Лекция 2.1. Учреждение патриаршества на Руси.. Лекция Учреждение патриаршества на Руси
 Скачать 41.89 Kb.
|
Лекция 2.1. Учреждение патриаршества на Руси.Ход учреждения патриаршества в России условно можно разделить на три этапа: 1) подготовительный (1586-1587); 2) учреждение патриаршества (1588-1589); 3) утверждение состоявшегося учреждения (1590-1593). I. Подготовительный этап (1586-1587). В 1586 г. в Москву прибыл с целью сбора пожертвований для своей Церкви Антиохийский патриарх Иоаким V (первый Восточный патриарх, посетивший Россию). Московское правительство назначило Иоакиму целых три почетных встречи: в Можайске, в селе Мамонове под Москвой и на Драгомилове при въезде в столицу. Такие встречи устраивались в исключительных случаях для самых почетных гостей. Патриарха и его свиту поселили в доме боярина Ф. В. Шереметева и снабдили изобильно всем необходимым. Что особенно приметно, патриарх очень быстро получил аудиенцию у государя. 17 июня Иоаким въехал в Москву, а 25-го всесильный посольский дьяк Андрей Яковлевич Щелкалов уже ждал на крыльце царских палат митрополичьи сани, доставившие патриарха в Кремль. После встречи с царем патриарху было указано идти в Успенский собор на встречу с митрополитом Московским и всея Руси Дионисием. Считается, что это было преднамеренно, чтобы подавить гостя официальной помпой и блеском и явить русского святителя "на кафедре", окруженного бесчисленным сонмом духовенства, в золотых парчевых ризах с жемчугами, среди икон и рак, обложенных золотом и драгоценными камнями. Бедный титулованный гость должен был почувствовать свою малость пред главой свободной Русской Церкви. Патриарха ждала почетная встреча в южных дверях. Далее его провели приложиться к иконам и мощам. Митрополит Дионисий с духовенством стоял посреди храма на кафедре, готовый начать литургию. Подобно царю, по церемониалу, он сошел с кафедры на сажень навстречу патриарху и поспешил первым благословить патриарха. Оторопевший Иоаким было «поговорил слегка, что пригоже было митрополиту от него благословение принять наперед, да и перестал о том», сломленный очевидным неравенством богатства и могущества московского первосвятителя и восточного искателя милостыни. Уже безропотно Антиохийский патриарх занял отведенное ему почетное место в соборе по правую сторону, у заднего столпа, и простоял там всю литургию, которую служил митрополит Дионисий. Поведение митрополита Дионисия вызывает вопрос: почему он благословил патриарха, прекрасно зная, что все должно быть наоборот? На этот вопрос исследователи отвечают по-разному. Первый вариант сводится к тому, что сам Борис Годунов повелел митрополиту Дионисию благословить патриарху, чтобы показать последнему превосходство и могущество Русской Православной Церкви. Второй же вариант, более правдоподобный, сводиться к следующему. Именно в это время (1586 г.) происходит ожесточенная борьба за власть между родовой и служилой аристократией. Противостоящий Годуновым могущественный клан князей Шуйских при поддержке митрополита Дионисия и епископа Крутицкого Варлаама, а также верхов московского посада обращается к царю Федору Иоанновичу, о котором его отец царь Иван IV говорил, что тому надо было стать «не царем, а пономарем», с челобитьем о разводе с бездетной царицей Ириной и новом браке «чадородия ради». Царица Ирина, как известно, была сестрой Бориса Годунова, который к этому времени, по мнению многих исследователей, становился реальным главой государства. После того как 23 апреля 1586 г. скончался наиболее влиятельный в правительстве и популярный в народе земский боярин Никита Романович Юрьев, смертельная схватка между Годуновыми и Шуйскими стала неизбежной. Нанося удар по царице Ирине Федоровне, бояре, митрополит и их союзники были готовы на все, чтобы одновременно уничтожить царского шурина