Рассказ Партизанка Лара. Н. Надеждина Партизанка Лара
 Скачать 64.88 Kb.
|
|
— А зачем здесь столбы, да ещё такие толстые? — Как это зачем? Чтоб печку подпирать. Разве ты в своём Ленинграде никогда в подпол не лазала? — Нет, не лазала. И даже не знала, что под домом бывает подпол. Лара с любопытством оглядывала своё убежище. Здесь можно было бы затеять игру в путешественников, попавших в таинственную пещеру. Только время было неподходящее для игры. Рая приложила палец к губам: по крыльцу застучали солдатские сапоги. «Это немцы нас ищут, — подумала Лара. Из подпола девочкам было слышно, как заплакала разбуженная стуком Оля, как Павлик сонно спросил: — Мамка! Это опять к нам палачи? В горницу вошли два немецких солдата. Один из них, нагло развалившись на столе, начал допрашивать Анну Фёдоровну: — Ты где прятал беглый девчонка? — Вам здесь искать некого, — смело ответила мать. — Вчера меня в штабе пытали: где твоя дочь? А я знаю? Вы за неё в ответе! Вы мою старшенькую угнали в Германию, а теперь и остальных хотите сгубить!.. Нет у нас беглых! — Ах, нет? — Немец со злостью соскочил со стола и задел ногой за кольцо. Минуту спустя он стоял над раскрытым люком, вытянув шею, как гончая собака, напавшая на след. Однако яма показалась ему чересчур глубокой: пожалуй, прыгая, не только в земле измажешься, но и ногу сломаешь. — Матка! Где есть твоя лестница? Мать постаралась как можно спокойнее ответить: если немецкие солдаты желают посмотреть, где она в морозы держала картошку, им придётся прыгать — лестница зимой пошла на дрова. Нагнувшись над люком, второй солдат с опаской заглянул в тёмную дыру и сказал по-немецки, что он не цирковой акробат. — Я знаю, что делать, — успокоил его белобрысый. Присев на корточки, он опустил руку в люк и нажал кнопку карманного электрического фонарика. На земляной пол упало ярко-жёлтое пятно. Оно походило на светящийся глаз гигантского филина, который выслеживает добычу в темноте. Жёлтое зловещее пятно шарило по стенам, ощупывая каждый выступ. Вот оно огненным взмахом взлетело на потолок, вот соскользнуло на пол и стало подкрадываться к подножию столбов. Лара увидела, как вспыхнули золотом волосы Раи, и тут же зажмурилась. Её ослепила яркая полоса света, молнией промелькнувшая между столбов. Но девочки словно срослись со столбами: ни одним движением они не выдали себя. — Там никого нет, — с досадой сказал немец. Фонарь погас. С грохотом захлопнулся люк. В темноте рука Лары нащупала Раю, и девочки молча обнялись. Теперь, когда опасность миновала, они чувствовали, что ноги их больше не держат, а сон пригибает к земле. Прижавшись друг к другу, они проспали на земляном полу до вечера. Вечером снова открылся люк, но уже осторожно, бесшумно. Первой Анна Фёдоровна вывела из дома Лару. Тоненький, острый месяц-молодик блестел в небе, как лезвие серпа, заброшенное в цветущие, синие-синие бескрайные льны. Девочка послушно следовала за Анной Фёдоровной. Лара ничего не расспрашивала, хотя ей было очень странно: почему её ведут не к калитке, а в глубь усадьбы, где колышется рожь. — Здесь вы и поговорите, — Анна Фёдоровна легонько толкнула девочку в чащу колосьев, — пока я свою Раису не приведу. Во ржи кто-то сидел. Кто-то сгорбленный. Лица в темноте не рассмотреть, но на голове знакомый белый платочек. — Ларушка! — услышала девочка слабый шёпот. — Баб! Моя дорогая, ненаглядная! И Лара уткнулась лицом в бабушкины колени. …Уже давно сжали рожь. Уже Лара попрощалась с журавлями. Осенним утром она видела в небе журавлиный косяк: курлыкая, птицы летели на юг. Всё чаще и чаще стали перепадать заморозки. Как-то Лара вышла с заданием на рассвете. Грязь на дороге замёрзла, стала жёсткой и, как железная, звенела под ногами. Трава вдоль дороги заиндевела, и от этой голубоватой, словно намыленной травы уже по-зимнему пахло ледяной свежестью. У девочки озябли руки. Она засунула руки в карманы ватника, и пальцы нащупали что-то твёрдое: обломок карандаша. И сразу же Ларе вспомнился Мишка. На тычке плетня была надета крынка с отбитым краешком. — Видишь крынку? — Лара повернулась к девушке, которая шла с ней рядом. — Это наш условный сигнал. Значит, в деревне спокойно, можно зайти отдохнуть с дороги, погреться. Здесь, в Игнатове, есть у нас такой дом. Мальчик лет девяти гонял по улице жестянку. Но видно было, что он делает это без всякой охоты, — просто чтоб не