Норманская теория - неи более чем вымысел. Доклад на тему Норманнская теория образования государства Россий. норманская теория не более чем вымысел
 Скачать 85.5 Kb.
|
|
ДОКЛАД ПО ИСТОРИИ РОССИИ ТЕМА: «НОРМАНСКАЯ ТЕОРИЯ – НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ ВЫМЫСЕЛ» 6 «В» класс СРЕДНЯЯ ШКОЛА №8 Составитель: Иванов Иван Иванович Учитель истории: Самойлова Надежда Викторовна г. Александров Владимирской области 2014 год План: Введение 3 Как писали русскую историю? 4 Норманская теория – не более чем вымысел 7 Список использованных источников 16 Введение Изучением и описанием прошлого России занимались многие русские историки: Татищев, Ломоносов, Карамзин, Ключевский, Костомаров, Соловьёв, Забелин. Иностранцы тоже много написали о русской истории. Например, Миллер, Шлёцер. У каждого из них было своё отношение и к России, и к её истории. Каждый давал свою оценку Российскому государству и его правителям. Поэтому, читая и сравнивая работы этих авторов, понимаешь, что всё ими написанное нельзя считать подлинной историей России. Это лишь разные исторические версии, предложенные разными историографами. В итоге наше знание и понимание русской истории зависит от того, каких авторов мы читаем, а, точнее, каких авторов нас приучают читать с самого детства. Ведь в каждой стране, у каждого народа есть так называемая официальная история. Есть она и у России. В этом докладе я расскажу о том, кем и когда писалась русская история. Как писали русскую историю?Создание всем известной сегодня версии русской истории началось в начале 17 века, после восшествия на престол первых Романовых. В 1762 году в посольском приказе в Москве была составлена «Большая государственная книга» или «Корень Российских государей», иначе называемая «Титулярник». В 1674 году вышло в свет первое официальное издание новой версии русской истории под названием «Синопсис», но лишь в 18 веке создание официальной версии истории России стало делом государственной важности, и было поставлено на научную основу. Принято считать, что первым русским историком был Василий Никитич Татищев, видный государственный деятель первой половины 18 века. Он управлял казёнными заводами на Урале, затем несколько лет был астраханским губернатором, занимался географией и экономикой. На протяжении двадцати лет Татищев собирал старинные русские исторические документы. На их основе он написал историю Российского государства и в 1740 году намеревался её напечатать, но издать этот уникальный труд в России оказалось невозможным. Тогда Татищев попытался опубликовать свою работу в Англии, но и эта попытка не увенчалась успехом. В чём же была причина? Оказывается, ещё в 1719 году Татищев прочитал список Нестора. Это была копия Радзивиловской летописи, которую четырьмя годами ранее Петр I привёз из Кёнигсберга. Татищев сделал для себя копию этого списка, а через некоторое время в Сибири у одного раскольника он нашёл ещё один список Нестора. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что это совершенно другой документ. Оказалось, что летопись Нестора была не одна. Мало-помалу Татищев собрал десяток таких списков. На их основе он составил свою работу и привёз её из Астрахани в Петербург, чтобы показать разным сведущим людям, которые, как он полагал, могли одобрить её и поддержать. Но вместо поддержки Татищев получил обвинение в вольнодумстве и ереси. В результате при жизни Татищева его многолетний труд так и не увидел свет, а впоследствии вообще был потерян. То, что сегодня принято называть историей Татищева – это всего лишь его дневники, выпущенные через несколько лет после смерти учёного под редакцией Герарда Миллера, российского историографа немецкого происхождения, одного из основоположников традиционной русской истории. В своём предисловии к первому тому Миллер откровенно написал, что он исправил татищевский текст: «В подлиннике иногда находятся описки в собственных именах иностранных писателей, народов и городов… …поручили мне исправления вышеупомянутых мест, и сие принял я на себя тем охотнее, чем показалось мне