Принципы и структура доксы
 Скачать 283.79 Kb.
|
|
33 УДК 165.1 А.В. Нехаев ПРИНЦИПЫ И СТРУКТУРА ДОКСЫ Предлагается логико-семиотический анализ такой познавательной формы, как мнение, артикулированной в виде определен- ной повествовательной структуры – доксоморфного дискурса. Вполне очевидно, что одной из optima forma нашего познания является мнение, или докса. Во избежание пу- таницы при проведении логико-семиотического анализа этой особой познавательной формы необходимо рас- крыть значение терминов «мнение» и «докса», т.е. дать номинальное определение тому, что будет под ними пониматься. Мнение – это вербальная структура в форме обы- денного, т.е. повествовательно-прозаического, исто- риографического, художественного, философского или любого другого доксоморфного по характеру дискурса, предназначенная быть знаком структур и процессов мира или фрагмента реальности в интересах объясне- ния, чем они являются, посредством предоставления способа их описания. При этом доксоморфный дискурс интерпретируется как семиотический, или синтактико- семантический, процесс, реализующийся в различных видах дискурсивных практик. В этом случае прежде всего имеется в виду некоторый специфический способ (или специфические условия) организации языковой и познавательной деятельности, как письменной, так и устной, которые будучи опосредованными такой осо- бой познавательной формой, как мнение, управляют сцеплением структур значения и обладают собствен- ными правилами комбинации [1. С. 483–493]. Следует отметить, что все постсоссюровские проек- ты лингвистики и семиологии, а также разного рода не- классические логико-семантические системы, иссле- дующие разные виды повествовательных структур, пре- жде всего явно или неявно предполагают, что любой знак доступен анализу лишь через язык, который рас- сматривается не только в качестве абстрактной, порож- дающей разного рода дискурсивные практики модели, но и в качестве конститутивного элемента, опосредую- щего звена между означаемым и означающим [2. С. 248]. Такого рода трактовка языка предполагает не- обходимость решения ключевой проблемы, заключаю- щейся в прояснении того, являются ли достаточными лишь операциональные объяснительные модели совре- менной лингвистики и семантики для удовлетворитель- ного анализа таких особых видов повествовательных структур, как мнение. Одним из возможных решений проблемы является привлечение к анализу доксоморфного дискурса логи- ческих средств, применяемых к семиотическим объек- там, не ограниченных лишь бинарными классифика- циями структурного языкознания, снимающих границу между разновидностями языковых знаков, – поскольку эти средства находят свое место внутри знака, – путем введения в исследование языков и различных видов языковой деятельности аксиоматизации топологиче- ского типа, т.е. посредством анализа тех логических принципов, которые конституируют само место ( τοπος) где располагаются знаки. В этом смысле един- ственная исходная задача логико-семиотического ана- лиза заключается в выделении, дефиниции и изучении таких крупных значащих единиц языка, как логическая форма повествовательных структур, представленная в артикулированном виде дискурсивно как означающее. Прежде всего необходимо отметить, что доксо- морфный дискурс есть один из видов семиотических практик, которая осуществляется через язык, но не сводится к его категориям, поскольку хотя он и распо- лагается в языке, его отношение к языку носит пере- распределительный, или деструктивно-конструк- тивный, характер [3. С. 400]. При этом взятый в топо- логической перспективе доксоморфный дискурс, или мнение, описывается некоторым конечным осмыслен- ным множеством предложений. Логической формой мнения является докса– осмыс- ленное конечное множество высказываний, теряющих в рамках этого множества свою автономность, которое ин- дивидуализирует определенную «точку зрения» на мир и обладает определенной степенью правдоподобия. Таким образом, исходя из указанных определений, не- обходимо отметить, что термины мнение и докса предпо- лагают четкое коннотативное различение, которое заклю- чается в том, что когда употребляется термин докса, то речь идет о логической форме мнения, и, соответственно, «мнение» – это термин, обозначающий суть некоторого уникального взгляда на мир, предлагаемого той или иной доксой, т.