Отчет по практическому занятию 2 Языковые показатели речевых тактик
Скачать 44.9 Kb.
|
МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФГАОУ ВО «СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» ИНСТИТУТ ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ КАФЕДРА ОРГАНИЗАЦИИ И ТЕХНОЛОГИИ ЗАЩИТЫ ИНФОРМАЦИИ Дисциплина: Устные и письменные коммуникативные технологии в профессиональной сфере Отчет по ПРактическому занятию №2 Языковые показатели речевых тактик Выполнил: студент 1 курса направления подготовки «Информационная безопасность» группы ИНБ-м-оз-22-1 Асаев Тимур Ибрагимович _______________________ Проверил: канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка ГИ СКФУ Протасова Наталия Владимировна Работа защищена с оценкой: Ставрополь, 2022 Цель работы: формирование знаний о составляющей лингвистической компетенции об общих и частных речевых стратегиях, основных и вспомогательных стратегиях и речевых тактиках. Вопросы, выносимые на обсуждение Семантические клише как индикаторы речевых тактик. В качестве языковых индикаторов речевых тактик выступают семантика, лексика, лексико-грамматические и синтаксические показатели, а также прагматические показатели. В качестве семантических индикаторов выступают семантические клише, знания о мире, имплицитные компоненты высказывания (пресуппозиции, установки и т.п.). На уровне лексики в качестве индикаторов выступают стилистические параметры слов, лексические показатели “разговорного максимализма” (экспрессивность, чрезмерность и т.п.), повторы, частицы. Лексико-грамматические и синтаксические показатели проявляются в виде “фразеологических схем” (типа Ну да, рассказывай! Как насчет поесть?), синтаксических синонимов, синтаксических синонимов с дополнительными коннотациями (типа Мне это надо! Оно меня волнует!). Прагматические показатели проявляются при анализе диалога, где есть возможность отследить те эффекты, на которые рассчитывал говорящий. 1. Наиболее очевидными индикаторами тактик являются семантические клише, в которых обобщенно представлено значение того или иного коммуникативного хода. Разумеется, речь идет о клише глубинной, а не поверхностной структуры (в описании речевых тактик призыва к откровенности [Верещагин 1992] эти клише названы «семантическими бирками»). 2. Маркерами речевой тактики могут являться особенности референции: обозначение участников коммуникации; обозначение объектов, событий, действий; обозначение характеристик коммуникативной ситуации и отношений между участниками; обозначение модальностей (время, возможные миры, обязательства). Так, например, в речевых тактиках похвалы, лести, комплимента используется прием «повышения» адресата, а в тактиках оскорбления, обвинения, издевки — «игра на понижение». Речевые тактики предсказания и угрозы имеют в качестве событийной основы (диктума) будущее негативное событие. Различие же заключается в отношении к нему участников коммуникации: в тактике угрозы выполнение предсказаний ставится в зависимость от действий адресата. Так, распространенной формой обозначения угрозы являются конструкции с условными придаточными: «Еслиты... то я...». Если ты, подполковник, будешь продолжать в том же духе, я наплюю на дело и тогда... (Вайнер. Бес в ребро) 3. Знания о мире (фреймы и сценарии) также помогают распознать речевую тактику. Наши представления о том, как, например, происходит случайная встреча знакомых (люди обычно коротко приветствуют друг друга, из соображений вежливости справляются о делах, не говорят о важных проблемах), помогают интерпретации происходящих при этом речевых действий. Классическая характеристика зануды как человека, который на вопрос “Как дела? “ начинает подробно рассказывать о своих проблемах, может служит иллюстрацией коммуникативной неудачи, в основе которой — неверное распознавание речевой тактики. В целом довольно часто различные ситуации коммуникативных провалов обусловлены отсутствием того или иного фрейма (или одного из терминалов фрейма) в сознании реципиента. Эффекты удач и неудач такого типа лучше всего иллюстрируют анекдоты [ Иссерс, Кузьмина 1998]. На защите диссертации (действие происходит в 1950-е гг.) докладчик все время ссылается