Д.Кутузова. М.Уайт об этике и духовности (из сборника статей и э. М. Уайт об этике и духовности (из сборника статей и эссе 2002 года)
 Скачать 38.5 Kb.
|
|
Д.Кутузова. "М.Уайт об этике и духовности (из сборника статей и эссе 2002 года)" Нарративный практик может не быть особенно религиозным; его духовность, жизненность, глубина его работы в том, что он видит и понимает, что человек, пришедший к нему, - нечто большее, чем та история, которую он рассказывает. В мировой истории мы можем обнаружить разные представления о духовности. По словам Майкла Уайта, в западной культуре духовность присутствовала в трех формах: восходящей (асцендентной), внутренней (имманентной) и внутренне-восходящей (асцендентно-имманентной). В случае восходящих форм духовность достигается на каком-то ином плане, не на плане обыденной жизни. Когда людям удается подняться над обыденной жизнью, именно тогда им удается обрести Божье благословение, благодать, о каком бы боге речь ни шла. Именно на этом возвышенном плане становится понятно, как может быть установлено хотя бы примерное соответствие между волей Бога и повседневной жизнью человека, относительно непосредственное восприятие слова Божьего. Имманентные формы духовности достигаются не путем вознесения над поверхностью повседневной жизни, а путем погружения в некие глубины под этой поверхностью. Подобной духовности можно достичь, если "глубоко и полно быть в контакте с тем, кем ты являешься", если "быть в контакте со своей природой". Значительная часть популярной психологии основывается на таком представлении о духовности. Имманентно-асцендентная форма духовности - это "забота о собственной душе, которая находится глубоко внутри и одновременно с этим соприкасается с Богом, который где-то "на небесах". Во всех перечисленных формах духовность - это нечто неощутимое, оторванное от материального мира, проявляющееся либо над, либо под поверхностью повседневной жизни, но никак не на поверхности. Многие современные имманентно-асцендентные формы духовности прекрасны. Понятие души определенно значительно более эстетически привлекательно, чем понятие психики. Однако Майкла Уайта больше интересует то, что можно назвать "духовностью на поверхности жизни". Эта духовность имеет непосредственное отношение к нашему телесному, материальному существованию. Эта духовность видна в проектах людей стать теми, кем им хочется стать, в тех шагах, которые люди предпринимают для осознанного, сведущего самосозидания. Эта форма духовности связана с личной этикой, со способами думать и действовать, которыми человек насыщает свою жизнь. Эта духовность выражается во внимательном стремлении человека действительно жить той жизнью, какой хочется. Эта духовность - преображающая, она часто связана с тем, чтобы стать кем-то иным по сравнению с данностью настоящего; она ощутима. Уайт полагает, что именно об этой форме духовности писал в своих работах Мишель Фуко. Эта духовность позволяет ценить в человеческой жизни видимое, а не невидимое. Она дает нам возможность ценить в человеческой жизни те события, которые могут стать основой для сведущего самосозидания в соответствии с определенной этикой, те события, которые помогают вырваться из данности настоящего, стать иным по сравнению с тем, кем ты являешься сейчас. Это духовность, связанная с осознаванием и пониманием того, что ты на самом деле знаешь и умеешь, с исследованием возможных способов прожить собственную жизнь - в противовес тому, что было кем-то и когда-то предписано. Иногда это отказ от определенных форм индивидуальности, осознанный выход за пределы "необходимых", "обязательных" способов бытия в мире, исследование альтернативных способов жить, а также идей и ценностей, связанных с этими способами. Во многом эта форма духовности основывается на неопределенности, на свободе пересочинять и пересозидать себя; ее главная особенность - что она ставит во главу угла нравственные, этические вопросы, связанные с отказом от "само собой разумеющихся" данностей: как именно люди решают, какую из множества возможностей развития избрать. Стать тем, кем ты еще не был, можно бесконечным числом способов. Если в этой точке жизни человек встречается с психотерапевтом, последний оказывается наделен большой властью. В соответствии с этим представлением о духовности, задача психотерапевта не в том, чтобы "исправить" жизнь клиента, привести ее к определенному конкретному желаемому виду. Психотерапия - это обсуждение того, как определенные способы действовать и думать влияют на жизнь человека, на его отношения с другими людьми. Способы действовать и думать постоянно меняются, и представления о предпочитаемой жизни у человека так же текучи. Подобное обсуждение позволяет людям осознать многие убеждения, имеющиеся в культуре относительно того, что значит "быть человеком", состояться и т.