Книга. [bookap.info] Грин. Искусство обольщения для достижения власти. Обольщения для достижения

• Название: Обольщения для достижения
• Анкор: Книга
• Дата: 11.09.2022
• Размер: 2.82 Mb.
• Имя файла: [bookap.info] Грин. Искусство обольщения для достижения власти.doc
• Тип: Документы; #671639
• страница: 10 из 39

Символ: Лампа. Невидимый глазу ток, текущий по заключенной в стеклянную колбу проволочке, накаляет ее добела, так что тепло переходит в ослепительное сияние. Мы же видим только свет. Лампа светит, прогоняя мрак и указывая путь.


Возможные опасности
В один прекрасный майский день 1794 года парижане собрались в парке на празднество Верховного Существа. В центре их внимания был Максимильен де Робеспьер, глава Комитета общественной безопасности, поскольку именно ему в первую очередь принадлежала идея проведения этого праздника. Идея была проста: бросить вызов атеизму, «признав существование Верховного Существа и Бессмертия Души как основных движущих сил во Вселенной».

Для Робеспьера то был день триумфа. Представ перед собравшимися в своем небесно-голубом фраке и белых чулках, он объявил о начале празднества. Толпа его обожала: как бы там ни было, ведь это именно он был гарантом идеалов Французской революции, неуклонно проводя свою линию и противостоя последовавшему за революцией взрыву политического интриганства. За год до описываемых событий он стал инициатором Террора и очистил революцию от многих врагов, отправляя их на гильотину. Благодаря Робеспьеру страна успешно вышла из войны с Австрией и Пруссией. В народе — особенно это относилось к женщинам — его любили за неподкупную добродетель (он жил чрезвычайно скромно), бескомпромиссность и страстную преданность революции, которая ощущалась во всех его поступках и словах, а также за возвышенность и пылкость речей, неизбежно вдохновлявших массы. Он сам казался божеством. День был великолепным, все сулило революции великое будущее.

Двумя месяцами позже, 26 июля 1794 года, Робеспьер выступал с речью. Речь эта должна была обеспечить ему особое место в истории, ведь в ней он намеревался провозгласить конец Террора и начало новой эры для Франции. Поговаривали также, что он собирается объявить о казни на гильотине последней горстки людей, представлявших угрозу для революции. Поднявшись на трибуну, Робеспьер обратился к Конвенту — революционному парламенту страны. На нем был тот же самый фрак, в котором он открывал праздник в мае. Речь длилась без малого три часа и содержала вдохновенные и красочные описания всех тех ценностей и идеалов, которые надлежало сохранять. Затем оратор заговорил о заговорах, предательстве и врагах, впрочем, не называя ничьих имен.

Речь воспринимали хорошо, но энтузиазм был явно не таким, как раньше. Многих долгое выступление утомило. Затем послышался одиночный выкрик — один из собравшихся, Бурдон, возражал против того, чтобы речь Робеспьера была напечатана. Это было не что иное, как завуалированное выражение несогласия. И вдруг голоса послышались со всех сторон — оратора обвиняли в неопределенности и расплывчатости обвинений: говоря о заговорах и предателях, он должен быть назвать имена виновных. От него потребовали конкретного ответа, он отказался его дать, сказав, что назовет имена позже. На другой день Робеспьер попытался ответить на вчерашние упреки, но собравшиеся криками заглушили его и не дали говорить. А еще через несколько часов его самого приговорили к казни на гильотине. Робеспьер был казнен 28 июля, на глазах у тех самых граждан, что рукоплескали ему в мае на празднике Верховного Существа и теперь, казалось, пребывали в еще более праздничном настроении. Голова Робеспьера скатилась в корзину, что вызвало в толпе радостные возгласы. Царство Террора закончилось. Многие из тех, кто превозносил Робеспьера, на самом деле испытывали к нему все возрастающую неприязнь — уж слишком добродетельным, слишком величественным он был, это подавляло. Кое-кто участвовал в заговоре, составленном против него. Заговорщики только ждали, чтобы он допустил хоть небольшой промах, и это произошло в день его последнего выступления. Отказавшись назвать имена врагов, он, возможно, проявил желание покончить с кровавой резней, а может быть, не назвал предателей из страха, догадываясь, что будет ими уничтожен. С помощью заговорщиков из этой крохотной искры сомнения удалось раздуть целый пожар. За два дня вначале Конвент, а затем и весь народ повернулись против носителя харизмы, которого совсем недавно почти обожествляли.

Харизма настолько же непостоянна, как и те эмоции, которые она пробуждает. Чаще всего она вызывает чувство любви. Но ее и подобные чувства крайне трудно поддерживать. Психологи говорят о феномене эротического утомления — моменте, наступающем после периода любви, когда человек ощущает усталость, раздражение. Реальная жизнь дает себя знать, утомление постепенно накапливается, любовь оборачивается отвращением и ненавистью. Эротическое утомление представляет собой реальную угрозу для всех Харизматиков. Часто они вызывают чувство любви к себе, спасая людей, находя выход в трудных обстоятельствах, но стоит ситуации стабилизироваться, как харизма теряет для спасенных свою притягательность. Харизматики — не какие-нибудь трудяги-чиновники, им показаны опасность и риск; некоторые, ощущая это, сознательно позволяют опасности возникнуть, так поступали де Голль и Кеннеди, с этой целью Робеспьер развязал Террор. Но народ устает и от этого, поэтому при первом же проявлении слабости вы будете свергнуты. Любовь, которую испытывали к вам люди, тут же превратится в ненависть.