е. мнение – это мыслимое содержание некото- рого вполне конкретного осмысленного конечного мно- жества высказываний, или доксы, а докса – это логиче- ская форма любого мнения. Исследуя природу правил, которым подчиняется создание наших мнений о мире или фрагментах реаль- ности, необходимо в первую очередь детально проана- лизировать проблему того, связывают ли эти правила только отдельные предложения и высказывания между собой или же они управляют созданием доксоморфной «картины мира» в целом. При анализе данной проблемы, исходя из предложенного рассмотрения доксы в качест- ве конечного множества высказываний, оказываются возможны две редукционистские стратегии: лингвисти- ческий анализ, представленный двумя моделями – ли- нейно-лингвистической и структурно-лингвистической, обе из которых сводят доксу к отдельным предложени- ям, действительно в ней содержащимся, и формально- логический анализ, который в свою очередь редуцирует доксу к отдельным высказываниям, действительно ее составляющим. Наконец, есть еще одна нередукциони- стская стратегия – номиналистическая, согласно которой вся совокупность высказываний, выражаемых предло- жениями, действительно содержащимися в доксе, явля- ется инструментом для создания определенного «об- раза» или «картины» мира, иными словами, номинали- стический анализ доксы предлагает рассматривать ее не 34 как длинную вереницу отдельных предложений или вы- сказываний, по которой предлагается мысленно пройти, но как единый ансамбль высказываний, готовый к рас- смотрению и демонстрирующий одновременно все свои элементы, а также порядок, которому они подчиняются. Необходимо отметить, что, безусловно, имеются определенные правила построения мнений, особая природа которых и является предметом данного иссле- дования, и какими бы на проверку ни оказались эти правила, очевидно, что они существуют, поскольку некто, выдвигающий мнение, – «доксогент» – не может говорить что угодно на любой стадии выстраивания и выдвижения своего мнения. Именно существование такого рода правил направляет доксогента в тот мо- мент, когда он по тем или иным соображениям решает включить определенное высказывание в состав некото- рого множества, т.е. в создаваемую им доксу, но затем осознает, что должен опустить его, если хочет выдви- нуть мнение, доступное для понимания, причем, поми- мо прочего, указанное правило для любого мнения – быть понятным – указывает еще и на необходимость убеждения некоторой аудитории, что, соответственно, связано с процессом включения в мнение некоторых элементов риторики – метафор, гипербол. Однако если воспринимать доксу как совокупность предложений или высказываний, которые следуют одно за другим, то, согласно такого рода редукционистской стратегии, исследование требований создания адекватного, т.е. удовлетворительного и внутренне согласованного, мнения завершится перечислением определенных пра- вил синтаксического, семантического, прагматического или какого-либо еще характера, указывающих, как свя- зывать отдельные предложения или высказывания вме- сте внутри некоторых последовательностей. Исходное требование умопостигаемости, или ин- теллигибельности, для любой познавательной формы, в том числе и для такой особой познавательной формы, как мнение, означает, что мнение можно рассматривать в чисто лингвистической перспективе – как некоторый текст, или определенную конечную последователь- ность предложений. Такого рода взгляды на мнение являются основанием линейно-лингвистической мо- дели, главные принципы которой были заложены на- правлениями так называемых «лингвистики без зна- чения» Л. Блумфилда [4] и «генеративной граммати- ки» Н. Хомского [5], для которых определяющим свойством нормального употребления языка являлась система «языковой компетенции» его носителя, ины- ми словами, при анализе естественного языка следует строго различать его несоизмеримые по своей значи- мости аспекты – употребление и компетенцию. Соот- ветственно, под употреблением предлагается пони- мать реальное использование языка в конкретных ре- чевых актах, в которых, опосредуясь различными факторами, отражается компетенция как составляю- щая употребления [6. С. 9]. Таким образом, компетен- ция есть знание носителем своего языка или, точнее, знание системы правил порождения описания, т.е. грамматических трансформаций 1 , для каждого из бес- конечной последовательности предложений, пони- маемых благодаря данным описаниям. Согласно принципам линейно-лингвистического анализа любое мнение является последовательностью предложений – «a 1 →a 2 →…→a n →a n+1 →…», – из кото- рых оно состоит, где последующее предложение «a n+1 » есть следствие предыдущего «a n », что позволяет в рам- ках данной модели выстраивать своего рода каузаль- ную модель аргументации – post hoc, ergo propter hoc. В этом случае предложения, входящие в некоторое ко- нечное множество – доксу, истолковываемую в соот- ветствии с линейно-лингвистическим подходом, долж- ны рассматриваться каждое индивидуально для того, чтобы соотносить их с предложениями, которые непо- средственно им предшествуют. По сути, такого рода анализ – это исследование того, как отдельные пред- ложения встроены в их непосредственное окружение, т.