Германцы в эпоху Великого переселения народов от 14.10.2022 г. Лекции 10 "Германцы в эпоху Великого переселения народов" от 14. 10. 2022 г. 1
 Скачать 28.46 Kb.
|
|
Задание к лекции № 10 "Германцы в эпоху Великого переселения народов" от 14.10.2022 г. 1. Варвары — в основном германские племена — находились на стадии разложения родового строя и становления племенной организации накануне вторжения на территорию Римской империи. Именно на их примере видно, как воздействие соседнего мощного государства влияет на генезис этой надродовой формы организации общества. Общество варваров делилось строго на свободных и рабов. Различие в среде свободных определяется степенью знатности человека. Знатность очень часто зависит от военной доблести, но в еще большей степени от владения землей. К последнему выводу легко прийти, проанализировав этимологию слова «дворянин» в германских языках. По- немецки «дворянин», «знатный» вообще — это «der Adel», которому в древнескандинавских языках мы находим параллель в виде «оЭа1», то же в готском «oJ)al», в древнеанглийском «оЗе1» и в древневерхненемецком «uodal». Все эти термины означают одно — родовое имущество в виде вотчины — земельного надела, переходящего по наследству в роду от отца к сыну. Право распоряжения наделом, однако, серьезно ограничено. Рудименты этого института сохранились, например, до сих нор в современном праве Норвегии. Сказанное, правда, противоречит сообщению древних писателей (Тацита — Германия. 26, Гая Ю. Цезаря — De hello Gal. VI. 22) о том, что у германцев не развито частное землевладение и все они живут общиной с периодическим переделом земли, но современная наука не подтверждает сообщения древних. Германцы были хорошо знакомы с развитой частной собственностью на землю, о чем говорит хуторской тип их расселения {Тацит, Германия. 16). Рабы играли в хозяйстве германцев значительную роль, хотя характер этого института носил глубоко патриархальный характер. Лучше всего он описан у Тацита: «Рабов они используют, впрочем, не так как мы: они не держат их при себе и не распределяют между ними обязанностей: каждый из них самостоятельно распоряжается на своем участке и у себя в семье. Господин облагает его, как если бы он был колоном, установленной мерой зерна или овец и свиней, или одежды, и только в этом состоят отправляемые рабом повинности. Остальные работы в хозяйстве господина выполняются его женой и детьми. Высечь раба или наказать его наложением оков и принудительною работою — такое у них случается редко; а вот убить его — дело обычное, но расправляются они с ними не ради поддержания дисциплины и не из жестокости, а сгоряча, в пылу гнева, как с врагом, с той только разницей, что сходит им безнаказанно. Вольноотпущенники по своему положению не намного выше рабов; редко когда они располагают весом в доме патрона, никогда — в общине, если не считать тех народов, которыми правят цари» (Тацит, Германия. 25). Власть в таком обществе еще очень слабо институци- ализирована. Цезарь говорит: «В мирное время у них нет общей для всего племени власти, но старейшины областей и пагов творят суд среди своих и улаживают их споры» (Цезарь. De bello Gal. VI. 23). В наиболее важных делах обсуждение происходит на народном собрании (Folkmoot, обозначавшимися у германцев как Thag, у скандинавов Thing или Ding), предварительную повестку дня которого рассматривает совет старейшин. Окончательное решение предоставлено народу: «Когда же толпа сочтет, что пора начинать, они рассаживаются вооруженными. Жрецы велят им соблюдать тишину, располагая при этом правом наказывать непокорных. Затем выслушиваются царь и старейшины в зависимости от их возраста, в зависимости от знатности, в зависимости от боевой славы, в зависимости от красноречия, больше воздействуя убеждением, чем располагая властью приказывать. Если их предположение не вызывает сочувствия, участники собрания шумно их отвергают; если, напротив, правится — раскачивают поднятые вверх фрамеи (боевые копья германцев. — М.И.): ведь воздать похвалу оружию, на их взгляд, — самый почетный вид одобрения» (Тацит, Германия. 11). Точно так же выражали свое одобрение кельты — галлы (De bello Gal. VII. 21) и готы (Getica. 