замёрзнуть. — Сторожишь? — поравнявшись с мальчиком, сказала Лара. — Значит, у вас гости. Верно я говорю? Мальчик неопределённо пожал плечами: он не знал Лариной спутницы — коренастой, румяной девушки в клетчатом платке. — Моя новая боевая подруга Валя, — представила её девочка. — Беги, скажи матери, что идут свои. И мальчишка со всех ног помчался домой. В избе оказались два молодых партизана с автоматами. Они назвали свои имена: Геннадий и Николай. Поздоровавшись с девочками, они снова сели на лавку, не снимая с себя автоматы. Хозяйка хлопотала у печки. За ней хвостом ходила девочка-малышка, цепко держась за материнский подол. У всех оживились лица, когда хозяйка вынула из печки и поставила на стол сковородку с запечённой, заправленной молоком картошкой. — Мамка! А я? — простонал топтавшийся на пороге мальчик. — Мне опять сторожить? — Ладно. Садись и ты. Немцы вчера были, сегодня небось не заглянут. Мальчик уселся рядом с Геннадием, с восхищением глядя на его автомат. Отодвинув свою миску с картошкой, Лара вылезла из-за стола. — Ты куда? — удивилась хозяйка. — Хочу посмотреть в окошко: нет ли кого на улице? На самом деле Лара хотела проверить: может ли она, как раньше, встать по-балетному на носочки. Так как обувь сейчас у девочки была грубая, неудобная, то пришлось опереться о подоконник. Лара приподнялась на носки и сейчас же опустилась, отпрянула от окна. Она увидела: по улице движутся солдатские каски. — Немцы! — крикнула девочка. — Сюда идут немцы! Ступив на берег озера Язно, партизанский разведчик мог считать себя дома. Но в этот вечер Рая и Фрося, вернувшись с задания, нашли партизанскую переправу разгромленной: ни плота, ни часовых. Двое парней, Сеня и Анатолий, доламывали стоявшую на берегу сторожку. Они сказали девочкам, что, по слухам, немцы сегодня ворвались в партизанский край и партизаны отступили глубже в леса. — Сделаем из стены плот, — сказал Анатолий, — будем догонять своих. А ну, налегайте, девчата! Вчетвером они дотащили бревенчатую стену до озера и спихнули её в воду. — Да выдержит ли этот плот четверых? — забеспокоилась Фрося. — Пятерых должен выдержать. Ещё к нам бежит кто-то! Продираясь сквозь кусты, на берег выбежала девушка. Клетчатый платок сбился на затылок. Валя держалась руками за горло, будто её что-то душило. — Лару взяли! — крикнула она. — Где взяли? Почему ты её оставила? Говори! И, давясь слезами, Валя стала рассказывать, что дом окружили, оба партизана в перестрелке были убиты, и Лара, подобрав автомат, стреляла по немцам из окна, пока не кончились патроны. Немцы ворвались в избу. Хозяйка пыталась спасти девочек, пробовала выдать разведчиц за своих дочек. Говорила, что стреляли парни, которых она не знает и только потому пустила в дом, что они грозили оружием. Сперва немцы как будто ей поверили, но с ними был один человек-предатель. Он, показывая на Лару, сказал офицеру: «Партизанка», и Лару увели. — Может, ещё убежит… — Фросе не хотелось верить: ведь она убегала не раз. — Ой, не убежит… — простонала Валя. — Немцы злые, чуют, что их власти конец. И потом, у неё граната. Уже слышно было, что немцы в сенях, и вдруг я вспомнила, что у меня под ватником на поясе висит граната. Спрашиваю Лару: «Что делать?» Лара говорит: «Дай её мне». И я дала. — Ну, если у неё была граната… — замигала глазами Рая и отвернулась. — Нет, нет, — протестовала Фрося, — не верю, не хочу, не буду верить, пока всё не узнаю сама!.. …7 ноября 1943 года 6-я Калининская партизанская бригада соединилась с частями Красной Армии. Рая и Фрося вновь стали мирными жителями. Не по заданию, а сами, по зову сердца, они пришли в освобождённое Игнатово. И там им рассказали о Ларе. … - Взять её! — приказал офицер, и солдаты окружили Лару. — Не трогайте меня! — быстро сказала девочка. — Я пойду сама. Ей было отвратительно их прикосновение, а главное, она боялась, что они обнаружат гранату, спрятанную в рукаве. Что ж, если её рукам не придётся больше носить книги в школу, то бросить гранату они сумеют. Только, конечно, не здесь. Здесь Валя, хозяйка, дети… Она не погубит своих. Лара простилась с ними молча, одними глазами. Застывший у двери мальчик своими вихрами напомнил ей Мишку. Проходя мимо, она украдкой погладила его по голове. Офицер сказал, что надо обыскать арестованную, и конвой отвёл девочку в соседнюю избу. Там никого не было, кроме лежавшей на печке старухи. Свесив седую