е. некоторый текст. Следует отметить, что для линейно-лингвистического подхода в целом характерен интерес к обобщениям отно- сительно сходных «языковых ситуаций», т.е. ситуаций, в которых от человека, сказавшего нечто подобное «a n », ожидается, что он скажет нечто подобное «a n+1 », посколь- ку согласно линейно-лингвистической модели сущест- венное когнитивное значение заключено в каузальных связях между отдельными предложениями и условиями, которые им непосредственно предшествуют и, соответст- венно, при помощи которых можно их объяснять. Иными словами, когда в нашем распоряжении будут иметься та- кие обобщения относительно сходных «языковых ситуа- ций», окажется возможным, во-первых, объяснить, поче- му люди говорят определенные вещи на разных стадиях создания и выстраивания своих доксоморфных описаний мира – мнений, и, во-вторых, определить, какие предло- жения можно и необходимо использовать для создания вполне определенных мнений. Тем не менее мнение как уникальную и индивидуаль- ную языковую структуру никогда нельзя полностью вы- вести из общих лингвистических правил, поскольку мне- ние нельзя редуцировать к предшествующим ему детер- минирующим условиям. Именно поэтому, следует отно- ситься с недоверием к присущей линейному подходу тен- денции заменять логическую аргументацию психологиче- ской, иными словами, сторонник линейно-лингви- стического подхода всегда стремится к обобщениям от- носительно уже существующих или «уже данных» мне- ний, а это означает, что любое мнение при подобного ро- да редукционистской стратегии анализа придется разде- лять на составные части таким образом, чтобы эти части совпадали с частями других мнений, однако самое боль- шое, что можно ожидать от такого анализа, – это ряд пси- хологических обобщений относительно того, как можно связать конечные цепочки предложений, т.е. части мне- ний, с тем, чтобы они действительно были понятны обычному носителю языка. В связи с этим необходимо отметить, что при анализе коммуникативной функции доксы следует иметь ясное представление, согласно кото- рому то, что сообщено посредством той или иной доксы, просто не существовало до того момента, когда докса была актуально завершена, иными словами, передача со- общения, или «коммуникация», никак не объясняет док- су, но, тем не менее, все это не означает, что в доксо- морфном дискурсе нет акта коммуникации, проявляюще- 35 гося в той или иной степени, или что докса может суще- ствовать вообще без всякой коммуникации [7. С.134]. Среди последних разработок в русле линейно- лингвистического анализа особо следует выделить ис- следования А. Данто [8], которые являются своего рода синтезом линейного подхода к тексту, рассматривае- мому как некоторое повествование, и номотетико- дедуктивной формы объяснения, отстаиваемой в рам- ках так называемой «модели охватывающих законов». В целом разделяя общую структуру дедуктивного вы- вода, предлагаемую «моделью охватывающих зако- нов», согласно которой принято выделять эксплананс – то, что необходимо объяснить, и экспланандум – то, посредством чего происходит объяснение, Данто особо подчеркивает тот факт, что объяснение всегда ищется и дается некоторому изменению, отсюда, соответствен- но, экспланандум всегда описывает не просто событие – то, что произошло, а определенное изменение. Ана- лизируя и сопоставляя структуры номотетико- дедуктивного вывода и повествования, Данто отмечает, что каждое повествование является описанием и одно- временно объяснением того, как происходило некото- рое изменение от начала до конца, в ходе которого не- явно предполагается непрерывная самотождествен- ность объекта, подвергающегося изменению, иными словами, то, о чем говорится на протяжении всего по- вествования, должно быть одним и тем же, поскольку в ситуации, когда нет объекта, подвергающегося измене- нию, нет, строго говоря, и самого изменения, – при этом и начало и конец любого повествования должны рассматриваться как части экспланандума. Необходимо отметить, что позиция Данто может быть использована при анализе такой особой познавательной формы, как докса, только с существенными mutātis mutandis, по- скольку, если такое осмысленное конечное множество высказываний, как доксу, рассматривать в соответст- вии с линейной моделью «молекулярного» повествова- ния Данто n n n c c c c t t t t t t t t t 3 1 2 1 2 3 4 5 6 7 2 (2 +1) β γ α δ ω / . / . / . / ...... / , то становится вполне очевидной невозможность удовлетворительной увязки экспланандума, т.е. начал и концов повествования, с экспланансом – серединами повествования, которые должны давать каузальное объяснение посредством одних только общих законов, что по сути своей являет- ся следствием невозможности четкого разделения док- сы на посылки и заключения дедуктивного вывода, т.