Доклад. Ирина доклад. Постой, Машенька, давай ещё чутьчуть посидим
 Скачать 21.39 Kb.
|
|
Неоднократно в школах поднималась тема о Великой Отечественной войне, мы разговариваем о подвигах и достижениях партизанов, о блокадном Ленинграде, о количестве погибших и числе сбитых вражеских самолётов. Но не так часто мы задумываемся о жизни простых людей, о миллионах, разбитых войной на крошечные осколки местах, которые пришлось собирать воедино годами. Эта история о двух подругах, дружбе и тяжелой доле, выпавшей на жизни, что защищали нашу Родину во время ВОВ. ‒Конец выпускного бала. Я сижу на берегу Медведицы, полная радужных надежд. Ребята потихоньку расходятся, оставляя меня наедине со своими мыслями. ‒ Эй, Нина! Пойдём уже, иначе эти комары речные совсем меня съедят!» ‒ одёрнула меня Машка. Маша Соловьёва – моя лучшая подруга, вместе мы были почти с пелёнок, вместе поступили в первый класс и вместе закончили одиннадцатый. И в будущем мы не собирались расставаться, хотели вместе пойти в музыкальное училище. ‒Постой, Машенька, давай ещё чуть-чуть посидим? ‒Эх, ладно, дурёха. О чём задумалась? ‒ Я … ‒Хотя не надо, знаю. Опять о Саше своём думаешь? ‒Какой ещё Саша?.. А, этот… Не, не о нём. Я о будущем задумалась. Как думаешь, у нас поступить получиться? Это, наверное, сложно, в хоре петь, Меня может ещё и не возьмут туда, что я тогда делать буду? Стулья на сцену выносить, что ли? ‒ Что за мысли такие, глупая! Конечно, поступим! Конечно возьмут! Солисткой будешь, какие ещё стулья! Вот что учудила. Громкий задорный голос придавал мне уверенности. И правда, чего это я разнылась. У меня всё получится, Маша не мешай врать! ‒Да, ты права! ‒ Вот и всё, пошли уже домой. От Медведицы до нашего посёлка недалеко было. Мы шли молча такие счастливые и уставшие. Мысли о будущем больше не тревожили меня, а наоборот, будоражили. Сама того не заметив, я уже стояла у двери дома, а Маша уже выходила за калитку. Я отворила дверь, и первым, что я услышала был испуганный голос мамы «Война началась, доча!» После, я помню лишь обрывки маминых фраз, и темноту. «Сколько времени я спала? Это был сон?» ‒ первое, о чем я подумала. Над кроватью стояла мама, бледная и уставшая. ‒ Что случилось? ‒ пробормотала я. ‒ Ты в обморок упала, дорогая! ‒ Война… Это сон? Мне приснилось? ‒ Если бы, милая… Пока уехал уже. ‒ Чир?! Коль уехал? А я? Я тоже поеду! Меня охватила паника. Папа на фронте, а я что буду делать? Нет, нет, нет! Я же в хоре хотела петь! Мой мир так быстро рушится, а я лежу в кровати, отдыхаю! Точно, Маша! Надо срочно с ней встретиться! ‒ Мамочка, а Маша? Где она? ‒ Соловьёва? Тоже уехала, только записку оставила. ‒ Записку? Давай сюда! Я быстро развернула сложенную в четыре оборота бумажку. «Дорогая Нина! Я уезжаю в Сталинград, медсестрой. Не пугайся, мы ещё встретимся». Маша Соловьёва Аккуратные буквы плыли в глазах. Уехали? Медсестрой? Встретимся? Я вскочила с кровати. ‒ Я тоже уезжаю, мама! ‒ Куда, дурёха? Тебя по здоровью не возьмут! Слабое сердце – это не шутки! «Всё равно пойду!» ‒ думала я. И я пошла. Меня не взяли, по состоянию здоровья. Слёзы кончились в первый же день войны. Пока, Маша… и Саша там! Вдруг я вспомнила о Саше. Он же сейчас тоже там! Мой близкий друг тоже там. Всё, кто мне так дорог, все там! Не понимаю… 13 сентября 1943 г. посёлок Михайловка. «Дорогая Маша! Пишу тебе как обычно, за учительским столом, дети учат новую песню. Свободная минутка появилась сразу села за лист с чернилами. Ни как не смирюсь с тем, что не с тобой там сейчас, но понимаю, на фронте такие как я лишь обуза. Поэтому усердно тружусь в тылу. Мама по- прежнему деток математике учит, а я веду патриотический кружок. Маме твоей помогаю, передаёт тебе