нужно, особливо, когда дело дошло до тех глав, которые переведены из древних Греческих и Латинских писателей» Насколько основательно Миллер отредактировал тексты Татищева, не могли определить даже его современники, потому что ни подлинных черновиков, ни других рукописей истории Татищева никто не видел. Более того, в этом издании Миллера почему-то не оказалось первой части труда Татищева, в которой описана история Руси до Рюрика. Так что называть Татищева родоначальником русской историографии можно весьма условно, а подлинными авторами официальной российской истории, как это ни удивительно, являются историки-иностранцы. Последние триста лет и в России, и в Европе мало кто говорит о том, что 18-й век был периодом яростной борьбы русского общества за право иметь свою, отечественную науку. Сейчас это трудно представить, но в то время сам факт существования в России своей собственной, российской науки был под большим вопросом. В этом праве не отказывалось ни одному европейскому народу, и только русским приходилось это доказывать в борьбе не только с европейскими учёными, но и с собственным правительством. В тридцатые годы 18-го века, во времена правления императрицы Анны Иоанновны, Россию просто захлестнул поток иностранцев, в том числе из учёного сословия. В то время из 89 академиков Российской Академии Наук только 17 были русскими. Поэт Вяземский, известный в своё время острослов, называл Академию «немецкой слободой». У иноземных профессоров и академиков была полная власть в Петербургской Академии и в Гимназии, которая готовила будущих студентов. Процесс преподавания как будто специально был построен таким образом, чтобы из стен гимназии не вышло ни одного действительно образованного человека. Как гимназисты могли толком чему-либо научиться, если преподавание велось не на их родном русском языке, а исключительно на латыни и немецком? И всё потому, что преподаватели, выписанные из Германии, не знали русского языка и не хотели его изучать, а гимназисты не знали немецкого. За тридцать лет, с 1726 по 1755 годы гимназия не подготовила ни одного человека для поступления в Академию, но руководители Гимназии винили в этом не себя, не свою систему обучения, а русских учеников. Они заявляли, что русские просто не способны к обучению наукам, подготовить их к поступлению в Академию невозможно. Единственный выход для российской науки – это приглашать и специалистов, и студентов из Европы, что они и делали на протяжении долгого времени. Поэтому неудивительно, что основателями так называемой «научной версии» русской истории были учёные-иностранцы, а именно – немцы. Первым, кто заложил основы этой версии, был Готлиб Зигфрид Байер. Байер был одним из первых академиков Петербургской Академии Наук. В 1725 году приехать в Россию его пригласил президент Академии Блюментрост. Байер возглавил кафедру по восточным древностям и языкам. 12 лет Байер жил в России, изучал восточную культуру и трудился над созданием русской истории. Как он это делал – понять трудно, ведь древние русские летописи он не читал. За 12 лет пребывания в России он так и не выучил русский язык. Как пишет историк Ключевский, Байер просто не хотел его изучать. Так что человек, которому историки до сих пор поклоняются как одному из столпов русской исторической науки, не умел говорить и читать по-русски. Поэтому начальную историю России Байер изучал по иностранным источникам: греко-латинским, немецким, скандинавским. Неудивительно, что именно Байеру принадлежит авторство так называемой «норманской» теории происхождения Российского государства. Норманская теория – не более чем вымысел Именно Байер впервые заявил, что славяне были диким, варварским народом, не способным построить собственное государство, и что только якобы благодаря варяжским князьям русы наконец-то выбрались из тьмы невежества. О том, как хорошо Байер разбирался в русских исторических документах, красноречиво говорит, например, такой факт. Байер не знал, что первая опубликованная версия русской истории «Синопсис» – это не летопись, а учебник по истории. Да, наверное, ему