Мультановский М.П. История медицины. Мультановский М. П. "История медицины"

• Название: Мультановский М. П. "История медицины"
• Анкор: Мультановский М.П. История медицины.doc
• Дата: 19.09.2017
• Размер: 5.62 Mb.
• Имя файла: Мультановский М.П. История медицины.doc
• Тип: Документы; #8766
• страница: 21 из 28

Материалистические воззрения и научные открытия отечественных естествоиспытателей второй половины XIX века

Характерной чертой естествознания в России во второй половине XIX века являлась самостоятельность, оригинальность, дух новаторства. Оно не «переписывало» и не повторяло «зады» западноевропейской науки, но сказало свое новое, веское слово. Это новое слово касалось не второстепенных деталей, более или менее существенных подробностей, частных задач. Выдающимся отечественным деятелям естествознания свойственна особая широта взглядов и задач, огромный масштаб достигнутых ими результатов. Отечественные естествоиспытатели — основоположники ряда новых наук, творцы новых направлений, создатели новых методов научного исследования и новаторы в области технических приложений. Среди выдающихся представителей отечественного естествознания были замечательные мыслители, историческое значение которых заключается не только в том, что они сделали крупные естественнонаучные открытия, значительно расширившие наши знания о природе, но и в том, что они всем своим научным творчеством оказали оплодотворяющее влияние непосредственно на формирование научного материалистического мировоззрения. Эти отечественные ученые сыграли в истории научной мысли такую важную роль благодаря тому, что каждый из них стоял на уровне наиболее прогрессивных для своего времени научных идей, широко и умело использовал их в своем научном творчестве, руководствовался  ими в своем подходе к изучению    явлений природы и, таким образом, отличался более правильным способом научного мышления, чем многие современные ему естествоиспытатели.

Отечественные естествоиспытатели и врачи, явившиеся с начала развития своей науки приверженцами научного эксперимента, не остановились на систематизации отдельных фактов, на голом эмпиризме. Восставая против отвлеченных идеалистических систем, они с течением времени, по мере накопления данных опытного естествознания, быстро восприняли необходимость серьезного теоретического обобщения, что и составило отличительную черту нового периода в развитии русской науки во второй половине XIX века. Решение этой задачи для отечественных естествоиспытателей и врачей было облегчено тем, что они могли опереться на такую солидную методологическую основу, какой явилась разработка основных теоретических вопросов в естествознании и общих философских проблем выдающимися ее представителями русской материалистической философии — А. И. Герценом, В. Г. Белинским, Н. Г. Чернышевским, Н. А. Добролюбовым и Д. И. Писаревым. Как правило, имеющее только немногие исключения, естественнонаучный материализм в России у выдающихся представителей науки не носил половинчатого характера, был чужд двойственности, не связан с постоянными колебаниями, самооправданием перед официальной реакцией, что нередко отмечалось у ученых других стран. Эти черты передовых русских ученых — естествоиспытателей и представителей медицины были непосредственно восприняты ими от великих русских демократов — от А. Н. Радищева, декабристов и Н. Г. Чернышевского, ничем не поступившихся в своих взглядах вопреки жестоким преследованиям царизма.

Отечественные ученые в области естественных наук во второй половине XIX века решали крупные проблемы современного естествознания и дали в науке крупные обобщения. Такими были исследования, открытия и обобщения Д. И. Менделеева в области химии, А. Г. Столетова — в физике, А. М. Бутлерова — в органической химии, К. А. Тимирязева — в биологии и физиологии растений, А. О. Ковалевского — в эмбриологии, И. И. Мечникова — в зоологии и патологии, И. М. Сеченова — в физиологии.

Д. И. Менделеев (1834—1907) в 1869 г. совершил одно из величайших в истории науки открытий — открыл периодический закон химических элементов и создал систему элементов. Смысл периодического закона Д. И. Менделеев сформулировал кратко: «Если все элементы расположить в порядке по величине их атомного веса, то получится периодическое повторение свойств. Это выражается законом периодичности: свойства простых тел, также и формы и свойства соединений элементов, находятся в периодической зависимости... от величины атомных весов элементов».

Ф. Энгельс высоко оценил открытие Д. И. Менделеева:

«Менделеев, применив бессознательно гегелевский закон о переходе количества в качество, совершил научный подвиг, который смело можно поставить рядом с открытием  Лсверье.  вычислившего орбиту  еще  неизвестной  планеты — Нептуна»

Д. И. Менделеев выступал против идеализма в естествознании и против агностицизма. Ссылаясь на человеческую практику, Д. И. Менделеев находил веские и неопровержимые аргументы против агностицизма Юма и Канта. Он с глубоким оптимизмом утверждал: «...Нет повода видеть где-либо грани познанию и обладанию веществом».