на какого-то Однокамушкина. В перерыве один из слушателей подходит к докладчику: - Простите, кто такой Однокамушкин? - Да это же Эйнштейн! (Тактика маскировки не распознана) В советские времена американские журналисты спросили армянское радио: - А сколько у вас получает инженер? Армянское радио долго молчало и наконец ответило: - А зато у вас негров бьют! (Запрос информации воспринят как оскорбительное обвинение, соответственно ответ дан в том же духе) Дама легкого поведения, отправляясь на заработки к гостинице "Интурист", выучила одну фразу по-английски: "Do you speak English?» Прибыв на тесто работы», она обратилась к респектабельному человеку, по виду восточной национальности, с подготовленными словами: - Do you speak English? - Конечно, хочу!— с кавказским акцентом страстно ответил тот. (Ситуация общения подсказала наиболее вероятные речевые действия, независимо от языковой формы) 4. Показателями речевой тактики могут являться имплицитные компоненты высказывания (пресуппозиции, установки и т.п.). Например; один из речевых ходов в комплименте— «Ты такой, как N»— в качестве пресуппозиции имеет мнение говорящего о том, что N наделен замечательными качествами. «Ты так похожа на свою мать!» «Ты такой Ален Делон!» Несовпадение презумпций является причиной неудачи тактики, что легко обнаруживается по перлокутивным эффектам: А. — Ты ну вылитая Алла Пугачева! Б. — Терпеть ее не могу. 2. Лексические показатели стратегического замысла. На уровне лексической семантики наиболее убедительным доказательством стратегического замысла является выбор слов, который связан с соответствующими концептами и, следовательно, с возможными референтами. В связи с тем, что об интерпретирующем потенциале лексики говорилось при рассмотрении механизмов речевого воздействия, отметим лишь те показатели, о которых еще не упоминалось. 1. Сигнализировать о коммуникативной задаче может эксплицитное употребление перформативов либо метаописание коммуникативного намерения: “Я хочу сделать тебе комплимент”, “Это всего лишь просьба”. 2. Стилистические параметры слов также выступают в качестве индикаторов коммуникативного намерения [Трошина 1990]. Абсолютное стилистическое значение слова (бездарь, тряпка) и типизированное коннотативное значение (черный рынок, молодая российская демократия) определяют эмоциональную окраску слов. Ее можно рассматривать в аспекте базовых категорий речевого воздействия: “удовлетворительно— неудовлетворительно”, “добро— зло”, “приемлемо— неприемлемо” (ср.: [Болотов 1981:14; Балли 1961:208]). Таким образом, стилистические параметры свидетельствуют об определенной ценностной ориентации говорящего и воздействуют на те или иные установки слушающего. Это позволяет идентифицировать коммуникативную задачу речевых действий. 3. Определению тактических задач могут способствовать лексические показатели “разговорного максимализма” [Матвеева 1997]. В лексической семантике эти смыслы объединяет категория экспрессивности (в одной из ее разновидностей — интенсивности). В терминах компонентного анализа Т.В. Матвеева определяет их как семы чрезмерности [Матвеева 1986:18]. Типовые выражения “Итак всегда”, “Вечно ты чего-то недоговариваешь”, “Это без конца повторяется”, “Я тебе говорил сто раз” и т.п. демонстрируют установку на интерпретацию событий, явлений как не просто случайных или исключительных. Наиболее заметные антиномии — оппозиции: “все — ничего”, “вечность — мгновение”, “жизнь — смерть” — связаны либо с идеей тотального распространения явления, либо с крайними звеньями на оси времени, либо с акцентом на идее гибели, смерти. Сигналы “тотальности” используются в случае, когда говорящий выделяет тот или иной признак явления в качестве особо значимого. Наиболее часто этот смысл активизируется в коммуникативных ходах с целью показать, что информация (чаще негативная) выражает общее положение дел, общее мнение (“расширение типичности до всеобщности”, по словам Матвеевой). Чаще других эти лексические сигналы обнаруживаются в конфронтационных речевых тактиках оскорбления, обвинения, ссоры. Ты ведь никогда не упустишь случая выставить меня дураком/” ‘Жалко, что с ума из-за тебя сходила... Везде, всюду— утром, вечером— ты, только ты." "Я тысячу раз тебе говорил, что..." 4. Распознаванию намерений могут служить почти что неуловимые маркеры на ‘‘поверхности” речи: частицы, коннективы, колебания, повторы. Так, например, прагматические частицы указывают на отношение говорящего к пропозициональному содержанию высказывания или к адресату — это актуально для тактик обвинения, упрека, защиты и оправдания [ван Дейк 1989: 33]. Определенные коммуникативные замыслы скрываются за употреблением так называемых дискурсивных слов [Баранов, Плунгян, Рахилина 1993] и “пересказывательных” частиц в русском языке [Баранов 1994, Штайман 1997]. 