культура народов приамурья исследовательская работа. культура народов приамурья (Автосохраненный). Культура коренных народов Приамурья
 Скачать 0.8 Mb.
|
 В 2002-м Хабаровску исполняется 144 года. Историки ведут летопись города с высадки на амурский берег у подножия утеса солдат 13-го линейного батальона под командованием капитана Дьяченко. Однако территория, на которой сегодня раскинулся Хабаровск, 144 года тому назад отнюдь не представляла собой безлюдное пространство из воды и земли. Задолго до прихода русских она была хозяйственно и духовно освоена коренным этносом здешних мест — нанайцами.В прошлом, когда нанайцы ехали в Хабаровск, они говорили, что отправились в Бури. Старшее и иногда среднее поколение нанайцев называют так Хабаровск до сих пор. Во время сплава по Амуру в 1855 году российский натуралист, исследователь Сибири и Дальнего Востока Р. К. Маак посетил стойбище, расположенное ниже выступа Быри. Он и участники экспедиции остановились на дневку в трех верстах ниже этого выступа. В стойбище Р. К. Маак увидел временные летние жилища, а значит оно было обитаемо только в период летне-осенней заготовки рыбы, и то не всегда. Р. К. Маак писал: «...береговой скат подступает почти к самой реке и представляет несколько обнажений; первое из них называется Быри, и у подножья его расположено небольшое селение. Вся масса воды главного русла Амура напирает на скалистый выступ Быри, и вследствие этого у подножия его образуется водоворот». Береговой скат зарос хвойным лесом. Нанайское селение Быри состояло из трех летних жилищ «под тенью ивовых кустов». 17 июля 1855 г. в этом нанайском стойбище текла обычная жизнь: «Мужчины ездили утром на рыбную ловлю; в их лодках лежала еще живая рыба, а большие осетры были пущены в воду на веревках, продетых сквозь рот и жаберное отверстие; вследствие этого удачного полова все женщины были заняты приготовлением рыбы для сушки; они особенно тщательно вырезывали кривыми ножичками вязигу и отчищали от нее мясо щеточками, сделанными из тростника; большие связки уже приготовленной вязиги висели возле летников; но надо заметить, что эти запасы были сделаны не для продовольствия самих жителей, а на продажу, так как вязига составляет для них самый выгодный предмет торговли, потому что ее охотно покупают манджурские купцы; она продается на вес и, как известно, занимает важное место в китайской кухне и принадлежит у китайцев к самым любимым яствам». У жителей стойбища Р. К. Маак купил несколько черепах, пойманных ими в водовороте возле выступа Быри, где их водилось очень много. Р. К. Маак несколько неправильно записал национальное название утеса и стойбища. Нанайцы назвали стойбище ниже Хабаровского утеса Бури. Оно стояло при впадении в Амур реки Хэдиэ Бури — Нижняя Бури, переименованная русскими в Чердымовку (также Чардымовка. — Прим. ред.), а позднее спрятанная под Амурским бульваром. Реку, вливавшую свои воды в Амур выше Хабаровского утеса, нанайцы называли Верхней Бури — Солиа Бури. Во второй половине XIX века она стала Плюснинкой, а в 60-е исчезла под Уссурийским бульваром. Китайцы называли Хабаровск Боли. Это китайское название, без сомнения, является производным от нанайского слова «бури». В переводе с нанайского и ульчского языков бури — это «лук, лучок самострела». Красивый изгиб Амура у Хабаровска действительно напоминает форму лука. У уссурийских и верхнеамурских нанайцев названия Хабаровска и «лучка для стреляния» звучало как бэри. Возможно, именно отсюда у Р. К. Маака появилось слово Быри. Ведь его проводник был из амурских эвенков, хорошо понимавших эти нанайские наречия. В середине XIX века недалеко от стойбища Бури на специальном дереве висели черепа медведей. Они были нанизаны на ствол через скуловые дуги и имели большие дыры, пробитые в правой или левой теменной кости. Дерево с медвежьими черепами было материальным проявлением веры нанайцев в духа-хозяина гор и тайги. Российский академик Л. И. Шренк как зоолог заинтересовался черепами медведей на этом дереве и даже влез на него, «чтобы добыть наилучшие сохранившиеся экземпляры».  