Единственной защитой от этого может быть умение управлять своей харизмой. Ваши страсть, гнев, уверенность помогут вам сделаться Харизматиком. Однако харизма в слишком больших количествах в течение продолжительного времени вызывает утомление и потребность в спокойствии и порядке. Поэтому наиболее предпочтительна такая харизма, которую вы способны направлять в нужное вам русло по собственной воле. Если требуется, вы зажигаете массы блеском своей убежденности и непреклонной твердости. Но, когда приключения закончились, надо суметь снизить пафос и заняться рутинными делами, не совсем отключая горение страстей, но снижая температуру до нужного вам градуса. (Робеспьер, возможно, именно так и собирался поступить, но опоздал буквально на день.) Оценив по достоинству вашу выдержку и способность адаптироваться, окружающие снова будут восхищаться вами. Их любовь к вам, пройдя стадию романтической влюбленности, будет напоминать теперь ровное и спокойное чувство, как у супругов. Можно даже рискнуть показаться слегка скучноватым, простоватым — и такая роль может быть весьма харизматичной, если играть ее с умом. Помните: харизма зависит от успеха, а лучший способ удержать успех после первого взрыва — быть практичным и предусмотрительным, даже осторожным. Мао Цзэдун был холодным, загадочным человеком, который в глазах многих обладал устрашающе-грозной харизмой. Он многократно терпел в жизни неудачи, каждая из которых могла оказаться последней для человека менее сильного и умного. А Мао после каждого провала отступал, затихал, проявлял терпимость и гибкость — на какое-то время! Это предохраняло его от опасности обратной реакции.

Имеется еще одна, альтернативная возможность: роль воинствующего пророка. Согласно Макиавелли пророк, хотя он и получает власть благодаря своей харизматической личности, не сможет удерживать ее долго, если не обладает необходимой для этого силой. Ему требуется армия. Народ рано или поздно устанет от него, он будет вынужден прибегнуть к принуждению. Быть вооруженным пророком не обязательно означает буквально держать в руках оружие. Главное условие — обладать волевой личностью, быть способным на действенные, решительные поступки. К сожалению, это также означает безжалостность к противнику на протяжении всего времени, пока вы удерживаете власть. А ни у кого не может быть более злобных врагов, чем у Харизматика.

И последнее: нет ничего опаснее, чем добившийся успеха харизматический лидер. Это, как правило, выдающийся человек, правление которого носит выраженный личностный характер и отмечено необузданностью его натуры. Часто после себя такие правители оставляют хаос. Тому, кто идет следом за Харизматиками, достаются в наследство неразбериха и разруха, причем окружающие этого, как правило, не замечают. Они тоскуют по своему любимцу и во всем обвиняют преемника. Избегайте этой ситуации любой ценой. Если же она неизбежна, не пытайтесь продолжать начатое Харизматиком, двигайтесь в другом направлении. Будьте человеком дела, а не слов, внушайте доверие, говорите без пафоса, и тогда вы, может статься, вызовете странный тип харизмы — по контрасту. Таким был Гарри Трумэн, которому удалось не только успешно справиться с ролью преемника Рузвельта, но и создать собственный тип харизмы.


Звезда
Будничная жизнь невыносима, и большинство людей только и думает о том, как бы убежать в мир фантазий и грез. Звезды используют эту человеческую слабость: они выделяются среди остальных благодаря своей яркости и неповторимости, они приглашают любоваться ими. В то же время они недоступны и будто бесплотны, держатся на расстоянии, и мы невольно фантазируем, представляя их более значительными, чем они есть на самом деле. Они напоминают мечту, и это сильнейшим образом будоражит наше подсознание, мы даже сами себе не отдаем отчет в том, сколь во многом им подражаем. Научитесь этому искусству, станьте объектом восхищения, создав образ блестящей и недоступной Звезды.


Звезда-Фетиш
Однажды в 1922 году в Берлине проходил отбор на роль в фильме «Трагедия любви». Режиссеру требовалась для этой роли молодая красавица, роскошная и чувственная. На кастинг явились сотни претенденток — молодых актрис, разодетых одна наряднее другой. Большинство из них было готово на любые ухищрения, чтобы привлечь взгляд режиссера, вплоть до выставления напоказ своих прелестей. Среди них особняком держалась одна девушка, просто и скромно одетая, не прибегавшая ни к каким ухищрениям. И все же она обращала на себя внимание.