3. Лексико-грамматические и синтаксические показатели разных типов тактик. 1. Лексико-грамматические модели и синтаксические конструкции вместе с фонетическими характеристиками также идентифицируют некоторые типы тактик. В частности, следует обратить внимание на предложенное Д.Н. Шмелевым понятие “фразеологической схемы”, которое иллюстрировалось русскими формами повелительного наклонения типа “Ну да, рассказывай!”, “Поговори мне!” [Шмелев 1988]. Возможности экспрессивного смещения в подобных случаях определяют маркированность этих элементов в плане конфронтационных тактик. Ср. также разговорные фразеологические схемы типа "Как насчет поесть?", закрепленные за предложениямипросьбами. 2. Продуктивность моделей, относящихся к аффективному и эмоциональному синтаксису, необходимо отметить для всех эмоционально настраивающих тактик. Разумеется, мы учитываем, что синтаксические конструкции, выражающие эмоции, безразличны к характеру этих эмоций, одни и те же конструкции употребляются для выражения одобрения и осуждения, гнева и радости (см., например: [Долинина 1978]). Однако сам выбор из синтаксических синонимов эмоциональных вариантов имеет под собой тактические основания. 3. Достаточно распространенным средством негативной оценки является так называемая транспозиция синтаксических структур, то есть употребление этих структур в несвойственных им денотативных значениях с дополнительными коннотациями (“Мне это надо!”, “Оно меня волнует!”). Подобные синтаксические сочетания, строящиеся на антифразисе, предполагают выражение отрицания чего-либо путем утверждения, то есть содержат имплицитную негативную оценку [Арнольд 1973]. Вследствие того что эти имплицитные смыслы легко выявляются, они могут быть сигналами конфронтационных тактик (см. об этом также: [Походня 1989]). 4. Прагматические показатели речевых тактик. 1. Значительный вклад в понимание коммуникантами (и наблюдателями) того, что происходит в момент общения, вносит анализ диалога. Он позволяет расширить рамки традиционного подхода, сложившегося в теории речевых актов, поскольку в качестве объекта исследования рассматриваются взаимосвязанные речевые действия коммуникантов (см. об этом в 2.3.3). Анализ диалогических единиц дает возможность отследить те эффекты, на которые рассчитывал говорящий, реализуя свою интенцию в конкретном высказывании [Sacks 1992, Schegloff & Sacks 1974, Jackson & Jackobs 1980]. Более того, по типу реакции слушающего можно разграничивать тактики его партнера, реализующие одну и ту же стратегию. В качестве примера достаточно рассмотреть отрицательные реакции (отказы) на различные типы просьб. (1) - Дай мне двушку позвонить. - У меня нет. (2) -У тебя есть две копейки? - Есть, но они мне самому нужны. (3) - Где бы найти двушку, срочно нужно позвонить... - Зайди в магазин. (4) - Вечно эти проблемы с мелочью для автомата... - (Молчание). Прямая просьба* как в (1), предполагает прямой отказ либо отказ с указанием причины. Косвенная просьба (2) допускает утвердительный ответ на вопрос, поскольку в самой вопросительной форме заложена возможность буквального толкования. В этом случае отказ строится.по модели "Да, но...1' и включает причины отклонения просьбы. Намек (3) может быть вообще проигнорирован (иногда и непреднамеренно) либо переадресован (в нашем случае — в виде совета). Замечания, сделанные как бы невзначай (4), допускают большую вероятность, что будут оставлены без ответа. Таким образом, одним из показателей речевой тактики следует считать ответные реакции партнера по коммуникации. 