедшего звали Боб
Фрэнсис. Забрел в Батопилас он в 1960-х годах, и какая-то его часть так и осталась в этих местах. Хоть в Сан-Диего у него были дети и внуки, Боб по-прежнему преобладающую часть года шатался по каньонам вокруг Батопиласа, то подвизаясь в проводниках у путешественников, то просто навещая Патрисио Луну, друга-тараумара, доводившегося
Мануэлю Луне дядей. Они познакомились более тридцати лет назад, когда Боб заблудился в каньонах. Патрисио нашел его, накормил и привел ночевать в пещеру своей семьи.
Благодаря долгой дружбе с Патрисио Боб был единственным из американцев, когда-либо побывавших на тараумарской тесгвинаде — пьянке по случаю марафона, которая устраивается перед гонками с шаром и, кстати сказать, иногда становится главной ее помехой. Даже Кабальо не удостоился такого доверия тараумара, и, выслушав истории
Боба, засомневался: а требуется ли ему вообще их доверие?

— Вдруг тараумара, с которыми мы много лет были друзьями и кого я знал как добрых и тихих парней, настоящих амиго, выстроились передо мной в ряд и, бросая мне в лицо оскорбления, поперли на меня, явно готовые к драке, — рассказывал Боб. — Тем временем их жены разошлись по кустикам с другими мужиками, а взрослые дочери, оставшись в чем мать родила, начали бороться в партере. Маленьких детей они уводят подальше от таких развлечений, и, думаю, вам понятно почему.
На этой самой тесгвинаде, видимо, бывает всякое, объяснял Боб, потому что всему виной тут исключительно мескал, самодельная текила, и тесгвино — крепкая маисовая брага. Такого рода сборища с их диким разгулом служат, как это ни странно, весьма благородной и разумной цели: играют роль клапана для сброса давления, чтобы дать выход бурным эмоциям. Как и у всех нас, у тараумара есть тайные желания и обиды, однако в обществе, где люди полагаются друг на друга и нет полиции, чтобы, если потребуется, встать между ними, должен быть способ унять страсти и недовольство. А что в таких случаях может быть лучше, чем массовая пьянка? Все буйствуют и неистовствуют, а потом, усмиренные винными парами и болью от ушибов, встают на ноги, отряхиваются от пыли и возвращаются к обычной жизни.
— За ночь меня раз двадцать могли женить или убить, — поведал Боб. — Но у меня хватило ума поставить бутыль из тыквы и сделать оттуда ноги.
И если среди чужаков есть хоть один знающий Барранкас так же хорошо, как
Кабальо, то это, конечно же, Боб, и именно поэтому я обратил на него особое внимание, когда он явился туда вместе с Тедом, хотя и был в сильном подпитии и его мучило словесное недержание.
— Эти хреновины завтра окочурятся, — констатировал Боб, тыча пальцем в «файв фингерсы» на ногах Теда.
— А я и не собираюсь носить их, — заявил Тед.
— Наконец-то говоришь дело, — обрадовался Боб.
— Я пойду босиком.
Боб повернулся к Кабальо:
— Эй, Коняка, он с нами? Кабальо только улыбнулся в ответ.
***
Кабальо зашел за нами на следующий день рано утром, когда заря только-только занималась над каньоном.
— Завтра мы отправимся вон туда, — сказал Кабальо, указывая через окно моей комнаты на гору, возвышавшуюся в отдалении. Между нами и горой расстилались бескрайние холмистые предгорья, заросшие так густо, что трудно было понять, как можно было протоптать через них тропу. — Сегодня утром мы пробежимся по одной из этих малышек.
— Сколько воды нам потребуется? — спросил Скотт.
— Я возьму только это, — ответил Кабальо, помахав пластиковой бутылкой. —
Наверху есть родник со свежей водой, так что можно будет пополнить запасы.
—А еда?
— Зачем? — пожал плечами Кабальо, отправляясь вместе со Скоттом проверять остальных. — Мы вернемся к обеду.

