Хобсбаум Э. - Эпоха крайностей_ Короткий двадцатый век (1914—1991) - 2004. Хобсбаум Э. - Эпоха крайностей_ Короткий двадцатый век (1914—199. Независимая
 Скачать 19.71 Mb.
|
|
2б4 «Золотая эпоха» уверенные США противостояли самоуверенному и раздраженному Советскому Союзу. Результатами этого этапа взаимных угроз и балансирования на грани войны оказались относительная стабилизация международной обстановки, негласная договоренность двух сверхдержав не запугивать друг друга и остальной мир и даже символическое налаживание телефонной «горячей линии» (1963)» соединившей Белый дом с Кремлем. После строительства Берлинской стены (1961) была ликвидирована последняя неопределенность в пограничном размежевании между Восточной и Западной Европой. США признали коммунистическую Кубу у самых своих берегов. Слабые очаги освободительной и повстанческой войны, зажженные кубинской революцией в Латинской Америке и деколонизацией в Африке, не превратились в лесные пожары, а постепенно угасли (см. главу 15). Кеннеди был убит в 1963 году, Хрущев смещен в 1964 году советской политической элитой, предпочитавшей менее оригинальный подход к политике. В 19бо-е и начале igyo-x годов было сделано несколько серьезных шагов к ограничению ядерного оружия и контролю над ним: договоры о запрещении испытаний ядерного оружия, попытки остановить его распространение (предпринятые теми, кто уже имел ядерное ору- жие или никогда не предполагал его получить, но отнюдь не теми, кто создавал свои новые ядерные арсеналы, как, например, Китай, Франция и Израиль). Между СССР и США был заключен договор об ограничении стратегических вооружений. Торговля между США и СССР, долго сдерживавшаяся политическими факторами, в конце 1960 — начале i9?o-x годов вышла на новый уровень. Перспективы казались вполне благоприятными. Но на деле все вышло иначе. В середине ig/o-x годов мир вступил в период, названный «второй холодной войной» (см. главу is). Его начало совпало с временем кардинальных изменений в мировой экономике и длительным кризисом, тянувшимся в течение двух десятилетий, начиная с 1973 года, и достигшим наивысшей точки в начале i98o-x годов (глава 14). Поначалу участники соревнования сверхдержав не придавали большого значения этим изменениям экономического климата, кроме разве что внезапного резкого скачка цен на энергоносители, вызванного удачными манипуляциями картеля нефтедобывающих стран (ОПЕК) (что, казалось, подтверждало ослабле- ние международного влияния США). Обе сверхдержавы испытывали законную радость по поводу стабильности экономик своих стран. США были гораздо менее подвержены новому экономическому спаду, чем Европа. СССР (кого боги хотят погубить, того они делают самоуверенным) считал, что все идет так, как было задумано. Леонид Брежнев, преемник Хрущева, в течение двадцати лет руководивший страной в эпоху, позже названную советскими ре- форматорами «эпохой застоя», имел, казалось, определенные основания для оптимизма, не в последнюю очередь потому, что нефтяной кризис 1973 года в «Холодная война» 2 О 5 четыре раза увеличил рыночную стоимость гигантских запасов нефти и природного газа, открытых в Советском Союзе с середины 19бо-х годов. Однако, если оставить в стороне экономику, двум взаимосвязанным событиям суждено было нарушить равновесие между сверхдержавами. Первым стало очевидное поражение и дестабилизация США. впутавшихся в серьезную войну. Вьетнамская война деморализовала и расколола нацию, наблюдавшую по телевизору сцены массовых беспорядков и антивоенные демонстрации, подорвала репутацию американского президента, привела к очевидному для всего мира поражению и отступлению после десяти лет войны (1965—1975)- Что еще более существенно, эта война продемонстрировала изоляцию Соединенных Штатов, поскольку ни один из их европейских союзников не послал даже номинального контингента войск для поддержки американских сил. Почему США решили ввязаться в войну, в которой они были обречены на поражение, о чем их предупреждали не только союзники, но и нейтральные государства, и даже СССР*, постичь почти невозможно, разве что вспомнив о том густом тумане непонимания, неразберихи и паранойи, через который главные действующие лица «холодной войны» прокладывали свой путь. И если Вьетнама было недостаточно, чтобы продемонстрировать изоляцию США, то «война судного дня» (i973) между Израилем, которому США позволили стать своим ближайшим союзником на Ближнем Востоке, и вооруженными силами Египта и