Представители каких нанайских родов жили в селении Бури? Из предания «Нанайские торговцы» мы узнаем о Вэлинэ Онинка — жителе Бури. У него была жена Дыфэнты и два сына: Сурги и Пугэ. Оба стали торговцами. Младший сын Пугэ (в другом источнике Фуга) учился в Хабаровской церковно-приходской школе, после крещения получил русское имя Сергей. В 1890-е годы он возглавлял торговое товарищество, состоявшее из 9 нанайцев, и управлял всеми делами компании. Пугэ Онинка хорошо владел русским, китайским, орочским языками. Его личный капитал составлял около 15 тысяч рублей. Коренные жители территории между Уссури, Амуром и побережьем Татарского пролива получали товары в основном через товарищество Пугэ Онинка. Среди орочей побережья Татарского пролива С. Онинка торговал с 1887 года. Он субсидировал миссионерскую школу в Хабаровске, в июле 1898 года пожертвовал 100 рублей на покупку муки для крестьян-новоселов деревни Ильинка. В 1896 году Пугэ-Сергей ездил в Москву на коронацию Николая II в составе делегации приамурского генерал-губернаторства. Русская администрация ставила в пример этого нанайского торговца. Совсем другими глазами смотрели на него соплеменники. Согласно преданию «Нанайские торговцы» среди нанайцев и удэгейцев он был известен как самый большой обманщик. Кроме того, Пугэ много пил и пьяным убил своего племенника. Родовой суд якобы вынес решение убить Пугэ. Исполнителем был назначен Сурги. Старший брат выполнил решение суда на неком небольшом озере: «Заведя в озерко, Сурги убил своего младшего брата. Озерко никуда не течет. Если озерко самое плохое, само для себя живет».Символ города — Хабаровский утес — нанайцы называли Хандако — остановка. Ниже Хабаровского утеса, в тихой заводи, всегда останавливались нанайцы и совершали моление его духу-хозяину. Сюда специально приезжали верховские нанайцы аккани, здесь останавливались нанайцы других групп, шедшие на лодках в заветный маньчжурский город Сан-Син. С Хабаровским утесом нанайцы связывали свою прародительницу Мамелджи, жену творца Хадау. Якобы когда-то давно они здесь жили. Другое нанайское название Хабаровского утеса — Мама хурээни (Старухина гора). У нанайцев он был местом поклонения его хозяйке-шаманке, которая с помощью бубна давала жизнь людям. Легенду о Хабаровском утесе рассказал нанайский поэт А. А. Пассар. Раньше на утесе стояла большая фанза шаманки, которая исчезла, когда пришли русские. У шаманки был волшебный камень, в котором она держала свой бубен. Этот бубен все видел и все слышал. Старик — муж шаманки — при помощи кузнечных мехов раскалял камень так, что он делался красным, как солнце. Старуха колотушкой ударяла по камню — из него появлялся бубен. Все мэргэны (богатыри) после походов приходили к этому утесу на свет огня. Старуха вылечивали их своим волшебным бубном. Шаманы воспевали этот утес. В 1855 году Р. К. Маак зафиксировал 10 летних и зимних поселений нанайцев на отрезке пути от впадения Уссури в Амур до современного национального села Сикачи-Алян. Можно предположить, что их было больше, ведь Р. К. Маак и его спутники продвигались вдоль правого берега Амура, а значит могли не заметить всех нанайских поселений на островах и левом берегу. Например, до прихода русских около поселка Корсаковского по реке Уссури было нанайское стойбище Беракан. Согласно легенде, записанной П. Протодьяконовым у уссурийских нанайцев, на острове против будущего села Воронежского стояло нанайское стойбище Хочен-Сусу. Там жили герой повествования Нэмнэ-Моракху, его отец, мать, две сестры и брат. Нэмнэ-Моракху был богатырем. Хэхцирскую гору он «в один день кругом обходил», охотился на Воронежском мысу, Мули-Хонко по-нанайски. В 1859 году российский ботаник К. И. Максимович наблюдал в районе Хабаровского утеса уже два нанайских стойбища: Сиза и Бури. Они располагались «в небольших котловинных долинах» правого каменистого берега Амура. Через несколько лет после экспедиций К. И. Максимовича, Р. К. Маака, Л. И. Шренка еще один путешественник А. Мичи написал в книге о своем посещении Амура и Восточной Сибири пророческие слова: «Все селения (нанайцев. — Т. М.) расположены на лучших и удобнейших пунктах и в этом отношении могут служить образцами для будущих русских колоний». Так и случилось... Строительство Хабаровска и хозяйственное освоение его окрестностей крестьянами вынуждало нанайцев переселяться все дальше и дальше от города. В. К. Арсеньев писал, что водворение русских крестьян на какой-либо территории распугивало таежных животных, а значит исчезали благоприятные условия для охоты, начинались столкновения из-за рыболовных участков. Кроме того, вырубка леса и вспашка земли воспринималось нанайцами как кощунство, осквернение тайги. О масштабах оскудения фауны в конце XIX века в окрестностях Хабаровска говорят следующие строки из отчета Хабаровского общества любителей охоты за 1898 год: «...