— Я понесу вот это, — сказал мне Эрик, с бульканьем переливая родниковую воду в камеру ранцевой системы обеспечения водой, рассчитанной на два и семь десятых литра. — Полагаю, что и тебе следует сделать то же самое.
— Правда? Кабальо говорит, мы пройдем не так много.
— Когда отправляешься гулять по горам, нужно захватить с собой всего по максимуму, — назидательно заметил Эрик. — Даже если тебе это и не понадобится.
Никогда не знаешь: вдруг что-нибудь случится и ты задержишься где-то дольше, чем рассчитываешь.
Я отставил небольшую бутылку и потянулся за своим снаряжением для гидратации.
— Захвати йодные таблетки, на случай если придется очищать воду. И еще сунь с собой несколько гелей, — добавил Эрик. — В день соревнований тебе понадобится пара сотен калорий в час. Вся хитрость в том, чтобы научиться принимать их понемногу, и тогда у тебя будет стабильное капельное поступление «топлива» без переполнения желудка. Это будет удачная методика.
Мы шли Батопиласом мимо лавочников, пригоршнями обрызгивающих водой камни, чтобы прибить пыль. Школьники в безупречно белых рубашках, с приглаженными водой черными волосами прервали болтовню, чтобы вежливо пожелать нам хорошего дня.
— Похоже, денек будет жаркий, — сказал Кабальо, пока мы, нагнувшись, ныряли в помещение на первом этаже, никак не обозначенное снаружи. — Телефоны работают? — спросил он у женщины, приветствовавшей нас.
— Еще нет, — сказала она, обреченно покачав головой. На весь Батопилас было всего два общественных телефона, и оба стояли у Клариты, но последние три дня связь прервалась, так что единственным средством коммуникации в это время служил коротковолновый радиоприемник. И тут только до меня дошло, до какой степени мы отрезаны от всего мира: у нас не было способа узнать ни что творится за пределами
Батопиласа, ни что творится с нами. Мы что-то уж слишком доверяли Кабальо, и я снова невольно удивился — почему? И хотя Кабальо был опытным, все же казалось безумием вверить наши жизни в руки человека, который как будто не очень-то заботится о своей.
Однако в данный момент урчание у меня в животе и аромат завтрака, приготовленного Кларитой, оттеснили на второй план эти провокационные мысли. Как только мы уселись за стол, Кларита поставила перед нами большие тарелки с яичницей под густым домашним соусом, вальяжно распластавшейся на толстых лепешках и обильно посыпанной рубленой кинзой. Еда была настолько вкусной, что грех было сожрать ее одним махом, а посему мы сильно засиделись за столом, несколько раз повторив кофе, прежде чем решили встать и уйти. Эрик и я, последовав примеру Скотта, втихаря сунули себе в карманы по лепешке.
И только встав из-за стола, я вдруг понял, что наши «тусовщики» еще не появлялись. Я посмотрел на часы. Стрелки приближались к десяти.
— Обойдемся без них, — сказал Кабальо.
— Давайте я сбегаю за ними, — предложил Луис.
— Нет, — отрезал Кабальо. — Они наверняка еще спят, а нам надо трогаться в путь, если, конечно, мы хотим успеть до жары.

