Историческое краевединие. учебные практики истогрофия. Начало спорам вокруг опричнины положили Иван Грозный и Андрей Курбский, с именами которых связано уже само становление этого этапа в истории России
 Скачать 28.28 Kb.
|
|
Начало спорам вокруг опричнины положили Иван Грозный и Андрей Курбский, с именами которых связано уже само становление этого этапа в истории России. Они выступают друг против друга в эпистолярном поединке, на долгое время определившим направление исторических споров. Казалось бы, так и должно быть - одну сторону представлял государь всея Руси, а другую - опальный вельможа, дерзнувший бежать "от царского гнева" в Литву, но именно эта очевидность и привела к многочисленным недоразумениям. Если в историческом споре Ивана Грозного и Андрея Курбанского первый является нападающей стороной, когда речь заходит о реформах правительственного компромисса середины XVI в., то уже при разговоре об опричнине Грозному зачастую приходится занимать оборонительную позицию. Иван Грозный не мог привести ни одного примера, ни одного факта, для того чтобы показать самоценность опричных мероприятий. В его устах они принимали смысл лишь расплаты за какие-то прошлые преступления бояр и княжат, что лишь укрепляло позиции Курбского, выступившего с обличением царя сразу же после своего бегства из страны в 1564 году. Для Курбского опричнина сводилась к бессмысленному истреблению воевод, оклеветанных в чародействе и изменах. Именно этими гонениями, князь и объяснил свой отъезд за рубеж. В ответ на это, Иван Грозный пишет, что "Жаловати есмя своих холопьев вольны, а и казнити вольны же". То есть получалось, что он воевал не с боярством вообще, а с непокорными лично ему вельможами. Здесь и открывалась двойственность его образа: окруженный ореолом "святости", он в своей практики зачастую оказывался обыкновенным деспотом. Кстати этот четко сформулированный тезис царя сделается уже вскоре программой опричнины. Опричнина сделалась достоянием историографии уже в начале XVII века, когда плеяда блестящих публицистов задумалась над причинами только что пережитого ими Смутного времени. Составитель хронографа 1617 г., происходивший из окружения Михаила Романова, писал, что он не знает, почему многомудрый ум Ивана IV после смерти Анастасии сменился яростным нравом. Личные счеты с Грозным были у писателя князя И.М. Катырева-Ростовского, чьего родственника в свое время казнил грозный царь. Как и Курбский, Катырев превозносит успехи Избранной рады и считает, что лишь позднее царь "наполнился гнева и ярости, наченше подовластных своих сущих раб зле и немилостивно гонити". Талантливый и самобытный дьяк Иван Тимофеев начинает свои воспоминания с характеристики опричнины: "От умышления же зеленыя ярости на своя рабы" царь Иван "возненавиде грады земля своея и во гневе <…> всю землю державы своея, яко секирою, наполы некако разсече". Он отдает должное уму и талантам царя, но вместе с тем скорбит о том, как царь уничтожал многих, даже расположенных к нему, вельмож. Виднейший историк XVIII века, В.Н. Татищев, не оставил целостного изложения событий царствования Ивана IV, но по его многочисленным высказыванием можно судить об его отрицательном отношении к боярство и ко всему тому, что мешает "монаршескому правлению", которое "государству нашему прочих полезнее, чрез которое богатство, сила и слава государства умножается, а чрез прочия умаляется и гибнет". Царство же Ивана Грозного он оценивал положительно, осуждая "некоторых безпутных вельмож бунты и измены". В принципе его ненависть к боярству понятна - Татищев являлся приверженцем Петровского абсолютизма, а если вспомнить борьбу Петра I с боярско-аристократической оппозицией, то все становится на свои места. Поборнику дворянских привилегий князю Щербатову "самовластие" Ивана Грозного не приходилось по душе. По его мнению, никакого конфликта между царем и боярами не было, а просто царь неизвестно почему рвал союз с боярством, заподозрив без всякого основания в измене, превратился в тирана и привел государство к разрухе. Н. М. Карамзин считал, что опричнина - результат только психологических факторов - "ужасной перемены в душе царя" после смерти его первой жены Анастасии. Карамзинскую точку зрения поддерживали такие историки, как Н.