Девушка держала на поводке собачонку, у которой вместо ошейника вокруг шеи вилось элегантное ожерелье. Директор по кастингу сразу взял ее на заметку, приглядывался к ней, пока она спокойно стояла в очереди со щенком на руках, о чем-то глубоко задумавшись. Потом она закурила сигарету, все движения ее были неспешными и грациозными. Она была хороша: стройные ноги, удивительно красивое лицо, плавная походка, некоторая холодность и отстраненность взгляда. К тому моменту, когда подошла наконец ее очередь, она уже была принята на роль. Звали ее Марлен Дитрих.

К 1929 году, когда режиссер Иозеф фон Штернберг, американец австрийского происхождения, приехал в Берлин, чтобы приступить к съемкам фильма «Голубой ангел», двадцатипятилетняя Марлен Дитрих была уже широко известна в берлинских театральных и кинематографических кругах. Сценарий «Голубого ангела» повествовал о женщине по имени Лола-Лола, хищнице, садистке и охотнице на мужчин. Все лучшие берлинские актрисы мечтали заполучить главную роль, кроме, кажется, Дитрих, которая заявила, что считает ее унизительной. Фон Штернбергу предстоял выбор. Вскоре по прибытии в Берлин Штернберг отправился на представление мюзикла. Он собирался поглядеть на актера, которого планировал взять на мужскую роль в «Голубом ангеле». Главную женскую партию в мюзикле исполняла Дитрих, стоило ей появиться на сцене, и Штернберг почувствовал, что не может отвести от нее глаз. Она глядела на него прямо, надменно, это был мужской взгляд, и в то же время у нее были потрясающие ноги, а эта вызывающая, чертовски соблазнительная поза, когда она прислонилась к стене... Фон Штернберг забыл об актере, на которого пришел посмотреть. Он нашел свою Лолу-Лолу.

Фон Штернбергу удалось уговорить Дитрих принять участие в съемках фильма; незамедлительно приступив к работе, он начал лепить из нее Лолу-Лолу своей фантазии. Он изменил ей прическу, провел серебристую линию вдоль носа, чтобы нос казался тоньше, он научил ее глядеть в камеру с той же презрительной надменностью, с какой она взглянула на него со сцены. Когда начались съемки, он разработал специально для нее особое освещение — яркий луч, в котором она постоянно находилась. Он был пленен своим творением и неотступно следовал за ней, никому не давая приблизиться.

«Голубой ангел» прошел в Германии с триумфом. Зрители были в восторге от Дитрих: ее холодный, циничный взгляд, ее неподражаемая манера вытягивать стройные ноги, так что виднелось нижнее белье, ее непринужденность сделали ее звездой экрана. Не только сам Штернберг, но и многочисленные зрители были покорены ею. Последним желанием некоего графа Коловрата, умиравшего от рака, было увидеть ноги Марлен живьем, а не на экране. Дитрих согласилась посетить его в больнице и приподнять подол юбки; он вздохнул и произнес: «Благодарю вас. Теперь я могу умереть спокойно». Через некоторое время студия «Парамаунт» пригласила Дитрих в Голливуд, где вскоре о ней заговорили буквально все. На приемах и вечерах на нее устремлялись глаза всех собравшихся, как только она входила в комнату. Ее постоянно сопровождал эскорт, состоящий из самых красивых мужчин Голливуда, наряды ее были в равной мере красивы и оригинальны — пижама из золотой парчи, например, или матросский костюм с шапочкой яхтсмена. А на следующий день ее облик старательно копировали сотни женщин но всему городу, затем появлялись иллюстрации в журналах, и новая мода начинала путь по всему миру.

И все же основным объектом восхищения и поклонения было, несомненно, лицо Дитрих. Штернберг был покорен этим лицом, напоминавшим ему чистый лист бумаги — он мог творить из него все что угодно, просто играя с освещением. Позднее Дитрих прекратила работать со Штернбергом, но навсегда запомнила то, чему он ее научил. Однажды в 1951 году режиссер Фриц Ланг, который собирался снимать ее в фильме «Ранчо с недоброй славой», проезжал вечером мимо своего кабинета и вдруг увидел в окне вспышку света. Решив, что это ограбление, он вышел из машины, взбежал вверх по ступенькам и заглянул в кабинет сквозь приоткрытую дверь — он увидел Дитрих, которая фотографировала себя в зеркале, разглядывая собственное лицо под самыми разными углами.
Марлен Дитрих как будто удавалось держаться на расстоянии от самой себя: она была способна отстраненно воспринимать собственные лицо, ноги, тело, словно они принадлежали не ей, а кому-то другому. Это позволяло ей лепить свой облик, изменяя внешность для достижения наиболее сильного эффекта. Она могла позировать, намеренно прибегая именно к такой пластике, которая казалась мужчинам особенно волнующей, а ее уникальное свойство — своего рода незаполненность, сравнимая с чистотой белого листа,— позволяла им дорисовывать остальное в своем воображении, приписывая ей то садизм, то чувственность, то опасность. Каждый мужчина, увидев ее на экране, начинал мечтать о ней, начинал фантазировать. Женщины также поддавались ее чарам; как кто-то сказал о ней, она воплощала собой «секс без пола». Но эта отстраненность от самой себя придавала ей и определенную холодность как в кино, так и в жизни. Она напоминала прекрасную вещь, которую можно боготворить, которой можно восторгаться подобно тому, как мы восторгаемся произведениями искусства.