Ну что ж, возможно, это и к лучшему. Они могли бы потратить один день, чтобы восстановить свой водный баланс и набраться сил для завтрашнего променада.
— Не важно как, только не позволяйте им даже пытаться следовать за нами, — сказал Кабальо отцу Луиса, стоявшему сзади. — Они там заблудятся, и мы никогда их больше не увидим. Я не шучу.
Мы с Эриком потуже подтянули ремни ранцев системы гидратации, а я еще и обвязал голову пестрым платком. Уже сильно парило. Кабальо проскользнул в проем уцелевшей стены и, осторожно переступая с камня на камень, зашагал к берегу реки.
Босой Тед рванул за ним, демонстрируя, как легко и ловко умеет перепрыгивать босыми ногами с одного камня на другой. И если на Кабальо это и произвело должное впечатление, то виду он, естественно, не подал.
За нами по улице неслись Дженн и Билли. Билли, как флагом, размахивал рубашкой, а Дженн, не успев надеть кроссовки как следует, бежала, топча шнурки.
— Вы уверены, что хотите пойти с нами? — спросил их Скотт, когда они, тяжело дыша, остановились. — Вы даже не успели поесть.
Дженн вынула из кармана батончик PowerBar, разломила и отдала половину Билли.
Каждый имел при себе кожаную бутылку с водой, вмещающую не больше шести глотков.
— У нас все хорошо, — объявил Билли.
Сначала мы шли каменистым берегом реки, потом свернули в сухую балку. Не сговариваясь, все перешли на рысь. Балка была широкая, с песчаной почвой; в ней с избытком хватало места, чтобы Скотт и Босой Тед заняли места по бокам от Кабальо и бежали втроем.
— Следи за их ступнями, — посоветовал Эрик. Даже несмотря на то что Скотт был в кроссовках «Брукс», которые сам помогал разрабатывать, а Кабальо—в сандалиях, оба неслись, едва касаясь земли, именно так, как бежал босиком Тед; их ступни действовали абсолютно синхронно. Это было все равно что наблюдать за упряжкой жеребцов породы липизан, движущихся по выводному кругу.
Вскоре Кабальо свернул в скалистую промоину, уходящую круто вверх, в гору.
Эрик и я снова перешли на шаг, подчиняясь заповеди бегунов на сверхдлинные дистанции: «Если вершина не видна, иди шагом». Когда вы бежите 80 километров, вам не принесет никаких дивидендов, если вы возьмете штурмом холмы, а потом, с трудом переводя дыхание, спуститесь вниз, а если вы пойдете шагом, то потеряете всего лишь несколько секунд, затем наверстаете упущенное, летя вниз по склонам. Эрик считает, что есть только одно объяснение, почему бегуны на сверхдлинные дистанции не получают травм и, кажется, никогда не «перегорают»: «Они умеют тренироваться, а не напрягаться».
Мы догнали Босого Теда. Ему пришлось сбавить темп, пробираясь по неровным камням размером с кулак. Я украдкой взглянул на тропу впереди: нам предстояло карабкаться какое-то расстояние по крошащейся горной породе, пока тропа не станет горизонтальной и, хочется надеяться, гладкой.
— Где же твои «файв фингерсы», Тед? — спросил я.
— Они мне ни к чему, — ответил он. — Я договорился с Кабальо, что, если справлюсь с этой прогулкой, он больше не станет беситься, когда я буду ходить босиком.

— Он смухлевал с пари, — заметил я. — Это напоминает бег вверх по стенке гравийного карьера.
— Люди не изобретали грубых поверхностей, — заявил Тед. — Мы изобрели гладкие. Твои ступни абсолютно счастливы, «обхватывая» собой камни. Все, что тебе нужно, — это расслабиться и позволить ступням изгибаться. Это что-то вроде массажа ступней. Эй, стойте! — закричал он нам в спину, когда мы с? Эриком двинулись вперед.
— Вот вам отличный совет. В следующий раз, когда вашим ступням будет больно, походите по скользким камням в холодном ручье. Это неописуемо!
Мы с Эриком оставили позади Теда, который подпрыгивал и бежал трусцой, распевая для самого себя. Блеск камней слепил глаза; становилось все жарче, и из-за этого казалось, что мы взбираемся прямиком на солнце. В каком-то смысле так оно и было. Мы успели подняться на 305 метров. Вскоре, однако, тропа уже пошла по горизонтальной поверхности и стала менее жесткой, камни сменил утоптанный грунт.
Все обогнали нас, так что нам с Эриком пришлось немного поднажать, чтобы сократить разрыв. Мы почти их догнали, когда нас настиг Босой Тед с явным намерением проскочить мимо.
— У меня, братцы, что-то в глотке пересохло, — бросил он на ходу, помахивая пустой бутылкой. — Я подожду вас у ручья.
Тропа, резко изменив направление, снова пошла вверх, делая, подобно молнии, зигзаги вперед-назад, точь-в-точь как на «американских горах». Мы свернули на откос, и у нас создалось впечатление, что с каждым шагом мы продвигаемся всего на чуть-чуть.
После трех часов изнурительного подъема ручей так и не появился, а тени мы не видели с тех пор, как покинули берег реки.
— Гляди-ка! — Эрик махнул в сторону мундштуком трубки, торчавшей из ранца с системой гидратации. — Эти ребята вознамерились умереть от жажды.
— И от голода, — добавил я, разрывая обертку батончика из гренолы