п., - и избавиться от их ограничивающего воздействия, перестать сравнивать себя с нормами развития, классифицировать себя в категориях "здоровья" и "болезни", "зависимости" и "независимости" и пр. - любых воплощениях гауссовой кривой. Нарративный практик предлагает человеку сосредоточиться на ярких мгновениях его жизни, которые выпадают за рамки ограничивающих, тупиковых проблемных историй, - и спрашивает, не отражают ли эти мгновения какие-то альтернативные способы жизни, которые могли бы оказаться более подходящими; психотерапевт присоединяется к человеку в исследовании тех знаний и умений, которые могут быть связаны с альтернативными способами жить и воспринимать себя. Духовность на поверхности жизни заставляет нас, психотерапевтов, помнить о том, что чрезмерная уверенность в себе может привести к тому, что мы сами начнем воспроизводить те практики злоупотребления властью, против которых выступаем. Мы должны всегда отслеживать реальное воздействие нашей коммуникации на человека, который обратился за помощью. В работе с человеком нарративный практик не ставит себе ясной, четкой, конкретной, достижимой, привязанной к определенным срокам цели, так как это бы убило способность видеть возможности, возникающие по ходу процесса. Интереснее понять, в каких условиях человек может "заплясать под другую дуду", вообще вывернуться из-под влияния мешающих ему ограничений. Когда у людей появляется опыт движения в предпочитаемом направлении в настоящем, только тогда они понимают, каков мог бы быть следующий шаг. Планы, составленные заранее, не учитывают изменения ситуации. В терминах практики, существует очень значимое различие между произведением вмешательства, с одной стороны, основанного на некоем внешнем, формальном анализе проблемы, предложениями к людям поработать над их «независимостью», или «ростом» и т.п. – и, с другой стороны, тем, чтобы побуждать людей обращать больше внимания на те эпизоды их жизни, которые могут иметь характер исключения, эпизоды, которые могут вступать в противоречие с безрадостными и тупиковыми сюжетами их жизненных историй. Психотерапевт не может занять нейтральную позицию, потому что нейтральной позиции просто не существует. Психотерапевт всегда продвигает и защищает какие-то ценности, принципы, идеи и идеалы, и поэтому он должен относиться к ним критично и не принимать за что-то само собой разумеющееся. Психотерапевтические отношения – это всегда отношения власти, и игнорировать это нельзя, потому что вместе с тем мы игнорируем собственную ответственность – моральную, этическую – которая есть у нас по отношению к людям, которые к нам обращаются, и которой нет у них по отношению к нам. Мелкие драгоценности, священные мгновения повседневной жизни имеют очень большое значение для М.Уайта. Это те маленькие события, которые лежат в тени доминирующих историй и игнорируются. Если обратить на них внимание, они вызывают почтение, а иногда – благоговение. Это события, связанные с выживанием перед лицом ситуаций, которые этому противоречат. Почему в последнее время нам стало так трудно ценить эти маленькие священные моменты? Возможно, потому, что они выпадают за пределы этики контроля, доминирующей в современной культуре. Они никак не связаны со столь ценимой в наши дни способностью контролировать собственную жизнь, с так называемой ответственностью. Как отмечал Фуко (1988), сейчас, когда люди говорят об этике, они в основном имеют в виду правила и кодексы. Они, несомненно, важны, но этим этика не исчерпывается. Жаль, что в наши дни правила и кодексы отодвинули на второй план и затмили собой личную этику. Последствия этого особенно видны, когда мы рассуждаем о профессиональной этике. Апеллирование к кодексу вместо привлечения личных этических рассуждений способствует злоупотреблению властью, заключенной в профессиональной позиции психолога или психотерапевта. |