Фетиш — это предмет, вызывающий у нас такую сильную эмоциональную реакцию, что он как бы оживает. Поскольку это неодушевленный предмет, то мы вольны наделять его в своем воображении любыми качествами. Люди в большинстве своем темпераментны, сложны и наделены слишком яркими личностными характеристиками, чтобы их можно было воспринимать как подходящие для фетишизации объекты. Власть Звезды-Фетиша зиждется на ее способности стать предметом, причем не просто вещью, а именно предметом фетишизации и поклонения, стимулирующего появление фантазий. Звезда-Фетиш совершенна, подобно статуе греческого бога или богини. Сила ее воздействия на людей поразительна, она чарует. Главное, что от нее требуется,— это способность дистанцироваться от самое себя. Если вы сами будете рассматривать себя как предмет, то и другие тоже станут вас так воспринимать. Воздушный, волшебный облик усилит эффект.

Вы — пустой экран, чистый листок. Скользите по жизни, никому не даваясь в руки, и у окружающих возникнет непреодолимое желание поймать вас и подчинить себе. Из всех частей тела, которые могут привлечь фетишистское внимание, важнейшим является лицо, так научитесь управлять своим лицом, как инструментом. Добейтесь, чтобы от него исходила обворожительная неопределенность, бьющая наповал. Поскольку нужно еще и выделиться среди прочих Звезд на небосклоне, вам потребуется выработать собственный, привлекающий внимание стиль. Дитрих великолепно владела этим искусством и применяла его на практике: стиль ее был ослепительно шикарным и неотразимо экстравагантным. Помните, ваши внешние данные — это материал, из которого вы можете лепить образ по своему усмотрению. Овладев этим искусством, вы добьетесь того, что окружающие признают ваше превосходство и почувствуют потребность подражать вам.


Она обладала таким естественным изяществом... такой сдержанностью движений, что была неотразима, как женщины с полотен Модильяни. ...Ей было свойственно качество, необходимое для звезды: способность оставаться величественной, даже когда она ничего не делала.
Берлинская актриса Лили Дарвас о Марлен Дитрих

Звезда-Миф
2 июля 1960 года, за несколько дней до открытия ежегодного национального партийного съезда демократов, бывший президент Гарри Трумэн публично заявил, что Джон Ф. Кеннеди, хотя и набрал на предварительных выборах достаточное количество голосов, чтобы быть избранным в качестве кандидата в президенты от своей партии, слишком молод и неопытен. Кеннеди отреагировал молниеносно: он созвал пресс-конференцию, которая должна была выйти по телевидению в прямом эфире и транслироваться на всю страну. Драматизм усиливался тем обстоятельством, что сам он в тот момент находился в отъезде, так что никто не видел его и ничего о нем не слышал вплоть до самой передачи. И вот точно в назначенное время Кеннеди уверенной походкой вошел в зал для пресс-конференций. Он начал с утверждения, что участвовал в предварительных выборах во всех штатах, это стоило немалых денег и усилий, и повсюду он побил своих соперников в честной борьбе со значительным преимуществом. Кто такой Трумэн, чтобы тормозить демократический процесс? «Это молодая страна,— говорил Кеннеди, постепенно повышая голос,— основанная молодыми людьми... и до сих пор молодая сердцем... Мир меняется, старые методы более не пригодны... Пришло время нового поколения руководителей, способных справиться с новыми проблемами и использовать новые возможности». Даже недруги Кеннеди согласились, что речь, произнесенная им в тот день произвела впечатление. Он обернул доводы Трумэна в свою пользу: теперь предметом обсуждения была не неопытность молодого кандидата, а монополия старого поколения на власть. Содержание речи было убедительным, манера говорить подкупала, а его имидж напоминал героев популярнейших голливудских фильмов того времени: Алана Лэдда в вестерне «Шейн» или Джеймса Дина в «Бунтовщике без причины». На Дина Кеннеди даже немного походил внешне, особенно спокойным, невозмутимым выражением лица.

Спустя несколько месяцев Кеннеди, которого к этому времени уже утвердили в качестве кандидата в президенты от партии демократов, готовился к атаке на своего соперника — республиканца Ричарда Никсона в первых дебатах, транслируемых по национальному телевидению. Никсон, человек умный и проницательный, прекрасно подготовился: он знал ответы на вопросы и держался с апломбом, он цитировал данные статистики, свидетельствовавшие о достижениях администрации Эйзенхауэра, где ему довелось трудиться в качестве вице-президента. Но в ослепительном свете софитов на черно-белом экране он казался призраком: под глазами припудренные, но все же заметные мешки, по лбу и щекам стекают струйки пота, на лице видна усталость, бегающие глаза беспокойно помаргивают, все тело сковано и неподвижно. Почему он так нервничает? Контраст между ним и Кеннеди был поразительным. Если Никсон смотрел только на своего оппонента, то Кеннеди обращался взглядом к аудитории, устанавливал с ней контакт, заглядывал прямо в глаза американцам, сидящим у себя в гостиных, чего ранее не делал ни один из политиков. Никсон приводил цифры, данные статистики, надолго застревал на ненужных деталях. Кеннеди витийствовал о свободе, о построении нового общества, о втором обретении пионерского духа Америки. Его речь была искренней и вдохновенной. В словах не было ничего конкретного, но в воображении слушателей невольно рисовалось прекрасное будущее.