Наконец мы догнали Кабальо и всю компанию, ожидавших нас в гроте под можжевеловым деревом.
— Кому-нибудь нужны йодные таблетки? — спросил я.
— Вроде нет, — ответил Луис. — Смотри-ка.
Под деревом я увидел каменную чашу, которая образовалась вполне естественным образом в результате векового воздействия холодной воды, каплями сочащейся из камня.
Кроме этого, поблизости не наблюдалось никакого другого источника.
— Сейчас тут период засухи! — объяснил Кабальо. — Я совсем об этом забыл…
У нас все же оставался некоторый шанс отыскать другой «работающий» источник, поднявшись повыше в гору. Кабальо сам вызвался сходить и проверить. Дженн, Билли и
Луис слишком страдали от жажды, чтобы ждать, и отправились вместе с ним. Тед протянул свою бутылку Луису с просьбой налить ее пополней и присел в тенечке рядом с нами. Я дал ему глотнуть водички из моего ранца, а Скотт поделился лепешкой и пюре из нута.
—А вы не едите такие батончики? — спросил Эрик.

Смесь поджаренных зерен различных злаков, семян, изюма и орехов.

— Я предпочитаю натуральную пищу, — ответил Скотт. — Ее также легко носить с собой, но с ней ты получаешь настоящие калории, а не быстрый и недолгий прилив сил.
Как спонсируемый корпорацией элитный легкоатлет, Скотт как свои пять пальцев знал, чем питаются люди по всему миру, но, опробовав полный ассортимент блюд, начиная с оленины и кончая Happy Meal и батончиками из экологически чистых продуктов, он остановился на рационе, очень похожем на тараумарский.
— Я вырос в Миннесоте и привык питаться всякой дрянью, — признался он. — На обед обычно бывали два «макчикена» и много-много жареной картошки.
Когда, еще учась в средней школе, он занимался лыжным двоеборьем и бегал кроссы, тренеры постоянно убеждали его, что ему необходимо поглощать как можно больше постного мяса для восстановления мышц после тяжелой тренировки. Но чем больше Скотт изучал спортсменов, участвующих в традиционных соревнованиях на выносливость, тем более убежденным вегетарианцем становился, как монахи-марафонцы в Японии, о которых он только что читал. Они пробегали супермарафонскую дистанцию каждый день на протяжении семи лет, преодолевая около 40 тысяч километров исключительно на супе-мисо, тофу

и овощах. А как насчет Перси Черутти, неистового австралийского гения, который тренировал некоторых знаменитейших бегунов? Черутти считал, что пищу не следует даже готовить, не говоря уж о том, чтобы для этого убивать; он трижды сажал своих спортсменов на определенный период на диету, состоявшую из сырой овсяной крупы, фруктов, орехов и сыра. Даже Клифф Янг, шестидесятитрехлетний фермер, который в 1983 году потряс Австралию, победив лучших бегунов на сверхдлинные дистанции страны в гонке на 816 километров между Сиднеем и
Мельбурном, добился всего этого на бобах, пиве и овсянке («Я привык кормить телят из рук, и они считали меня своей матерью, — рассказывал Янг. — Я не мог спокойно спать в те ночи, когда знал, что их будут забивать». Он переключился на зерновые и картошку и спал в целом намного лучше. Да к тому же и бегал здорово).
Скотт точно не знал, почему постные диеты работали на великих бегунов, вошедших в историю, но решил для начала поверить результатам, затем заняться постижением научных основ. Начиная с этого момента доступ в его рацион любым продуктам животного происхождения был закрыт: никаких яиц, никакого сыра, даже мороженого, а также очень мало сахара и белой муки. Он перестал таскать с собой во время длительных забегов Snickers и батончики PowerBar; вместо этого он загружал рюкзак рисовыми буритто, питой, начиненной пюре из нута и каламатскими оливками, и домашним хлебом, намазанным спредом из фасоли-адзуки и семян квиноа. Растянув лодыжку, он отказался от ибупрофена и вместо него положился на аконит и лошадиные дозы чеснока и имбиря.
— Конечно, у меня были сомнения, — рассказывал Скотт. — Все твердили мне, что я стану слабее, не буду восстанавливаться между тренировками, заработаю усталостные переломы второй или третьей плюсневой кости и анемию. Но я обнаружил, что чувствую себя лучше, поскольку ем продукты с питательными веществами более высокого качества. А после того как я выиграл марафон «Вестерн стейтс», я уже больше никогда не оглядывался назад.