е. ее редукции к предложениям, одни из которых выра- жают только суждения-посылки, а другие – суждения- заключения, поскольку в результате подобного рода редукции из виду теряется нечто такое, что не следует с необходимостью лишь из одних только предложений, выражающих суждения и действительно составляющих то или иное осмысленное конечное множество – доксу. Из всего этого следует, что при линейно- лингвистическом анализе доксы главная и, вероятно, исключительная забота направлена на ее «умопости- гаемость», или «интеллигибельность». Опираясь на подобного рода основания, вполне можно согласиться с тем, что когда несколько предложений связываются вместе в соответствии с регулярностями, открытыми благодаря линейно-лингвистическому подходу к мне- нию, а в более широком смысле к языку, результатом, несомненно, будет вразумительная последователь- ность – некоторый вполне определенный текст, но не- обходимо отметить, что «умопостигаемость», или «ин- теллигибельность», т.е. доступность пониманию, – это только предварительное требование к некоторому множеству предложений, организованному в опреде- ленную последовательность – текст – для того, чтобы данное множество было адекватной, т.е. приемлемой и согласованной, доксой или могло рассматриваться в качестве таковой, поскольку существует огромное чис- ло различных типов «вразумительных» текстов, пред- ложения в которых соединены в соответствии с языко- выми критериями «умопостигаемости», или «интелли- гибельности», но которые, тем не менее, не заслужи- вают определения «докса». Основное различие между требованиями «вразуми- тельности», т.е. доступности для понимания, и доксо- морфной адекватности состоит в том, что первые из них совершенно не учитывают те аспекты доксоморф- ного дискурса, которые можно назвать «конструктиви- стскими», состоящими в том, что высказывания, выра- жаемые предложениями, составляющими ту или иную доксу, выполняют в ее рамках двойную функцию: во- первых, они описывают мир или фрагмент реальности и, во-вторых, посредством этих высказываний создает- ся «образ» или «картина» мира, т.е. индивидуализиру- ется некоторая «точка зрения» на него. Необходимо указать, что требования «вразумительности», отстаи- ваемые линейно-лингвистическим анализом, действу- ют только на «дескриптивном» уровне, где описывает- ся мир или фрагмент реальности. Безусловно, что док- соморфные описания мира или фрагмента реальности – мнения, выражаемые высказываниями некоторого ос- мысленного конечного множества – доксы, должны быть связаны между собой «вразумительным» образом, т.е. не должно быть никакой неоднозначности в референции относительных местоимений и указательных слов, со- держащихся в предложениях, которые выражают данное множество высказываний – доксу, но, тем не менее, большинство следующих друг за другом высказываний в доксе нуждаются в некотором общем знаменателе – «об- разе» или «картине» мира. Все это позволяет сделать вывод о том, что только на «дескриптивном» – описательном – уровне линейно- лингвистическая модель, вероятно, будет успешной, поскольку, как уже отмечалось, «вразумительность» сама по себе не обеспечивает для некоторой совокуп- ности высказываний ее собственное «лицо» – вполне определенную «точку зрения», т.е. она не гарантирует передачу некоторого «образа» или «картины» мира. Во многом слабости любых линейно-лингвистических стратегий анализа связаны как раз с тем, что они прин- ципиально игнорируют «нелинеарность дискурса, ко- торая по самой его природе является… скорее прави- лом, чем исключением» [9. Т. 2. С. 388]. Итак, хотя «вразумительность», или доступность пониманию, несомненно, входит в число требований к удовлетворительному мнению как особой познаватель- ной форме, данное требование не позволяет объяснить, что превращает некоторое множество высказываний, выражаемых определенной совокупностью предложе- ний – текстом – в адекватное, т.е. внутренне согласо- 36 ванное, мнение, поскольку решение этой проблемы корректным образом возможно только в том случае, если будет также учитываться и вторая функция выска- зываний: их способность создавать «образ» или «кар- тину» мира – индивидуализировать вполне определен- ную «точку зрения» на него, и именно эта способность высказываний, содержащихся в доксе, соответствует тому, что можно назвать «конструктивистскими» ас- пектами доксоморфного дискурса. В связи с этим ока- зывается неслучайным холистическое требование док- сологии, заключающееся в том, что когда проводится анализ докс как таковых, необходимо рассматривать доксы целыми, а не делить их на части, что, соответст- венно, позволяет объяснить, почему любая лингвисти- ческая стратегия анализа будет иметь столь малое зна- чение для такой особой познавательной формы, как мнение, поскольку то общее знание, которое приобре- тается в ходе линейно-лингвистического исследования, оказывается полезным как для доксоморфных разно- видностей дискурса, так и для создания номотетико- дедуктивных систем, а то, что составляет отличитель- ную особенность докс, т.