Сирии, поддерживаемыми Советским Союзом, показала это с еще большей очевидностью. Когда попавший в затруднительное положение Израиль, которому не хватало самолетов и боеприпасов, обратился к США с просьбой о срочной помощи, европейские союзники, за единственным исключением— Португалии (последнего оплота довоенного фашизма),— отказались даже разрешить американским военным самолетам использовать американские базы на их территории. (Снаряды отправляли в Израиль через Азорские острова.) Американцы считали,— непонятно, правда, почему,—что на карту в этой войне поставлены их жизненно важные интересы. Государственный секретарь Генри Киссинджер даже объявил состояние ядерной готовности, впервые со времени кубинского ракетного кризиса,— поступок, по своему откровенному лицемерию характерный для этого талантливого и циничного политика (президент Ричард Никсон занимался в эти дни тем, что тщетно старался предотвратить импичмент). Однако все это не поколебало союзников США, которые были гораздо более заинтересованы в поставках нефти с Ближнего Востока, чем в помощи какой-то региональной * «Если хотите, то идите и воюйте во вьетнамских джунглях. Французы воевали там семь лет и все же вынуждены были уйти. Может быть, американцы смогут продержаться немного дольше, но в конце концов им тоже придется уйти»,— Хрущев Дину Раску в 1961 году (Beschloss, iggi, p. 649). 266 «Золотая эпоха» авантюре американцев, которую Вашингтон совершенно неубедительно называл очень важной акцией в борьбе против мирового коммунизма. С помощью ОПЕК ближневосточные арабские государства сделали все возможное, чтобы затруднить поставки в Израиль, сократив продажу нефти и угрожая нефтяным эмбарго. Занимаясь этим, они обнаружили, что могут многократно взвинчивать мировые цены на нефть. Да и министерства иностранных дел по всему миру не могли не заметить, что всесильным Соединенным Штатам не удалось этому воспрепятствовать. Вьетнам и Ближний Восток ослабили США, хотя и не изменили мирового баланса сил между сверхдержавами и природы их конфронтации в различ ных очагах «холодной войны». Тем не менее между 1974 и 1979 годами по земному шару прокатилась новая волна революций (см. главу is). Этот третий цикл политических сдвигов в истории «короткого двадцатого века» действительно выглядел так, будто общий баланс сил начал меняться не в пользу Соединенных Штатов. Несколько режимов в Африке, Азии и Латинской Америке встали на сторону Советов и предоставили Советскому Союзу военные и, что очень важно, военно-морские базы за пределами его территории. Именно совпадение по времени этой третьей волны революций с публичным по- ражением и отступлением США и породило «вторую холодную войну». Кроме того, сыграли свою роль оптимизм и самодовольство брежневского СССР в 197о-е годы. Эта фаза «холодной войны» сочетала в себе локальные войны в странах третьего мира, в которых косвенно участвовали США, теперь избегавшие ошибок Вьетнама (когда они вводили в бой собственные войска), и небывалое ускорение гонки ядерных вооружений, причем второе становилось гораздо более безрассудным, чем первое. Поскольку ситуация в Европе столь очевидно стабилизировалась (ее не поколебали ни революция в Португалии, ни конец режима Франко в Испании) и все границы были четко определены, обе сверхдержавы фактически перенесли свое противоборство в страны третьего мира. Разрядка в Европе позволила Соединенным Штатам под руководстгом Никсона (1968—1074) и Киссинджера одержать две важные победы: изгнать Советы из Египта и, что было гораздо важнее, неофициально втянуть Китай в антисоветский блок. Однако новая волна революций, направленных на свержение консерва тивных режимов, мировым защитником которых провозгласили себя США, вновь предоставила СССР шанс перехватить инициативу. Когда рухнувшая португальская империя в Африке (Ангола, Мозамбик, Гвинея-Биссау и Острова Зеленого Мыса) перешла под власть коммунистов, а революция, свергнувшая императора Эфиопии, сориентировалась на восток, когда быстро растущий советский военно-морской флот получил новые базы по обе стороны Индийского океана, когда был свергнут шах Ирана, настроение, близкое к истерии, охватило американский народ и правительство. Чем еще, кроме «Холодная война» 2 D *J поразительного невежества в топографии Азии, можно объяснить позицию Америки, всерьез озвучивавшуюся в то время, согласно которой ввод советских войск в Афганистан являлся первым этапом броска Советов к берегам Индийского океана