Соевый творог.

Составив свой рацион почти исключительно из фруктов, овощей и цельного зерна,
Скотт начал извлекать максимум питательных веществ из минимума калорий, а посему его организм уже ничто не заставляло таскать на себе или перерабатывать абсолютно бесполезную массу. И вдобавок, поскольку углеводы освобождают желудок быстрее, чем протеины, ему стало легче «впихнуть» в свой день намного больше тренировок, поскольку ему уже не надо было сидеть без дела и ждать, чтобы заменитель тефтели наконец улегся в желудке. Овощи, зерна и бобовые содержат все аминокислоты, необходимые для наращивания мышц прямо с нуля. И подобно тараумарскому бегуну, он готов был пройти любую дистанцию в любое время.
Пока, естественно, у него не истощится запас воды.
— Что-то, братцы, мне это не нравится, — объявил Луис, поспешно вернувшись.
— И тот, что там, тоже высох.
Я заметил, что он не на шутку встревожен, — и было с чего: он, оказывается, ходил пописать, а после четырех часов потения на жаре его моча стала похожа на кофе из захудалого магазинчика.
— Думаю, нам пора сматываться. Скотт и Кабальо согласно кивнули.
— Если мы как следует наддадим, через час будем внизу, — сказал Кабальо. И обратился ко мне: — Ты как?
— В порядке, — ответил я. — У нас пока что еще есть вода.
— Ну ладно, тогда пошли, — сказал Босой Тед.
И мы, во главе с Кабальо и Скоттом, гуськом почесали вниз по тропе. Босой Тед был на высоте. Он несся с горы, наступая на пятки Луису и Скотту, двоим из лучших в скоростном спуске. При всех их талантах, усиленных желанием выставиться друг перед другом, спуск оказался не приведи Господь.
— Урррра-а-а-а-а! — во всю глотку орали Дженн и Билли.
— Давай поотстанем немного, — предложил Эрик. — Мы наверняка свернем себе шею, если не оторвемся от этих деток.
Перейдя на легкий шаг, мы сильно отстали от группы, наблюдая, как остальные мотаются взад-вперед по «американским горам». Быстрый спуск по крутому склону легко вымотает вам все кишки, да и вы рискуете сломать лодыжку. Но этого вполне можно избежать. Просто представьте себе, что вы бежите по холму вверх и шустро перебираете ступнями прямо под собой, словно лесоруб, катящий бревно, и регулируете скорость движения, отклоняясь назад и укорачивал шаг.
К полудню жара расползлась по каньону, и температура поднялась до 37 градусов.
Мы с Эриком потеряли из виду всех своих спутников и, решив воспользоваться моментом, немного расслабились и побежали легко и свободно, время от времени потягивая воду из быстро пустеющих ранцев, тщательно выбирая дорогу в замысловатой паутине тропинок и ни сном ни духом не догадываясь о том, что час назад Дженн и Билли бесследно исчезли.
— У козла хорошая кровь, — продолжал настаивать Билли. — Мы можем выпить кровь, а затем съесть мясо. Козлятина хороша.

Он прочел книгу какого-то типа, который чудом избежал смерти в Аризонской пустыне благодаря тому, что забил камнями дикую лошадь и насосался крови из ее горла.
«И Джеронимо тоже так делал, — думал Билли. — А может, это был Кит Карсон?»