Д. И. Менделеев был большим патриотом, его глубоко волновали нужды России и потребности народа. В 1880 г. в речи на VI съезде русских естествоиспытателей и врачей Д. И. Менделеев говорил: «Нам пора подумать, чтобы послужить нуждам той страны, где мы живем и работаем. Работая на пользу мировой науки, мы, конечно, вносим свою дань родине, но ведь у нее есть нужды личные, местные... Будем же и создавать, чтобы не сказали когда-нибудь: они собирались, обсуждали всесторонне интересы науки, а близкого, знакомого, в чем могли оказать большую пользу стране не видели. Пусть знают в России, что естествоиспытатели не схоластики, а отдают свой долг Родине».Отечественные ученые К. А. Тимирязев, А. О. Ковалевский, В. О. Ковалевский, И. И. Мечников приняли активное участие в распространении и творческом развитии дарвинизма. Эволюционное учение создавалось в России. Русские ученые—эволюционисты додарвинского периода— К. Ф. Вольф, А. Н. Радищев, П. А. Загорский, X. И. Пандер, П. Ф. Горяпинов, И. Е. Дядьковский, К. Ф. Рулье и др. подготовили в России почву для признания, распространения и дальнейшего развития дарвинизма. Поэтому для русской науки эволюционное учение Дарвина не было чем-то неожиданным. Теория Дарвина дала лишь более детальное и каучно обоснованное объяснение того, что уже ранее высказывалось передовыми русскими учеными. Законченная форма эволюционного учения— теория Дарвина — встретила в России благоприятную почву. К. А. Тимирязев, А. О. Ковалевский, В. О. Ковалевский, И. И. Мечников выступали в первых рядах защитников дарвинизма от реакционных нападок и извращений. Русские врачи вслед за ними в основном пошли по правильному пути и тем самым предотвратили русскую медицину от разлагающего влияния кризиса буржуазной науки.

К. А. Тимирязев (1843—1920) пропагандировал и защищал дарвинизм, продолжал дело Дарвина в своих специальных работах. К. А. Тимирязев был талантливым популяризатором и истолкователем дарвинизма. Этим он значительно содействовал глубокому философскому пониманию эволюционного учения. Кроме того, К. А. Тимирязев был блестящим теоретиком эволюционного учения. Своими исследованиями он внес существенный вклад в разработку учения о причинах и закономерностях развития органического мира, чем творчески развивал эволюционное учение.

В своей исследовательской работе по физиологии растений К.А.Тимирязев изучал одно из важнейших явлений природы: образование сложных органических соединений в зеленом листе растения из простейших веществ — воды и углекислоты —под влиянием солнечных лучей. Он дал решение одной из кардинальных проблем естествознания — фотосинтеза.

Работы К. А. Тимирязева по фотосинтезу явились блестящим завоеванием материализма; в них дано одно из важнейших доказательств единства мира, живой и неживой природы.

Будучи по своей специальности физиологом растений, К. А. Тимирязев широко понимал задачи ученого-естествоиспытателя. В предназначенной для широких кругов читателей книге «Жизнь растений» К. А. Тимирязев писал: «Задача физиолога не описывать, а объяснять природу и управлять ею... Его прием должен заключаться не в страдательной роли наблюдателя, а в деятельной роли испытателя... Он должен вступить в борьбу с природой и силой своего ума, своей логики вымогать, выпытывать у нее ответы на свои вопросы для того, чтобы завладеть ею и, подчинив ее себе, быть в состоянии по своему произволу вызывать или прекращать, видоизменять или направлять жизненные явления».

К. А. Тимирязев широко пользовался историческим методом, содержащим элементы материалистической диалектики. Он критиковал витализм, махизм    и    реакционную    теорию    наследственности    Вейсмана —

Менделя. Он писал, что менделизм наряду с другими признаками регресса буржуазной науки был «только частным проявлением давно задуманной клерикально-капиталистической и политической реакции».

А. О. Ковалевский показал, что зародышевое развитие всех многоклеточных животных идет в принципе одинаково, отверг прежнее представление, будто бы каждый тип животного «нечто обособленное, замкнутое в себе». Он заложил основы сравнительной физиологии беспозвоночных, развил эволюционные идеи в области эмбриологии, своими исследованиями дал эволюционному учению новые экспериментальные доказательства. Дарвин называл работы А. О. Ковалевского «открытием величайшей важности». Дарвин благодарил русских ученых за то, что в своих работах они привели новые ма-Карл Рокитанский (1804—1878). териалы и доказательства, подкрепляющие и развивающие эволюционное учение.

Развитие патологической анатомии в XIX веке. Развитие патологии в середине XIX века определялось борьбой двух направлений — гуморального и целлюлярного, главными представителями которых были Рокитанский и Вирхов.

Карл Рокитанский (1804—1878)—венский патолог, чех по происхождению, за свою жизнь произвел более 30 ООО вскрытий и подробно   описал патологические изменения органов при различных болезнях. В изданном в 1841 —1846 гг. «Руководстве   патологической   анатомии»   Рокитанский развивал старое гуморальное направление в патологии. Даже терминология Рокнтанского напоминала учение Гиппократа:   различные   состояния жидкостей организма Рокитанский называл «кразами» и связывал с ними предрасположение к определенным патологическим процессам.    Основной причиной болезненных явлений Рокитанский считал нарушения в составе жидкостей, соков человеческого организма (дискразии). Сущность болезненного процесса он видел в ненормальном   смешении   соков   организма, а виденные им при вскрытии патологоанатомические изменения органов и тканей Рокитанский считал вторичными явлениями, возникшими в результате осаждения и отложения веществ из жидкостей организма. Гуморальная патология Рокнтанского пришла в резкое противоречие с фактическими данными, известными в его время. Вирхов же, выступая против господствовавших в то время спекулятивных теорий в медицине,   стремился   к тому, чтобы все выводы обосновывались фактическими наблюдениями и чтобы представления о болезнях были связаны с их материальным субстратом. В этих целях к изучению больного организма Вирхов применил теорию клеточного строения. В споре с Вирховом   Рокитанский   легко   сдал свои позиции и отказался от основных положений своей теории в пользу вирховского учения о клеточной патологии.