и его родственников. Борис Годунов понимал, что его противники не остановятся на изгнании из дворца Ирины. Борису нужно было не только подавить протесты, что ему и удалось, но и окончательно убедить царя, который и без того любил свою супругу Ирину, не идти на поводу у бояр и не расходиться с женой. Приезд в Россию патриарха Иоакима был для Годунова подарком. Митрополит Дионисий, будучи противником Бориса Годунова, понимая, какую роль может сыграть патриарх Иоаким, сделал все возможное со своей стороны, чтобы рассорить правительство и гостя с Востока. Но у Дионисия ничего не получилось. Как бы ни вел себя митрополит Дионисий, светские власти чествовали Иоакима как высшего церковного иерарха. И не важно, что патриарх Антиохийский прибыл за милостыней. Важно, что его номинальный авторитет был выше, чем у нижестоящего по церковно-иерархической лестнице митрополита. Что же касается митрополита, сторонника Шуйских, то уже в конце 1586 г. митрополит Дионисий был лишен сана и был отправлен в тот самый Хутынский монастырь в Новгороде, игуменом которого он был до своего поставления на митрополию. Епископа Крутицкого Варлаама отправили в новгородский Антониев монастырь. Что происходит дальше? На заседании Боярской думы в конце июня – начале июля 1586 г. царь Федор Иоаннович произнес речь о желательности устроения «Российского царьствия Патриарха», впервые заговорив о важности и необходимости учреждения патриаршества в России. Согласно сказанию, царь Федор Иоаннович поведал Боярской думе, пришедший ему в голову и уже обсужденный с царицей Ириной замысел устроить в Москве патриарший престол. Под «обсуждением с царицей» некоторые историки предполагают, что весь проект был разработан, а текст выступления был составлен братом царицы Борисом Годуновым. Царь выдвинул следующие доводы в пользу учреждения патриаршества: длительность связей с Константинопольской Церковью (со времен крещения Руси до фактической автокефалии Русской Церкви в 1448 г. прошло 5 столетий); дальнейшее самостоятельное поставление митрополитов в Москве с средины XV и вплоть до конца XVI вв. продолжалось уже полтора столетия («начаша поставлятися… особе от архиепископов, и епископов, и всего освященного Собору Российского Царствия»); следующий довод, по некоторым сведениям, был добавлен в «Сказание о начале патриаршества в России» только в 1619 г. Речь идет о болезненном и неприятном для Востока противопоставлении состояния Греческой и Русской церквей – Восточные Патриархи и прочие святители только имя святителей носят, «власти же едва не всяко лишены; наша же страна… благодатию Божиею во многорасширение приходит». В то время как Восточные патриархаты находились в бедности и под агарянским игом, Русская Церковь была свободной и материально обеспеченной. Участники обсуждений данного вопроса согласились с предложением царя. Однако любопытно, что в последующей речи Бориса Годунова патриарху Иоакиму и ответы последнего переданы следующим образом. Годунов предлагает Иоакиму: «ты бы о том посоветовал с преосвященным святейшим вселенским Патриархом Цареградским, а пресвятейший бы патриарх посоветовал о таком великом деле с вами со всеми патриархи... и со архиепископы и епископы и со архимандриты и со игумены и со всем освященным собором. Да и во святую бы гору, и в синайскую о том обослалися, чтобы дал Бог такое великое дело в нашем российском государстве устроилося ко благочестию веры христианския, а помысля бы о том нам объявили, как тому делу пригоже состоятися». Другими словами, Годунов не настаивает на учреждении патриаршества «здесь и сейчас». А предлагает сначала обсудить вопрос на Востоке, а только потом прислать кого-нибудь из патриархов на Русь для учреждения патриаршества и здесь. Отчасти, по мнению части историков, такое отсутствие спешки было обусловлено необходимостью сместить неугодного митрополита Дионисия и вместо него поставить на Московскую кафедру уже своего человека. Патриарх Иоаким благодарил от себя и от других патриархов царя московского за все милостыни, за которые восточные церкви молятся о нем, признал, что в России учредить патриаршество «пригоже», обещал посоветоваться с остальными патриархами: «то дело великое, всего собора, а мне без этого совета учинить то дело невозможно». 