2. Маркерами речевых тактик могут являться коммуникативные ходы как сигналы невыраженных пропозиций — как, например, в диалоге из “Двенадцати стульев”, где Ипполит Матвеевич пытается отрицать имплицитное предположение Бендера о том, что "барин приехал из Парижа". 3. В некоторых ситуациях сама последовательность коммуникативных ходов сигнализирует о речевой тактике (то есть одни ходы являются предварительными условиями для последующих). Например, коммуникативный ход уступки, демонстрирующий реальную или воображаемую терпимость и сочувствие, обычно используется до или после негативной оценки— с целью положительной самопрезентации (см. [ван Дейк 1989]). Сигналом последующей просьбы являются предварительные высказывания, так называемые "предпросьбы", цель которых— либо выяснить возможности партнера для исполнения соответствующих действий, либо подготовить его к просьбе, угрожающей его независимости как индивидуума [Jacobs & Jackson 1983]. При этом сигнал может быть прочитан партнером настолько адекватно, что необходимость в последующей просьбе просто отпадет. Для иллюстрации воспользуемся примером С. Якобса и С. Джексон. Р. — Послушай, Салли, я хочу попросить тебя об одном одолжении. С. —Конечно, Пат. Все, что хочешь... Только скажи. Р. — Хорошо, ты лучше подожди и послушай, в чём дело. С. — Если это в моих силах, помогу: Р. — Кто-то сказал нам, что ты любишь животных... С. — А, ты хочешь, чтоб мы взяли твою морскую свинку, пока ты в творческом отпуске? Р. — Ну да. С. Возьмем с удовольствием! [Jacobs & Jackson 1983:291] 4. Прагматическим показателем речевой тактики может служить весь комплекс коммуникативных ходов. К примеру, такие близкие — на первый взгляд — речевые действия, как заем денег (или других материальных ресурсов) и просьба об одолжении (услуге), реализуются через различные по содержанию и количеству ходов тактики. Как показано в [Roloff & Janishewski 1989:37], в структуре просьбы об одолжении обычно присутствуют дополнительные коммуникативные ходы, включающие объяснение причин и извинение за просьбу. Для займа эти ходы являются факультативными. Перечень индикаторов речевых тактик не претендует на исчерпывающую полноту, однако он все-таки показывает, что опознание коммуникативной задачи происходит на основе всех уровней — поверхностных и когнитивных структур, а также с учетом прагматических особенностей высказываний. Разумеется, ни один из этих маркеров, взятый изолированно, не является достаточным для определения речевой тактики. Необходимость комплексного подхода к анализу языковых маркеров речевых тактик можно подтвердить одним показательным, на наш взгляд, примером. Американские исследователи Т. Мотгет и В. Ричмонд провели ряд экспериментов с целью выявить вербальные стратегии и языковые маркеры, характеризующие установление неформальных отношений и уклонение от них [Mottet & Richmond 1998]. Специально проинструктированным информантам объяснили, что подразумевается под вербальным "сближением" и "отдалением". После этого они должны были ответить на вопросы типа: "Что вы обычно говорите (подчеркнуто авторами), чтобы сделать отношения более неформальными, теплыми?"; "Что вы обычно говорите, чтобы уклониться от сближения с человеком, который стремится к неформальным отношениям с вами?" Результаты опроса оказались неожиданными даже для самих исследователей. Большинство информантов, несмотря на инструкцию, дали отвегы не в виде конкретных высказываний, а описательно, указывая на содержательный аспект стратегии. Например, в ситуациях уклонения от контактов ответ был: "Я бы нашел способ его игнорировать" — вместо сообщения типа "Я больше не хочу видеть вас". Это говорит о том, что люди воспринимают стратегию неформального общения скорее на уровне пропозиций, чем в виде поверхностных структур текста. Заметим кстати, что эксперимент обнаружил следующий парадокс: когда говорящие стремятся уклониться от сближения, они чаще сокращают использование сигналов неформального общения, чем применяют специальные приемы "отстранения". К последним относятся нанесение обиды, издевка, выбор уничижительного тона, неинтересной собеседнику темы, диалогические тактики уклонения .от инициативы и т.