Следует отметить, что относительно происхождения многих патологических процессов Рокитанский выставил ряд более обоснованных положений, чем Вирхов в его теории клеточной патологии. Рокитанский писал, что там, «где анатомия доселе не могла открыть никаких органических изменений ...должно ожидать объяснений от будущих исследователей в области болезней крови и нервной системы...». Он считал, что «одно лишь умножение очагов поражения не создает общей болезни. Нельзя уничтожить болезнь, ликвидировав лишь очаг поражения и не уничтожив нарушений обмена веществ, которые лежат в основе местных изменений».

Рудольф Вирхов (1821 — 1902) получил медицинское образование в Берлине и начал свою научную деятельность под руководством Иоганна Мюллера. С 1843 г. Вирхов работал прозектором в берлинской больнице «Шарите». Основные свои взгляды того периода Вирхов выразил в 1845 г. в докладе «О необходимости и правильности медицины, основанной на механистической точке зрения». Вирхов объединил группу молодых врачей, начавшую в 1847 г. издавать журнал «Архив патологической анатомии, физиологии и клинической медицины», получивший впоследствии название «Архив Вирхова». Во время общественного подъема и революции в Германии 1848 г. молодой Вирхов принимал участие в общественной жизни. Даже весьма умеренные научные и общественно-политические взгляды молодого Вирхова в 1848 г. сделали его неблагонадежным в глазах правящей буржуазии и прусского правительства. Это побудило Вирхова перейти из Берлина на кафедру патологической анатомии в провинциальный Вюрцбург. В 1856 г. Вирхов вернулся в Берлин в качестве профессора патологической анатомии и терапии и директора Института патологии. В дальнейшем, особенно после 1870 г., напуганный Парижской коммуной, Вирхов в своей общественной деятельности выступал как ярый сторонник реакционной буржуазии.

В методе Вирхова новым для середины XIX века были отказ в научном исследовании от спекулятивных рассуждений и обоснование выводов и заключений объективными данными морфологического изучения клеток, тканей и органов с применением микроскопии. В первые же годы своей научной деятельности Вирхов выступил против господствовавшего в то время в патологии гуморального направления Рокнтанского и показал его несостоятельность.

Применение микроскопического исследования и клеточного учения к изучению патологических процессов дало возможность Вирхову сделать многочисленные открытия и обобщения: им был открыт лейкоцитоз, изучены явления эмболии, тромбоза, флебита, описана лейкемия, установлена туберкулезная природа волчанки, открыты клетки нейроглии, описан трихиноз и ряд других патологических процессов.

Наряду с многочисленными фактическими достижениями Вирхов сделал обширное обобщение — создал в медицине направление, вошедшее в историю  науки под названием    целлюлярной    (клеточной)    патологии.

Вирхов изложил основные положения своего учения, формулируя их следующим образом: «Для всякого живого существа клетка является последним морфологическим элементом, из которого исходит всякая жизненная деятельность как нормальная, так и патологическая». «Ботаники и зоологи стали учителями физиологов и патологов. Яйца животных и соответствующие им у растений ростковые клетки замостили промежуток между отдельно живущими клетками и высшими органами». «Всякая клетка из клетки... Ненормальная деятельность клеток является источником различных заболеваний... Вся патология есть патология клетки... Клетка является осязаемым субстратом патологической физиологии, краеугольным камнем в твердыне научной медицины». Каждая составная часть животного организма, по Вирхову, имеет свою собственную жизнь. «Жизнь организма есть не что иное, как сумма жизней отдельных клеток, которые соединены в нем. Местом, где разыгрываются патологические процессы, служат сами клетки и примыкающие к ним территории». Из приведенных цитат ясно видно, что Вирхов, провозгласив клетку элементарной и автономной жизненной единицей, переоценивал ее роль. Организм не представлялся Вирхову качественно отличным от входящих в него клеток, а сводился к  сумме  клеток.

Болезнь Вирхов считал чисто локальным процессом, местным изменением клеток организма, недооценивая роль общих процессов. Он не понимал организм в его целостности и индивидуальности, в его неразрывном единстве с окружающей средой. Для представителей локалисти-ческой, органоидной, целлюлярной патологии нет болезней, не имеющих местной локализации, и даже самая постановка вопроса об общих для всего организма болезнях для них является нелепостью. Вирхов писал: «Я утверждаю, что ни один врач не может правильно мыслить о болезненном процессе, если он не в состоянии указать ему места в теле... Патологические явления... всюду приводят нас к тому же целлюлярному началу, они всюду противоречат мысли о единстве организма... Нужно отбросить баснословное единство и иметь в виду отдельные части, клетки как причину существования».

Вирхов подходил к проблемам механически и не понимал качественного своеобразия органического по отношению к неорганическому. По его мнению, органические процессы, подобно неорганическим, управляются только законами механики, физики и химии. Вирхов писал: «Напрасно стараются найти противоположность между жизнью и механизмом... Электрические процессы в нерве совершаются не иначе, чем в телеграфной проволоке... Живое тело производит свою теплоту вследствие сжигания, подобно тому, как это происходит в печи: крахмал превращается в растение и гликоген — в сахар, как на заводе». Вирхов отрицательно относился к эволюционному учению Дарвина. Основной порок вирховской патологии заключается в том, что она игнорирует принципы развития организма. Вирхов считал, что идеи дарвинизма влекут к «опасному» социализму, и принципиально отвергал учение Дарвина.

