лекция по Аналитической психологии. лекция 2 аналит. Лекция 2 Проблемы метода и техники в аналитической психологии
 Скачать 17.02 Kb.
|
|
Лекция 2 Проблемы метода и техники в аналитической психологии В отличие от фрейдистского психоанализа, в котором с самого начала был большой интерес к аналитическим техникам и методам, в аналитической психологии только несколько работ обращались к этим темам, хотя Юнг (С. W. 7) отмечал их важность. Сильно упрощая, фрейдистский психоанализ исходит из того, что аналитический сеттниг является правильным оптимальным методом организации поведения и переживаний аналитика и пациента, и что пациенту в начале лечения нужно сообщить необходимую для сеттинга систему правил и инструкций. Любое нарушение правил рассматривается как сопротивление или отреагирование и подлежит немедленной интерпретации пациенту. Среди основных правил «классической аналитической техники» по Райкрофту (1968), например, следующее: пять сессий в неделю, использование кушетки, запрет на советы, отказ от использования лекарств и вмешательств в жизнь пациента, абсолютное требование метода свободных ассоциаций, а также ограничение высказываний аналитика интерпретациями. Шульц-Хенке (1970), основатель нео-аналитической школы в Германии, дал гораздо более дифференцированное, точное и современное описание правильной аналитической техники в своем руководстве по анализу. При создании так называемого терапевтического соглашения в начале анализа Шульц-Хенке рекомендует одиннадцать инструкций, с которыми нужно ознакомить пациента. Они включают «основные правила», касающиеся свободного ассоциирования, лежания на кушетке, оплаты, продолжительности и длины сессий, поведения пациента в важных жизненных ситуациях, принятия решений и взаимного согласования отпусков. Даже среди фрейдистов и нео-фрейдистов мнения разделились. Есть те, кто отстаивает классическую аналитическую технику, и те, кто ее не придерживается или оспаривает ее. Среди самых известных представителей второй группы Махаэль Балинт (1965). Строгая психоаналитическая техника подверглась множеству модификаций, описанных в довольно обильной литературе по психоанализу. Можно обнаружить прорастающие, словно грибы из плодородной почвы психоанализа, совершенно новые методы, позволяющие достигнуть лучших и более быстрых результатов совершенно другими техниками. Некоторые методы распространяются по всему миру, и книги по ним находят широкого читателя. Тем не менее, в свете этой ситуации нужно спросить себя, не делаем ли мы что-то совершенно неправильное, когда рассматриваем психические процессы с точки зрения возможного применения стандартизованного метода или техники, типа существующей, например, в хирургии, — техники, предназначенной для достижения оптимального эмоционального развития и здоровья. Проблема заключается в том, действительно ли здесь нет другого пути. Ведь все наши усилия в этой области направлены на поиск специфических методов, которые можно было бы использовать в работе с пациентами. У многих юнгианцев наблюдается отвращение и укоренившееся недоверие к методам и техникам. Поэтому аналитическими психологами написано очень мало работ по этой теме, особенно по сравнению с фрейдистскими психоаналитиками и самим Фрейдом. Различные факторы внесли вклад в эту сложившуюся ситуацию. Во-первых, мне кажется, что сказалась типология, так как пионеры в этой области и первые поколения последователей юнгианской психологии были преимущественно людьми интровертированного интуитивного типа, что показал в своих исследованиях Брэдвей (1964). Этот тип был и у самого Юнга. Хотя люди интуитивного типа не могут избежать использования определенных методов и техник, обременять себя соблюдением строгой системы правил кажется им отвратительным. Это неприятно для них не потому, что они являются капризными, высокомерными или имеют тенденцию к убеганию в мир туманных идей и мистификаций (другие типы часто по неведению имеют предвзятое мнение о них), но из-за того, что если бы они связывали себя строгими методическими предписаниями, то им труднее было бы использовать лучшие творческие способности, доступные им через ведущую функцию. Эйнштейн никогда бы не открыл свою теорию относительности, если бы придерживался правил классической физики. Роль интуиции в высшей математике и физике хорошо известна. В тот момент, когда человеческая душа приравнивается техническому аппарату, возникает внутренний протест, происхождение которого в сущности связано с религиозными проблемами. Такая тенденция противоречит потребности в трансцендентном измерении, необходимость которого отражена в третьем аспекте алхимии в качестве предшественницы современной психологии. Не только алхимия, но и многие другие религиозные и философские поиски ставят целью освобождение человеческой души в результате познания и постижения на опыте материального мира. Можно спорить, в какой степени эта задача утопична. Но важно то, что эти религиозно-мифологические, а также сами научные потребности ведут человечество к величайшим духовным и культурным достижениям. Другой фактор связан с отвращением к слову «техника», особенно если речь ведется о душе. В последние годы произошел сдвиг в понимании этого слова. Если человека с улицы спросить о значении слова «техника», он, к примеру, покажет на автомобиль и объяснит, что техникой является что-то, что можно применить, если машина сломается. Но как раз подобного виденья мы и хотим избежать при обсуждении души. Совершенно другой образ появится, если вернуться на 150 лет назад, когда наша современная технология еще не существовала. Можно обнаружить, например, в «Новой расширенной энциклопедии для образованных людей всех классов» 1837 года простое утверждение, что техника является теорией искусства или сводом инструкций, согласно которым следует практиковать искусство. Здесь вообще нет упоминания науки или аппаратов. Термин «техника» относится к способу лепки статуи Мадонны или к написанию картины, или далее, что ближе к нашему предмету, к искусству исцеления человека, страдающего от болезней. То же остается верным и в отношении идеи метода. В «Великой энциклопедии» Пиерера (1943) методом называется процедура, по причине которой собирается, получается или передается информация, так чтобы различные части информации были внутренне согласованы или соотносились между собой. В книге делалось различение между аналитическими, синтетическими, догматическими, аподиктическими, скептическими и критическими методами. Таким образом, видно, что техника и метод были неразрывно связаны с творческим процессом искусства того времени. Только современная технология нашего века создала этот разрыв в восприятии и закрепила его в коллективном сознании. В своем споре с Фордхамом Дэвид Кандинский (1970), обсуждавший технологический символизм в своей книге DerMythosderMaschine (Kandinsky 1969), дал определение технике как способу работы с вещами, приобретаемому через обучение и практику и применяемому через непрерывное повторение без участия сознательного мышления или чувств. Следовательно, она представляет приобретенную форму навыка. Здесь техника рассматривается в противопоставлении художнику или ученому. Например, Кандинский приводит пример писания научной работы, в которой есть две разные части: творческая активность формулирования мыслей и бессознательно задействованная способность, приобретенный навык печатания на клавиатуре для их записывания. В этом" отношении Оксфордский карманный словарь соглашается с ним. В нем «техника» понимается как навык ученого в использовании инструментов и как часть художественной работы, которую можно свести к формуле, — механические навыки в искусстве. Под впечатлением этих определений, по моему мнению, возникает некоторый сдвиг акцента с личности аналитика на индивидуальные техники, которые отделяют от нее и рассматривают независимо, например, обозначив их как проспективную и редуктивную интерпретацию или методы ассоциирования и амплификации. Далее, через приобретенный навык и с помощью собственных бессознательных процессов, выученные аналитические техники объективируются и получают автономию, так что могут использоваться в аналитической работе без участия всей личности аналитика в этом процессе. Кандинский пытался разрешить эту проблему, признавая персону частью всей личности аналитика, так что использование техники соответствует реакции всей личности. Следовательно, в анализе у нас нет сползания к позорному конвейеру, где работа ведется по заранее установленным нормам. |