каб и бал. Лекции Предпосылки русскокабардинского военнополитического союза первая половина
Скачать 53 Kb.
|
1 2 Итогом русско-черкесских переговоров явился военно-политический союз, определивший на многие десятилетия вперед место Кабарды в политическом пространстве Северного Кавказа. Судя по общим установкам и основному содержанию, это был союз известный со времен Древней Греции и Рима, как симмахия (от гр. symmachia – sym «вместе» + machomai «сражаюсь»). В случае надобности и по мере возможности Московское государство и Кабарда обязывались оказывать друг другу военную помощь в борьбе с внешними и внутренними врагами и нести в этих целях военную службу на территории союзного государства. Так было положено начало жизненно важному для обеих стран союзу, который стал внушительным ответом на угрозы, исходящие со стороны Османской империи, Крымского ханства, Польши, Швеции, Ирана и других соседних государств. Содержание кабардино-русских договоренностй впервые наиболее отчетливо представлено в 1588 году в присяге на верность Кабардинской земли Русскому государству и в жалованной грамоте царя Федора Ивановича верховному князю Кабарды Камбулату Идарову, младшему брату Темрюка. Особенно интересен своими подробностями первый документ, в котором, в частности, сказано: «И нас, Канбулата-князя, и меня, Мамстрюка-князя, и Куденека-мурзу, и всех братью нашу и племянников царь и великий князь Федор Иванович всеа Руси пожаловал, взял нас под свою царскую руку и во оборону ото всяких наших недругов… А хто будет государю царю и великому князю Федору Ивановичу всеа Руси друг, тот и нам будет друг, а хто будет государю царю и великому князю Федору Ивановичу всеа Руси недруг, тот и нам будет недруг, и на того нам со государевыми воеводами с астраханскими и с терскими воеводами с ратными людьми ходити и приводити во государеву волю… Также которые недруги, Турского рать и Крымской или иные которые недруги, пойдут ко государеве вотчине к Астрахани или к Терскому городу, и нам будучи в Терском городе со государевыми воеводами за город стояти и битись с ними досмерти и государевых воевод не выдати и хитрости и оману над государевыми воеводами и над ратными людьми и над городом хитрости никоторые не учинити. Также, коли государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Руси велит нам идти на которого своего недруга, на Литовского или в Немцы, и нам и нашим братьям и детем идти на государеву службу, кольким коли государь велит идти на свою государеву службу»5. Этот документ свидетельствует еще и о том, что договоренности между Кабардой и Россией возникли и действовали не как единовременный акт. Они вырабатывались и складывались постепенно, в течение двух-трех десятилетий, и не только в ходе переговоров и подписания соответствующих соглашений, но и в практике боевого содружества. Уже в самом начале обмена посольствами, летом 1555 года войско боярина И.В.Шереметева, как сказано выше, было послано в степь навстречу войскам крымского хана, чтобы отвлечь их от похода на Кабарду. В ходе сражения с крымцами русские понесли тяжелые потери, но спасли адыгов от очередного разорения. Адыги, в свою очередь, в 1558 году принимают активное участие в действиях русских войск в начавшейся Ливонской войне. В документах того периода говорится, что черкесские князья со своими дружинами выступали в передовом полку во главе с бесленейским князем Маашуком Кануковым. По свидетельству военного историка В.А. Потто, кабардинцы отличились в Ливонской войне «при взятии города Мильтена и в особенности при осаде города Дерпта, под которым они совместно с русскими войсками наголову разбили немецкую конницу, пытавшуюся сделать вылазку из города». В 1560 году по просьбе кабардинских князей Иван IV посылает войско во главе с воеводой Иваном Черемисиновым в поход на дагестанского шамхала, давнего противника Кабарды. Одновременно делается все возможное, чтобы Темрюк мог одержать верх над своими политическими противниками из числа кабардинских и других северокавказских владельцев. 