Порочное в своей основе учение Вирхова было разоблачено классиками марксизма. Энгельс в предисловии к «Анти-Дюрингу» в 1885 г. писал: «Если уже много лет назад Вирхов вынужден был вследствие открытия клетки разложить единство животного индивида на федерацию клеточных государств,— что имело скорее прогрессистский, чем естествен-ненаучный и диалектический характер.

Приложение клеточного учения к патологии в свое время сыграл положительную роль. Благодаря этому были изучены морфологически изменения в организме при различных патологических процессах, чт нанесло значительный удар многим господствовавшим до середины XIX века донаучным и умозрительным теориям (например, ученш о симпатиях и антипатиях органов, о кразах и дискразиях). Это способ ствовало развитию макро- и микроскопической патологической анатоми и вместе с тем развитию клинической медицины (главным образом диа гностики).

Вирхов выполнил существенно важную для своего времени работ; в области описания классификации и терминологии основных патологи ческих состояний. Он впервые выделил ряд новых нозологических фора (мутное набухание различных органов, амилоидоз, лейкемия и др.). Это по своему характеру аналитическая работа восполнила существовавшие в то время в медицине пробел и для своего времени была прогрессивной Выдвинутая же Вирховом теория клеточной патологии уже в момент ее зарождения была антинаучной, антидиалектической, антиисторической Теория Вирхова оказала большое тормозящее влияние на развитие теоретической и клинической медицины во второй половине XIX в. В течение ряда десятилетий авторитет Вирхова пользовался широким признанием. Его многочисленные ученики и приверженцы    продолжали    вести работу   в   его   духе;  многие при этом в своем одностороннем увлечении пошли дальше своего учителя и искали сущность болезни исключительно в клетках. В зарубежной медицинской науке клеточная патология в вир-ховском духе до настоящего времени является основным направлением, так как методологические основы этого направления полностью соответствуют буржуазной идеологии и неразрывно связаны с ней. Буржуазная наука,  призванная  защищать  «незыблемость»  основ капитализма, отрицает и учение о развитии. Поэтому    буржуазные    ученые    отстаивают антиэволюционные принципы и положения клеточной патологии Вирхова. Созданное Вирховом локалистическое направление завело   западноевропейскую медицину в тупик,    из    которого    многие    западноевропейские ученые до сих пор не могут выбраться: без рассмотрения организма в его целостности, в его неразрывной связи через посредство нервной системы с внешней средой медицина развиваться не может.

Ошибочные в основном положения клеточной патологии Вирхова встретили резкую критику со стороны передовых отечественных ученых. Казанский анатом Е. Ф. Аристов уже в 1859 г. ясно видел ошибочность взглядов Вирхова, резко критиковал основные положения учения Вирхова, разоблачил его идеализм и показал, что идеалистическая концепция Вирхова о «притягательной силе» тканей обезоруживает практических врачей, лишает их руководства к действию, к лечению болезней. Е. Ф. Аристов не соглашался со взглядами Вирхова на универсальную, применимость локалистического принципа и на примере цинги едко высмеивал теорию Вирхова об «исходной точке» каждой болезни. Е. Ф. Аристов отмечал тесную зависимость организма человека от внешней среды и опосредствование внешнего во внутреннем. Резко критиковал ошибки Вирхова молодой И. М. Сеченов. В тезисах своей докторской диссертации в  1860 г. он писал:  «Клеточная    патология, в основе    которой    лежит физиологическая самостоятельность клеточки или, по крайней мере, гегемония ее над окружающей средой, как принцип ложна. Учение это не более-как крайняя ступень развития анатомического направления в физиологии». И. П. Павлов указывал, что. «одна патологическая анатомия не может дать полного анализа, полного знания механизма болезненного-процесса. Она для этого слишком грубый прием». Исследования И. М. Сеченова и И. П. Павлова утвердили представление об организме как единой, целостной системе и в корне отвергли основы вирховской целлюлярной патологии.

Среди возражавших Вирхову следует назвать Н. И. Пирогова. Критику «механической теории пиемии» Вирхова он дал в «Началах общей военно-полевой хирургии». Неверное положение вирховской клеточной патологии о том, что в основе всякого патологического процесса лежат местные изменения клеточных элементов, вызвало резкие возражения со стороны русских патологоанатомов М. М. Руднева и Н. П. Ивановского. Против утверждений Вирхова высказывался К. А. Тимирязев. Основоположники отечественной терапии С. П. Боткин и А. А. Остроумов: отвергли положение Вирхова о ведущей роли местных явлений в картине болезни.Патологическая анатомия в России развивалась в непосредственной связи с клиникой. Регулярные вскрытия трупов умерших в госпиталях, установленные в России еще в первой половине XVIII века, -начались ранее, чем в других странах. В Московском университете, Петербургской и Московской медико-хирургических академиях патологическую анатомию в первой половине XIX века преподавали анатомы в курсе 'нормальной анатомии и клцницисты в курсах патологии и терапии. Передовые русские врачи понимали значение патологической анатомии для клиники. Чтение-специального курса патологической анатомии было начато профессорами-клиницистами (И. В. Буяльский, И. Е. Дядьковский, А. И. Овер, Н. И. Пирогов и др.) еще до основания специальных кафедр. К середине XIX века в России созданы условия для выделения специальной кафедры патологической анатомии. В 1849 г. в Московском университете была организована первая в России самостоятельная кафедра патологической анатомии.