Пить кровь? Дженн, у которой так пересохло в горле, что ей было больно говорить, просто уставилась на него. Он ерунду говорит, подумала она. Мы едва можем идти, а
Балбес рассуждает о том, чтобы убить козла, которого мы не можем поймать, ножом, которого у нас нет. Он в худшем состоянии, чем я. Он…
Внезапно ее скрючило от такой рези в животе, что она едва смогла вздохнуть. И тут ее осенило. Билли казался сумасшедшим не из-за жары, а потому что единственную здравую мысль, которую стоило высказать, он никак не хотел допускать: из этой ситуации нет выхода.
В хороший день ни один человек в мире не бросил бы Дженн и Билли на какой-то жалкой дистанции по бездорожью, но по всему выходило — день выдался скверный.
Жара, похмелье и пустые желудки дали знать о себе раньше, чем они преодолели половину спуска с горы. На одной из «американских горок» они потеряли из виду Кабальо и уперлись в развилку тропы. И тут поняли, что остались одни.
Потеряв ориентацию, Дженн и Билли удалялись от горы и очутились в каменном лабиринте, раскинувшемся как паутина во всех направлениях. Каменные стены так сильно отражали тепло, что Дженн подумала, что им с Билли лучше пойти в любом направлении, лишь бы там было хоть чуть-чуть побольше тени. Дженн чувствовала головокружение, как будто ее сознание плавало отдельно от тела. Они ничего не ели с тех пор, как шесть часов назад разделили батончик, и не выпили ни глотка воды с полудня. Даже если их не хватит тепловой удар, Дженн знала, что они все равно обречены. Наступит вечер, и они будут трястись от холода в ледяной темноте в своих шортах для серфинга и футболках, умирая от жажды и холода в одном из самых недосягаемых уголков Мексики.
Во что они превратятся, думала Дженн, если потащатся дальше! Кто бы их ни нашел, ему придется поломать голову над тем, каким образом парочка двадцатидвухлетних спасателей в шортах для серфинга нашла свой конец на дне мексиканского каньона, выглядя при этом так, словно они были заброшены в него из Бахи шаловливой волной. Никогда в жизни Дженн не испытывала такой жажды; прежде она уже теряла более пяти килограммов во время забега и все же не испытывала такого отчаяния, как сейчас.
— Смотри!
— Дуракам счастье! — изумленно воскликнула Дженн. Под каменным выступом в скале Билли разглядел озерцо чистой воды. Они бросились туда, пытаясь на ходу отвинтить пробки с пустых бутылок, но вдруг остановились как вкопанные.
Вода оказалась совсем не чистой и в общем даже и не водой. Это была смесь черной грязи и зеленой жижи, вспененная копытами диких коз и ослов и обсиженная роем мерзко жужжащих мух. Дженн нагнулась пониже, чтобы получше ее рассмотреть. Бр-р- р!.. В нос ударил омерзительный запах. Они хорошо знали, к каким последствиям может привести всего один глоток: наступит ночь, они совсем ослабеют от лихорадки и поноса и

Охотник и проводник, сыгравший важную роль в освоении территории Калифорнии; его именем назван ряд городов, включая столицу штата Невада.