4. Развитие русско-кабардинских отношений во второй половине XVI в. Прорыв в русско-кабардинских отношениях был скреплен в 1561 году, женитьбой Ивана Грозного на дочери верховного князя Кабарды. Через год после смерти жены Анастасии он вступил в брак с младшей дочерью Темрюка Идарова Гуашаней (Кученей). Свадьба состоялась 21 августа 1561 года в Москве. Незадолго до этого, по случаю крещения Гуашаней в Успенском соборе Кремля и наречения ее именем Марии Иван IV подарил ей золотой крест-складень со святыми мощами и жемчугом. Впоследствии в ознаменование данного события в Кремле рядом с царским дворцом была построена церковь Марии Магдалины. Свадебным подарком Ивана IV стало золотое блюдо, украшенное растительным орнаментом, двуглавым российским гербом и надписью-посвящением царице и великой княгине Марии. Ныне это блюдо храниться в Оружейной палате Московского Кремля. Иван IV учредил для Марии Темрюковны золотую перстневую печать с изображением русского государственного герба, и надписью «Царицы и великой княгини Марьи печать», которой она пользовалась в переписке с мужем (в наши дни печать Марии Темрюковны храниться в Государственном историческом музее в г. Москве). Брачный союз царской фамилии Руси и верховного князя Кабарды стал продолжением военно-политического союза, символом прочной связи двух стран. Оценивая военно-политические дивиденды, полученные Россией благодаря этому союзу, С. Броневский писал: «Сей поступок, был ли он следствием пристрастия или политических вычетов, произвел по тогдашним обстоятельствам весьма выгодное для России сближение горских народов, наипаче Кабардинцев, Тюменских и Таманских Черкесов, которые в походах Царя Ивана Васильевича на Лифляндию, Польшу и против Крымских татар, отправляли службу наряду с Российскими войсками, и храбростью, им свойственною, много способствовали его победам»6. В это же время политическая ситуация в Западной Черкесии именилась. Вследствие усиления турецко-крымских позиций в Европе и на Западном Кавказе, Жанетия, Темиргой, Бесленей, Хатукай и другие западноадыгские княжества признали номинальную зависимость от татар и турок. В отличие от этого, Кабарда, ставшая верным союзником Московского царства, оставалась независимым государством, во главе которого стоял избранный собранием князей верховный или великий князь - пщышхуэ. Московское правительство в этот период делает все возможное, чтобы укрепить позиции своего нового союзника. В сентябре 1562 года в связи с обострившейся ситуацией в Кабарде, грозившей смещением Темрюка, Иван IV посылает туда из Астрахани 500 стрельцов и 500 казаков во главе с Григорием Плещеевым, которому предписывается находиться в полном распоряжении Темрюка и во всем ему подчиняться. Воспользовавшись такой поддержкой, Темрюк вступил в непокорную ему Кайтукину Кабарду и нанес поражение объединенным войскам Кайтуко Беслановича и его зятя Казыя Уракова, правителя Малой Ногайской орды. В 1566 году в тех же целях в Кабарду был послан отряд князя Ивана Дашкова. При поддержке русских войск Темрюк вновь действует против непокорного владетеля Западной Кабарды Пшиапшоко, сына к тому времени уже покойного Кайтуко. В результате войска и поселения Пшиапшоко Кайтуковича понесли большой урон. В конце 1566 года он посылает в Москву к Ивану Грозному своего сына Мамстрюка с просьбой поставить крепость в устье реки Сунжи при ее впадении в Терек 7. Очень быстро – в течение нескольких месяцев (в 1567 г.) крепость была возведена, просуществовала до 1571 года и была снесена под нажимом Турции. В 1588 году уже после смерти Темрюка и Ивана Грозного возводится новая крепость на левом берегу р.Тюменки в дельте Терека в нескольких километрах от Каспийского моря. Численность русских стрельцов в этой крепости достигала в разное время от 500 до 2000 человек, не считая казаков. Инициированное кабардинцами строительство русских крепостей в устье и нижнем течение Терека укрепило позиции Восточной Черкесии. Но еще большее значение имело это для России, получившей возможность прочно утвердиться в районе, который находился в сфере геополитических интересов Ирана и Турции. Кочевавшая на Прикаспийских территориях Большая Ногайская Орда попадает, вследствие этого, в зависимость от Московского государства, и на протяжении целого столетия активно используется русскими для борьбы с протурецки и проирански настроенными северокавказскими феодалами. После этого позиции Крыма и Турции в этом районе ослабевают. Правители Турции и Крыма, полагали, однако, что сфера их прямого влияния и господства распространяется, по-прежнему, на Черкесию, Астраханское ханство и кумыкские владения. Поэтому всякое сближение Московского государства с Кабардой, Астраханью, Шамхальством они воспринимали не только как ущемление их интересов в этом регионе, но и как прямое посягательство на подвластные им территории. Отсюда бурная реакция Турции на строительство в 1567 году крепости при впадении р. Сунжи в Терек, то есть в самом центре Восточной Кабарды. Укрепление было построено согласно договоренности Темрюка Идарова и Ивана Грозного и в нем был размещен небольшой контингент русских войск. Крепость не была еще достроена, когда крымский хан Девлет-Гирей в категорической форме потребовал от царя Ивана Грозного снести ее и, как наказание за действия России, увеличить «поминки» - форму дани, богатыми дарами, которую выплачивала Крыму Россия вплоть до конца ХVII века. Свои аргументы и требования Девлет-Гирей сопровождает угрозами в адрес кабардинцев, заверяя, что сожжет всю «землю Черкасскую», захватит в плен их жен и детей, отгонит весь запас имеющегося у них скота. Подкрепляя свои слова действиями, в том же году хан отправляет против Кабарды войско во главе со своим сыном, царевичем Мухамед-Гиреем. Но в этой войне крымцы потерпели очередное поражение и предотвратить строительство крепости им не удалось, хотя сам Девлет-Гирей с присущим ему высокомерием не преминул сообщить своему союзнику, польскому королю Сигизмунду-Августу об обратном. В 1569 году объединенные крымско-турецкие войска под командованием Касым-паши совершают новый большой поход, целью которого был захват Астрахани и устрашение Кабарды. Однако и это предприятие потерпело полный крах. Осадив Астрахань, турки и татары долго простояли здесь, не решившись взять город штурмом. В конце концов, измотанные походом, они повернули назад, к Азову, преследуемые русско-кабардинскими отрядами. Кабардинцы, по словам Шоры Ногмова, «без труда разбили утомленных неприятелей, взяли богатую добычу и много пленных, оставив уцелевших спокойно бежать», согласно правилу «от страха бегущих всадников, не догоняй»8. Несмотря на эти неудачи, политическое влияние Девлет-Гирея в Западной Черкесии оставалось весьма ощутимым. В марте 1570 года к нему обратились западноадыгские князья с просьбой прислать царевича Алди-Гирея для примирения враждующих владетелей. Просьба была удовлетворена, но темиргоевские князья оказали неповиновение посланцам Алди-Гирея и разгромили их. Идаровы вмешались в борьбу закубанских владельцев и поддержали антикрымские силы. В июле 1570 года на р. Афипс произошло сражение между крымской армией Алди-Гирея и войсками Темрюка Идарова и его закубанских союзников. Упорная битва не привела к победе ни одной из сторон, но Идаровы понесли невосполнимые потери. Темрюк получил тяжелую рану, а два его сына – Мамстрюк и Беберюк попали в плен. Это придало турецкому султану больше уверенности в переговорах с правительством России о Кабарде. Он настаивал на том, что земли кабардинцев вплоть до Каспия являются турецкими, и вновь потребовал снести Сунженскую крепость. Но даже в этой очень сложной ситуации Московское правительство продолжает настаивать на независимом статусе Кабарды. В 1570 году русский посланник в Турции Иван Новосильцев объясняет туркам, что Темрюк Идаров сам подал инициативу строительства крепости на земле, которая находится в его владениях и простирается вдоль Терека до Каспийского моря, где кабардинцы занимаются традиционно охотой и ловлей рыбы. Кабарда и Бесленей, по словам Новосильцева, простираются на 500 верст, и эта «земля далеко отошла» от западных черкесов, которые «приклонились и служат» султану. Следовательно, заключает русский посланник, «не владел тою землею, где город Терка стал, опричь Темгрюка нихто». В наказной памяти 1571 года вновь подтверждается, что Иван Грозный построил крепость на Сунже по просьбе Темрюка Идарова «на его земле…, чтоб ему от своих недругов жити безстрашно»9. Тем самым, признается, что Кабарда является суверенным государством, которое вправе принимать подобные решения без согласования с Турцией. Не случайно в летописях этого периода Кабарда именуется также «Пятигорским государством». Турки, в отличие от этого, настаивали на том, что они являются собственниками земель, на которых живут кабардинцы. В частности, в грамоте турецкого султана Селима царю Ивану IV от 30 июля 1570 года отмечается, что крепость на Сунже построена на территории Кабарды, но при этом подчеркивается особо: «Кабардынские земли искони вечные наши бывали», «…в нашей Кабардинской земле город поставлен»10 и т.д. Также оценивает Турция и Астраханские земли, ср.: «Искони вечно Асторахань наша была»11. Об абсурдности этих притязаний султана Селима говорить не приходится, но Турция была на тот момент гораздо сильней Московского государства и потому в 1571 году по указанию Ивана Грозного крепость на Сунже была снесена и восстановлена лишь в 1578 году. Суммируя все сказанное и, оценивая имеющиеся документы, следует подчеркнуть, что с самого начала Россия, в отличие от Турции, строила свои отношения с Кабардой, признавая и уважая ее самостоятельность. Принятая в этот период позиция безусловного признания Московским государством независимости Кабарды сохранялась до 1763 года. Более того, в ХVI-ХVIII веках Россия всячески подчеркивала, что притязания Крыма по отношению к кабардинцам ничем не обоснованы. На протяжении более чем двух столетий Россия выступала как