М. Костомаров и Д.И. Иловайский. М.П. Погодин, младший современник Карамзина, выступил в 1828 г. с резко отрицательной оценкой опричной деятельности Ивана IV. Ненависть Ивана IV к боярам Погодин никак не оправдывал и считал ее корнем зла. Выразителями новой буржуазной концепции опричнины явились К.Д. Кавелин и С.М. Соловьев, создатели государственной (юридической) школы дореволюционной историографии. Кавелин оценивал государственное значение опричного периода царствования Ивана Грозного, исходя из представления о том, что в эпоху Ивана Грозного завершалась борьба между государством и удельными князьями (вельможеством). Кавелин пишет: "Он (Иван Грозный) хотел совершенно уничтожить вельможество и окружить себя людьми незнатными, даже низкого происхождения, но преданными, готовыми служить ему и государству без всяких задних мыслей и частных расчетов. В 1565 году он установил опричнину. Это учреждение, оклеветанное современниками и непонятое потомством, не внушено Иоанну, как думают некоторые, желанием отделиться от русской земли, противопоставить себя ей… Опричнина была первой попыткой создать служебное дворянство и заменить им родовое вельможество, - на место рода, кновного начала, поставить в государственном управлении начало личного достоинства: мысль, которая под другими формами была осуществлена потом Петром Великим". Придавая опричнине значение государственное, Кавелин не порицает Ивана IV за то, что опричнина "принесла много зла", обвиняя во всем его приближенных и нравы того времени. Соловьев же рассматривал опричнину как следствие "враждебного отношения царя к своим старым боярам". Славянофильскую концепцию царствования Ивана Грозного и опричнины изложил К.С. Аксаков. Он признавал историческую необходимость уничтожения уделов в стране, раз явилось единодержавие. Он выступал только против средств, которыми это делалось. Иван Грозный боролся с "идеей дружины", которая, как говорит Аксаков, "отвлеченная и молчаливая стояла перед царским троном". По его мнению, главное целью Грозного было разделение земли и государства для того, чтобы подчинить себе последнее. В условиях революционной ситуации конца 50-х годов славянофильские идеологи искали в самодержавии защиту от революционной опасности. Поэтому и в трактовке опричнины они хотели показать, что в России не было каких-либо внутренних потрясений, ибо самодержавие и народ на Руси якобы всегда жили в миру и согласии, никогда не мысля против государя. Дворянско-буржуазной историографии середины XIX в. противостояло революционно-демократическое направление, родоначальниками которого явились Белинский и Герцен. Белинский был первым, кто решительно выступил против карамзинской концепции царствования Ивана Грозного. Считая последнего "необыкновенным человеком", душой "энергической, глубокой, гигантской", Белинский высказывает новый взгляд на царствование Ивана Грозного, оказавший затем большое влияние на мнение Кавелина о роли Ивана IV в русской истории. Белинский рассматривает правление Грозного, как продолжение политики Ивана III, тем самым объясняя исторической необходимостью борьбу Ивана Грозного с боярством как борьбу за укрепление Русского государства. Со сходной позицией подходил к рассмотрению царствования Грозного и Герцен. Он считал, что московское правительство, занятое уничтожением уделов, "сложилось в мощную государственную силу при царе Иоанне Васильевиче", что при нем оно делает "первые самобытные, государственные шаги". Сравнивая свирепость Павла I с тиранией Ивана Грозного и Петра I, Герцен пишет, что "тирании Иоанна Грозного, Петра I могут оправдаться государственными целями". Но в то же время Герцен осуждает политику Ивана IV. Его осуждение опричных казней и кровавой расправы с Новгородом определялось в конечном счете отношением к самодержавию вообще. В этом проявлялся его страстный революционный темперамент обличителя. Во второй половине XIX века, либеральная дворянская и буржуазная историография, представленная западниками и славянофилами, все более и более сближается с официальным направлением. К.