На другой день после дебатов рейтинг Кеннеди подскочил до небес, повсюду, где бы он ни появился, его приветствовали толпы юных девушек, которые визжали и прыгали от восторга. Он напоминал великолепного демократического принца, а рядом была принцесса — его красавица жена Джеки. Теперь каждое его выступление по телевидению становилось событием. Разумеется, он выиграл выборы и был избран президентом. Речь, произнесенная им во время церемонии инаугурации, которую также транслировало телевидение, произвела огромное впечатление. День был пасмурный и по-зимнему холодный. На заднем плане можно было видеть сидящего Эйзенхауэра. Он был в плотном пальто, зябко кутался в теплый шарф и казался совсем старым и измученным. Кеннеди вышел с непокрытой головой, в одном костюме. Он обратился к нации: «Я не верю, что кто-то из нас с вами хотел бы поменяться страной с другими людьми или эпохой — с другими поколениями. Наша энергия, вера, преданность осветят нашу страну и всех, кто ей служит, и сияние этого огня поистине сможет осветить весь мир».

В последующие месяцы Кеннеди давал бесчисленные пресс-конференции перед телевизионными камерами, на такое прежде не отваживался ни один президент. Он бесстрашно представал перед вспышками объективов, не увиливая, отвечал на вопросы хладнокровно и слегка иронично. Что скрывалось там, за этими глазами, за этой улыбкой? Людям хотелось знать о нем как можно больше. Журналы и газеты поддразнивали читателей, бросая им крохи информации: фотографии Кеннеди с супругой и детьми или Кеннеди, играющего в футбол на газоне Белого Дома, интервью, рисовавшие портрет преданного семьянина, который, однако, не упускал случая пообщаться на равных с блестящими знаменитостями. Образы сплавлялись в единую массу: космическая гонка, Корпус мира, Кеннеди, противостоящий Советскому Союзу во время Карибского кризиса, точно так же, как незадолго до этого он противостоял Трумэну.

После того как Кеннеди был убит, Джеки, его вдова, рассказала в одном из интервью, что перед сном он частенько слушал саундтреки бродвейских мюзиклов. Больше всего ему нравился «Камелот», особенно одно место, где есть такие строки: «Пусть же не забывают: / Было когда-то место, / Что Камелотом звалось, / Хотя и длилось все это / Лишь краткий сияющий миг». У Америки еще будут великие президенты, сказала Джеки Кеннеди, но никогда не будет «другого Камелота». Имя «Камелот» так и пристало, придав тысяче дней президентства Кеннеди оттенок мифа.
Кеннеди сознательно обольстил американский народ, за его действиями стоял расчет. В них было больше от Голливуда, чем от Вашингтона, и неудивительно: отец Кеннеди, Джозеф, был некогда кинопродюсером, а сам Кеннеди проводил время в Голливуде, общаясь с актерами и стараясь понять, благодаря чему они сумели стать звездами. Особенно он восхищался Гари Купером, Монтгомери Клифтом и Гари Грантом; Гранту он не редко звонил и советовался с ним по самым разным вопросам.

Голливуду удалось сплотить целую страну вокруг определенных тем, или мифов,— таких, например, как великий миф американского Запада. Известнейшие звезды воплощали мифические архетипы: Джон Уэйн — мудрый, опытный патриарх, Клифт — бунтарь прометеевского толка, Джимми Стюарт — благородный герой, Мэрилин Монро — сирена. Это были уже не простые смертные, а боги и богини, достойные того, чтобы о них мечтали и грезили тысячи. Все действия Кеннеди вписывались в голливудские стандарты. Он не просто дискутировал со своими оппонентами, но и устраивал из этого спектакль. Он явно, по-актерски позировал — будь то с женой, с детьми или один. Он копировал выражение лица и облик разных актеров — Дина, Купера. В обсуждение политических тонкостей он не углублялся, но блистал красноречием, затрагивая великие мифы, вокруг которых можно было объединить, сплотить нацию. И все делалось с расчетом на телевидение, поскольку Кеннеди существовал для большинства в виде телевизионной картинки. Его образ очаровал нацию, стал ее неотступной мечтой, ее идеалом. Незадолго до убийства Кеннеди в очередной раз завладел воображением утратившей невинность Америки, призвав к возрождению пионерского духа, к «Новым Рубежам»^.