страна, твердо и последовательно защищающая интересы Кабарды. Следовательно, не подлежит никакому сомнению, что изначально и в долгосрочной перспективе союзнические отношения Ивана IV и Темрюка Идарова носили взаимовыгодный характер, создавали условия для дальнейшего стратегического партнерства. Острог (крепость) в устье р. Сунжи и город Терки в Прикаспии стали важными опорными пунктами, способными снизить притязания Крыма и Турции на Кабарду и защитить ее восточные территории от экспансии соседних стран и народов, особенно Ирана, границы которого простирались до Сулака. Важным и весьма эффективным инструментом усиления обороноспособности и государственной политики России и Кабарды стала практика обмена «ратными людьми» в необходимых для этого случаях. Вместе с тем были созданы хорошие условия для торговли. Однако в силу целого ряда причин, о которых хорошо известно и будет сказано еще отдельно, Кабарда в несопоставимо меньшей степени, чем Россия, воспользовалась условиями военно-политического союза. Специфические особенности и динамика союзнических отношений России и Кабарды.Демонстрируя свое особое отношение к северокавказским союзникам, Иван IV, затем его сын Федор и цари Романовы оказывают кабардинским князьям Идаровым самые высокие почести, осыпают их щедрыми дарами и предоставляют необходимую военную помощь в борьбе с внешними противниками. В летописях тех лет отмечается, что кабардинские князья пользовались почетом и привилегиями, которыми не пользовались, подчас, даже самые знатные русские князья и бояре. «В официальных местах и во время военных походов кабардинские князья занимали места с правой руки царя»12. Важной составной частью русско-кабардинских отношений стала в этот период деятельность Черкасских – княжеских родов, сложившихся из выезжавших на русскую службу представителей адыгской аристократии. С этого времени они в ранге служилых князей влились в состав правящего класса Московского государства, и многие из них ярко проявили себя на политическом и военном поприще. Наиболее известными были кабардинские Черкасские (Темрюковичи, Камбулатовичи, Сунчалеевичи) – потомки сыновей кабардинского князя Идара. Кроме того, существовали ветви Черкасских, принадлежавшие другим адыгским этническим подразделениям – бесланеевцам и жанеевцам, а именно Ахамашуковы, Егуповы и Чюмаховы-Черкасские. Выезды на царскую службу в Москву происходили в строгом соответствии со специальными правилами. Решение об отправке принималось на собрании князей. Обычно в число выезжавших попадали молодые княжичи 16-20 лет, которых сопровождала свита в составе ближнего узденя, воспитателя, телохранителей. Так, вместе с Михаилом (Салнуком) Темрюковичем и его двоюродными братьями Семеном (Уардащао) и Федором Жилеготовичем в опричнине служили "ближние уздени" братья Даутоковы (Таутоковы). По переписным книгам 1577-1578 годов в одной Коломне в 54 бывших посадских черных дворах жили «черкашене», которых академик М. Н. Тихомиров считал «кабардинцами», сопровождавшими Михаила Темрюковича и его сестру Гуащэней (Марию). В 1626 году князь Каншао Битемрюкович собирался выехать в Москву для крещения вместе со своими людьми, насчитывавшими в 139 человек, в т.ч. 112 уорков, которые «с ним садились на конь». У себя на родине кабардинские князья и дворяне также пользовались плодами союза, установленного с Россией. Они получали от царя «жалование», вели хозяйство, торговали на льготных условиях, строили богатые княжеские усадьбы. В российских документах XVII века имеется множество обращений кабардинских князей к московским царям с просьбой назначить или увеличить им жалование, назначить жалование их дворовым и задворным узденям, выделить средства для постройки усадеб, прислать ратных людей для охраны крестьян, работающих в поле, оказать помощь в походах против шамхала Тарковского или ногайцев, совершавих на них нападения, отменить пошлины от продажи выловленной рыбы или выращенного зерна, вернуть бежавших в русские пределы крепостных и т.