Н. Бестужев-Рюмин полагал, что "опричнина была важным шагом к развитию понятия о государстве", что она "знаменует собой высшую степень развития враждебных отношений Иоанна к боярству". Вместе с тем он все-таки считал ее "странным учреждением", олицетворяющим "в грубой форме лично принадлежащего государю от государственного", учреждением, с недоверием встреченным самим народом, "страшною кровавою драмой". Эта концепция получила свое дальнейшее развитие в трудах Е.А. Белова. Белов рассматривал опричнину в плане борьбы Ивана Грозного с княжатами на примере столкновения с рюриковичами и гедиминовичами (правящей династией княжества Литовского - пр. И. Смирнов). Опричниной Грозный "отвратил от России опасность господства олигархии и не дал возможность восторжествовать боярскому элементу над великокняжеским". Белов заявлял даже, что Грозный "на сто лет стоял целою головой выше бояр, в то время когда боярство все более и более проникалось узкими фамильными интересами, не думая об интересах Земли Русской". "Опричниной Иоанн уничтожил связи потомства князей Владимирова дома с их прежними уделами, что впоследствии старались переделать. Он расселил вотчинников и помещиков из бывших княжеств в разные стороны, чем навсегда сокрушил мечты удельных князей". Противником Белова выступил другой представитель официального направления в русской историографии - Д.И. Иловайский. По его мнению, опричнина - "бессмысленная тирания", "кровожадное самоуправство" Грозного, не имевшее под собой никаких оснований. Интересно мнение крупного буржуазного историка - В.О. Ключевского, выступавшего с отрицательной оценкой деятельности Ивана Грозного. В условиях нараставших экономических и социальных противоречий пореформенной России, Ключевский делает попытку переосмысления концепции Соловьева, внося в нее экономическое и социально содержание. Он не видит закономерного значения этапа опричнины в развитии Русского централизованного государства. Он отказывался видеть в ней какое-либо проявление здравого смысла, а считал ее лишь плодом "чересчур пугливого вообразения царя". Ключевский считал опричнину "сумасбродством", "политическим маскарадом". Он считал опричнину учреждением сложным, политический смысл которого "все-таки довольно трудно понять", ибо затруднения между государем и аристократией оно не разрешило. Опричнина, в его глазах, получала значения орудия борьбы "против лиц, а не против порядка". Попытка Ключевского найти в опричнине экономическое содержание привела его к пониманию опричнины как "пародии удела". "Опричнина царя Ивана балы дворцовое хозяйственно-административное учреждение, заведовавшее землями, отведенными на содержание царского двора… Сам царь Иван смотрел на учрежденную им опричнину, как на свое частное владение, на особый двор или удел, который он выделил из состава государства; он предназначал после себя земщину своему старшему сыну как царю, а опричнину - младшему как удельному князю". Подводя итог правления Ивана IV, Ключевский писал, что "жизнь Московского государства и без Ивана устроилась бы так же, но более легче и ровнее", что "политические вопросы были бы разрешены без тех потрясений, какие были". В XX веке существовало две крупных точки зрения. Одна из них идеализировала деятельность Ивана Грозного и опричнины. Ее представителями выступили Р.Ю. Виппер, С.В. Бахрушин, И.И. Смирнов. И обратная ей, представленная в 1956 г. в Институте истории АН СССР профессором С.М. Дубровским. Идеализацию Ивана IV он связал с периодом культа личности И.В. Сталина, что было не безосновательно - Сталин как-то высказывался, что "Иван IV был великим и мудрым правителем", что опричнина играла прогрессивную роль, что одна из ошибок Грозного состояла в том, что он "не довел до конца борьбу с феодалами, - если бы он это сделал, то на Руси не было бы смутного времени…". Ценные для изучения истории России XVI в. наблюдения и выводы содержатся в обобщающем труде М.Н. Тихомирова "Россия в XVI столетии". Он показывает неизжитые следы экономической и политической раздробленности в стране. Ключ ко многим явлениям периода опричнины лежит именно в таких обстоятельствах. Так, характеризуя остатки новгородских вольностей в XVI в., М.