Первый профессор патологической анатомии в Московском университете А. И. Полунин (1820—1888) в своих работах подчеркивал значение нервной системы в патологических процессах, происходящих в организме. Критикуя односторонность как гуморального учения Рокитанского,.. так и целлюлярной патологии Вирхова, А. И. Полунин писал, что для организма одинаково важны и соки, и твердые части, и что изменения, происходящие в одних, влекут за собой изменения в других. Возвратившись в 1845 г. после поездки по Западной Европе, А. И. Полунин отмечал, что в то время немецкие клиницисты недостаточно внимания уделяли патологической анатомии. «Учащиеся не имеют,— писал А. И. Полунин,— права присутствовать при вскрытии всех умерших в Charite. Самые вскрытия производятся большей частью небрежно, поверхностно. Вообще нельзя не упрекнуть клинических преподавателей берлинских в неизвинительном небрежении к патологической анатомии».

В 1859 г. самостоятельная кафедра патологической анатомии была организована в Петербургской медико-хирургической академии. Ярким представителем патологической анатомии в Петербурге был М. М. Руднев (1837—1878). Он сделал микроскоп для студентов академии таким же ^обыденным орудием исследования, каким ранее служили секционный нож и невооруженный глаз. М. М. Руднев подчеркивал значение патологической анатомии для клиники и необходимость привития студентам практических навыков. Он выступал против крайностей учения Вирхова: «Неверно, что вся сущность болезненных расстройств приписывалась изменению клеточных элементов ...ибо болезни могут состоять в изменении как плотных, так и жидких частей тела». М. М. Руднев придавал определенное значение роли нервной системы в патологических процессах. В своих многочисленных научных исследованиях в различных разделах патологической анатомии М. М. Руднев пользовался экспериментальным   методом.

Советские ученые показали, что идейно-методологические основы учения Вирхова метафизичны, что они находятся в резком противоречии с передовой биологической наукой и медициной, с материалистическими представлениями о развитии органического мира, о взаимоотношениях между организмом и окружающей его средой. Огромное количество фактов и данных, накопленных в медицине, особенно в отечественной, с полной очевидностью показало научную несостоятельность доктрины вирховской клеточной патологии, невозможность с помощью ее объяснить сущность патологических явлений. Методологическая порочность вирховской патологии была отмечена еще в критических выступлениях основоположников марксизма-ленинизма, в частности Ф. Энгельса, а также классиков русской медицинской науки И. М. Сеченова и С. П. Боткина. Большое значение для критического освещения несостоятельности учения о клеточной патологии имели исследования советских ученых.

Обобщение накопленных критических данных позволяет сформулировать следующие основные положения. Сторонники вирховской клеточной патологии, оводя сущность патологических процессов к морфологическим нарушениям клеток, направляли изучение заболевания организма в сторону узко морфологического описания местных изменений клеток, органов и тканей; отрывали морфологию от физиологии. Последователи клеточной патологии фиксировали свое внимание главным образом на исследовании результатов патологических явлений, а не на самом процессе их развития; поэтому одним из главных методологических пороков этого направления являлось игнорирован и р. принципа развития и исторического метода изучения болезней. Метафизический характер клеточной патологии проявляется также в том, что ее последователи рассматривали изменения в органах и клеточной структуре как чисто местный процесс, в результате чего изучение патологических процессов в системе организма как целого игнорировалось. Это было обусловлено тем обстоятельством, что сторонники вирховского направления отрицали единство и целостность организма.

В учении об этиологии и патогенезе болезней последователи вирховской клеточной патологии стояли на позициях упрощенно механического объяснения их сущности, рассматривая их как результат непосредственного воздействия внешних раздражителей на клетки организма. Такой упрощенный подход исключал возможность вскрытия закономерностей и механизмов развития болезней как реактивных нарушений функциональных отправлений важнейших систем организма в целом. Клеточная патология Вирхова в течение ряда десятилетий тормозила многие прогрессивные стороны теоретических и клинических разделов медицины и своим авторитетом поддерживала в биологии, патологии и клинике реакционные  направления  и  идеи.

Теоретические положения органопатологии привели врачей к увлечению узкой специализацией. Появилось много специалистов по данному органу или даже по отдельному заболеванию, которые не понимали жизни организма в целом и связей организма с внешней средой. Другим следствием крайностей органной  патологии  явилось увлечение специфическими лекарствами. Интересы капиталистических фирм, получающих большие прибыли от этого увлечения специфическими лекарствами, способствовали расширению этой отрасли фармации во вред развитию медицины, так как целые поколения врачей воспитывались в духе слепого поклонения перед патентованными лекарствами, в духе пренебрежения к методам общетерапевтнческого воздействия и гигиеническим требованиям, способствующим излечению и предупреждению заболеваний. Вирховское учение способствовало забвению тех гигиенических основ терапии, которые были характерны для выдающихся врачей предшествующей эпохи.