д. Русские цари никогда не отказывали им в этих просьбах, демонстрируя предпочтение кабардинским князьям перед другими северокавказскими владетелями. Оформившийся в 1557 году союз с Русским государством не прервал линию независимого политического развития Кабарды и не ограничил ее самостоятельности в решении внутренних и внешнеполитических вопросов. Напротив, он укрепил позиции Кабарды и способствовал повышению ее международного авторитета. Во взаимодействии Московского царства с другими странами статус Кабарды был особый. Она находилась «в службе и обороне», что означало покровительственный характер союза 1557 года. Вступление Кабарды в союз оформлялось международным договором, форма которого специально была выработана в Посольском приказе. Оригинал договора 1557 года не сохранился, до нас дошли только те его части, которые были использованы при составлении общерусского летописного свода. Основные формулы шертных записей и жалованных грамот кабардинских князей XVI-XVIII веков содержали военно-политические обязательства, связывающие суверенные стороны. В посылаемых в Кабарду грамотах цари, Посольский приказ и Коллегия иностранных дел, терские и астраханские воеводы требуют «показать службу», «служить». На кабардинских князей возлагались прежде всего военные обязательства в виде платы за «защиту и покровительство», а также приведение ими других северокавказских владельцев в российское подданство. В отличие от так называемых «новоприбылых» в анализируемых публично-правовых актах нигде не говорится о плате «за защиту и покровительство» в форме ясака, дани или «поминок». Таким образом, наличие защитных отношений, основанных на полной договоренности сторон и не выходящих за пределы союза, рождало новую форму взаимоотношений, при которой Кабарда оставалась суверенной. В изучении характера и политико-правового содержания адыго-русских отношений многое дает посольский обряд обеих сторон, ибо в XVI-XVII веках международное право отражало и закрепляло градацию в достоинстве и ранге государств, учредив целую систему дипломатического церемониала, которому придавалось исключительно важное значение. Анализ показывает, что в отношении адыгских послов, в основном, применяется более или менее стабильный протокол. «Посольский обычай» дает основание ставить Кабарду в ряд субъектов международного права. Она не считается в полном понимании этих слов составной частью Российского государства и занимает под его покровительством особое положение. Что же касается встречающегося в летописных известиях и актовых документах общепринятого в то время понятия «холопство» - в правовой практике Москвы второй половины XVI века по отношению к Кабарде и другим адыгам его надо трактовать как условное подданство, содержанием которого были на самом деле союзнические отношения. Неодинаковое прочтение договорных обязательств горцами и самодержавной властью имело место изначально. Шертные грамоты (присяги), оформлявшие подчинение горских народов царю, понимались Москвой как «вечное подчинение», не допускавшее никакого отхода или отделения, которые в последнем случае трактовались как «измена». «Москва с ее патримониальным мышлением, характерным для оседлых народов, - считает А. Капеллер, - выводила из этого претензии на свое полное господство на территории соседей, на их объединение под своим началом». Со своей стороны, северокавказские «партнеры» Москвы рассматривали свои отношения с Россией как союзнические, что охотно закреплялось в шертных договорах и присягах, предполагавших взаимные обязательства. В их глазах было естественным право на смену коалиций и союзников. Кабардинская правящая элита, именуя себя в грамотах иногда «холопами», следовала существующей в то время российской приказной терминологии и использовала это понятие в признательность российской стороне за согласие покровительства. Обстоятельную характеристику «холопства» в понимании правящего российского двора XVI – XVII веков дает Г. Котошихин. Мы видим, что «холопство» действительно в правоотношениях Кабарды с Россией приравнивалось московской стороной к подданству в форме зависимости. Но и в этом случае «принятие подданства или, вернее, признание своего служебного положения по отношению к русскому царю со стороны того или иного феодала еще не является, - как отмечал М.Н. Тихомиров, - показателем того, что вся страна, в которой жил этот феодал, вошла в состав России». О полном подданстве, т.е. инкорпорации Кабарды в состав России можно говорить только по отношению к XIX веку. В XVI веке как и в последующие столетия (вплоть до завоевания в ходе Кавказской войны) на адыгов не распространялось российское законодательство – положения Судебников, царских указов, боярских и соборных приговоров и т.д. Вместе с тем, адыги с 1580-х годов причислялись к статусу «новоприбылых» и со второй половины XVI века русский царь стал номинально называться «государем кабардинских горских черкасских князей…». При этом фактически адыги (черкесы) и, конкретно Кабарда, не включались в большой царский титул и Москва не расценивала их как часть подвластного населения, что например имело место в отношении завоеванных Астраханского, Казанского и Сибирского ханств. Правящие верхи Российского государства и Кабарды общались и имели официальные взаимоотношения друг с другом только через государственные структуры, представляющие внешнеполитическую сферу: в XVI-XVII веках – Посольский приказ, в XVIII веке – Коллегия иностранных дел. Таким образом, все вышесказанное, а также основные критерии подданства, разработанные в отечественной историографии, позволяют при трактовке кабардино-русского договора 1557 года применять понятие «договор о покровительстве», при котором имели место союзнические отношения. Русско-кабардинский военно-политический союз создавал условия для превращения Кабарды в сильное централизованное государство.