и Персидского залива? * Необоснованная самоуверенность Советов подогревала эти настроения. Задолго до того, как американские пропагандисты объяснили (задним числом), как Соединенные Штаты сумели выиграть «холодную войну», подорвав силы своего врага, брежневский режим начал сам разрушать себя, ринувшись в программу перевооружения, увеличивавшую оборонные расходы на 4—5°/° в Г °Д ( в реальном выражении) в течение двадцати лет с 1964 года. Эта гонка была бессмысленной, хотя и приносила удовлетворение Советскому Союзу, поскольку он получил возможность утверждать, что к igyi году достиг паритета с США в размещении ракет, а к 1976 году даже превзошел их на 25% (при этом СССР намного отставал от Америки по числу боеголовок). Даже небольшого советского ядерного арсенала оказалось достаточно, чтобы сдер- живать США во время кубинского кризиса, теперь же обе стороны имели возможность превратить территорию противника в руины. Систематические попытки Советов обеспечить присутствие своего военно-морского флота во всех океанах (или, точнее, под их поверхностью, поскольку его главную мощь составляли ядерные подводные лодки) были не слишком разумны в стратегическом отношении, но по крайней мере обоснованны как политический жест сверхдержавы, желавшей демонстрировать миру свою мощь. Однако сам факт, что СССР больше не соглашался на прежнее разграничение сфер мирового влияния, американские сторонники «холодной войны» расценивали как явное доказательство того, что превосходству Запада скоро придет конец, если только оно не будет подтверждено демонстрацией силы. Об этом говорила и все увеличивающаяся самоуверенность, приведшая Москву к отходу от постхрущевской политики осторожности в международных делах. Истерия в Вашингтоне, безусловно, не имела под собой никаких оснований. В реальном выражении мощь США, в отличие от их престижа, по-прежнему значительно превосходила мощь СССР. Что касается экономики и технического уровня этих двух лагерей, то превосходство Запада (и Японии) было бесспорно. Советы, грубые и неповоротливые, с помощью титанических усилий могли попытаться выстроить экономику мирового образца iSgo-x годов (см. Jowitt, iggi, p. 78). Но как мог помочь СССР тот факт, что к середине 1980-х годов он производил на 8о % больше стали, в два раза больше чугуна и в пять раз больше тракторов, чем США, раз ок не был в состоянии создать со- * Предположение, что никарагуанские сандинисты представляют военную угрозу для США, поскольку способны за несколько дней совершить на грузовиках марш-бросок к техасской границе,—еще один весьма характерный пример геополитики на уровне средней школы. 268 «Золотая эпоха» временную экономику, зависящую от наличия микрочипов и программного обеспечения? (См. главу i6.) He имелось совершенно никаких свидетельств к вероятности того, что СССР хочет войны (за исключением, возможно, войны с Китаем), не говоря уже о планировании им военного нападения на Запад. Невероятные сценарии ядерной атаки, разрабатывавшиеся в igSo-e годы яро- стными сторонниками «холодной войны» и официальной пропагандой, не имели под собой почвы. Их следствием стала убежденность Советов, что упреждающий ядерный удар Запада по СССР возможен или даже (как казалось им в 1983 году) уже близок (Walker, 1993, chapter 11), а также широкое развитие массового европейского антиядерного движения за мир в период «холод ной войны» и кампания против размещения в Европе ракет среднего радиуса действия. Историки двадцать первого века, далекие от непосредственных впечатлений 1970-х и igSo-x годов, будут озадачены очевидным безумием этого обострения военной лихорадки, апокалиптической риторикой и зачастую весьма странной международной политикой Соединенных Штатов, особенно в первые годы правления президента Рейгана (1980—1988). Им придется понять всю глубину переживаний, вызванных поражением, бессилием и публичным позором, терзавших американский политический истеблишмент в 19?