и не надо было это знать, как и не надо было читать русские летописи. У историков-иностранцев в России была другая задача – написать такую версию русской истории, которую им заказали Романовы, и с этой задачей Готлиб Байер вполне справился. Он сочинил трактат «О варягах» (DISSERTATIO DE VARAGIS), который стал в дальнейшем основой так называемой «норманской» теории происхождения Руси. Продолжателем дела Байера стал тоже немец Герард Фридрих Миллер. Он тоже приехал в Россию в 1725 году, и тоже по приглашению Блюментроста. На тот момент Миллеру было всего двадцать лет, поэтому он стал не академиком как Байер, а сначала только академическим студентом недавно основанной Петербургской Академии Наук и преподавал в открывшейся при Академии Гимназии. В 1731 году в возрасте 25 лет, при поддержке секретаря канцелярии Академии немца Шумахера, Миллер уже стал профессором, и это несмотря на отсутствие самостоятельных исследований и согласия академиков. Через некоторое время он понял, что его единственный путь к успеху в России – это занятие русской историографией. В этом его поддержал академик Байер. Чтобы Миллер мог участвовать в разработке русских исторических источников, Байер посоветовал ему незамедлительно заняться изучением русского языка, чего сам Байер так и не сделал. С 1733 по 1743 годы Миллер работал в экспедиции на Камчатке и в Сибири, где разыскивал старинные документы. Изучение сибирских архивов он начал с Тобольска, затем перерыл архивы во многих других городах. Он нанимал писцов для переписки интересовавших его документов, и все эти копии привёз с собой в Петербург. Это множество документов – более тридцати томов – стало известно как «портфели Миллера». По какому принципу Миллер отбирал документы для копирования, и что стало с оригиналами – неизвестно. Так же как и неизвестно, какие из этих текстов действительно являются копиями, а какие были отредактированы или сочинены самим Миллером. В 1747 году Миллер возобновил свои отношения с Академией и официально был назначен на должность историографа с переходом в русское подданство. Интересно, что прежде чем заняться обработкой старинных документов, ему пришлось дать, выражаясь современным языком, подписку о неразглашении государственной тайны. А в 1749 году произошло знаменательное событие для русской исторической науки – Миллер подготовил речь, которую он собирался зачитать на торжественном заседании Академии. Называлась речь «О происхождении народа и имени российского». В ней Миллер развивал, как он считал – обоснованно, идею о скандинавском происхождении русского государства, предложенную Байером. Речь вызвала негодование академиков. Михаил Ломоносов назвал речь «ночи подобной». Он недоумевал, почему автор упустил лучший случай восхвалить русский народ. Не только Ломоносов, но и Крашенинников, Попов и другие академики обвинили Миллера, что «Во всей речи он не показал ни одного случая к славе российского народа, но только упомянул о том больше, что к безславию служить может, а именно: как их многократно разбивали в сражениях, где грабежом, огнём и мечом пустошили и у царей их сокровища грабили». В результате речь признали предосудительной для России. Было принято решение речь эту отобрать и уничтожить. И вроде бы этот академический конфликт благополучно разрешился для русской науки, но через 18 лет речь Миллера всё-таки была издана в Швеции, а ещё через 100 лет прочно обосновалась на страницах учебников. Норманская теория происхождения российского государства стала официальной доктриной царской династии Романовых. В 1766 году благодаря князю Голицыну Миллер стал начальником Московского архива Коллегии иностранных дел. Это была не просто канцелярская должность. Миллера допустили к огромному архиву, чрезвычайно важному для русской истории. Здесь хранилась дипломатическая переписка московского правительства с конца 15 века. Документы сохранились в замечательной полноте. В этой атмосфере Миллер почувствовал себя как дома. Он начал систематическое описание архива, но не для составления описей пришёл на эту должность бывший