На этом пути мог быть преодолен асимметризм данного союза, обусловленный несоответствием государственного устройства, политической жизни и культуры двух стран. Однако особенности внутреннего социально-политического развития Кабарды привели к тому, что постепенно все больше и больше усиливался, а не снижался дисбаланс, сложившийся с самого начала – в первые десятилетия союза. Наиболее отчетливо выделяются четыре признака асимметризма: 1) несоответствие властных полномочий Московского царя и верховного князя Кабарды, 2) практика и в дальнейшем постепенно сложившийся институт официального пожалования царем «начальных» или «больших» князей Кабарды, 3) асимметризм военного присутствия на территории союзного государства и условий обмена «ратными людьми» во время военных действий, 4) односторонность институтов приведения к присяге, аманатства и выезда на службу. Особого внимания заслуживает первый из названных признаков асимметризма. Судя по всему, заключая союз с Темрюком Идаровым, царь Иван IV полагал или надеялся, что Идаровы являются или станут единственной в Кабарде и даже во всей Черкесии царской или великокняжеской фамилией, которой как Рюриковичам в Московском государстве передается или станет передаваться по наследству престол и вся полнота власти. Поначалу, казалось, все подтверждает и оправдывает эти надежды. После смерти Темрюка Идарова верховным князем Кабарды стал, по-видимому, его брат Биту, следующий за ним по старшинству. Затем, в 1578 году на кабардинский престол возводят еще одного, остававшегося в живых, брата Темрюка – Камбулата Идарова. Довольный тем, что на фоне демонстрации безусловной верности Идаровых союзническим обязательствам, в Кабарде сохраняется преемственность власти, Иван IV дает Камбулату жалованную грамоту на владение «всей Черкасской землей». Пользуясь большим авторитетом во всей Кабарде, Камбулат остается в звании верховного князя или «князя князей» (пщым япщ, пщышхуэ) вплоть до своей смерти в феврале 1589 года. Но здесь дают о себе знать первые симптомы асимметризма русско-кабардинского союза, выражавшиеся в том, что политическая власть в Кабарде строилась на принципиально иных основаниях, чем это имело место в Московском государстве. Обнаружилось, что в Кабарде действует механизм избрания большого князя из разных линий княжеского дома Иналовых с учетом также их старшинства по возрасту - традиция, которая сохранялась и в России вплоть до середины XV века. Сейчас уже трудно сказать определенно, как именно определялась очередность восхождения на престол, но, судя по документам, после смерти Камбулата представители большинства удельных княжеств Кабарды сошлись в том мнении, что власть в Кабарде должна перейти в руки Асланбека Кайтуковича, внука Беслана Тучного. Однако в том же году Асланбек скончался. Чтобы не допустить вакуума власти, кабардинская знать (вероятно, хаса) приняла решение, временно, до конца 1589 года оставить бразды правления Кабардой за Идаровичами, а именно за Мамстрюком Темрюковичем. Но еще накануне смерти Камбулата Идарова установить свою власть в Кабарде спешит влиятельнейший князь Шолох Тепсарукович, внук знаменитого Талостана. И это ему, кажется, удается, хотя в Москве его властью «не жалуют». Обеспокоенные действиями Шолоха, в октябре 1589 году Мамстрюк Темрюкович, сыновья покойного князя Камбулата и знатный дворянин Хотов Анзоров организуют избрание на большое княжение Жансоха Кайтукина, младшего брата покойного Асламбека. Сразу после этого, 21 ноябре 1589 года, Жансох Кайтукин при поддержке князей Идаровых и терских казаков идет в поход на Талостаней для усмирения Шолоха. Поход был успешным и Шолох, по крайней мере формально, признает свое поражение. Тем не менее и в дальнейшем этот князь держится подчеркнуто независимо, не скрывая своих претензий на великое княжение. По существу, именно Шолох и оставался реальным правителем Кабарды до своей смерти в 1616 году. Для нового Московского царя Федора Ивановича ситуация двоевластия в Кабарде уже не является новостью. Вот почему в июне 1589 года, то есть еще накануне избрания Жансоха Кайтукина на великое княжение, царь, желая получить из Кабарды военную