о-е годы. Они еще усугубились из-за деградации института президентской власти в годы правления Ричарда Никсона (1968—1974), вынужденного уйти в отставку из-за грязного скандала, после чего к руководству страной пришли два его довольно серых преемника. Обострению этого комплекса неполноценности способствовал унизительный эпизод с американскими дипломатами, взятыми в заложники в революционном Иране, а также коммунистическая революция в небольших государствах Центральной Америки и второй нефтяной кризис, спровоцированный ОПЕК. Политику Рональда Рейгана, избранного президентом в 1980 году, можно рассматривать только как попытку стереть пятно пережитого позора, демонстрируя неоспоримое превосходство и неуязвимость США, если нужно, с помощью применения военной мощи против легко уязвимых целей. Примерами такой политики могут служить вторжение на Гренаду (1983)—маленький остров в Карибском море, массированное морское и воздушное нападение на Ливию (1986) и еще более масштабное и бессмысленное вторжение в Панаму (1989). Возможно, именно благодаря своему голливудскому прошлому Рейган понимал настроение своего народа и глубину ран, нанесенных его самолюбию. В конечном счете эти раны удалось залечить только благодаря неожи • данному, беспрецедентному и окончательному крушению главного противника, которое сделало США единственной сверхдержавой в мире. И все же даже в войне I99 1 г °Д а против Ирака можно увидеть запоздалую месть за переживания 1973 и Г 979 годов, когда величайшая держава мира не смогла про- «Холодная война» 2 О 9 тивостоять консорциуму слабых государств третьего мира, угрожавшему прекратить ей поставки нефти. Таким образом, крестовый поход против «империи зла», которому (по крайней мере публично) администрация Рейгана посвящала свои усилия, для США являлся попыткой терапии, а не стремлением пересмотреть мировой баланс сил. Последнее фактически уже было тихо сделано в конце 1970-х годов, когда блок НАТО (под руководством американского президента-демократа, социал-демократического канцлера Германии и лейбористского премьер-министра Великобритании) приступил к собственному перевооружению. Левые правительства молодых африканских государств с самого начала контролировались США, особенно успешно в Центральной и Южной Африке, где США могли действовать совместно с грозным режимом апартеида (в ЮАР). Менее успешными были действия США на Африканском Роге. (В обоих этих регионах русские получали неоценимую помощь кубинского экспедиционного корпуса, что служило подтверждением поддержки Фиделем Кастро революций в странах третьего мира, а также его дружбы с СССР.) Сторонники Рейгана внесли в «холодную войну» вклад иного рода. Этот вклад был не столько практическим, сколько идеологическим, как реакция Запада на трудности, принесенные эпохой тревог и неуверенности, в которую мир вступил после окончания «золотой эпохи» (см. главу 14). Долгий период правления центристских и умеренно социал- демократических правительств закончился после того, как экономическая и социальная политика «золотой эпохи», казалось, потерпела неудачу. Около 1980 года к власти в целом ряде стран пришли правые правительства, являвшиеся сторонниками крайних форм эгоизма в бизнесе и принципов неограниченной свободы предпринимательства. Среди них самыми заметными стали Рейган, а также самоуверенная и грозная миссис Тэтчер в Великобритании (1979—199<>)- Для этих новых правых опиравшийся на государственную поддержку социальный капитализм 195о-х и тдбо-х годов, после 1973 года больше не подкрепленный экономическими успехами, всегда казался разновидностью того самого социализма (названного экономистом и идеологом фон Хайеком «дорогой к рабству»), конечным продуктом которого они считали СССР. «Холодная вой- на» Рейгана была направлена не только против заморской «империи зла», но и против наследия Франклина Д. Рузвельта в самих Соединенных Штатах, т. е. против «государства всеобщего благоденствия», как и любого другого навязчивого государства. Ее врагом в той же мере, что и коммунизм, являлся либерализм («это слово на букву л», как для большего эффекта его именовали в президентских предвыборных кампаниях). Поскольку крах Советского Союза пришелся как раз на окончание эпохи Рейгана, американские публицисты, естественно, начали утверждать, что он рухнул в результате активной кампании США, которые выиграли «холодную «Золотел эпоха» войну», полностью разгромив своего врага. Не следует принимать всерьез версию этих крестоносцев igSo-x годов. Нет никаких признаков, что прани тельство США ожидало или предвидело приближающийся распад Советского Союза или было каким-нибудь образом подготовлено к тому, что он произойдет. Когда американская администрация действительно надеялась оказать давление на советскую экономику, собственная разведка информировала ее (ошибочно), что экономическое положение Советского Союза вполне благополучно и позволяет выдержать гонку вооружений. В начале 198о-х годов считалось (также ошибочно), что СССР по- прежнему развивает наступление по всему миру. Сам же президент Рейган, какие бы речи ни писали ему его спичрайтеры и что бы ни подсказывал ему не всегда ясный рассудок, действитель- но верил в возможность сосуществования США и СССР, но сосуществования, основой которого являлся вовсе не ядерный баланс сил в бессмысленной гонке вооружений. Он мечтал о мире без ядерного оружия. Точно такого же мнения придерживался и новый Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачев, что выяснилось во время их довольно необычной взволнованной встречи, проходившей в 1986 году в арктическом сумраке осенней Исландии.