не смогут сделать ни шагу или заразятся холерой, лямблиозом или дракункулезом, для которого не существует других способов лечения, кроме как вытягивать червяков из гнойников, образующихся на коже и в глазницах.
Но еще лучше они знали, что бывает без этого глотка. Дженн недавно прочла о том, как два близких друга заблудились в каньоне в Нью-Мексико и, проведя целый день без капли воды, настолько обезумели от жары, что один заколол другого. Она видела фотографии спортсменов, найденных в Долине Смерти, с набитыми песком ртами, которые задохнулись, когда в последние мгновения жизни пытались высосать хоть каплю воды из раскаленного песка. Они с Билли могли обойти стороной грязную лужу и умереть от жажды или глотнуть из нее и умереть от чего-нибудь другого.
— Давай потерпим, — сказал Билли. — Если за час мы не найдем дороги, вернемся.
— О'кей. Может, туда? — спросила она, указывая в сторону от Батопиласа, в направлении дикой местности.
Билли только пожал плечами. Они в то утро были слишком утомлены и подшофе, чтобы обращать внимание, куда идут, но не то чтобы это имело значение, просто выглядело все совсем одинаково. На ходу Дженн вдруг вспомнила, как посмеялась над матерью вечером накануне их с Билли отъезда в Эль-Пасо. «Дженн, — умоляющим голосом говорила ей мать, — ты совсем не знаешь этих людей. Откуда тебе известно, что они позаботятся о тебе, если что-нибудь случится?»
Вот черт, подумала Дженн. Мамуля как в воду глядела.
— Сколько времени прошло? — спросила она Билли.
— Минут десять.
— Я больше не могу ждать. Давай вернемся.
— Ладно.
Когда они во второй раз подошли к зловонной луже, Дженн уже была готова упасть на колени и нахлебаться, но Билли ее удержал. Он снял крышку со своей фляги, закрыл горлышко ладонью и наполнил флягу водой со дна, втайне надеясь, что под слоем грязи содержится меньше бактерий. Он отдал флягу Дженн, а затем наполнил вторую.
— Я всегда знала, что меня убьешь именно ты, — сказала Дженн. Они чокнулись флягами, сказали друг другу «Будь здоров!» и, стараясь не подавиться, стали глотать вонючую жидкость.
Осушив фляги до дна, они наполнили их еще раз и снова отправились на запад, в глубь царства девственной природы. Не успев отойти от места своего «водопоя» слишком далеко, они обратили внимание, что густые тени, сильно удлинившись, легли поперек каньона.
— Нам бы следовало взять побольше воды, — сказал Билли. Ему была ненавистна сама мысль о необходимости вернуться, но их единственным шансом пережить эту ночь было опять шагать обратно к луже и просидеть там на корточках до рассвета. Если бы они выдули три полные фляги, то, возможно, напитали бы свои организмы водой в достаточном количестве, чтобы подняться на гору и окинуть взглядом окрестности до наступления темноты.
Другого пути не было. Они повернулись и уже в который раз потащились назад, в каменный лабиринт.

— Билли, — с трудом выговорила Дженн, — на сей раз и вправду плохи наши дела.
Билли не ответил. С головой у него явно было не все в порядке: он никак не мог вытряхнуть оттуда строчку из «Вопля», которая пульсировала там: «Кто пропал в вулканах Мексики, не оставив после себя ничего, кроме мелькнувших вдали рабочих штанов и лавы и пепла поэзии».
Пропал в Мексике, думал Билли. Ничего не оставив после себя.
— Билли, — повторила Дженн. В прошлом они — она и Балбес — несколько раз доставляли друг другу неприятности, но всегда находили способ остановиться и перестать изводить друг друга и стали лучшими друзьями. Она втравила Билли в эту авантюру и чувствовала себя виноватой. — Я не шучу, Билли! — заговорила Дженн. Слезы потекли у нее по щекам. — Мы умрем здесь. Умрем сегодня.
— Заткнись! — заорал Билли. Он был настолько ошеломлен зрелищем плачущей
Дженн, что взорвался от бешенства, совершенно не свойственного Балбесу. — Сейчас же заткнись!
Эта вспышка гнева оглушила их и погрузила в молчание. И в наступившей тишине они услышали звук: где-то позади них с грохотом посыпались камни.
— Эгей! — хором закричали Дженн и Билли.
Они сорвались с места и побежали, даже не успев осознать, что не знают, к чему бегут. Кабальо предупредил их: если там и существует опасность большая, чем заблудиться, то это опасность, что их найдут.
Дженн и Билли замерли, старательно вглядываясь в тени под гребнем каньона.
Может быть, это тараумара? Тараумарский охотник невидим, говорил им Кабальо; он наблюдает с некоторого расстояния, и если ему не понравится то, что он увидит, снова исчезнет в лесу. А что если это головорезы из наркокартеля? Кто бы это ни был, им пришлось рискнуть.
— Кто там? — кричали они.
Они прислушивались до тех пор, пока не стихло последнее эхо. Затем от стены каньона отделилась тень и двинулась к ним.
— Ты слышал? — спросил Эрик.
Мы потратили два часа, выбирая дорогу к подножию горы. Постоянно теряя тропу, мы вынуждены были останавливаться, чтобы вернуться и освежить в памяти нужные ориентиры, прежде чем продолжать спуск. Дикие козы «разрисовали» гору сетью едва заметных, пересекающихся под разными углами тропинок, а по мере того как солнце исчезало за краем каньона, становилось все труднее держаться выбранного направления.
В конце концов мы углядели где-то далеко внизу высохшее русло ручья, которое, я был почти уверен, вело к реке. И, кстати сказать, очень вовремя: полчаса назад я допил остатки воды и теперь с трудом ворочал языком. Я устремился вниз, но Эрик окликом пригвоздил меня к месту:
— Давай-ка еще раз проверим! — И он полез на скалу, чтобы уточнить направление.
— Вроде все правильно! — крикнул оттуда Эрик.
Он начал спускаться… и в этот момент вдруг услышал голоса, эхом прокатившиеся по лабиринту узких ущелий. Он позвал меня к себе, и мы пошагали туда, откуда шел звук.