Звезда-Миф, возможно, представляет собой самый сильный из всех личностных типов. Люди поделены на всевозможные легко распознаваемые категории — по расовому, половому, классовому, религиозному или политическому признаку. Следовательно, практически невозможно добиться власти всеобъемлющей и повсеместной, нереально победить на выборах, завоевав всеобщее признание на сознательном уровне. Пытаясь вызвать у одной группы избирателей сопереживание, мы наверняка разбудим враждебность у других. В сфере бессознательного, однако, у всех нас много общего. Все мы смертны, всех одолевают страхи, все мы несем отпечаток личности наших родителей, но объединить этот наш общий опыт под силу лишь мифу. Мифологические образы, порожденные противоречивыми чувствами безысходности, с одной стороны, и жаждой бессмертия, с другой, глубоко укоренены в каждом из нас.

Звезда-Миф представляет собой миф, ставший жизнью. Чтобы претендовать на власть такого рода, вам необходимо прежде изучить и перенять особенности подобных людей — присущий им характерный стиль, спокойную уверенность, неотразимую внешнюю привлекательность, обаяние. После этого нужно решить, с каким именно мифологическим архетипом вы себя отождествляете: бунтаря, мудрого патриарха, искателя приключений. (Эту задачу можно существенно облегчить, взяв за образец одну из Звезд, избравшую для себя тот или иной образ.) Связь с архетипом, однако, должна едва угадываться: она ни под каким видом не должна проявляться чрезмерно явно, тем более не допустимо самому на нее указывать. Старайтесь, чтобы у окружающих создавалось впечатление, будто за вашими словами и поступками кроется нечто более глубокое. Им должно казаться, что вы имеете дело не с мелочными повседневными проблемами, а с материями неизмеримо более высокими— жизнью и смертью, любовью и ненавистью, владычеством и хаосом. Вашего оппонента ни в коем случае не следует подавать как идеологического врага или конкурента, пусть он предстанет злодеем, демоном. Просто невероятно, до чего доходит восприимчивость людей к мифу, так используйте это, станьте для них героем великой драмы. Держитесь на расстоянии, пусть люди отождествляют вас с мифологическим архетипом издали, не имея возможности коснуться вас пальцем. Тогда им останется только любоваться вами — и мечтать.
Жизнь Джека была скорее достоянием мифа, сказки, легенды, саги, чем политической теории или политологии.
Жаклин Кеннеди, через неделю после убийства Джона Кеннеди

Ключи к портрету
Обольщение есть форма убеждения, которая стремится обойти сознание, обращаясь к сфере бессознательного. Причина проста: нас обступили со всех сторон, наше сознание постоянно бомбардируют бесчисленные стимулы и раздражители, специально предназначенные для того, чтобы завладеть нашим вниманием. При этом уловки откровенны, а люди, к ним прибегающие, не скрывают ни своей политической ангажированности, ни желания управлять нами настолько, что все это мало кого способно обмануть и тем более очаровать. Как следствие, мы становимся все более циничными. Попробуйте убедить в чем-то человека, взывая к его сознательности, попытайтесь прямо сказать ему, чего вы хотите, откройте все карты — и что вы получите? К вам отнесутся как к дополнительному раздражителю и постараются поскорее отделаться.

Чтобы избежать подобной незавидной участи, необходимо освоить искусство намеков и тонкого внушения, научиться воздействовать на подсознание. Бессознательное особенно ярко выражается в снах, которые сложным и непостижимым образом связаны с мифом. Как часто, просыпаясь, мы не сразу возвращаемся к действительности, а еще какое-то время остаемся во власти неясных образов, пытаясь разгадать таинственное значение сна. Сны, эта смесь правдоподобного с фантастичным, преследуют, интригуют нас. В них действуют персонажи из повседневной жизни, да и ситуации часто бывают весьма правдоподобными, но они с восхитительной иррациональностью сталкивают реальность с причудливостью горячечного бреда. Если бы во снах всё было реально, они не обладали бы над нами такой властью, но, если бы всё в них было оторвано от реальности, они бы меньше радовали и пугали нас. Силу сновидениям придает именно это сочетание. Это то, что Фрейд называл «сверхъестественным»: нечто, что кажется одновременно и странным, и знакомым.

Мы порой испытываем ощущение сверхъестественного и во время бодрствования — дежа вю, необъяснимые совпадения, странные события, вызывающие в памяти события далекого прошлого. Люди могут оказывать сходное воздействие. Движения, слова, само существование людей, подобных Кеннеди или Уорхолу, например, вызывают ощущение реальности и ирреальности одновременно: мы можем сами этого не осознавать (и обычно не осознаем), но они для нас что-то вроде персонажей из наших сновидений. Они обладают качествами, которые, подобно якорям, привязывают их к реальности — искренностью, жизнерадостностью, чувственностью,— но в то же время отстраненность, превосходство, какие-то другие почти сюрреалистичные свойства делают их похожими на героев кинофильмов.