из ближайших гольдских селений только изредка привозят теперь одну-две козы, охотничьи команды убьют несколько штук, члены общества — 3, 4 козы за целый год, тогда как еще несколько лет тому назад здесь осенью и весной был ход козы; во время весеннего половодья немало ловили их плывущими близ самого города, и во многих лесных островах они бродили табунами, протаптывая глубокие тропы по мхам через мари».  Утратив промысловые угодья, нанайцы и удэгейцы получили возможность продавать свою рыбную и таежную продукцию жителям. Хабаровчане быстро привыкли к тому, что на улицах города можно было в сезон купить любые ягоды. Поэтому летом 1898 года они были встревожены: «Несмотря на конец июля на рынке и в городе не замечается обилия ягод. Говорят, что высокая вода убила ягоду и теперь по улицам города изредка можно увидеть гольдов (нанайцев. — Т. М.), продающих в ведрах и туесках голубицу; ни малины, ни кислицы, ни смородины, ни других ягод в продаже не видно». В неурожайном 1899 году стоимость ведра голубицы и красной смородины доходила до 1 руб. 20 коп. и даже 1 руб. 50 копеек. Курурмийские нанайцы в конце XIX в. приезжали в Хабаровск на 3 — 4 дня для продажи своей добычи и покупки «нужного по хозяйству». Так, «в большом количестве» они снабжали городских жителей птицей«. «Нередко приходилось видеть гольдов в городе совершенно увешанных одними почти клохтунами, — писала в апреле 1899 года хабаровская газета „Приамурские ведомости“. — Клохтун — самая вкусная утка в крае, следовательно, любители хорошо покушать, по случаю хорошего лёта этих птиц, будут на Пасхе в изобилии иметь за своим столом вкусную дичь». Нанайские семьи, имевшие лошадей, везли в город сено, которое они накашивали летом «в большом количестве». Нанайцы окрестностей Хабаровска доставляли в город сазанов и рыбу других пород, но особенно сигов. В начале ХХ века крупными поставщиками рыбы, дров, мехов и т. п. в Хабаровск были некоторые жители Сикачи-Аляна. Например, нанаец Гаврила ежегодно засаливал 5— 6 бочек кеты и несколько бочонков кетовой икры, которые продавал содержателям лавок на хабаровском базаре. Удэгейцы привозили на продажу в Хабаровск пушной товар и панты. С основания Хабаровска нанайцы, удэгейцы и даже ульчи ездили сюда за продуктами. Например, в 1894 году солдаты первого батальона Восточно-Сибирской бригады встретили 40 удэгейских батов, поднимающихся вверх по реке Кие с продуктами, закупленными удэгейцами в Хабаровске. Иногда нанайцы из окрестностей Хабаровска приезжали венчаться в Успенский собор. Отец Н. Ф. Бельды ездил в Хабаровск «крестить» детей (но их с собой не брал) в китайской кумирне. Однажды привез оттуда большое мио — своеобразную икону из красной ткани, на котором была нарисована вся семья. Амурские аборигены были привлечены к участию в Амурско-Приморской сельскохозяйственной и промышленной выставке, проходившей в Хабаровске в 1899 году. Некоторые из них удостоены наград. Так, серебряными кубками были награждены Анна Беженка (скорее всего, Бисянка. — Т. М.), «жена инородца» из Императорской гавани, за выделанную кожу сазана, нивх Палтакэ из селения Ферма близ города Николаевска-на-Амуре «за выделанные кожи рыбы». На выставке 1913 года был поставлен настоящий эвенкийский чум, в котором жила семья эвенков. На рубеже XIX — XX веков аборигены были активными участниками различных городских мероприятий развлекательного и спортивного характера. Наблюдатель заметил одного нанайца даже среди первых посетителей дешевой столовой, открытой в Хабаровске 30 мая 1899 года. Несколькими днями раньше (25 мая 1899 года) в Хабаровске состоялось «первое народное призовое состязание в стрельбе пулею». В нем приняли участие 13 человек, 9 из которых были нанайцы и удэгейцы. Результаты оказались ошеломляющими. Великолепные охотники и следопыты выступили очень плохо: «до 75 % стрелявших не попали ни одной пулей, остальные дали от 20 до 60 % попаданий». Как нам кажется, такая низкая результативность была обусловлена необычными для таежников мишенями и обстановкой. С легкой руки Приамурского генерал-губернатора С. М. Духовского в дни Масленицы на льду Амура происходили катания на нартах, запряженных собаками. Нанайцы катали с ветерком всех желающих, что и запечатлел на одной из своих открыток хабаровский издатель Н. В. Гутман. Татьяна МЕЛЬНИКОВА, главный хранитель Хабаровского краевого краеведческого музея им. Н. И. Гродекова, кандидат исторических наук |