е. их способность индивидуа- лизировать «картину» или «образ» мира, выходит за рамки применения лингвистического анализа, так как он никогда не требует анализа целых докс в их уни- кальном своеобразии. Продолжая рассмотрение редукционистской по своей сути стратегии лингвистического анализа мнения, следует обратить внимание на структурно-лингвистическую мо- дель, основное отличие которой от линейно-лин- гвистической заключается в том, что некоторое осмыс- ленное конечное множество высказываний – доксу, вы- ражаемую вполне определенной совокупностью предло- жений – текстом, рассматривается не как последователь- ность атомарных предложений, связанных определенны- ми каузальными отношениями, а как языковое образова- ние, или некоторый текст, обладающее одновременно несколькими структурами. Следует отметить, что теоре- тические основания структурно-лингвистической модели были заложены еще исследованиями языка Ф. Соссюра [10], однако более детально эта модель была разработана несколько позднее такими лингвистами, как В. Брёндаль, Г. Глисон, Л. Теньер [11. С. 40–46; 12; 13]. В рамках структурно-лингвистической модели при- нято различать следующие четыре компонента: по- верхностную структуру текста, т.е. те вполне конкрет- ные предложения, которые содержат мнение как тако- вое; глубинную структуру текста – «семантическое ядро»; правила трансформации текста, т.е. правила пе- рехода от глубинной структуры – «семантического яд- ра» – к поверхностной структуре; грамматику текста, т.е. правила перехода от поверхностной структуры к «семантическому ядру». На первый взгляд указанная модель позволяет раз- решить все возникающие проблемы, но ее более де- тальный анализ дает все основания для утверждения о том, что метод структурно-лингвистического анализа имеет ряд недостатков, которые не позволяют с успе- хом применить его к анализу такой особой познава- тельной формы, как мнение. Так, глубинная структура, или «семантическое ядро», является чем-то неопреде- ленным, вследствие чего явно или неявно усматривае- мая аналогия между ним и «точкой зрения» оказывает- ся иррелевантной, поскольку «точка зрения» всегда вполне определенно индивидуализируется высказыва- ниями, содержащимися в доксе. Кроме того, метод структурно-лингвистического анализа содержит еще более существенный недостаток, заключающийся в том, что сторонники данного анализа зачастую интуи- тивно склоны отождествлять содержание доксы, т.е. мнение, с ее глубинной структурой – «семантическим ядром». Соответственно процесс уяснения, или пони- мания, некоторого конечного осмысленного множества высказываний – доксы – означает, что становится из- вестным ее содержание, т.е. собственно вполне опреде- ленное мнение и, как следствие, оказывается возмож- ным парафразировать, т.е. либо перестраивать, либо сокращать доксу, поскольку когда производится любое из указанных действий, содержание исходной доксы остает- ся неизменным, ведь для подобных «трансформаций» исходного осмысленного конечного множества высказы- ваний – доксы – всегда имеется в наличии одна и та же глубинная структура («семантическое ядро»), которая при структурно-лингвистическом анализе приравнивается к содержанию некоторой доксы – мнению – и используется для порождения разных поверхностных структур, т.е. определенных совокупностей предложений. Иными словами, принцип pars pro toto, т.е. подмена доксы как целого некоторой ее общей и абстрактной структурой – «семантическим ядром», оказывается главным руководством при проведении структурно- лингвистического анализа. Однако нетрудно показать, что такие общие и абстрактные структуры, т.е. «семан- тические ядра», не следует отождествлять с содержа- нием некоторой доксы – определенным мнением, по- скольку если возникает необходимость его изложения, то будут приложены все усилия для того, чтобы сохра- нить его уникальность, и хотя многие детали в ходе изложения будут опущены, все-таки будет сохранено то, что считается необходимым для привязывания со- держания исходной доксы к той вполне определенной ситуации в мире, о которой в ней идет речь. Это озна- чает, что даже если сделать неверное допущение о воз- можности парафразирования некоторого исходного осмысленного конечного множества высказываний – доксы, то «производная» от нее «парафраза» в любом случае окажется не менее уникальной, чем сам «ориги- нал». Все это делает необходимым вывод о том, что содержание доксы, т.