1 июля Иоаким испросил у государя разрешение посетить Чудов монастырь в Кремле (резиденцию митрополита) и Троице-Сергиев монастырь; 4 и 8 июля патриарх был с честью принят в каждом и получил подарки от монастырских властей. 17 июля Иоаким удостоился прощальной аудиенции у Федора Иоанновича, принял богатые дары и 11 августа выехал из Москвы в Чернигов, а оттуда за границу. Целый год не было отклика. Восток прибег к тактике отмалчивания и проволочки. Но Константинополь, предвидя необходимость уступки русским, решил, по крайней мере, их хорошо поэксплуатировать. В это время десятки восточных митрополитов, епископов, игуменов, иеромонахов, монахов потоком пошли через Чернигов и Смоленск в Москву за милостыней. Наконец, в 1587 г. некий грек Николай, прибывший за милостыней, доложил о соборе и решении прислать Иерусалимского патриарха с наказом, «как соборовать и учинить Патриарха». II. Учреждение патриаршества (1588-1589). В 1588 г. в Москву прибыл вселенский патриарх Иеремия II (Транос, 1572-1579; 1580-1584; 1587-1597). Обстоятельства его патриаршества, к сожалению, можно назвать классическими в вопросе о том, как сильно деградировал Православный Восток. Сами православные иерархи интриговали друг против друга, клеветали друг на друга, шли на подкупы чиновников Османской империи с тем, чтобы любой ценой добиться вожделенной Константинопольской патриаршей кафедры. Патриарха Иеремию в 1584 г. «подсидел» с помощью интриги патриарх Феолипт, пообещавший платить туркам больше, чем платил Иеремия. В результате Иеремия был отправлен в ссылку на о. Родос в 1584-1587 г. Однако патриарх Феолипт переоценил финансовые возможности патриархии (кроме того, грешно было и себя обижать), поэтому в 1587 г. Феолипт был свергнут султаном, и на патриаршество был возвращен Иеремия. Патриаршая казна была пуста, главный патриарший храм за долги был обращен в мечеть. Иеремии ничего не оставалось, как, наступив на горло собственной гордости, отправиться в Москву за подаянием. По некоторым сведениям, по пути состоялись переговоры во Львове о возможности перенесения Вселенского патриаршего престола в Киев (предлагались и другие варианты: Львов, Острог, Вильна). В частности, якобы канцлер Ян Замойский предлагал: перенести патриарший престол в Киев, где некогда находилась кафедра митрополита «всей Руси, а также Московии»; объединение православной церкви с католической. Когда Иеремия появился 24 июня 1588 г. в Смоленске с большой свитой в 27 человек (среди которых находились известный историк митрополитМонемвасийскийИерофей и архиепископЕлассонскийАрсений, присоединившийся к свите патриарха Иеремии только в Киеве), в Москве были изумлены. Можно только представить, сколько вопросов возникло у Бориса Годунова и у посольского дьяка Андрея Щелкалова, знавших Константинопольского патриарха Феолипта и затруднявшихся определить, кем, собственно, является Иеремия. К чести московского правительства нужно отметить, что оно быстро и верно отреагировало на полученные известия. Иеремии было отправлено царское приглашение пожаловать в Москву. Смоленскому воеводе было велено принимать приезжего «честно, точно так же, как митрополита нашего». Приставу Семену Пушечникову, который должен был сопровождать Иеремию со спутниками до столицы, приказывалось «честь к патриарху держать великую, такую же, как к нашему митрополиту». В то же время