189). Царская власть, по выражению античных писателей, или власть племенных вождей конунгов (от гот. «kunings») у варваров этой эпохи пока еще не является наследственной. Конунга выбирают всякий раз в связи с военной необходимостью, правда, выбор этот делается из ограниченного круга лиц — наиболее знатных. Впрочем, если вспомнить, что одним из критериев знатности была удача в бою, то вождем мог стать и совершенно незнатный, с точки зрения сегодняшнего дня, человек. Тацит говорит о таких как об «отличившихся телесною силою и уже проявивших себя на деле». Конунг, что очень важно, должен постоянно проявлять свои качества, за которые его выбрали в вожди, он должен сражаться в первых рядах, его удача должна постоянно иметь осязаемое подтверждение. Часто терпевших поражение в бою конунгов германцы убивали — приносили в жертву разгневанному, как они считали, богу войны Одину или Вотану в общегерманском варианте — главе пантеона языческих богов. Интересно заметить, но филиации этого воззрения прослеживаются, например, в Скандинавии вплоть до конца эпохи «темных веков» (VIII—IX вв.). Здесь нередко продолжают приносить в жертву королей, если страну очень долго терзает голод или постигает еще какое-нибудь бедствие. Но и плата за «трудности и специфику» королевской профессии была чрезвычайно высока: «Постыдно дружине не уподобляться в доблести своему вождю. А выйти живым из боя, в котором пал вождь, — бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать, совершать доблестные деяния, помышляя только о его славе, — первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники — за своего вождя» (Тацит, Германия. 14). Отмеченный здесь феномен стоит проанализировать особо. Дело в том, что эта черта менталитета древних германцев окажет впоследствии невероятное сильное влияние на становление у них собственных форм государственности в виде так называемых королевств варваров, а затем скажется на формировании этики феодального рыцарства. Дружинный характер власти конунга свидетельствовал о невосприимчивости германцев к абстракции деперсонализированной власти государства как такового. Государство, его власть для варвара должно обязательно иметь олицетворение в конкретном, живом человеке — короле, позже сюзерене-сеньоре. Этот партикулярный взгляд на государство как на институт исключительно личной власти будет изжит в Европе только в эпоху абсолютизма, когда будет снова воспринята римская идея государства как абстрактной res publicum. Правосудие у варваров также носит архаичный характер. Оно осуществляется непосредственно на народном собрании или в «пагах» — особых территориальных образованиях. Здесь главный орган — сотня присяжных, состоящая из старейшин и выборных — «вещателей права»: lagmann, как называли их скандинавы (позднейшие рахинбурги Салической правды). Это были знатоки родоплеменного права, его обычаев, которые использовали свою память, если можно так сказать, в качестве живого источника права. Хотя нам известно, что древние германцы владели рунической письменностью, но она была крайне примитивной, и дальше выцарапывания граффити или надписей на вещах об их хозяине (типа: «Мною владеет Торир») германцы, судя по археологическим находкам, не шли. Доказательства, принимаемые судом, соответствовали форме самого суда: свидетельские показания и Божий суд, филиации которого встречаются еще достаточно часто в Leges Barbarorum — памятниках раннесредневекового права. Единственно чего там уже нет — это гаданий в качестве доказательства (сами древние германцы очень часто прибегали к гаданию на рунах во время процесса, чтобы узнать истину). Это и понятно: став к тому времени христианами, германцы, хоть и продолжали оставаться варварами — деление на romani и barbari продержалось в Европе вплоть до VIII в., — считали грехом прибегать к помощи языческих богов. Но так было, напомним, гораздо позднее, в языческую эпоху гадание на суде было одним из распространенных способов доказываения. В одной древнескандинавской саге при описании сцены загробного суда душа подсудимого спасается только благодаря знанию «судебных рун»: «Ты должен знать судейские руны (Mallrunar seal tu Keinna), если ты не хочешь, чтобы сильнейший наградил тебя унизительными муками, причиняющими тебе ущерб. Все руны ты должен сплести, соткать и связать воедино, как собран народ на суде» [Rydberg, 1886, d. 1, s. 370]. Понятие права у германцев было достаточно развито, хотя и страдало родовыми пережитками. К одному из них следует отнести неразличимость в смыслах слова «право» как группы норм, обозначающих «справедливость», «истинность», «правильность», одним словом, «правду» и орган, посредством которого эта правильность и истинность устанавливается, — «суд»[1]. Древнегерманское rettr одновременно означает и «право», и «суд». Только немного позднее разновидностью rettr становится log — понятие объективного закона. Хотя, если подходить к этому с точки зрения сегодняшнего дня, «лёг» германцев означает скорее объективированный в сознании лагманов (вещателей права) обычно-правовой порядок страны. Другая характерная деталь древнегерманского права заключается в том, что исключительно иерсоналистическое мышление варвара вкладывало в rettr особый смысл, вырабатывавший объективный правовой порядок из суммы субъективных порядков. У каждого свободного был свой rettr, точнее rettr sinn - «право на