В противоположность вирховской целлюлярной патологии, направляющей изучение болезней в сторону узкого «морфологизма, передовые деятели отечественной медицины С. П. Боткин и И. П. Павлов выдвигали перед врачами и исследователями требования глубокого физиологического подхода к изучению болезней и методов их лечения. Одной из наиболее плодотворных идей этих великих ученых была идея нервизма. Сущность ее сводилась к тому, что закономерности и механизмы развития заболеваний организма самым интимным образом связаны с функциональными и трофическими нарушениями отправлений центральной нервной системы.

Развитие физиологических наук во второй половине XIX века. Применение эксперимента в медицине. XIX век характерен большим количеством крупных открытий в биологии, физиологии и патологии на основе экспериментов па животных. Отказ от метафизического взгляда на природу, отход от признания непроходимой грани между человеком и животными, развитие диалектического взгляда на природу, признание родства человека с животными и особенно эволюционное учение способствовали тому, что естествоиспытатели и врачи стали шире применять эксперимент на животных для уяснения закономерностей жизни человеческого организма. В первой половине XIX века много экспериментов на животных проводили Ф. Мажанди, И. Мюллер, А. М. Филомафитский, Н. И. Пирогов. Особенно широко эксперимент в медицине стали применять во второй половине XIX века. Экспериментальным путем стремились разрешить проблемы физиологии, затем перешли к изучению на животных действия лекарств, в первую очередь растительного происхождения, затем и лекарств, полученных химическим синтетическим путем. Затем эксперимент стали применять к изучению патологических болезненных явлений. В конце XIX века исключительное значение эксперимент на животных приобрел в развитии микробиологии. В развитии эксперимента в медицине второй половины XIX века крупную роль сыграли во Франции К. Бернар, в Германии—К. Людвиг и Г. Гельмгольц, в России— И. М.Сеченов, И. П. Павлов, Н. Е. Введенский и В. В. Пашутин.

Клод Бернар. В середине XIX века Клод Бернар поставил задачу создать экспериментальную медицину, объединяющую физиологию, патологию и терапию. Клод Бернар (1813—1873) начал работать в 1841 г. в Париже у физиолога Мажанди и в дальнейшем, в 1855 г., заменил его на кафедре экспериментальной медицины в Париже. Клод Бернар проводил экспериментальные исследования по различным разделам физиологии: он изучал функции спинного мозга, влияние нервной системы на физиологические и патологические явления, выяснил роль секретов пищеварительного канала в процессе пищеварения (слюны, желудочного, кишечного и панкреатического сока), установил гликогенную функцию печени, открыл сосудодвигательную функцию симпатической нервной системы и показал ее влияние на процессы крови и теплоотдачи. В своих исследованиях Клод Бернар охватил многие отделы физиологии того времени, как общей и нормальной, так И патологической.

Обширный экспериментальный опыт дал Клоду    Бернару    возможность оставить крупный след в ряде отраслей физиологии. Наибольшую известность получили работы Клода Бериара по изучению обмена сахара и организме и функции печени. Клод Бернар    впервые   установил, что печень скопляет в своих клетках принесенный с кровью сахар и превращает его в гликоген. Ранее эта функция печени была неизвестна. Таким путем Клод Бернар впервые открыл животный крахмал. Далее он указал, что гликоген в печени может быть образован и из белка. До Клода Бер-кара считали, что глюкоза крови происходит непосредственно из пищевых веществ. Он впервые доказал, что глюкоза крови непрерывно образуется в печени. Он начал изучение механизма образования гликогена в печени и его отношения к углеводному обмену, в частности роли при этом нервной системы. Широко известен опыт Клода Бернара с повреждением дна IV мозгового желудочка, вызывающим у экспериментального животного значительное увеличение количества сахара в крови и переход его в мочу («сахарный укол Бернара»). В опытах Бернара впервые была установлена связь образования   сахара с принятием   и   использованием   углеводов и других пищевых веществ. Большое значение имели работы Бернара по установлению функции печени и ее роли в процессе усвоения пищи. Бернар доказал различие в содержании сахара в крови сосудов, приходящих к печени и отходящих от нее. Клод Бернар провел также много исследований, касающихся действия лекарственных веществ и ядов, чем способствовал развитию экспериментальной   фармакологии.   Он   подчеркивал значение физиологии для клиники и утверждал,    что   терапия    должна опираться на знание механизма болезненных явлений и свойств лекарств. Он писал:  «Физиология составляет основу    всех    научных    дисциплин, желающих управлять явлениями жизни, в частности основу практической медицины», «Клиника ставит задачи, а физиология объясняет возникающие в больном организме явления. Экспериментальная медицина не отрывается от больного. Она постоянно к нему возвращается, каждый раз в лучшем вооружении». «Врач-экспериментатор есть врач будущего».