Н; Тихомиров связывает поход Ивана Грозного на Новгород в 1570 г. со стремлением покончить с обособленностью этой земли. По этой же причине стостоялся и жестокий разгром Твери. Подобные соображения Тихомирова позволяют лучше разобраться в сложных перипетиях политической борьбы опричных лет. По мнению З.б. Вуйчика, «Зимин старается как можно больше выяснить, но значительно меньше хочет оценивать». Думается, что это лучший комплимент исследователю, работавшему после долгого периода 30-х — середины 50-х годов, когда большинство авторов оценивали, не изучая, но лишь политизируя и актуализируя неведомое. Специалисты высоко оценили вклад А. А. Зимина в расширение источниковой базы изучения опричнины (Г.Д. Бурдей, С.М. Каштанов), его широкое многоплановое изложение событий этого трагического семилетия, сочувственный интерес к судьбам людей, широкое применение, впервые после С.Б. Веселовского, генеалогии (С.М. Каштанов, В.Б. Кобрин). Современники восприняли исследование A.A. Зимина об опричнине как огромный шаг вперед, прежде всего в освобождении мысли историка от идеологических догм. Непримиримый разоблачитель культа Сталина-Грозного С.М. Дубровский писал о книгах С.Б. Веселовского и A.A. Зимина, что в них «много… правдивых данных, которые камня на камне не оставляют от какой бы то ни было идеализации деятельности Грозного». То же отметил и В.Б. Кобрин и большинство зарубежных рецензентов (Дж. Файн, П. Хоффманн и другие). Некоторых однако не удовлетворила фактологичность изложения. Меньше единодушия среди исследователей в оценке концепции опричнины A.A. Зимина. С общей его идеей согласились Г.Д. Бурдей и первоначально С.М. Каштанов. С.М. Каштанов уточнил понятие удела и подчеркнул различие уделов времени Грозного. Так, Старицкий удел возник в годы боярского правления, занимал обширную территорию, благодаря чему князь Владимир Старицкий мог проводить более или менее самостоятельную политику. Остальные же уделы (Михаила Темрюковича и др.) были созданы самим Грозным в качестве политического противовеса первому. Каштанов поставил вопрос о причинах сохранения опричнины в 1571–1572 гг., когда она свою основную внутриполитическую функцию — ликвидацию пережитков удельного времени — уже выполнила. В.Б. Кобрин, как и A.A. Зимин, отрицал антибоярскую направленность опричнины, хотя, противореча себе, отмечал, что террор был направлен против бояр, а бежали из страны дворяне. Он также оспаривал факт участия опричников в деятельности Земского собора 1566 г. и высказал свои соображения относительно форм централизованного государства, зачислив в одну из них и сословно-представительную монархию. Вместе с тем он же напомнил о существовании различных точек зрения на хронологическое приурочение начала становления и время развития централизованного государства: С.В. Юшков и К. В. Базилевич относили начало этого процесса ко времени Ивана Калиты. Н.Л. Рубинштейн — к XVI–XVII вв. Удивительная пестрота мнений по поводу так называемого «централизованного государства» даже в середине 60-х годов лишний раз, добавим от себя, подчеркивает мертворож-денность самого этого понятия Рецензенты высказали несколько общих соображений и относительно сущности и причин введения опричнины— результат невыносимой военной ситуации. Эта точка зрения вполне соответствует традициям польской историографии опричнины и, действительно, не далека от истины. С.М. Каштанов, сосредоточив свое основное внимание на проблемах истории русского войска, подчеркнул, что опричнина была отменена, как Возвращение к модифицированной теории об оппозиции «царь — бояре» содержали вышедшие в 1966 и 1968 гг. книги Р.Г. Скрынникова. Поскольку этим работам тогда еще ленинградского ученого уделено довольно большое внимание в дополнениях A.A. Зимина ко второму изданию монографии, попытаемся лишь объяснить причины этого. Р.Г. Скрынников вольно и своеобразно интерпретирует источники, позволяя себе делать далеко идущие выводы, на которые источники его отнюдь не уполномочивают. «Страшный бич современной науки — гипотезомания, — считал A.A. Зимин. — «Все дозволено». У (историков — А.Х.) феодалов причин к этому много (не говоря уж об общих — падение нравственного начала в науке, рост рационализма, общественные условия и т. п.)