академик. Он начал обрабатывать находившийся там материал. Более того, он хотел написать новую русскую историю, начиная со времени Лжедмитрия Первого. После скандальной речи «О происхождении имени и народа российского» с Миллера долго не спускал глаз Ломоносов. Он очень опасался его работ. Его нападки на Миллера были вызваны не личной антипатией. Ломоносов был патриотом, а в каждом произведении Миллера он видел «занозливость» и предосудительные речи в отношении русского народа. Ломоносов говорил, что Миллер «замечает только пятна на одежде российского тела, не замечая её украшений». Тем не менее, совершенно очевидно, что результаты деятельности Миллера вполне устраивали Романовых. Особо к Миллеру благоволила Екатерина Вторая. Его рукописную библиотеку она купила у него за двадцать тысяч рублей. Фантастическая по тем временам сумма. В 1761 году к Герарду Миллеру в качестве слуги поступил на службу Август Людвиг Шлёцер. Шлёцер никогда не стремился жить в России. Его мечтою был Восток, Египет, Палестина, но для подобного рода путешествий нужны были деньги, которых у него не было. По рекомендации одного из своих университетских учителей Шлёцер нашёл место в России. Это была работа учителя в доме Миллера. Постепенно Миллер стал привлекать Шлёцера к работе со своим архивом рукописей. Шлёцер быстро понял, что русская историография – это та область, которая может дать ему и быструю славу, и хорошие деньги. Он занялся изучением церковно-славянского языка. Через некоторое время Шлёцер стал адъюнктом. Ему очень хотелось утвердиться в Академии Наук, поэтому он представил на рассмотрение Академиков два своих плана: план разработки русской истории и план ознакомления с историей русского общества, то есть составление некой официальной исторической версии, и её последующая пропаганда. Шлёцер полагал, что для разработки русской истории все важнейшие источники, особенно летописи и иностранные известия о России, необходимо подвергнуть предварительной критической обработке, то есть русская история должна была быть такой, какой её сочинит Шлёцер. Ломоносов, прочитав этот план, пришёл в крайнее раздражение. Когда академики-немцы его одобрили, Ломоносов представил записку, в которой в очень резкой форме выразил своё мнение. По словам Ломоносова, «Суждение иностранных профессоров по этому предмету ничего не значит, ибо, как иностранцы, сами они о деле никакого понятия не имеют. Шлёцеру нужно ещё много учиться, чтобы быть профессором русской истории, и, наконец, для него просто нет места в Академии». Но Шлёцер думал иначе. Он считал, что способен написать не только учебник по истории России – Шлёцер занялся составлением русской грамматики, причём с очень оригинальным толкованием русских слов. Например, по его мнению, слово «боярин» было произведено от слова «баран», а русское слово «князь» – от немецкого «кнехт», что означает «слуга». Даже Миллер заявлял о том, что Шлёцера не следует допускать к русским документам, и вообще к изучению русской истории. Но Шлёцер попросил разрешения заниматься разработкой русской истории у самой Екатерины Второй и под её покровительством, и получил её согласие вместе с должностью академика. Свои сочинения он представлял на утверждение лично Екатерине. Более того, Шлёцеру открыли доступ во все библиотеки и архивы. Ломоносов писал об этом с горечью: «Беречь нечего. Всё открыто Шлёцеру сумасбродному». И вот на этого человека все русские историографы 19-го века, начиная с Карамзина и заканчивая Соловьёвым, смотрели как на первоучителя, родоначальника русской истории и руководствовались его приёмами. Возникает естественный вопрос, а где же были русские учёные? Почему работа по разработке русской истории оказалась в руках иностранцев? В каких ещё европейских странах местную историю описывали чужеземцы? В России, конечно же, были учёные, которые противостояли этому, и самым ярым защитником русской истории был Михаил Васильевич Ломоносов. В феврале 1742 года Михаил Васильевич Ломоносов поддержал жалобу, которую преподаватели и служащие Академии Наук подали в Сенат на