Во второй половине XIX века для многих крупных представителей медицины в Западной Европе характерна двойственность их научного творчества: продолжая обогащать в своих исследованиях конкретное содержание науки новыми фактами и методами, имеющими большое значение, они в своих философских и общественно-политических воззрениях нередко стояли на идеалистических, реакционных позициях. В мировоззрении Клода Бернара ярко выступают эти обычные для большинства буржуазных ученых Западной Европы черты — ограниченность и непоследовательность. Клод Бернар начал с признания материальности физиологических и патологических процессов. Он писал: «Мы не те, которые принимают функциональные поражения или изменения жизненных свойств без материальных изменений». Но материализм Бернара оставался механистическим. Движение материи рассматривалось им как простое перемещение частиц без качественных изменений. Начав свой научный путь с отрицания жизненной силы, Клод Бернар в дальнейшем перешел на позиции витализма и агностицизма. Он признавал, что весь комплекс условий, лежащих в основе гармонически функционирующего организма, создан и управляется высшим метафизическим или телеологическим принципом. Он полагал, что метафизический принцип — некая жизненная сила, которая сама по себе ничего не исполняет, так как в организме все обеспечено физико-химическими условиями, что эта жизненная сила урегулировала и привела в гармонию эти условия, ибо от случая все это никак не могло зависеть. «Единственная жизненная сила, которую мы могли бы допустить, была бы нечто вроде законодательной силы, но никак не исполнительной... Для того чтобы резюмировать нашу мысль, мы могли бы сказать метафизически: жизненная сила управляет явлениями, которые она не производит, а физические агенты производят явления, которыми они не управляют».

Клод Бернар признавал принципиальные границы для человеческого познания и писал: «Ни в какой отрасли науки мы не можем идти дальше этой границы, и это чистая иллюзия — воображать, что можно перейти эту границу и уловить самую сущность какого бы то ни было явления». Организм Клод Бернар представлял, подобно Вирхову, как простую сумму клеток, и считал ведущим в физиологии принцип автономности анатомических элементов, но наряду с клетками он отводил известную роль в жизни организма нервной системе и физико-химическим изменениям. Клод Бернар отрицательно относился к эволюционному учению Дарвина и потому не смог применить положения этого учения к анализу патологических явлений. Эта заслуга принадлежит нашему соотечественнику И. И. Мечникову.

Во многих выступлениях Клод Бернар боролся против спекулятивных систем, остатки которых имелись в медицине середины XIX века. Клод Бернар боролся против господствовавших в то время философских систем и закончил отрицанием философии вообще. Он утверждал, что «экспериментальная физиология не имеет надобности в какой-то бы ни было философской системе». «Единственная философская система... состоит в том, чтобы не иметь ее». «В качестве физиолога мы должны опровергнуть гипотезы о виталистическом и материалистическом». «Мы будем только физиологами, и в этом качестве мы не можем стать ни в лагерь виталистов, ни в лагерь материалистов». По мнению Клода Бернара, он стремился стать выше идеализма и механистического материализма. «Мы отмежевываемся  от  материалистов,  хотя  все  жизненные  процессы  обусловлены физико-химическими процессами. Сами по себе эти процессы ;:г и состоянии располагаться в группы и в той строгой последовательности, в какой это наблюдается у живых существ». «Мы отмежевываемся так же, от виталистов, так как жизненная сила не может проявиться как нечто самостоятельное, вне общих свойств природы. Ошибочно допускать реальное существование и приписывать материальную активность чему-то нематериальному, что является не более, как изобретением ума». Он писал также: «Между двумя крайними школами (материализм и витализм) есть место для третьей доктрины, для витализма физического. Последний учитывает как то, что особенно в жизненных явлениях, так и то, что общее всему исследуемому. В основе явлений лежит физика, регуляция Же явлений  витальна».

Энгельс в «Диалектике природы» метко характеризовал подобные высказывания: «Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия. Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы над ними властвовала какая-нибудь скверная модная философия, или же они желают руководствоваться такой формой теоретического мышления, которая основывается на знакомстве с историей мышления и ее достижениями. Естествоиспытатели воображают, что они освобождаются от философии, когда игнорируют или бранят ее. Но так как они без мышле* ния не могут двинуться ни на шаг, для мышления же необходимы логические категории, а эти категории они некритически заимствуют либо из обыденного общего сознания так называемых образованных людей, над которыми господствуют остатки давно умерших философских систем, либо из крох прослушанных в обязательном порядке университетских курсов по философии (которые представляют собою не только отрывочные взгляды, но и мешанину из воззрений людей, принадлежащих к самым1 различным и по большей части к самым скверным школам), либо ив некритического и несистематического чтения всякого рода философских произведений, то в итоге они все-таки оказываются в подчинении у философии, но, к сожалению, по большей части самой скверной, и те, кто больше всех ругают философию, являются рабами как раз наихудших вульгаризированных остатков наихудших философских учений» К

Подобные явления идеологических колебаний, отхода от материализма в сторону идеализма, агностицизма и витализма, как у К. Бернара, отмечались и у ряда других крупных физиологов второй половины XIX века — Дюбуа-Реймона и Гельмгольца. Идейный отход естествоиспытателей от материализма в сторону идеализма и агностицизма резко усилился во второй половине XIX века, особенно после разгрома Парижской коммуны.