------- «Холодная война» закончилась, когда одна из сверхдержав (а может быть, и обе) осознала зловещую абсурдность гонки ядерных вооружений и когда каждая признала искренность желания противника положить ей конец. Возможно, советскому лидеру было проще взять на себя эту инициативу, чем американскому, поскольку «холодная война» никогда не рассматривалась Москвой как крестовый поход, какой ее видели в Вашингтоне, где должны были считаться с активным общественным мнением. С другой стороны, именно эта причина мешала советскому лидеру убедить Запад в том, что он действительно собирается сделать то, что говорит. Поэтому мир столь многим обязан Михаилу Горбачеву, который не только взял эту инициативу на себя, но смог в одиночку убедить американское правительство и остальной Запад в твердости своих намерений. Однако не стоит недооценивать и вклад президента Рейгана, простодушный идеализм которого преодолел мощное противодействие идеологов, фанатиков, карьеристов и профессиональных военных. Практическое прекращение «холодной войны» было оформлено на двух встречах на высшем уровне—в Рейкьявике (1986) и Вашингтоне (1987). Стало ли окончание «холодной войны» причиной распада советской системы? Два этих события исторически отделены друг от друга, хотя, безусловно, связаны между собой. Советский тип социализма претендовал на то, чтобы стать мировой альтернативой капиталистической системе. Поскольку капитализм так и не рухнул и не выказывал никаких признаков разрушения (хотя кто знает, что могло бы случиться, если бы все социалистические страны и должники из числа стран третьего мира в 1981 году одновременно пере- «Холодная война» стали платить свои долги Западу), перспективы социализма в качестве мировой альтернативы зависели исключительно (,'т ,?го способности конкурировать с мировой капиталистической экономикой, реформированной после Великой депрессии и Второй мировой войны и сделавшей большой шаг вперед в 1970-е годы в результате постиндустриальной революции в сфере коммуни- каций и информационных технологий. То, что социализм все больше проигрывает эту гонку, стало очевидно уже после 1960 года. Он перестал быть конкурентоспособным. Поскольку соревнование двух политических, военных и идеологических сверхдержав приняло форму конфронтации, это отставание стало разрушительным для СССР. СССР и США подвергали свои экономические системы слишком большим перегрузкам и деформациям в результате масштабной и крайне дорогостоящей гонки вооружений, однако мировая капиталистическая система смогла справиться с тремя триллионами долларов долгов— главным образом на военные расходы, которые в 1980-6 годы наделали США, до этого являвшиеся самым большим государством-кредитором. В то же время ни в СССР, ни за рубежом не нашлось никого, кто взял бы на себя расходы по столь же огромной перегрузке советской экономики, составлявшие гораздо большую долю в производстве (почти 25%) по сравнению с 7% от огромного валового национального продукта США, шедшими на военные расходы в середине 198о-х годов. Благодаря историческому везению и проводимой Соединенными Штатами политике экономика зависимых от них стран постепенно стала столь процветающей, что начала превосходить их собственную. К концу 1970-х годов производство в странах Европейского сообщества и Японии, вместе взятых, на 6о % превышало производство в США. И наоборот, союзники Советского Союза и зависимые от него государства никогда не стояли на собственных ногах. Они оставались источником постоянной ежегодной утечки десятков миллиардов из советского бюджета. Москва надеялась, что отсталые страны мира, в географическом и демографическом отношении составлявшие 8о % земного шара, после того как в них произойдут революции, перевесят мировое господство капитализма. Однако они не имели развитой экономики. В технической области, где превосходство