голову, она молча смотрела на немцев усталыми, выцветшими от слёз глазами. «Надо отойти подальше и бросить так, чтоб не убило бабушку», — подумала Лара. Она наметила себе место: у окна в заднем углу избы. Мимоходом девочка бросила быстрый взгляд в окно, и ей этого было достаточно. Она успела заметить, что по огороду бегут, спотыкаясь, трое: бежит Валя, бежит мальчик, бежит хозяйка с малышкой на руках. Они спаслись. Все спаслись: и малышка, и этот вихрастый мальчонка. Они будут жить. Как хорошо! Чтобы заслонить их, Лара стала к окну спиной и прощальным взглядом обвела горницу. Стены были оклеены старыми, пожелтевшими от времени газетами. — Показывай, что у тебя в карманах! — крикнул офицер. — Гляди! — широко размахнувшись, Лара швырнула гранату. Немцы попадали на пол. Старуха на печке покорно закрыла глаза: «Слава тебе, боже! Всем моим мученьям конец». Но, не услышав грохота взрыва, старуха с удивлением снова открыла глаза. Она увидела, что маленькая партизанка, смертельно бледная, стоит, бессильно прислонившись к стене. Солдаты вскочили с пола и бросились бить девочку. Валина граната не взорвалась… … Рассветало скучно, неохотно — по-зимнему. Наконец занялось утро — холодное, но безветренное. Над деревней стояли неподвижные, словно примёрзшие к небу, низкие облака. — По небу видать: быть снегу, — сказала Саньке мать, помешивая угли в печке, — и вороны вечор кричали, тоже к снегу. Занесёт дорогу, завьюжит, а мы с тобой так хворостом и не запаслись… И она укоризненно посмотрела на сына. Путаясь в рукавах, мальчик торопливо натягивал на себя кацавейку. — Ты куда собрался? — Мама, я же хотел за хворостом… Мать стояла к нему спиной, поворачивая ухватом горшки в печке, но голос у неё подобрел: — Верёвку возьми — вязать вязанки, хворост выбирай покрупней и посуше, да… Но дверь уже хлопнула. Мать обернулась: лохматая верёвка по-прежнему лежала на лавке, а Саньки и след простыл. Не разбирая дороги, мальчик, как заяц, бежал по зелёному ковру озимых. Потом по колючему жнитву, потом по чёрно-лиловым мёрзлым глыбам вспаханной под пар земли. Санька спотыкался, падал и снова бежал, пока не выбрался на большак. Он не мог объяснить матери, почему он должен был уйти из дома, но он должен был это сделать. Он хотел попрощаться с Ларой. Когда в деревне заговорили, что в Игнатове немцы схватили кудрявую глазастую девочку-партизанку, у Саньки заныло сердце: это она, она!.. Говорили, что эту партизанку должны казнить, потому что она, кроме всего прочего, бросила гранату — хотела подорвать и себя и немецких солдат. И Санька решил, что если Лару повезут на расстрел в Пустошку, то обязательно по большаку. Когда Санька вышел на большак, в воздухе начали кружиться снежинки. Так и должно было быть: на кусте бурьяна, словно два краснощёких яблочка, сидели два снегиря, а известно, что эти птицы прилетают к нам с первым снегом. Вдали показались две подводы. И мальчик нарочно медленно, чтоб было время все рассмотреть, пошёл им навстречу. Санька взглянул на первую подводу и, брезгливо поморщившись, отвернулся. Что, он не видел пьяных немецких солдат?.. А вот вторая подвода заставила мальчика насторожиться. И здесь рядом с мрачным, понурым возницей восседал немецкий солдат, но позади конвойного подозрительно высоко топорщилась коровья шкура. Кого прятали под ней? Поравнявшись с подводой, Санька осторожно кашлянул. Коровья шкура зашевелилась, и на мальчика глянули знакомые карие глаза. Лишь по этим ставшим ещё огромней глазам мальчик и узнал Лару. Теперь ему было понятно, почему немецкие солдаты трусливо закрыли захваченную партизанку коровьей шкурой. Они боялись, что люди увидят, как зверски избита девочка. Даже на её кофточке были пятна крови. Что мог сказать мальчик Ларе за одно короткое мгновение? Как найти слово, которое бы придало этой девочке силы в последние часы её жизни, — самое могущественное и самое родное из всех человеческих слов? Мальчишечья рука медленно взмыла кверху. То, что Саньке хотелось вложить в одно слово, он выразил жестом. Мальчик отдавал Ларе пионерский салют. Это были и знак глубокого уважения её мужеству, и детская клятва верности, и прощальный привет. Не только от него одного. От всех, кто носит на груди алый, как знамя, пионерский галстук, — от ребят Советской страны. И девочка это поняла. Она выпрямилась и в ответ подняла руку, отдавая свой последний пионерский салют. |