пристав обязывался «разведать, каким обычаем патриарх к государю приехал, и ныне патриаршество Цареградское держит ли, и нет ли кого другого на этом месте?» Борис Годунов желал знать, «где Феолипт, бывший прежде патриархом? Кто из них двух, по возвращении Иеремии, будет патриаршествовать? И кроме его нужды, что едет за милостынею, есть ли с ним от всех патриархов, с соборного приговора, к государю приказ». После многолюдной встречи в столице Иеремия со спутниками был препровожден на подворье Рязанского архиепископа и устроен на житье со всеми почестями, под крепкой стражей. Через неделю после прибытия патриарха в столицу ему была дана краткая аудиенция у государя Федора Иоанновича. Сразу за обменом дарами посольский дьяк А.Я. Щелкалов объявил, что по просьбе патриарха государь дозволяет ему переговорить с Борисом Годуновым. Московский правитель бесцеремонно выдворил из Малой ответной палаты всех спутников Иеремии и прямо спросил патриарха: зачем он приехал в Москву, кто, собственно, ведает Константинопольской патриархией, где старый патриарх Феолипт и что сам Иеремия хочет сообщить государю. При разговоре присутствовали Щелкалов, дьяк Дружина Петелин и подьячий, который вел запись. Очень скоро выяснилось, что Иеремии и в голову не приходило заботиться об учреждении патриаршего престола в Москве. Он много рассказывал о себе, как управлял Константинопольской патриархией и был оклеветан перед султаном, как Феолипт подкупил турецких пашей, обещая давать султану на две тысячи золотых в год больше. В результате султан велел быть патриархом Феолипту, а Иеремию сослал на Родос. Рассказал патриарх и об обстоятельствах своего возвращения на кафедру. На вопрос о возможности учреждения патриаршества в России Иеремия ответил категорическим отказом. Тогда его оправили обратно на подворье. С того времени гостей с Востока тщательно «берегли». Но это положение арестантов, было, конечно, обидным и тяжелым. Иерофей Монемвасийский пишет с горечью о полицейском надзоре за ними, о приставах: «люди (они) недобрые и нечестные, и все, что слышали, передавали толмачам, а те доносили самому царю»; патриарха держали как бы в заточении: «никому из местных жителей не дозволяли ходить к нему и видеть его, ни ему выходить вон с подворья, — и когда даже монахи патриаршие ходили на базар, то их сопровождали царские люди и стерегли их, пока те не возвращались домой». В долгие дни бездействия, хоть и на сытых царских хлебах, по описанию Иерофея, хитрые агенты правительства, умело льстя патриарху, постепенно выпытывали его мнение о возможности учреждения в России патриаршества. Иеремия, поддержанный своими спутниками и особенно Иерофеем Монемвасийским, продержался полгода. Сначала патриарх начисто отрицал возможность учреждения патриаршества в России, апеллируя к тому, что только собор патриархов правомочен решить этот вопрос, а он здесь один. Но затем согласился, что может, пожалуй, признать и утвердить такую же автокефалию за русской церковью, какая имеется в архиепископии Ахридской. Как известно, это была ограниченная автокефалия с поминанием патриарха Константинополя и получением св. мира от него. Это было меньше того, чем располагала de facto русская церковь, совершенно не знавшая над собой Константинопольской власти. Но и «ахридские» привилегии казались гордым грекам слишком щедрыми. Как-то Иеремия прилюдно сказал Иерофею Монемвасийскому, что остался бы здесь патриархом, если бы русские захотели. Иерофей отговаривал приятеля, но люди Годунова уже доложили о словах патриарха. И вот, пишет Иерофей, «русские придумали хитрую уловку и говорят: владыко, если бы ты захотел и остался здесь, мы имели бы тебя патриархом. И эти слова не царь сказал им и не кто-либо из бояр, а только те, которые стерегли их. И Иеремия неосмотрительно и неблагоразумно, ни с кем