секретаря и казначея Академии Шумахера и его зятя – библиотекаря Академии Тауберта. Несмотря на то, что в это время Ломоносов только что получил звание адъюнкта, которое, наконец-то, давало ему право на самостоятельную научную работу и участие в академических заседаниях, он не мог оставаться в стороне от борьбы своих коллег. В жалобе говорилось, что «никто из русских людей с начала Академии не произведён в профессоры, и даже учить русских юношей перестали». Со времени открытия Академии изменилось само понимание её назначения. Изначально Санкт-Петербургская Академия Наук была создана, чтобы готовить русских учёных. А в результате в русской Академии обучали иностранных студентов, которые, по прошествии времени, могли бежать в свои отечества. Иначе говоря, не наладив производство собственных учёных, Россия стала производить их для чужих стран, причём за собственные деньги. Следовательно, для России было всё равно – существует такая Академия или нет. Податели жалобы требовали превратить Академию Наук в русскую не только по названию. Для рассмотрения этой жалобы Сенат создал комиссию, в которую вошли люди, совершенно не разбиравшиеся в делах Академии и не имевшие о них никакого представления. После якобы тщательного разбирательства Сенатская комиссия заявила, что это выступление служащих Академии – всего лишь бунт черни, поднявшейся против начальства. В результате Сенатская комиссия вынесла просто чудовищное решение. Шумахер и Тауберт были признаны пострадавшей стороной, поэтому их решено было наградить, а русских учёных, осмелившихся выступить против иностранного засилья в русской науке, наоборот, постигло наказание. Некоторые из них были закованы в кандалы и посажены на цепь. В таком положении они находились около двух лет, но так и не отказались от своих показаний. Императрицей жалобщики были признаны виновными, но от наказаний освобождены, однако, из Академии они все были уволены. Конечно же, академики-иностранцы не упустили случая разделаться с Ломоносовым. За участие в бунте Сенатская комиссия потребовала для него смертной казни, или, в крайнем случае, наказание плетьми и лишение прав и состояния. Семь месяцев Ломоносов провёл под домашним арестом в ожидании высочайшего решения. Императрица требование комиссии не поддержала, и Ломоносов был освобождён от наказания. Но одновременно с этим ему вдвое уменьшили жалованье, и он должен был «за учинённую им предерзость» просить прощения у профессоров-иностранцев. Главный противник Ломоносова Миллер составил издевательское покаяние, которое Ломоносов публично произнёс и подписал. Это был первый и последний случай, когда Ломоносов был вынужден отказаться от своих взглядов. До конца своей жизни Ломоносов отдавал много времени занятиям русской историей. История для него была так же важна, как и естественные науки, поэтому он подверг резкой критике диссертацию Миллера «О происхождении имени и народа российского», дал уничтожающую характеристику трудов по русской истории Байера. Ломоносов так писал о Байере: «Мне кажется, что он немало походит на некоторого идольского жреца, который, окурив себя беленою и дурманом и скорым на одной ноге вертением, закрутив свою голову, даёт сумнительные, тёмные, непонятные и совсем дикие ответы». Несмотря на сильное противодействие академиков-иностранцев, Ломоносов неуклонно вёл борьбу за русскую науку. Благодаря ему, в составе Российской Академии Наук всё-таки появилось несколько русских академиков и адъюнктов. Однако, "в 1763 году по доносу Тауберта, Миллера, Штелина, Эпинусса и других Екатерина даже совсем уволила Ломоносова из Академии". Но вскоре указ об его отставке был отменён. Причиной была популярность Ломоносова в России и признание его заслуг иностранными академиями. Но и Миллер, естественно, не сдавался. Он добился отстранения Ломоносова от руководства географическим департаментом и сам занял его место. Более того, ещё при жизни Ломоносова Миллер пытался получить высочайшее указание на передачу в своё распоряжение всех материалов Ломоносова по русскому языку и истории. Но в полной мере