возмещение», соответствующее положению этого субъекта в обществе. Более точно субъективный характер права передается, как это ни парадоксально, древнеанглийским rykt, от которого позднее происходит «right». Поэтому право древних германцев чрезвычайно статусно! Еще одна особенность правового порядка варваров заключалась в его крайнем разнообразии. Позже, в эпоху Варварских правд это разнообразие отразится в таком принципе, как «das Personalitatsprinzip» — принципе личного права, согласно которому каждый подчинен только своему правовому порядку, своему племенному праву. Тем не менее общими для варваров оставался принцип кровной мести, исчисление виры в определенном количестве голов скота (в более мелких проступках), наказание за супружескую неверность (очень жестокое). Известны германцам и наказания за тяжкие преступления, такие как трусость в бою, предательство, святотатство. Обвиненных в этих преступлениях либо вешали, либо топили в болотах. В археологии нередки случаи обнаружения мумифицированных трупов древних германцев при осушении болот в современной Европе. Знали древние германцы такое наказание, как изгнание — объявление вне закона. Изгнанный (utlegd) получал особый статус — skogarmadr — дословно: «лесной житель». Официально он уже не считался человеком, он был оборотнем — волком (vargr). Поэтому наказания за убийство «волка» не было никакого. Характерная деталь, но судя по Русской Правде, изгнанник у русских славян приравнивался по статусу к собаке. Таким было общество варваров накануне вторжения в пределы империи, накануне эпохи, названной в историографии «переселением народов». 2. Отмечая господство конформизма в варварском обществе, мы вместе с тем должны подчеркнуть, что ни на какой, даже самой примитивной ступени своего существования человек не был просто «головою в стаде» и не обладал «стадным сознанием». Социальное целое не состоит из отдельных лиц. Общество представляет собой сложную систему групп разного объема, со своими структурными особенностями. Собственно говоря, индивид включается в группу и уже через нее — в общество. Но он входит не в одну только группу. Существует целая сеть и иерархия в определенных отношениях. Каковы же социальные группы и структуры варварского общества? Выяснение этого вопроса необходимо для понимания отношений между индивидом и обществом. Мы можем выделить несколько категорий таких групп, различающихся по своей структуре и основе, на которой они функционируют. Основными микроструктурами варварского общества были семья и другие родственные группы. Как известно, семья в этом обществе имела свои особенности. То была большая семья (домовая община), состоявшая из ближайших сородичей трех поколений, совместно живших и ведших одно хозяйство. В ее оболочке, а отчасти уже и вне ее существовала малая семья, постепенно выделявшаяся из домовой общины, но далеко еще не обособившаяся от нее полностью. Структура семьи-домохозяйства отличалась сложностью и разнородностью состава. В нее входили не одни толь ко ближайшие родственники, происходившие от одного отца; наряду с ними мы найдем в ней и иных сородичей и свойственников, нахлебников и зависимых людей, рабов. В скандинавских памятниках все люди, входившие в домохозяйство, именуются «домочадцами», их число нередко было довольно велико. Естественно, что среди домочадцев не было равенства и роль их в хозяйстве была весьма неодинакова. Элементы отношений эксплуатации можно обнаружить в пределах большой семьи не только в связи с наличием в ней рабов, но и внутри круга родственников. В частности, не малую роль в крупных домохозяйствах играли незаконные дети, рожденные от наложниц и рабынь: не имея почти никаких прав, они использовались в качестве рабочей силы. Всякое сколько-нибудь крепкое хозяйство свободного человека обрастало связанными с ним или зависевшими от него хозяйствами маломощных и нуждавшихся в защите и помощи людей, как свободных, так и несвободных или полусвободных (вольноотпущенников). В известном смысле семья представляет в миниатюре картину варварского общества. Семья в любой форме, большая или малая, представляла важнейшую реальную социальную группу, в которую входил индивид. Но наряду с семьей сохранялись и иные группы, строившиеся на родственной основе: пережиточные формы рода, патронимии, союзы, возникавшие вследствие брачных связей. Члены «дофеодального» общества входили в этнические общности — в племя, союз племен. В этой связи существенно отметить, что даже при пе реходе к территориальному строю племенная общность не исчезала в тече ние очень длительного периода. Она сохранялась не только в номенклатуре этнической принадлежности и в топонимике, но и в сознании варваров. Самосознание их в большой мере оставалось племенным. В самом деле, чем вызывалась