не посоветовавшись, отвечал: остаюсь! Такой имел нрав, что никогда не слушал ни от кого совета, даже от преданных ему людей, вследствие чего и сам терпел много, и Церковь в его дни», — грустно заключает Иерофей. Таким образом, Иеремия дал предварительное согласие стать патриархом в Москве, на что ему ответили: «хорошо, ты будешь нашим и Вселенским патриархом, но московская кафедра занята нашим митрополитом, поэтому ты будешь жить во Владимире, как древнем и формально “первом седалище” русской церкви». Однако Иеремия был категорически против того, чтобы ехать во Владимир. «Мне во Владимире быть невозможно, потому что патриарх при государе всегда», — заявил Иеремия, никогда не состоявший «при государе». Дело в том, что (по воспоминаниям Иерофея Монемвасийского) «предупрежденный некоторыми христианами» Иеремия считал город Владимир страшной дырой, местом ссылки, хуже печально известного ему Кукоса (куда в свое время был отправлен Иоанн Златоуст). Патриарх Иеремия, с одной стороны, признав саму возможность наличия в России патриарха (правда, в своем собственном лице), а с другой стороны, увидев, что его не хотят держать в Москве и бескомпромиссно настаивают на его отъезде в «захолустный» Владимир, сдался и согласился учредить в России патриаршество. Согласился составить и чин, который, правда, не понравился русским из-за своей простоты. Поэтому на основе чина, написанного Иеремией, и чина, выработанного на соборе 1564 г. и примененного при поставлении митрополита Дионисия в 1581 г., был составлен более торжественный церемониал. Добившись своего, Годунов желал, чтобы все было организовано самым благопристойным образом. 17 января состоялось заседание царя Федора Иоанновича с освященным собором, на котором высшее духовенство во главе с новым митрополитом Московским Иовом формально одобрило замысел государя и «положилось на его волю». Много раздумывать духовным лицам не пришлось. Дьяк Щелкалов представил им готовый и утвержденный царем план мероприятий. В четверг 23 января русские архиереи за исключением митрополита Иова (остававшегося на своем дворе) должны были собраться в Успенском соборе и направить делегацию за патриархом Иеремией. После торжественной встречи у собора Иеремия со свитой греков занимал отведенное ему место и "тайно" советовался с присутствующими об избрании патриарха, а также двух новых митрополитов — Новгородского и Ростовского. Затем митрополит Иерофей Монемвасийский, архиепископы Тихон Казанский и Арсений Елассонский, епископы Иов Суздальский, Сильвестр Смоленский, Митрофан Рязанский, Захария Тверской, Иосиф Коломенский и Геласий Крутицкий удалились в придел Похвалы Богородицы и избрали по три кандидатуры на патриаршество и обе митрополии. В патриархи были рекомендованы митрополит Иов, архиепископы Александр Новгородский и Варлаам Ростовский; на Новгородскую митрополию будут предложены архиепископ Александр Новгородский, архимандриты Киприан Троицкий и Иона Рождественский; на Ростовскую — архиепископ Варлаам Ростовский, архимандриты Сергий Новоспасский и Феодосий Чудовский. Из трех кандидатов 23 января на патриарший престол царем был избран митрополит Иов. Торжественная интронизация состоялась 26 января 1589 г. Причем митрополит Иов был возведен на патриарший престол особым образом – посредством еще одной архиерейской хиротонии! Именно так, начиная с середины XV в. возводили на митрополичью кафедру в Москве всех предстоятелей Русской Церкви. Для митрополита Иова это была пятая хиротония вообще и третья архиерейская. Так, в 1581 г. он был рукоположен во епископа Коломенского, в 1587 г. – вновь был хиротонисан в митрополита Московского, и, наконец, в 1589 г. состоялась еще одна хиротония, теперь уже на патриаршею кафедру. Организовав поставление в патриархи Иова, Борис Годунов мог подумать и о последствиях