привет, беспокоится очень. Саша пишет, говорит, что жив, назло врагу! И ты, Машенька, живи! До войны я атеисткой была, а сейчас каждую ночь молюсь за вас. Молитвы мои простые, лишь бы вы с Сашкой и папой вернулись! В постели еды не хватает, тёплой одежды тоже маловато. Мужчин почти не осталось у нас, дети да старики, поэтому тяжелой работой я со старшими детьми занимаюсь, недавно вот крышу в твоём доме залатали. Только, боюсь, скоро и подростков в посёлке не останется, в партизаны рвутся. Я бы тоже подалась, но понимаю, в тылу я полезней буду. Ждём тебя всей Михайловкой, все тобой гордятся, Машенька! С любовью, Нина Попова! Фух, ну вроде всё написала. Не буду ей пока что о самолётах рассказывать, чтоб не волновалась. Ах, Маша, Маша… ‒ Нина Александровна! Нина Александровна! Мы готовы! – хором закричали дети. ‒ Да-да, секунду – Нина быстро спрятала лист и поднялась. «Ночь коротка, спят облока-а-а» ‒ запели дети. 23 ноября 1943 г. Сталинград. «Привет, Ниночка! Прости, что ответ так поздно, сама понимаешь, война. Времени мало, поэтом опишу ситуацию вкратце. Я по-прежнему, выношу раненых, тяжко, но не жалуюсь. Похудела сильно, седая уже, но я счастлива. Счастлива, что полезна. В спокойное время развлекаю товарищей гармонью, не зря ж училась. Меня вот что беспокоит. Как я и говорила, я сильно похудела, вес теперь всего 47 кг, балетный. А таскаю на себе по центнеру, как бы из строя не выйти. Но это ничего, жива буду, не из сахара. Передавай горячий привет маме и остальным, скучаю, надеюсь, ещё увидимся.» Маша Соловьёва Ещё увидимся… Точка. Ничего же не забыла? Нет, всё. «Маша, быстрее! Пора!» ‒ громкий крик вывел меня из раздумий. «Бегу!» 10 февраля 1943 г. Михайловка. ‒ Антонина Михайловна! Маша написала, два письма целых! ‒ Читай скорее, Тоня совсем уже при смерти! ‒ Сейчас, подождите… Ври! «Передавай привет, маме, скучаю! ‒ Живи она, Тоня! «Спасибо, девочки…» ‒ прохрипела Антонина Михайловна, прежде чем навсегда закрыть глаза. «Вот и всё…» ‒ первый раз я увидела смерть… В глазах начало темнеть, голова кружится. Всё произошло так быстро. Бледное и морщинистое лицо Антонины Михайловны пугаю. Она была совсем молодой, всего сорок лет, но выглядела она сейчас как старуха. Синие нависшие веки, острые скулы, морщины, сухие тонкие губы. Ужасное зрелище доводило до тошноты. Маша было совсем непохожа на свою мать. Она была румяной с длинной косой, высокая… ‒ Ниночка… ты пиши Машка почаще, она ж совсем сирота теперь, ей и так тяжело, там, а тут и последний родной человек… ‒ Да, мама… Я посмотрела на сломанный берёзовый стол, покрытый старой, давно уже над белой скатертью. Там лежало второе Машино письмо. «Мам, тут ещё письмо» ‒ пробормотала я. Написано было совершенно незнакомым мне почерком, таким размашистым и немного квадратным. Мамины буквы были другими, круглыми и маленькими. Я развернула письмо. «Соловьёва Мария Викторовна… 23.11.1943 г. Погибла «от осколка». Погибла? Как, погибла… Это шутка? Глупая шутка от Маши, да? Она всегда была довольно саркастичной… А отправитель кто? Фронт № …Этого … не может быть… Маша, она ведь была такая красивая, талантливая… На скрипке играла, рисовала чуть-чуть. Может, замуж вышла бы… нет, не может быть 8 апреля 2022 г. Витебск. Моя пробабушка – Нина Попова, пережила войну и жила счастливой жизнью с моим прадедом Александром Печерским. После войны они поженились, Нина родила двух дочек, жила до девяноста лет и умерла от старости. Но она часто рассказывала моей бабушке о том, что по ночам ей постоянно снятся кошмары, в которых она видит войну и смерть. В связи с последними событиями, моё единственное желание сейчас – чтобы весь этот ужас не повторился снова, чтобы над нашей головой всегда было мирное небо. |