помощь для участия в войне с Польшей, обращается с этой просьбой отдельно к Идаровичам и к Шолоху Тепсарукову. В грамоте Камбулату Идарову (уже покойному в то время) и Мамстрюку Темрюковичу он просит прислать 50 лучших воинов в полном военном снаряжении с двумя боевыми конями на каждого. Одновременно доставляется аналогичная грамота Шолоху Тепсарукову с просьбой прислать для тех же целей 150 человек. Особенно показательно, что в своем обращении к Шолоху царь Иван Федорович называет его «князем кабардинским», то есть правителем Кабарды: «Божиею милостию от великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Руси самодержца Шолоху князю кабардинскому. Помыслили есмя послати сее зимы на своего непослушника на свейского короля рать свою, и ты б, Шолох-князь, нашему царскому величеству правду и службу свою показал и на нашего непослушника на свейского короля к нашему царскому величеству прислал брата своего или племянника, а с ним бы еси прислал к нам ратных своих людей лутчих о двуконь в пансырех до полутораста человек» 13. В дальнейшем такая явно асимметричная практика реализации русско-кабардинской симмахии становится традицией: московский государь обращается со своими просьбами о военной помощи одновременно к нескольким наиболее влиятельным кабардинским князьям, а не к одному, пожалованному правителю страны. В свою очередь со стороны Кабарды по такому же поводу к царю постоянно обращается не только верховный князь Кабарды, но и все другие князья. Причем, чаще всего они просят военную помощь не для отражения внешних врагов, а для ведения междоусобных войн. Это вызывает в Москве недовольство, ввиду явного несоответствия таких обращений и инициатив первоначальным принципам и условиям военно-политического союза, а главное – интересам самой Кабарды. Однако, будучи не в состоянии внести какие-либо изменения в подобную практику, московские цари вынуждены с ней смириться. То же самое следует сказать и о сложившейся уже в первые десятилетия союза традиции подтверждать верность прежним договоренностям подписанием документов и принесением присяги не одним - верховным князем Кабарды, а некоторым числом наиболее влиятельных князей из всех удельных княжеств Кабарды. Так, в 1614 году присягу на верность условиям русско-кабардинского союза приносят царю Михаилу Федоровичу, первому из Романовых, представители всех удельных княжеств Кабарды: от Талостанея – Шолох Тепсаруков, от Кайтукая – Кази Пшеапшоков, от Геляхстанея – Мудар Алхасов, от Идарея – Куденет Камбулатов и Нарчов Езбозлуков. Правда, после сделанного от имени всех перечисленных князей обращения (преамбулы) в этом довольно пространном документе все обещания и заверения даются от имени Шолоха Тепсаруковича. Это свидетельствует о том, что в это время именно он и был общепризнанным верховным князем Кабарды. Однако в дальнейшем даже такой относительной симметрии по линии «русский царь – кабардинский большой князь» не наблюдается. Нет уже и присутствующей в этом документе видимости единства в рядах наиболее влиятельных кабардинских владельцев. Чаще всего все они приносят присягу отдельно или вместе с ближайшими родственниками. Наряду с этим сложилась и действовала практика приезда в Москву одного из кабардинских князей с подарками царю. Обычно в качестве дара служили чистокровные скакуны. Высокая самооценка кабардинских князей проявлялась и в отношениях с Россией. Они не желали обсуждать какие-либо серьезные вопросы с астраханским или с терским воеводой, с любым, даже самым знатным русским боярином, требуя в таких случаях прямых контактов с царем. Кроме того, и в силу тех же самых причин они не признавали, или признавали с большим трудом, верховенство и посредничество других кабардинских князей и особенно приближенных к царю Идаровичей, предпочитая иметь дело только с самим царем. Фактически на протяжении целого столетия, наряду с избранным и признанным в самой Кабарде верховным князем, царь «жаловал» или «сажал» на кабардинский престол кого-либо из других владельцев, чаще всего из числа Идаровичей. Новому «правителю» Кабарды вручалась специальная, золотой печатью заверенная «жалованная грамота». Однако, слова Алегуко Шогенукова, обращенные в июне 1640 года к царю Михаилу Федоровичу, разъясняют царю кабардинскую трактовку условий и процедуры русско-кабардинского военно-политического союза. Избранный в Кабарде верховным князем, но не признанный в этом качестве Москвой, Алегуко подчеркивает, что не желает выслушивать какие-либо указания ни со стороны Идаровичей (в том числе и со стороны Нарчова Елбозлуковича, пожалованного в 1631 году верховным князем Кабарды в Москве), ни со стороны царских воевод и