Запада стремительно увеличивалось, они вообще не выдерживали никакого сравнения. Одним словом, «холодная война» с самого начала была войной противников с неравными возможностями. Но социализм погубило не противостояние капитализму и олицетворявшей его сверхдержаве. Скорее всего, причиной этого стало сочетание все более очевидных и разрушительных дефектов социалистической экономики и все расширяющегося вторжения в нее гораздо более передовой, влиятельной и динамичной мировой капиталистической экономики. Идеологи «холодной войны» считали капитализм и социализм, т. е. «свободный мир» и «тоталита- «Золотая эпоха» ризм», двумя краями непреодолимой пропасти и отвергали любую попытку преодолеть эту пропасть, но если не брать в расчет взаимного самоубийства ядерной войны, именно эта пропасть и гарантировала выживание слабейшего соперника. Скрытая за железным занавесом, даже малоэффективная и ослабленная, планируемая сверху, командная экономика все же была жизне- способной (может быть, она постепенно ослабевала, однако не выказывала никаких признаков скорого коллапса) *. Именно взаимодействие экономических систем социалистического типа с мировой капиталистической экономикой, начавшееся в тдбо-е годы, расшатало социализм. Когда в igyo-e годы социалистические лидеры решили воспользоваться открывшимися перед ними возможностями мирового рынка (высокими ценами на нефть, доступными внешними займами и т. д.) вместо того, чтобы решать трудную проблему реформирования своей экономической системы, они сами вырыли себе яму (см. главу i6). Парадокс «холодной войны» заключался в том, что Советский Союз был побежден и в конце концов уничтожен не конфронтацией, а разрядкой. Тем не менее в одном вашингтонские апологеты «холодной войны» не ошибались. Реальная «холодная война», что мы легко можем-видеть в ретроспективе, закончилась вашингтонской встречей на высшем уровне в 1987 году. Однако в мировом масштабе ее нельзя было признать законченной, пока СССР не перестал быть сверхдержавой или державой вообще. Не так просто отменить сорокалетний период страхов, подозрений и выращивания военно-промышленных монстров. Колеса военной машины продолжали крутиться с обеих сторон. Подверженные профессиональной паранойе, секретные службы продолжали считать каждое действие противоположной стороны коварным ходом, направленным на усыпление бдительности противника. И лишь после крушения советской империи в 1989 году, распада и исчезновения са- мого СССР в 1989—199 1 годах стало невозможно притворяться и верить в то, что ничего не изменилось. V Но что же произошло на самом деле? «Холодная война» изменила международную сцену в трех отношениях. Во-первых, она отодвинула на второй план или вообще ликвидировала все прочие виды конфликтов и противостояний, формировавших мировую политику до Второй мировой войны. Некоторые из * Возьмем крайний случай — маленькую горную коммунистическую республику Албанию, бедную и отсталую, но жизнеспособную в течение примерно тридцати лет, когда она фактически изолировала себя от остального мира. Лишь после того, как стены, ограждавшие ее от мировой экономики, были снесены, она рухнула, превратившись в груду экономического мусора. «Холодная война них ушли в прошлое с «эпохи империи», а вместе с ней и соперничества между колониальными державами за контроль над зависимыми территориями. Другие конфликты прекратились потому, что все «великие державы», кроме двух, переместились во второй или третий эшелон международной политики, и их взаимоотношения имели теперь сугубо локальное значение. Фран- ция и Западная Германия после 1947 года зарыли топор войны не потому, что отпала вероятность нового франко-германского столкновения (французское правительство думало о нем постоянно) , а потому, что их совместная принадлежность к лагерю США и гегемония Вашингтона в Западной Европе не давали возможности Германии выйти из-под контроля. Но даже при таких условиях удивительно, как скоро исчезла из виду глазная забота государств после больших войн — забота победителей о восстановлении побежденных и забота побежденных о том, как преодолеть последствия своего поражения. Мало кто на Западе был всерьез озабочен скорым возвращением статуса великих держав Западной Германии и Японии, перевооруженных, хотя и не обладавших еще ядерным оружием, поскольку обе они фактически являлись послушными членами альянса, в котором главенствовали Соединенные Штаты. Даже Советский Союз и его сателлиты, хотя и