необходимость фиксации обычного права? К такой фиксации прибегли прежде всего те племена, которые, завоевав римские провинции, переселились на их территорию. Возможность записи первых германских Правд создало наличие в варварских королевствах грамотных людей из покоренного романизованного населения. По повелению королей они и произвели запись германских народных обычаев. Однако этим обстоятельством объясняется только возможность фиксации обычного права, но не ее причины. Можно, конечно, сослаться на становление королевской власти, обнаруживавшей стремление узурпировать управление и регулирование общественных дел (с записью обычаев делалось невозможным их дальнейшее толкование знатоками права из народа — «законоговорителями», «лагманами»; отныне начиналось «отчуждение» обычного права от народа, его породившего), на усложнение общественной жизни, вызванное как обстоятельствами переселения и завоевания, так и внутренними противоречиями этого общества. Варвар входил, далее, в политическую общность, в складывавшееся варварское королевство, которое постепенно приобретало признаки государства. Политические объединения варваров на первых порах были весьма непрочными, они и в дальнейшем обнаруживали рыхлость своей структуры. Связи политические, помимо объединении в территориальные округа, о .которых говорилось выше, осуществлялись преимущественно между локальными общинами и королем (князем, конунгом) непосредственно или через его служилых людей. Эта форма социальных отношений приобретает огромное значение по мере развития процесса классообразования. Король постепенно превращался в единственный или главенствующий фактор объединения разрозненных, живущих обособленной жизнью общин и тем самым подчинял их себе. 3. Среди "вечных" категорий исторической науки собственность занимает особое место. Когнитивное значение этой категории огромно. Имущественные отношения выражают сущность производственных отношений, поэтому вопрос о характере господствующей в обществе собственности встает перед историком одним из первых. Понятие собственности можно разделить на две основные категории: частная собственность и коллективная собственность. В рамках каждого из них возможны дополнительные отделы. Первый тип предполагает различие между полной и неполной частной собственностью (а также личной собственностью). Второй вид дифференцируется по предмету коллективной собственности: родовая, племенная, о о и т. Но содержание понятия "собственность", как правило, мнениями не увлекается, оно кажется достаточно ясным и само собой разумеющимся. В юридическом смысле под собственностью понимается право собственности на предмет, размещение, свободное отчуждение, в соответствии с известной римской формулой " ius utendi et abutendi "» То есть собственность выступает как категория в право, которое в определенных обществах распространяется не только на вещи, но и на людей как на несколько вещей. Собственность здесь означала только "отношение рабочего (производящего) субъекта (или самовоспроизводящегося субъекта) к условиям его производства или воспроизводства как к своим собственным», и эти условия производства были не результатом труда фермера, а его предпосылкой. Собственность в этом смысле сводилась к присвоению условий субъективной деятельности производящего индивида и осуществлялась «только самим производством». Термин "общая собственность" ( Allmende , almenningr ) мог полностью развиться, по-видимому, только при условии присвоения права отдельных собственников на принадлежащие им участки, так как вместе с этим возникла необходимость разграничения общего и особого. В эпоху раннего средневековья не существовало и не могло быть рынка, такого как рынок свободной покупки и продажи недвижимости. Это не значит, что Земля вообще не была чужой. Картулярии и другие источники показывают, что переход от владения землей из рук в руки был широко распространен, но он проводился в ряде условий, которые делают представление о франкском аллоде как товаре сомнительным. А. И. склонный отметить в истории землевладения у франков два основных этапа и соответственно р для "неполной ярости" является наследственным н владение семьей ( terra salica , hereditas aviatica ) и «полным гнева», то есть через последовательную ему частную собственность на землю. В связи с этим А.И. Нойсихин также отмечает, что права собственности на отдельные виды недвижимости в муниципалитете завершены. Он показывает продолжительность перехода от ранней формы аллода к поздней форме и сохранение даже при «полном алло де» остатков предыдущей стадии. Тем не менее, и, по мнению А.