этого шага. Когда Иеремия стал проситься на родину, правитель уговорил его задержаться. Только к маю была составлена Уложенная грамота, утверждающая новый статус Русской православной церкви. К этому времени было решено, что великому господину патриарху Московскому и всея Руси должны подчиняться не два, а четыре митрополита. Ими стали: Александр Новгородский и Великолуцкий, Гермоген Казанский и Астраханский, Варлаам Ростовский и Ярославский, Геласий Сарский и Подонский (Крутицкий). Величию Московского патриархата должны были соответствовать шесть новых архиепископий: Вологодская и Велико-пермская, Суздальская и Тарусская, Нижегородская, Смоленская и Дорогобужская, Рязанская и Муромская, Тверская и Старицкая. Все они были преобразованы из епископий и к моменту составления Уложенной грамоты имели своих пастырей (кроме Нижегородской). Из восьми утвержденных в грамоте епископий семь (за исключением Коломенской) были новообразованными. В шести из них архиереи еще не были поставлены, что не помешало отметить их в Уложенной грамоте в качестве участников освященного собора, оставив пробелы для вписывания имен. Московский патриарх скромно писался в грамоте после Иеремии Константинопольского, но это не значило, что он считал себя вторым во Вселенской церкви. От имени Иеремии заявлялось, что два Рима — Рим и его преемник Константинополь — пали, и «великое Российское царствие, Третий Рим, благочестием всех превзыде». Митрополит Монемвасийский Иерофей был поставлен в списке участников освященного собора после трех русских митрополитов, архиепископа Арсения Елассонского вообще забыли упомянуть (хотя он подписал грамоту последним из архиепископов), греческих архимандритов и игуменов записали также далеко не на первых местах. Московские духовные и светские власти не удосужились перевести Уложенную грамоту на греческий, когда давали ее подписывать Константинопольскому патриарху и его приближенным. Иерофей Монемвасийский вынужден был подписать грамоту (по его словам — под угрозой утопления в реке). Зато после подписания он вместе с другими спутниками Иеремии был щедро одарен. Выпустив Иеремию из России, его продолжали держать на золотой цепи. Даже когда патриарх пересек границу, его нагнал царский посланник с дополнительным денежным пожалованием, грамотами от царя и Годунова, обещавшими дальнейшие милостыни. Особая грамота была направлена турецкому султану. Царь Федор Иоаннович просил его, во имя дружбы между государствами, «держать патриарха Иеремию в бережении, по старине, во всем». Московское правительство не желало, чтобы Иеремия был свергнут прежде, чем соборно утвердит учреждение нового патриаршества. III. Утверждение Московского патриаршества (1590-1593). Патриарх Иеремия по своем возвращении уже в 1590 г. собрал в Константинополе собор греческих иерархов, главным вопросом которого было утверждение учрежденного им в Москве патриаршества. Иеремия так торопился (очевидно, что Вселенский владыка стремился улучшить материальное положение своей нищей патриархии), что не дождался прибытия всех приглашенных на собор архиереев. Поэтому, как свидетельствуют современные исследования, чиновники Константинопольской патриархии воспроизвели подписи всех отсутствовавших членов собора (66 из 106 подписей оказались поддельными). Грамота 1590 г. определяла Московскому престолу пятое место в иерархии патриарших престолов, а также утвердило право Московского собора на поставление патриархов в дальнейшем. В Москву грамота доставлена в 1591 г. посольством Тырновского митрополита Дионисия. Ознакомившись с текстом, московское правительство осталось очень недовольным. Москва всерьез считала себя Третьим Римом и, владея православным царством, в сущности, и своего патриарха считала настоящим «вселенским», т.