е. вполне определенное, более того, уникальное, мнение, мыслимое в рамках некото- рого осмысленного множества высказываний – доксы, нельзя связывать с какими-то отдельными, выражаю- щими данные высказывания предложениями, а тем более с обобщенным содержанием этих предложений, поскольку не одно предложение, но все они в целом определяют это содержание 2 Итак, очевидно, что понятие «содержание доксы» нельзя свести к понятию «семантическое ядро» мне- ния, т.е. отождествить его либо с содержанием отдель- ного предложения, либо даже с обобщенным содержа- нием предложений, выражающих осмысленное конеч- ное множество высказываний – доксу, а отсюда, соот- ветственно, следует, что доксы нельзя редуцировать только к предложениям, т.е. для понимания природы 37 такой особой познавательной формы, как осмысленное конечное множество высказываний, или докса, нельзя ограничиваться ее анализом исключительно на уровне предложений. Второй разновидностью редукционистских страте- гий, используемых при рассмотрении доксы, является формально-логический анализ, согласно которому ана- лиз доксы как особой познавательной формы предлага- ется ограничить исключительно уровнем высказыва- ний. Главным, если не единственным, основанием дан- ной стратегии выступает утверждение о том, что ис- ключительно формальная логика и рассуждения в точ- ных науках являются единственным источником пра- вил корректного мышления [14. С. 89–146]. В целом представления, подобные тому, что формальная логика и точные науки являются образцом реализации правил корректного мышления и методологическим стандар- том для всех без исключения областей познания, явля- ются весьма популярными, превращаясь зачастую в своего рода «методологическую метафизику»: когда определенной методологической модели отдается та- кое же необоснованное предпочтение, какое традици- онная метафизика всегда отдавала какому-то аспекту или аспектам реальности. Все попытки подогнать такие области знания, как история или философия, под «иде- ал научности» исходили как раз именно из таких пред- ставлений о правилах корректного мышления, где де- дуктивной аргументации как форме познания придава- лось необоснованно высокое значение, при этом следу- ет отметить, что во многом такое положение дел связа- но как раз с неправильным пониманием или просто игнорированием природы многих сфер человеческого познания, в частности таких, специфика которых все- цело зависит от тех познавательных форм, которые определяют ее. Такой формой, имеющей, безусловно, определяющее значение, является докса. Следует отметить, что структура доксы кардиналь- но отлична от структуры чисто номологической или дедуктивной аргументации. Самое главное и яркое раз- личие состоит в том, что в отличие от дедуктивной ар- гументации докса не имеет четко отделенного от мно- жества посылок заключения, что позволяет сформули- ровать принцип логической простоты доксы (отсюда отнюдь не случайно, что «…основной и главной необ- ходимостью обладает простое…» [15. С. 154]), заклю- чающийся в том, что докса не имеет частей. Интерес- но отметить то, что в этом контексте докса в известной степени допускает свое отождествление с монадой Лейбница, поскольку монада является простой суб- станцией именно на том основании, что не имеет в сво- ем составе частей: «…простая, значит, не имеющая частей» [16. Т. 1. С. 413]. То же самое оказывается вер- ным и по отношению к такой особой познавательной форме, как мнение. Отсутствие логических частей в структуре доксы подразумевает также и принцип логи- ческой неделимости доксы, согласно которому докса не имеет заключения в собственном смысле этого сло- ва, т.е. заключение неотделимо от доксы как целого. Исходя из этого невозможно восстановить посылки, из которых оно следовало бы, подобно тому, как это име- ет место в дедуктивной аргументации. При этом прин- цип логической неделимости опять-таки находится в полном соответствии с интенциями лейбницевской метафизики, в частности с положением о том, что «…где нет частей …там …невозможна делимость» [16. Т. 1. С. 413]. В этом смысле «неделимость» доксы, оп- ределяемой по аналогии как своего рода лейбницевская монада или, как единое в своей логической природе, а не как связанное в единство целое, имеет и более глу- бокие метафизические основания, заключающиеся в том, что «единое» есть «…то первое, с помощью кото- рого мы познаем; следовательно, единое является на- чалом того, что может быть познано относительно ка- ждого предмета…» [15. С. 159]. Таким образом, мне- ние как «единое и неделимое», взятое согласно своей логической природе, есть не только основание для множественности предметов и условие для возможно- сти установления самих границ предметности, но и есть сам принцип их познаваемости, т.