Миллер отомстил Ломоносову уже после смерти великого русского учёного. На следующий же день после его кончины, по приказу Екатерины Второй, был конфискован и безследно исчез архив Михаила Васильевича. Вероятно, Миллер всё-таки добрался до уникального архива и просто уничтожил его. Зато через семь лет после смерти Михаила Васильевича под полным контролем Миллера был выпущен его труд "Древняя Российская история", который сам Ломоносов так и не смог издать при жизни. Когда читаешь эту работу, становится совершенно непонятно, почему Ломоносов столько лет вёл борьбу с немецкими профессорами и обвинял их в фальсификации русской истории. В каждой строчке Ломоносов во всём с ними соглашается. Получается, что публично Ломоносов боролся против немецких творцов русской истории, а дома, в тиши своего кабинета, тайно писал такую версию истории, которая практически полностью совпадала с версией его главного противника Миллера. Складывается впечатление, что эту работу писал не Ломоносов, а Миллер. Не удивительно, что многие исследователи трудов Ломоносова сомневались в подлинности этого произведения, но обосновать свои сомнения ничем не могли. Заключение Итак, возникает проблема. Верно ли, что под именем Ломоносова было напечатано совсем не то, что Ломоносов на самом деле написал? Если да, то кто автор подделки? К решению этой задачи стало возможным подойти с помощью разработанного в семидесятые годы прошлого века метода идентификации авторства, основанного на найденном В.П.Фоменко и Т.Г.Фоменко авторском инварианте. Этот инвариант (частота употребления всех служебных слов – предлогов, союзов и частиц) позволяет обнаруживать плагиат и выявлять писателей с близким авторским стилем. В результате вычислений, произведённых русскими учёными Н.С. Келлиным (ИПМ им. М.В. Келдыша РАН), Г.В. Носовским (МГУ им. М.В. Ломоносова) и А.Т. Фоменко (МГУ им. М.В. Ломоносова), выяснилось, что авторский инвариант Миллера оказался равным 28 процентам! Это исключительно большое значение инварианта, не характерное для русских авторов. Авторский инвариант Ломоносова составляет 20-21 процент. Совершенно другая картина наблюдается в случае "Древней Российской истории". Авторский инвариант в её тексте неустойчив и разбросан в пределах 24-27 процентов. Из этого можно сделать достаточно уверенный вывод, что "Древняя Российская история" перу Ломоносова, скорее всего, не принадлежит. При этом значение инварианта для "Древней Российской истории" идеально согласуется со значением, присущим работам Г.Ф.Миллера. Конечно, это ещё не доказывает, что "Древняя Российская история" подделана именно Миллером. Обнаружен лишь факт подделки. Однако, в силу всего сказанного выше, гипотеза о том, что труд Ломоносова по русской истории был подделан именно Миллером, выглядит очень правдоподобно. Эта гипотеза усиливается тем фактом, что значение инварианта для Миллера (и "Древней Российской истории" якобы Ломоносова) является очень редким, необычным для русских авторов. Это, естественно, уменьшает вероятность случайного совпадения инварианта у Миллера и у человека, подделавшего "Древнюю Российскую историю". И усиливает впечатление, что этим человеком был именно Миллер. И сегодня подавляющее большинство русских академиков считает изданный Миллером труд Ломоносова – грубой фальшивкой. Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что норманскую теорию образования российского государства можно считать, в лучшем случае, не более чем гипотезой, но и этого она не заслуживает, и должна быть отвергнута как лживая и унижающая Россию, и, ни в коем случае, нельзя преподавать её, как аксиому или постулат. Список использованных источников 1) А.Т.Фоменко. "Авторский инвариант русских литературных текстов". В сборнике "Методы количественного анализа текстов нарративных источников". М., АН СССР, Институт Истории СССР, 1983. 2) М.Т.Белявский. М.В.Ломоносов и основание Московского университета. К 200-летию Московского университета (1755-1955). Под редакцией академика М.Н.Тихомирова. - Москва, изд-во МГУ, 1955. 3) http://www.chronologia.org/ |