Через несколько минут мы обнаружили Дженн и Билли. По лицу Дженн текли слезы. Эрик отдал им свою воду, я — несколько оставшихся батончиков.
— Вы что, правда пили оттуда? — спросил я, с ужасом глядя на плавающую сверху ослиную какашку в надежде, что они перепутали эту лужу с каким-то другим озерцом.
— Ага, — ответила Дженн, — и нарочно вернулись, чтобы попить еще.
Я выудил свою камеру — на случай если специалист по инфекционным болезням захочет в точности определить, что попало к ним в требуху. Хотя… справедливости ради надо признать — эта грязная лужа спасла им жизнь: ведь если бы Дженн и Билли именно в тот момент не вернулись еще раз глотнуть водички, то и сейчас продолжали бы брести по безлюдью, заходя все дальше в глубь ничейной земли, пока за их спинами не сомкнулись бы стены каньона, отрезав им путь назад навсегда.
— У вас хватит сил еще на немного? — спросил я Дженн. — Мне кажется, тут где- то недалеко деревня.
— Без проблем, — ответила Дженн.
Мы тронулись в путь легкой трусцой, а когда вода и батончики воскресили Дженн и Билли, они задали такой темп, что я едва поспевал следом. И снова меня поразила их способность воскресать из мертвых. Эрик вел нас по руслу ручья, затем заметил поворот в узкий проход, который он опознал. Еле волоча ноги, мы пошли влево, и даже несмотря на то, что свет становился тусклым, мне удалось разглядеть: пыль впереди утоптана. Вскоре мы выбрались из ущелий и обнаружили, что Скотт и Луис с тревогой поджидают нас у
Батопиласа.
Мы разжились четырьмя литрами воды в бакалейной лавочке и бросили в нее горсть йодных таблеток.
— Не знаю, сработает ли это, — вздохнул Эрик, — но, может быть, вам удастся вымыть из себя те бактерии, что вы заглотили.
Дженн и Билли уселись на край тротуара и начали жадно пить. Пока они пили,
Скотт объяснил: никто не заметил отсутствия Дженн и Билли, пока остальные члены группы не спустились с горы. К тому времени все испытывали нехватку воды, поэтому возвращение ради поисков подвергло бы их всех риску. Кабальо схватил бутылку воды и повернул назад, взяв все на себя. Остальных он просил оставаться на месте; больше всего ему не хотелось, чтобы на ночь глядя гринго разбрелись по каньонам.
Через полчаса Кабальо прибежал назад в Батопилас, раскрасневшийся, весь в поту.
Он разминулся с нами в разветвляющихся ущельях и, осознав безнадежность поисков в одиночку, вернулся в город за помощью. Он взглянул на нас с Эриком — усталых, но все еще державшихся на ногах, потом перевел взгляд на двух первоклассных молодых бегунов на сверхдлинные дистанции на обочине — измученных и смущенных. Я знал, о чем думал Кабальо, прежде чем он произнес это вслух.
— В чем ваш секрет, приятель? — спросил он Эрика, кивнув в мою сторону. — Как вам удалось поставить на ноги этого человека?