е. то, что Ари- стотель называет первой мерой, а нами определяется как первичная система дескрипции и референции мира. Иными словами, «…единое означает меру <…> и мера [каждый раз] бывает неделимой <…> так что единое само по себе не является сущностью чего-либо… ибо единое обозначает… меру некоторого множества…» [15. С. 449]. Все это в свою очередь позволяет принять номинали- стические по своей сути утверждения о том, что первое познаваемое по первичности есть единичное, при том что «…под «единичным» здесь понимается не все то, что одно по числу, ибо понятая в таком смысле любая вещь единична, а понимается вещь, которая одна по числу и не есть естественный либо произвольный, или установленный по соизволению знак, общий для многих вещей; таким образом, написанное речение, понятие и произнесенное слово, обозначающее что-либо, не явля- ются единичными, а единична только вещь, которая не есть общий знак…» [17. С. 107]. Очевидные на первый взгляд минусы устроенной подобным образом структуры доксы, т.е. сложность анализа логической структуры, а следовательно, и сложность обоснованной критики или подтверждения содержащейся в ней информации о предмете, оборачи- ваются вполне ощутимыми плюсами: так, именно док- са является источником новой информации о мире, поскольку дедуктивная аргументация с ее стройной и четкой структурой – множество посылок, заключение – не служит нам источником новой информации о мире и ничего о мире нам не сообщает, ведь заключение здесь всегда является своего рода стенограммой уже сказан- ного в посылках. Иным словами, все эти рассуждения позволяют говорить не только о чисто когнитивной функции доксоморфного дискурса как такой разновид- ности семиотической практики, которая решает задачу прояснения границ языка, и, как следствие, границ лю- бой предметности могущей быть данной в языке, но, соответственно, и о его творческой функции. Основной источник того, что логическую структуру доксы зачастую пытаются подменить логической структурой дедуктивной аргументации, состоит в при- знании доксы обычной конъюнкцией посылок или вы- сказываний, тем более что на первый взгляд именно на это указывается в ее определении, в котором докса рас- сматривается как конечное множество высказываний. 38 Однако несмотря на то, что доксы состоят из некоторо- го осмысленного конечного множества высказываний, они представляют собой нечто большее, чем простую конъюнкцию высказываний, и, соответственно, если докса рассматривается как простая последовательность высказываний, т.е. игнорируется уже рассмотренная выше ее структура, согласно которой докса является логически простой и неделимой, то упускается нечто очень существенное. Безусловно, если взять некоторую доксу о мире или фрагменте реальности Δ 0 и приписать составляющим ее высказываниям индексы {a 1 , a 2 , …, a n }, которые бу- дут обозначать порядок следования высказываний внутри данной доксы, можно, разумеется, из того же самого множества высказываний составить некоторую другую последовательность Δ 1 посредством одного лишь произвольного изменения исходного порядка следования высказываний. Тогда если докса по своей логической структуре является простой конъюнкцией высказываний, не должно существовать никаких логи- ческих оснований предпочесть одно множество выска- зываний, или доксу Δ 0 , другому, или доксе Δ 1 ; но это не так: обычно всегда можно легко осуществить выбор между двумя и более мнениями, руководствуясь, на- пример, тем принципом, что познавательное содержа- ние доксы Δ 0 легче установить, чем у доксы Δ 1 . Однако, приняв во внимание идею о том, что коль скоро докса – это простая конъюнкция высказываний всегда сущест- вует возможность восстановления «исходной» док- сы Δ 0 из «производной» Δ 1 , поскольку в обоих случаях имеется одна и та же конъюнкция высказываний {a 1 , a 2 , …, a n }, а особый порядок или последовательность высказываний в рамках доксы Δ 0 обусловлены лишь соображениями когнитивного удобства, оказывается, что восстановление «исходной» доксы Δ 0 из «произ- водной» Δ 1 – даже в результате неверного допущения о том, что докса – это лишь простая конъюнкция выска- зываний – оказывается маловероятным, поскольку в этом случае неявно и, главное, совершенно необосно- ванно подразумевается то, что исходная последова- тельность Δ 0 является «единственной» последователь- ностью, восстанавливаемой из «производной» Δ 1 , но ведь в том случае, если докса Δ 1 – простая конъюнкция высказываний, то число последовательностей, которые можно из нее восстановить, зависит лишь от числа вы- сказываний – конъюнктов, составляющих данную конъюнкцию Δ 1 , и подчиняется факториальной функ- ции «P n =n!». Получается, что из некоторой последовательности высказываний Δ 1 допустимо «восстановить» как мини- мум несколько отличных друг от друга «исходных» последовательностей, а не одну-единственную – Δ 0 ; то же самое, очевидно, верно и для числа «производных» последовательностей Δ n+1 , их тоже можно составить несколько из некоторой «исходной» Δ 0 . Получается, что в том случае, когда последовательность Δ 0 должна быть «единственной восстанавливаемой» последова- тельностью из Δ 1 , то отдельные высказывания, ее со- ставляющие, помимо прочей информации, должны со- держать также достаточно данных о том, каким должно быть «восстановление» вполне определенной последо- вательности Δ 0 из Δ 1 , но достаточное количество дан- ных для некоторого заключения – в данном случае для «восстановления» Δ 0 из Δ 1 – не является тождествен- ным самому заключению, т.