… пределы дозволенного четко у нас не определены… Только создание строгой методики исследований может спасти науку от потока этой мутной халтуры, от превращения науки в миф». Его придирчиво въедливые замечания по поводу различных гипотез имеют значение более общих, методических указаний. . В то же время и Р.Г. Скрынников придерживался и поныне придерживается своей прежней концепции. Продолжали разрабатываться и частные, но весьма существенные темы истории опричнины. Одна из них — история Земского собора 1566 г., в котором,участвовало привилегированное купечество, а из членов государева двора — лишь те, кто в это время находился в Москве. Созыв же собора происходил, по В.Д. Назарову, столь стремительно (в течение одного-двух дней), что на него оказались неприглашенными церковные иерархи даже из ближайших окрестностей столицы. Правительство же было в высшей степени заинтересовано в незамедлительном получении информации о реальном отношении различных сословий к вопросу о войне с Великим княжеством Литовским, от чего зависела и позиция русской стороны на переговорах с литовским посольством. Это утверждение приобретает особое значение в связи с господством в советской науке унаследованного от С.Ф. Платонова взгляда, будто ни Боярская дума, ни другие сословные учреждения не играли серьезной роли во внутриполитической жизни страны. Предлагалось даже заменить термин «сословно-представительная монархия» применительно к XVI столетию термином «сословная монархия»[17]. A.A. Зимин же поддержал точку зрения С.В. Юшкова и М.Н. Тихомирова на Земский собор 1566 г. Скрупулезно и внимательно исследуя состав его участников, Вторым важнейшим направлением исследований отечественных историков 80-90-х годов была земельная политика опричнины. Продолжая спор A.A. Зимина с Р.Г. Скрынниковым о масштабах опричных репрессий, этот вопрос на материалах Рузского, Рязанского, Суздальского уездов изучали В.И. Корецкий, С.И. Сметанина, Н.К. Фомин. По наблюдениям последнего, половина землевладельцев Суздальского уезда принадлежала к высшим слоям, но все категории привилегированных землевладельцев понесли одинаковые потери. В. Б. Кобрин использовал выводы Н.К. Фомина для подкрепления своих и A.A. Зимина наблюдений. На основании сплошного изучения писцовых книг по Старицкому, Вяземскому, Можайскому и Малояросла-вицкому уездам А.П. Павлов показал, что в результате массового переселения там происходила смена форм собственности, вотчина уступала поместью. И даже несмотря на «факт разрыва в эти (70-е — А.Х.) годы Ивана IV со значительной частью опричной верхушки… уничтожая и отстраняя ее, — по наблюдениям над боярскими книгами и десятнями отмечали С Л. Мордовина и A.Л. Станиславский, — Грозный все же опирался на бывших опричников». Еще дальше шел Д.Н. Алыдиц, и после работы A.A. Зимина развивавший свою старую идею о единстве «опрично-дворовой политики» на протяжении 60-80-х годов, об опричнине как форме единовластия и терроре, направленном не только против удельной фронды, но и против слишком независимо («шляхетски») настроенных служилых людей. Финансовой политикой периода опричнины специально занимался С.М. Каштанов. Отход от политики Избранной рады по отношению к различным церковным организациям наметился в 1566-68 гг., когда привилегированное положение заняли Симонов и Чудов монастыри, союз царя с которыми противостоял противнику опричнины митрополиту Филиппу Колычеву (24/25 июля 1566 — 24-8 ноября 1568 г.). Поставление послушного воле Ивана IV митрополита Кирилла сопровождалось его временной поддержкой со стороны царя (вплоть до 9 октября 1569 г.). В работах 1982 и 1988 гг. С.