И. Нойсихина, Аллод в конце концов все равно становится »товаром", объектом свободного отчуждения. Следует отметить, что ранняя форма аллода нашла лишь очень скудное отражение в исторических памятниках. Поэтому мы считаем, что характер Аллода для поощрения потомства следует сравнивать с соответствующими ему государственными учреждениями. Мы изучили два таких института: англосаксонский Фолькланд и норвежский Одаль. О фр также известно мало, но имеется мало оснований считать его неотъемлемым владением семьи, в отличие от б (б — земли, в которой правили на основании пожалованной грамоты), на которую его владелец, по крайней мере формально, имел право иметь собственные r & D в (в результате предоставления на это право королю)'. Конечно, не случайно историки изучают историю Англии до 1066 года. документы, составляющие отчуждение Фольклэнда, не были раскрыты: соглашения такого рода не были заключены. П. Г. Виноградов убедительно доказал, что народная земля, которой владел «народный закон», не представляла собой объекта для купли-продажи 10. Согласно записям , как правило , право VII В. эти земельные владения первоначально находились в Q Дании многодетных семей, и в источниках до сих пор можно обнаружить следы прав домового сообщества на землю. Но даже после распада многодетных семей Волкланд не стал свободно отчуждаемой собственностью. Несмотря на отделение отдельной семьи от домашнего сообщества, родственники, которые раньше составляли этот коллектив, похоже, сохраняют известные права на Землю. Что касается норвежского одаля, то он, как и Аллод и Фолькланд, не был превращен в свободно отчуждаемую собственность в течение средневековья. Особенно хорошо видна на примере Одаля тесная, неразрывная связь землевладения с семьей, владевшей им. Эдикт не предусматривает равенства прав на земли дочерей и сыновей, а также права на получение наследственного владения прямых потомков перед более дальними родственниками и соседями. Первый термин предполагает особенно тесную, неразрывную связь семьи с землевладением, второй - неограниченную свободу землеустройства. Другими словами, отношение к Земле в первом случае существенно отличается от того, что было в ВТО Ром. Первая форма не так индивидуализирована, как вторая. И это естественно - ведь сам индивид еще не был самостоятельной личностью в раннем средневековье, он был тесно слит с семейной группой. Не чисто в время было связано с установлением н феодальной зависимости крестьян от старшин в раннем средневековье и личными отношениями зависимости, соотношением господства и подчинения. Земельные отношения были неразрывно связаны с этими личными отношениями: власть сеньора над личностью подданного находила свое продолжение в его власти над ценными для него землями, пока она была заселена крестьянами и другими вассалами. Вассальные отношения могли бы сопровождаться ценой земельной площади, но могли бы сохраниться и без - если бы п власть над населением или доходы, собранные им без передачи земли или при п доходах н происхождение. Решение о конституции Феоды было не объектом прегрешения, как мы могли видеть, оно сильно отличалось, а принадлежностью к рыцарству, к благородному сословию. Важна была не столько форма премии, сколько тот факт, что военный класс существовал в результате эксплуатации сельского населения, какую бы конкретную форму ни принимала эта эксплуатация. И везде, где в средние века мы находим военный класс, возвышающийся над большей частью крестьянского населения, мы также обнаруживаем зависимость крестьян от господ, которые эксплуатируют свой труд и управляют обществом. Нет никаких веских причин противопоставлять сеньору награды всем остальным, потому что каждая из этих наград имеет общее качество, определяющее их, а именно предоставление вассалу личной власти над крестьянами, что дало ему возможность воспользоваться ею. Конечно, в сельскохозяйственном обществе раннего средневековья тенденция обеспечивать рыцарство доходами с земли была наиболее сильной. Нормандские сеносы, отказавшись от подарков в виде украшений, оружия и лошадей, которые предлагал им герцог, потребовали земли: владение землей позволило бы им разместить многочисленных рыцарей. Феофан, по словам рыцаря, представлял для него ценность, пока на земле Феофана сидели крестьяне, которые находились под его властью и были вынуждены платить ему арендную плату. Следовательно, не сама по себе земля, а крестьяне, населявшие ее, были необходимы для выполнения рыцарем военной службы. Феодализм не может быть сведен к сельскохозяйственным отношениям. Последние являются его основой в указанном выше смысле: военный класс общества, связанный узами взаимных личных обязательств, доминировал над классом крестьян, причем этот класс доминировал, доминировал над дворянством в корпоре обязательно и неизбежно принимал формы личного господства определенных представителей высшего класса, объединенного и иерархического, над зависимыми от них крестьянами. |