д. То есть сигналом уклонения от коммуникации может служить уменьшение частотности сигналов сближения. Следовательно, некоторые тактики могут маркироваться опосредованно, через показатели тактик-антиподов. Таким образом, в интерпретации стратегий и тактик, тесно связанной с анализом прагматического контекста, должны быть одновременно задействованы показатели всех видов. Задания Задание 1. Назовите лексические, морфологические, синтаксические показатели речевых тактик. Определите тип стратегии. -Кто она? Почему ты перед ней расстилаешься? - Она – Базанова. - Она, видите ли, роман перевела, - трясущимися руками я пытаюсь развязать тесемки. – Она, видите ли, перевела… Это, разумеется, нечто. «Слезы смочили его рукав от локтя до плеча…» Очаровательно! Снизу вверх… - Ну и что такого? Подумаешь, слово какое-то не так. -Ах, какая прелесть! Да тут целые россыпи на каждом шагу. «Церковь не составляло труда найти из-за находившегося под ней кладбища…» - Она шесть лет жила за границей. - Да хоть сто лет. Она своего языка не знает. Нет, тут просто шедевры: «Из окон высовывались бюсты мирных жителей…» Бюсты мирных жителей! - Прикрепят молодого человека, окончившего…Будут редактировать. Ответ на задание 1: Тип стратегии семантический – дискредитация, тактика – игра на понижение. Показатели речевых тактик: Морфологические – междометие (Ах), местоимения (это разумеется нечто) Лексические – ирония (Ах, какая прелесть: тут просто шедевры), метафора (прикрепят молодого человека), метафора (да тут целые россыпи на каждом шагу) Синтаксические – анафора (видете ли), синтаксическая конструкция (да хоть сто лет) Задание 2. Приведите различные примеры текстов публицистической и художественной литературы с разными типами речевых тактик. Опишите их лексические и грамматические особенности. Ответ на задание 2: В рассказе А. П. Чехова «Дома» прокурор окружного суда убеждает своего малолетнего сына в том, что таскать табак нехорошо, а курить вредно. Интересно проследить, как это делает профессиональный оратор, юрист, социальное назначение которого как раз в том, чтобы уметь убеждать. Сначала отец выбирает тактику эмоционального воздействия: «Я тебя не люблю, и ты мне не сын…» Однако она не действует, поскольку мальчик точно знает, что он все-таки сын, а родители (которые используют подобную тактику довольно часто, и ребенок уже со второго раза улавливает, что это не так серьезно, поскольку вскоре последуют заверения в любви) обязаны его любить, впрочем, как и он их. Кстати сказать, эта тактика оказалась бы эффективной, если бы речь шла о приемном (усыновленном) ребенке. Тогда прокурор переходит на привычные для него выражения судебной речи, используя речевую тактику, которую условно можно назвать «закон превыше всего». Он говорит: «Ты не имеешь права брать табак, который тебе не принадлежит. Каждый человек имеет право пользоваться только своим собственным добром». Но и это не действует, отчасти потому, что ребенку простонапросто непонятно. В самом деле, игрушка, которую ему подарили, – его собственное добро? Если да, то почему ее могут у него отобрать в любую минуту? Отец пробует убедить мальчика, используя лексику из медицины («Особенно же вредно курить таким маленьким, как ты. У тебя грудь слабая…»), делая акцент на морально-психологические понятия и т. д. И несмотря на то что все логически безупречно, сказано доступным и понятным языком, положительного результата он не добивается, поскольку дети редко когда задумываются о своем здоровье. Впрочем, эта тактика возымела бы действие, если бы речь шла о ребенке, который длительное время и тяжело болен, измучен болезнью и мечтает о выздоровлении. Наконец, анализ ситуации, профессиональный и ораторский опыт подсказывают правильное решение. Ребенок очень любил сказки, которые отец иногда рассказывал ему перед сном. Сюжеты сказок оказывали влияние на впечатлительную натуру мальчика. «Слушай, – начал отец… – В некотором царстве, в некотором государстве жил-был себе старый-престарый царь… У царя был единственный сын, который курил. От курения царевич умер, и царь, старый и больной, остался без всякой помощи». На мальчика сказка произвела очень сильное впечатление, и он сказал: «Не буду я больше курить…». |