Люди подобного типа оказывают на окружающих гипнотическое воздействие, привораживают своим неотразимым обаянием. И неважно, касается ли дело общественной или частной жизни, они соблазняют нас, вызывая мечты об обладании ими — как физическом, так и психологическом. Но как можем мы обладать человеком из сна, или кинозвездой, или знаменитостью вроде Энди Уорхола, даже если пути наши пересекутся? Не в силах их заполучить, мы сами становимся их пленниками — они завладевают нашими мыслями, поселяются в наших мечтах и фантазиях. Мы бессознательно подражаем им. Психолог Шандор Ференци назвал это «интроекцией»: другой человек становится частью нашего «я», мы перенимаем его натуру. В этом состоит коварная власть обольстительной Звезды, власть, которую вы сможете получить, лишь сведя собственную личность к нулю, смесь реальности с ирреальным. Люди по большей части безнадежно банальны, а реальнее банальности ничего и быть не может. Вам необходимо постараться придать себе этакую сверхъестественную неуловимость. Пусть ваши слова и поступки кажутся идущими из подсознания, они могут быть даже слегка бессвязными. Вы остаетесь таинственным, время от времени приоткрываясь с неожиданной стороны, так что окружающие невольно задаются вопросом, действительно ли они знают вас так хорошо вас, как им казалось.

Звезда — творение современного кинематографа. Это неудивительно: кино воскрешает ассоциации со сновидениями. Мы смотрим фильмы в темноте, погружаясь в состояние полудремы. Образы на экране довольно правдоподобны и до определенной степени описывают реальные ситуации, но по сути своей это проекции, мерцающие огоньки, картинки, мы знаем, что они ненастоящие. Тут все так, как если бы мы подсмотрели сны другого человека. Именно кино — а не театр! — создало Звезду.

На театральных подмостках актеры удалены от нас, но при этом они слишком реальны в своем телесном воплощении. Кино оказалось способно породить Звезд, потому что оно приблизило актеров к нам, отделив их от собственного контекста, добилось, что их образ проникает глубоко в наше сознание. Кажется, что крупный план приоткрывает нам в актере нечто, что касается не столько персонажа, который он играет, сколько его самого. Мы неизбежно узнаем что-то не только о героине, но и о самой Грете Гарбо, когда заглядываем ей прямо в лицо. Ни в коем случае не забывайте об этом, когда станете пробовать себя в роли Звезды. Прежде всего нужно быть достаточно сильной натурой, способной завладеть вниманием и мыслями своих зрителей, заполнить их, как крупный план заполняет экран. Необходимо найти характерный облик или стиль, выделяющий вас из толпы. Вашему облику требуется неуловимость, даже призрачность, но ни в коем случае не рассеянный, отсутствующий вид и не холодность — в этом случае окружающие не смогут заметить и тем более запомнить вас. А ведь нужно, чтобы они видели вас в своем воображении даже тогда, когда вас не будет рядом.

Второе, поработайте над особым, загадочным выражением лица, пусть оно станет тем центром, из которого лучами струится звездность. Благодаря этому окружающие смогут читать на вашем лице все, что им заблагорассудится, воображая, что понимают вас, видят вашу душу насквозь. Вместо того чтобы подавать отчетливые эмоциональные сигналы, демонстрировать перепады настроения и вспышки темперамента, Звезда побуждает людей разгадывать загадки, интерпретировать неуловимое. В этом-то и заключается магическая власть лиц Греты Гарбо, Марлен Дитрих и даже Джона Ф. Кеннеди, который позаимствовал это выражение у Джеймса Дина.

Все живое динамично и изменчиво, в то время как предмет или картина пассивны, однако именно эта инертность и возбуждает нашу фантазию. Человек может достичь такой власти, если сам сумеет в какой-то степени уподобиться неодушевленному предмету. Великий шарлатан, живший в восемнадцатом веке, граф Сен-Жермен во многом был предшественником Звезд. Он неожиданно появлялся в городе, и никто не знал, откуда он прибыл; он разговаривал на многих языках, но по акценту непонятно было, из какой страны он родом. Невозможно было определить и его возраст — он явно был немолод, но лицо его светилось здоровьем. Выходил граф только с наступлением вечера. Он всегда одевался в черное, носил великолепные украшения. Прибыв ко двору Людовика XV, он произвел сенсацию: он прямо-таки источал запах богатства, источник которого никому не был известен. Обставлено все было так, что и сам король, и госпожа де Помпадур безоговорочно поверили, что ему подвластны таинственные силы — например, способность превращать вещества в золото (благодаря Философскому камню), но сам он никогда не говорил о себе ничего подобного, все это были догадки окружающих. Он же не отрицал и не утверждал — только позволял предположить. Он сидел за столом на званых обедах, но никогда не ел. Однажды он преподнес госпоже де Помпадур сладости в коробке, которая меняла цвет и очертания в зависимости от того, под каким наклоном она ее держала. Эта поразительная вещь, по словам маркизы, напомнила ей самого графа. Сен-Жермен писал необычные картины, подобные которым никто никогда не видел. Краски были столь яркими, что драгоценные камни, изображенные им, казались настоящими. Живописцам так и не удалось узнать секрет его красок, а сам он его никому не раскрыл. Покидал он города так же, как и приезжал: неожиданно для всех и в полной тайне. Одним из самых его пылких почитателей был Казанова, который встретил его однажды и не мог забыть всю жизнь. Когда граф скончался, никто не поверил в это; проходили годы и десятилетия после его смерти, но даже спустя столетие люди были убеждены, что он где-то скрывается. Человек, обладающий такой властью, никогда не умирает.