е. первым. Однако, уступая веским фактам, конечно, соглашалась признавать первым и вселенским Константинопольского. Второй, Александрийский патриарх, тоже владел «страшным» титулом «папы, судии вселенной и 13-го апостола»! Так и быть, москвичи непоследовательно готовы были уступить и ему. Но уже 3-е место считали своим. В Москве после долгих раздумий решили вновь нажать все пружины, добиться созыва еще одного собора и согласия восточных патриархов на третье место для русского патриарха. Царь Федор Иоаннович направил патриарху Иеремии грамоту в марте 1592 г., напоминая о Московском соборе 1589 г. и обещании 3-го места. Более того, в грамоте сообщалось, что царь с патриархом Иовом и всем освященным собором «уложили… и утвердили навеки» следующий порядок поминовения патриархов при богослужении: Константинопольский, Александрийский, Патриарх «Российского царствия царьствующего града Москва и всея Русии», Антиохийский, Иерусалимский. Кроме того, и на востоке нашлись недовольные собором 1590 г. Патриарх Александрийский Мелетий Пигас, отсутствовавший в 1590 г. в Константинополе, говорил, что учреждение патриаршества в России незаконно и противоречит правилам Вселенских соборов и святых отцов. В феврале 1593 г. в Константинополе состоялся новый собор восточных иерархов во главе с Иеремией Константинопольским, Мелетием Александрийским (имевшим голос и недавно умершего Иоакима Антиохийского) и Софронием Иерусалимским. Московские подарки оказали самое благотворное влияние на Мелетия, игравшего ведущую роль на соборе. Ссылаясь на канонические правила, он успешно доказал правильность действий Константинопольского патриарха и законность учреждения Московской патриархии. Однако, ссылаясь на другие правила, тринадцатый апостол наотрез отказал новой патриархии в притязаниях на третье место во Вселенской церкви. Это решение было единодушно принято и подписано участниками собора. Итак, собор 1593 г., ссылаясь на 6-е правило Никейского и 36-е правило Трулльского соборов, подтвердил решения собора 1590 г. о пятом месте Московского Патриархата. Для Москвы это стало «горькой пилюлей». Все 42 подписи иерархов Греческой церкви на грамоте теперь были уже подлинными. На соборе 1593 г. присутствовал русский дьяк Григорий Афанасьев, который и привез грамоту в Москву. «Русская церковь, — как писал митрополит Макарий (Булгаков), — считавшаяся доселе только одною из митрополий Константинопольского патриархата, сделалась сама независимым патриархатом и самостоятельною отраслию церкви Вселенской». Церковь Московского государства стала церковью Третьего Рима с настоящим императором (царем) и патриархом. Борис Годунов, будучи уже царем, планировал перестроить Москву, превратив ее в Новый Иерусалим. Кафедральный собор в Москве должен был представлять собою «Святая святых». Однако все сложилось иначе. Ключевые события и лица: 1) Патриарх Антиохийский Иоаким – первый патриарх Ант., который приехал на Русь в 1586 2) Патриарх Константинопольский Иеремия (Транос) – 3) 1586 – визит первого Восточного патриарха в Россию 4) Арсений Е(Э)лассонский 5) Иерофей Монемвасийский – русофоб, писал, что его хотели утопить. Ему говорили подписать документ об утверждении патриаршества в России. А мы даже не удостоились перевести на греческий. Он подписал. 6) 26 января 1589 г. – интронизация первого русского патриарха 7) Три довода в пользу учреждения патриаршества в России - 1) длительность связей с Константинопольской Церковью начиная от крещения заканчивая автокефалью РПЦ 1448г. 2) дальнейшее самостоятельное поставление митрополитов в Москве с средины XV и вплоть до конца XVI вв. продолжалось уже полтора столетия 3) Бог с нами 8) Собор 1590 г. – Патриарх Александрийский говорит, что патриаршество в Москве незаконное. 9) Собор 1593 г. – Патриарх признает учреждение законным 10) Патриарх Александрийский Мелетий Пигас  |