предупреждали о германской опасности, горький опыт столкновения с которой у них имелся, делали это скорее из пропагандистских целей, чем вследствие реального страха. Москва опасалась не вооруженных сил Германии, а ракет НАТО, размещенных на ее территории. Однако после «холодной войны» могли возникнуть и другие конфликты между государствами. Во-вторых, «холодная война» заморозила соотношение сил в мире, стабилизировав обстановку, которая по сути являлась временной и неустойчивой. Наиболее ярким примером этого стала Германия. В течение сорока шести лет она оставалась разделенной de facto, если не dejure, на несколько секторов: западный, который в 1949 году стал Федеративной Республикой Германии, средний, ставший Германской Демократической Республикой в 1954 году, и восточный, лежащий за Одером и НеЙссе. Этот сектор, выслав из него большую часть немецкого населения, поделили между собой Польша и Советский Союз. Благодаря окончанию «холодной войны» и распаду СССР два западных сектора вновь объединились, а аннексированная СССР территория Восточной Пруссии оказалась отрезанной от остальной России Литвой, которая теперь стала независимым государством. Польше же пришлось довольствоваться обещаниями Германии признать границы 1945 года, которым она не верила. На стабилизация еще не означала мира. За исключением Европы, во времена «холодной войны» в остальных частях света продолжали воевать. В период с 1948 по 1989 годы едва ли можно найти хотя бы год, прошедший без серьезного вооруженного конфликта в мире. Эти конфликты контролировались и подавлялись из страха, что они могут спровоцировать ядерную войну 2 74 «Золотая эпоха» между сверхдержавами. Ирак издавна регулярно покушался на Кувейт—маленький богатый нефтью британский протекторат на северном побережье Персидского залива, получивший независимость в 1961 году. Эги притязания не приводили к войне, пока Персидский залив являлся горячей точкой в конфронтации двух сверхдержав. До 1989 года было ясно, что СССР—главный поставщик оружия Ираку—мог предотвратить любые региональные авантюры Багдада. Разумеется, развитие внутренней политики государств нельзя было заморозить подобным же образом (за исключением тех случаев, когда это развитие могло привести к прекращению лояльности государства по отношению к сверхдержаве, союзником которой оно являлось). США не были склонны тер петь коммунистов и их сторонников у власти в Италии, Чили или Гватемале, так же как и СССР не был готов отказаться от своего права посылать войска в «братские» государства, которые пытались выйти из-под контроля (Венгрия и Чехословакия). Советский Союз более болезненно, чем Соединенные Штаты, относился к разнообразию зависимых от него режимов, хотя имел гораздо меньше возможностей оказывать на них влияние. Еще до 1970 года СССР утратил контроль, который раньше имел над Югосл авией г Албанией и Китаем. Он вынужден был терпеть индивидуализм лидеров Кубы и Румынии; что же касается стран третьего мира, которые он снабжал оружием и которые разделяли его враждебность к американскому империализму, преследуя подчас совсем иные цели, то СССР совсем не имел реальной власти над ними. Почти ни одно из этих государств не допускало легального существования местных коммунистических партий. Тем не менее сочетание власти, политического влияния, подкупов и логики биполярности и антиимпериализма поддерживало более или менее стабильное разделение мира. За исключением Китая, ни одно значительное государство не переходило из одного лагеря в другой, разве только в случае внутренней революции, которую сверхдержавы не могли ни инициировать, ни предотвратить, в чем Соединенные Штаты убедились в 197о-е годы. Даже те союзники США, которые обнаружили, что их собственная политика все более подавляется альянсом (как поняла :-»то Германия после 1969 года в вопросе Ostpolitik), не вышли из создающего им все большие трудности блока. Политически бессильные, нестабильные и неза- щищенные государства, неспособные выжить в международных джунглях (особенно много их было в регионе между Красным морем и Персидским заливом), кое-как продолжали существовать. Тень ядерного облака гарантировала выживание не столько либеральным демократиям Западной Европы, сколько режимам наподобие Саудовской Аравии и Кувейта. «Холодная война» была лучшим временем для карликовых государств—лишь после ее окончания стала очевидна разница между решенными проблемами и теми, которые были отложены в долгий ящик. «Холодная |