Граф обладал всеми качествами Звезды. Все, связанное с ним, было неопределенно, допускало разнообразные интерпретации и толкования. Многоцветный, яркий, он возвышался над толпой. Люди считали его бессмертным, так же точно и звезды, кажется, никогда не стареют и не уходят. Его слова гармонировали с внешностью и поведением — они пленяли и притягивали, эти удивительные, странные речи с непонятным и туманным смыслом. Такова власть, которую вы сможете получить, если сумеете превратить себя самого в блестящий притягательный объект.

Энди Уорхол также обладал свойством пленять всех и каждого. Он отличался оригинальным стилем — все эти серебряные парики — и загадочным, непроницаемым выражением лица. Окружающие никогда не знали, о чем он думает, он казался чистым холстом, как и его картины. Этим и Уорхол, и Сен-Жермен напоминали знаменитые картины-обманки, популярные у живописцев семнадцатого века, или удивительные гравюры М. Эшера — потрясающую смесь реального с невозможным, которая заставляет людей ломать голову, пытаясь понять, настоящие они или нет.

Звезда должна стоять особняком, а этому может способствовать некоторая театральность, вроде той, которую демонстрировала Дитрих, появляясь на вечеринках. Иногда, однако, можно добиться не менее сильного эффекта с помощью более легких и тонких штрихов: манеры курить сигарету, интонаций голоса, походки. Часто именно такие мелочи проникают особенно глубоко, западают людям в душу, заставляют подражать — прядь волос над правым глазом Вероники Лейк, голос Гари Гранта, ироничная улыбка Джона Кеннеди. Хотя все эти нюансы почти не регистрируются сознанием, они способны быть не менее привлекательными и запоминаться не хуже, чем необычная форма или вызывающий цвет. Подсознательно мы, непонятно почему, тянемся к безделушкам, которые не имеют ни практического применения, ни серьезного значения, но привлекают нас своим внешним видом.

Воздействие Звезд таково, что мы всеми силами стремимся узнать о них побольше. Можно возбуждать в людях любопытство, позволяя им краешком глаза заглянуть в вашу приватную жизнь, давая иллюзию, что они сумели разгадать что-то в вас, вашей личности. Пусть фантазируют, воображают. Часто эту реакцию можно запустить, намекнув на некие духовные устремления, — такие вещи чертовски соблазнительны, вспомним, к примеру, интерес Джеймса Дина к восточной философии и оккультизму. Звезды подобны богам с вершины Олимпа, они созданы для любви и забав. Дорогие вам люди, увлечения, животные — словом, всё то, что вы любите, указывают на ту моральную красоту, которую люди хотят видеть в Звезде. Используйте это желание, показывая окружающим какие-то события своей личной жизни. Пусть видят, за какие ценности вы готовы сражаться, кому вы отдаете свою любовь (на данном отрезке времени).

Другой способ, к которому прибегают Звезды для обольщения,— позволить восторженным почитателям идентифицировать себя с ними. Это неизменно приводит нас в неописуемый восторг. Именно так поступил Кеннеди на трумэновской пресс-конференции: представ в роли молодого человека, затираемого стариком, он пробудил ассоциации с архетипическим конфликтом поколений, так что все молодые люди страны невольно отождествили себя с ним. (Ему очень помогли в этом и популярнейшие персонажи голливудских фильмов — молодые, не оцененные по достоинству юноши, отстаивающие свои идеалы.) Ключевой момент успеха в данном случае — способность воплотить целый тип, подобно тому как Джимми Стюарт стал олицетворением типичного среднего американца, а Гари Грант — лощеного аристократа. К вам потянутся люди вашего типа, они будут отождествлять себя с вами, разделят с вами радость и горе. Влечение должно быть неосознанным и вызываться не вашими словами, а более тонко — сходством позиции и отношения к действительности. В наше время более чем когда-либо люди неуверенны в себе и испытывают сложности с самоидентификацией. Помогите им определиться с ролью, которую они играют в жизни, и к вам потянутся толпы тех, кто почтет за счастье возможность отождествить себя с вами. Только придайте выбранному вами типажу драматизм, пусть он будет ярким и несложным для подражания. Власть, которую вы получите над людьми, помогая им идентифицировать себя, будет в этом случае скрытой и глубокой.

Помните: всякий человек — лицедей. Окружающие никогда не знают наверняка, о чем вы думаете или что чувствуете, они судят только по вашей внешности. Вы — актер. А у самых талантливых актеров обязательно имеется внутреннее пространство: подобно Марлен Дитрих, они способны лепить свой облик так, как если бы смотрели на себя со стороны. Эта внутренняя дистанция нас восхищает. Звезды относятся к самим себе легко, они вечно пребывают в работе над своим образом, подправляя, уточняя его, внося поправки, продиктованные временем. Образ, который был пленительным десять лет назад, сегодня может показаться смехотворным, если оставить его без изменений. Звезды постоянно должны подновлять свой блестящий фасад, если не хотят столкнуться с самым страшным для них уделом — забвением.