князей. Отличавшийся большим умом, политическим тактом и чутьем, Алегуко был в это время реальным и авторитетнейшим правителем Кабарды. Он не признает за Московским царем права, вмешиваясь во внутренние дела Кабарды, жаловать кого-либо из Иналовичей на большое княжение, а также признавать или не признавать решения, принятые по этому вопросу на совете князей (хаса) большинством кабардинской феодальной аристократии. В Москве не упускали случая подчеркнуть свое благосклонное отношение к пожалованным на большое княжение кабардинским феодалам. Достаточно вспомнить в этой связи, что Камбулат Идаров, торжественно пожалованный в 1578 году «начальным князем» Кабарды самим Иваном Грозным, спустя десять лет, после смерти последнего, был точно также пожалован взошедшим на русский престол его сыном Федором Ивановичем. Однако чаще всего, и особенно начиная с 20-х годов ХVII века, институт царского пожалования, ввиду явного несоответствия его реально действующей в Кабарде системе политической власти, усиливал напряженные отношения между владельцами удельных княжеств. Между тем, в Москве надеялись, что институт царского пожалования будет способствовать укреплению власти и стабилизации обстановки в Кабарде. Поэтому он продолжает действовать почти до самого конца ХVII века. Не всегда возможным становился для Кабарды (истощенной постоянными нападениями соседей и междоусобными войнами) размер военной помощи, о которой запрашивало Московское правительство. Например, в 1654 году царь Алексей Михайлович предлагал прислать для участия в войне с Польшей только от Казыевой Кабарды 3-х тысячное войско, включая в это число 2000 ногайских воинов. Хотя Алегуко Шогенуков ответил на это отказом, о многом говорит сам расчет царя на получение столь внушительной помощи со стороны только одного, пусть даже самого крупного, из пяти удельных княжеств Кабарды. Следует напомнить еще об одном из главных признаков асимметризма русско-кабардинского военно-политического союза – об односторонности сложившихся в ходе взаимодействия России и Кабарды институтов приведения к присяге, аманатства и выезда на службу. Россия выступала в названных институтах как политически доминирующая сторона: 1) московскому государю присягали на верность кабардинские князья, 2) в русские крепости отправляли кабардинских аманатов для закрепления принесенной присяги, наконец, 3) в Россию выезжали молодые люди из числа кабардинской феодальной аристократии, оставаясь в Московском государстве на службе и утрачивая связь с Родиной. Но такие отношения и соответствующая им практика возникли не по замыслу российской стороны, как иногда полагают. Традиция ассиметричных отношений сложилась объективно и лишь потому, что уровень политического развития Кабарды оказался ниже, чем в Московском царстве – ниже, чем предполагали русские цари на первом этапе союза. Литература Адыгский фольклор. Т. 1. С. 187-196; Т. 2. С. 216. Белокуров С. А. Сношения России с Кавказом. Т.1. М., 1889. Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. С. 80. Дзамихов К. Ф. К генеалогии западноадыгских Черкасских княжеских родов в XVI–XVII вв.//Известия СКНЦВШ, 1990. № 2. С. 58. История многовекового содружества. Нальчик, 2007. Кабардино-русские отношения. Т.1. Нальчик, 1957. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т.6. М., 1988. Кардангушев З.П. Песня и предание о Каракашкатауской битве // Художественный язык фольклора кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 1981. С. 45-64. Кокиев Г.А. Русско-кабардинские отношения в ХVI в. // Ученые записки КБНИИ. Нальчик, 1948. Т.4. С.37. Некрасов А.М. Ногмов Ш. История адыхейского народа. Нальчик, 1958. Опрышко О.Л. По тропам истории. Нальчик, 2007. Полное собрание русских летописей. Т. ХIII.Вторая половина. СПб., 1913. С. 314; Потто В. Два века Терского казачества. Т.1. Владикавказ, 1912. Сокуров В.Н. Институт выезда на службу у черкесов // Эльбрус. 1999. №1. Челеби Эвлия. Книга путешествия в земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья. Вып. 2. М., 1979. 1 Челеби Эвлия. Книга путешествия в земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья. Вып. 2. М., 1979. С.46, 49. 2 Карамзин Н.М. История государства Российского. Т.6. М., 1988. С. 67. 3 Адыгский фольклор. Т. 2. С. 216. 4 КРО Т. 1. Док. № 1. С. 5. 5 КРО. Т. 1. Док. № 28. С. 51. 6 Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. С. 80. 7 КРО. Т. 1. Док. № 4. С. 13. 8 Ногмов Ш. История адыгейского народа. Нальчик, 1958. С. 152. 9 КРО. Док. № 17. С. 29. 10 КРО. Док. № 13. С.26. 11 Там же. 12 Кокиев Г.А. Русско-кабардинские отношения в ХVI в. // Ученые записки КБНИИ. Нальчик, 1948. Т.4. С.37. 13 КРО. Док. № 37. С. 62. 1 2 |