М. Каштанов отмечает непоследовательность и противоречивость финансовой политики Ивана IV, нарушавших «принцип централизации финансов». «На лицо отступление от более ограничительной политики 50-х — начала 60-х годов», — считает он в монографии 1988 г., одну из главных целей опричнины автор увидел в увеличении доходов самого царя и уничтожении последнего удела. Этот вывод нанес новый удар концепции о прогрессивности опричнины и ее содействия процессу централизации. На конференции, посвященной 400-летней годовщине смерти Грозного, зарубежные исследователи поставили ряд тем, имеющих отношение и к опричнине. Это в первую очередь вопросы текстологии переписки Курбского-Грозного, которые тревожат души зарубежных исследователей со времени выхода в свет книги Э. Киннана, поставившего под сомнение их авторство, и до сих пор некоторыми считаются нерешенной. Обсуждался и вопрос об «измене» и «изменах», шпионах и предателях и о роли психики царя во введении опричнины. Параллельно исследовались и внешнеполитические предпосылки условия опричнины. Некоторые итоги изучения опричнины в 1988 и 1989 гг. подвели Фр. Кемпфер и Г. Штекль в соответствующем разделе обобщающего труда «Руководство по русской истории» и В.И. Кобрин в книге «Иван Грозный». Первые два автора, приняв схему Р.Г. Скрынникова, поддержали мнение A.A. Зимина об антикрестьянской направленности опричнины, но главное внимание уделили его же мысли об антицерковной политике опричнины, но развили это положение в ином плане, нежели это делали Зимин и Каштанов, — политическом, а не социально-экономическом. По их мнению, право «печалования» за опальных затрудняло установление неограниченного самодержавия — полной автократии царя. Стремление Грозного к неограниченной власти проявилось с 1558 г., а на рубеже 1564/65 г. в момент установления опричнины митрополит потерял право печалования. В 1981 г. Г. Штекль подчеркивал, что митрополит Филипп, настаивая на его возвращении, понимал это право как форму соучастия в политических делах. Потеря церковью функции посредника между аристократией и самодержцем оказалась побочным результатом введения опричнины, хотя ее главной целью, по Кемпферу-Штеклю, была борьба с «изменниками». Говоря об «изменах», авторы сомневаются в том, что обвинения Новгорода в «предательстве» имели под собой какие-либо действительные основания. По их мнению, возможно, существовал лишь литовский заговор ради ослабления «Московии». Итак, и сегодня, более чем через треть столетия после выхода в свет труда A.A. Зимина, продолжается детальнейшее исследование различных сторон опричнины. Многим из них дал импульс A.A. Зимин — таким, как история Земского собора 1566 г., отношения церкви и царя и т. д. Однако количество версий о сущности опричнины и ее причинах не сократилось. Пожалуй, разноречие мнений так же велико, как и 100 лет назад. Закономерное или случайное; насколько закономерное и насколько случайное явление опричнина, до сих пор эти вопросы остаются предметом дискуссии. Но теперь к изучению этой проблемы исследователь подходит во «всеоружии» значительно большей суммы фактов, нежели четверть века тому назад, а может оценить ее, исходя из трагического опыта политической и социальной истории тоталитаризма XX столетия, в том числе и «большого террора». Предваряя подход некоторых наших современников. A.A. Зимин писал: «Тоталитаризм обычно связан с психозом, прежде всего тех, кто его осуществляет (см. Гитлер, Грозный). В этом закономерно проявляется логика самого строя. Ведь сверхчеловеки живут не среди людей, а в вымышленном царстве, отождествляя добро и зло со своей волей. Рост личного эгоизма приводит к торжеству сверхэгоизма государственного»[67]. Мысль о «государственном сверхэгоизме», дорого обходящемся подданным или гражданам страны», дает ключ к пониманию опричнины, ключ, которым сам Рукопись второго издания была подготовлена А.Л. Хорошкевич в 1990 г. по предложению издательства МГУ. Редакторскую работу провела О.Н. Агеева. Авторские вставки были внесены в текст книги, увеличившейся в результате на 3 с лишним листа, унифицирован научный аппарат, в квадратных скобках приведены ссылки на новые издания ряда памятников: Пискаревского летописца, Устюжского летописного свода, переписки Грозного с Курбским (Ю.Д. Рыков), государственного архива России XVI в. и разрядных книг (М. А. Бахтиаров), вкладной книги Троице-Сер-гиева монастыря, актов Симонова монастыря и др. Составитель благодарит за помощь в подготовке книги В.Г. Зимину, тщательнейшим образом сверившую последнюю корректуру, М.А. Бахтиарова, В.Д. Назарова, Ю.Д. Рыкова, Б.Н. Флорю. Указатели составлены И.В. Ледовской при участии А.Л. Хорошкевич. |