Гельмгольц. Крупнейший немецкий естествоиспытатель, врач, физиолог и физик Герман Гельмгольц (1821—1894) прославился тем, что в 1847 г. впервые дал математическую трактовку закона сохранения и превращения энергии. Большое значение имело при этом доказательство I ельмгольцем того факта, что происходящие в живых организмах процессы подчиняются закону сохранения энергии. Это явилось наиболее сильным доводом против признания особой «жизненной силы», якобы Управляющей живыми организмами. Многие труды Гельмгольца были посвящены физиологии. Он изучал нервную и мышечную системы, обнаружил и измерил теплообразование в мышце, измерил скорость распространения возбуждения в нервах, определил скрытый период рефлексов, Ритмику импульсов, посылаемых мозгом к мышце. Ряд работ Гельмгольца был посвящен физиологии зрения и слуха. Выводы Гельмгольца оказались противоречивыми: экспериментальные данные вели к материализму, а предвзятые теоретические и философские положения — к идеализму. Тогда, когда I ельмгольц выступал как естествоиспытатель-экспериментатор, он точно описывал факты, подтверждая тем самым выводы материалистической психологии и материалистической теории познания. Гельмгольц был стихийным материалистом. Он резко выступал против витализма и метафизических спекуляций в физиологии и медицине. Однако его воззрения отличались непоследовательностью. Но в объяснении психологических процессов скатывался к субъективизму, отказываясь от объективного естественнонаучного метода.

Философская позиция Гельмгольца была подробно анализирована В. И. Лениным в его книге «Материализм и эмпириокритицизм» 1. Признавая объективную реальность внешнего мира, Гельмгольц утверждал, что понятия и представления образуются в результате воздействия предметов внешнего мира на органы чувств человека. В то же время Гельмгольц выдвинул теорию, согласно которой представления человека о внешнем мире являются совокупностью условных знаков (символов, иероглифов), не имеющих ничего общего с объектами природы, внешнего мира.

Эти взгляды сформировались у Гельмгольца под влиянием его учителя Мюллера, основателя физиологического идеализма. Гельмгольц скатывался к отрицанию объективной истины и, в конечном счете, к субъективному идеализму, к агностицизму. «Агностицизм Гельмгольца,— писал В. И. Ленин,— тоже похож на «стыдливый материализм» с кантианскими выпадами в отличие от берклианских выпадов Гексли». Вслед за Кантом Гельмгольц пытался провести подобие принципиальной грани между «явлением» и «вещью в себе». Крайнему механисту в естественнонаучных воззрениях Гельмгольцу была чужда диалектика. До конца жизни он не оставлял попыток ограничить все качественное многообразие явлении природы узкими рамками механистических представлений.

В середине XIX века существовала группа так называемых вульгарных материалистов (Фохт, Бюхнер, Молешотт), которые рассматривали физиологические явления упрощенно, только на основе физики и химии. «Кровь движется в артериях и венах точно так же, как могла бы двигаться в них какая-нибудь другая жидкость, повинующаяся давлению насоса,— писал Бюхнер,— сердце — не что иное, как бессознательно действующий насос». Энгельс показал, что в этом вульгарные материалисты «дешевые разносчики материализма», как он их называл, не далеко ушли не только от французских материалистов XVIII века, но и от их предшественников, живших в XVI веке. Механическое понимание жизненных явлений и антидиалектичность характерны для вульгарных материалистов.

Особенно резко критиковал вульгарный материализм Энгельс в своем произведении «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и упрекал Бюхнера, Молешотта и Фохта не за их материализм, а за то, «что они не двигали вперед материализм, не помышляли даже о том, чтобы развивать дальше теорию материализма» 2. В «Диалектике природы» Энгельс писал: «Физиология есть, разумеется, физика и в особенности химия живого тела, но вместе с тем она перестает быть специально химией: с одной стороны, сфера ее действия ограничивается, но, с Другой стороны, она вместе с тем поднимается на некоторую более высокую  ступень».

Позднее, в 1917 г., отечественный физиолог Н. Е. Введенский писал: «Первоначальная физико-химическая схема жизни оказалась слишком тесной: при строгом применении она могла бы оказаться для физиологии прокрустовым ложем. С дальнейшим развитием физиологии все более 11 более накоплялись факты, говорящие против простого физико-химического или механического толкования жизненных явлений. Конечно, материя живого вещества подчиняется тем же законам, которые установлены и для мертвой материи, но она представляет, кроме того, такие осложнения, о которых не знает физика и химия, но крайней мере в их настоящем состоянии».

Идеалистические воззрения Иоганна Мюллера и Клода Бернара и их многочисленных учеников и последователей обусловили ограниченность физиологии Западной Европы в ряде ее основных положений и на многие годы задержали развитие биологии, физиологии, экспериментальной патологии, клинической медицины. Физиологи Западной Европы считали, что независимо от качественных и количественных характеристик действующего внешнего раздражителя ответная реакция ткани постоянна как по своему качественному содержанию, так и по величине. Закон «все или ничего» — не просто эмпирическое правило, а прежде всего методологический принцип буржуазной физиологии. Логически правило «все или ни> чего» как методологический принцип вытекает из «закона специфической энергии» Мюллера и вместе с ним определяет методологические позиции современных буржуазных физиологов, которые мешали физиологии приблизиться к эволюционному учению. До последнего времени физиология в отличие от морфологии шла в своем развитии почти в полном отрыве от основных идей эволюционного учения. Отрыв физиологии от эволюционного учения выразился в том, что физиология не была использована как одно из оснований при (построении эволюционного учения. Эволюционное учение обосновывало факт эволюции преимущественно «а данных палеонтологии, сравнительной анатомии и эмбриологии; на развитие физиологии основные положения эволюционного учения влияния не оказывали. На общем фоне развития физиологии западноевропейских ученых особенно резко выступают принципиальные отличия отечественной физиологии, созданной трудами И. М. Сеченова, И. П. Павлова и Н. Е. Введенского.