е. «восстановлению» Δ 0 из Δ 1 , иными словами, существует определенный разрыв между «исходной» доксой Δ 0 и «производной» док- сой Δ 1 . Но самое главное, если принять идею о том, что докса – это конъюнкция высказываний, расположен- ных в некотором порядке, то можно сделать вывод о принципиальной невозможности с полным основанием утверждать, что некоторая докса, а точнее ее мыслимое содержание – мнение, понята, пока не проделана работа по уяснению ее смысла при всех возможных перестанов- ках высказываний, составляющих данное конечное мно- жество – доксу, но подобного рода задача может оказать- ся просто практически неразрешимой в силу огромного количества возможных перестановок n, определяемых вышеупомянутой факториальной функцией. Соответст- венно, исходя из тех же самых оснований, невозможно составить представление о когнитивном удобстве той или иной доксы, поскольку, если не провести всех воз- можных перестановок, неясно, как можно с уверенностью говорить о когнитивном удобстве какой-то вполне опре- деленной доксы из их последовательности Δ 1 , Δ 2 , …, Δ n Следует отметить, что если согласиться с допуще- нием, в соответствии с которым из некоторой «произ- водной» последовательности высказываний Δ 1 может быть восстановлена только одним-единственным спо- собом вполне определенная «исходная» последова- тельность Δ 0 , то с необходимостью придется признать, что данная последовательность Δ 0 имеет особый и уни- кальный статус, который отличает ее от любых от нее «производных» (Δ 1 , Δ 2 , …, Δ n , …, Δ n+1 ), полученных путем перестановки составляющих ее высказываний. Иначе говоря, все это означает, что произвольное сме- шивание высказываний, составляющих некоторое ос- мысленное конечное множество, или доксу Δ 0 , устра- няет из данной доксы Δ 0 нечто такое, чем она обладает, но чем не обладают доксы, «производные» от нее: Δ 1 , Δ 2 , …, Δ n , …, Δ n+1 ; такое положение дел объясняется только тем, что Δ 0 является чем-то бóльшим, чем про- стая конъюнкция высказываний, – quod erat demon- strandum. Таким образом, представление, согласно которому докса – это обычная конъюнкция составляющих ее вы- сказываний, оказывается неверным даже в том случае, если его ослабить, сделав допущение о том, что выска- зывания, составляющие ту или иную доксу, должны располагаться в определенном порядке, поскольку как только постулируется существование одного или не- скольких принципов упорядочения высказываний, на основании которых образуется вполне конкретная их последовательность внутри некоторого конечного множества, сразу же и с необходимостью признается существование чего-то такого, что нельзя полностью свести к одним лишь высказываниям, составляющим данную последовательность, а это означает, что анализ осмысленного конечного множества высказываний – логической формы такой особой познавательной фор- мы, как мнение, – нельзя ограничивать только уровнем высказывания. 39 После того, как были проанализированы обе редук- ционистские стратегии во взглядах на такое осмысленное конечное множество высказываний, как докса, и вскрыта их неприемлемость, которая заключается в том, что доксу нельзя свести ни только к предложениям, ни только к высказываниям, действительно ее составляющим, необ- ходимо обратиться к единственной нередукционистской стратегии – номинализму, позволяющему адекватно и корректно вскрыть специфику особой природы таких уникальных и индивидуальных логических структур, как докса. Утверждение о том, что докса является чем-то бóльшим, чем последовательность предложений или простая конъюнкция высказываний, означает то, что доксе имплицитно присуще что-то такое, что не позво- ляет редуцировать ее к предложениям или высказыва- ниям, действительно ее составляющим. Теперь, опира- ясь на данное утверждение, необходимо сформулиро- вать принцип непустоты доксы, в соответствии с ко- торым любое осмысленное конечное множество выска- зываний – докса – имплицитно содержит то, можно назвать «точкой зрения», или такой особый логический компонент, который никак не позволяет произвести редукцию доксы как целого либо к составляющим ее предложениям, либо к высказываниям, выражаемым посредством данных предложений 3 . Принцип непус- тоты доксы предоставляет возможность для объясне- ния отсутствия как «пустых», так и «отрицательных» «точек зрения», поскольку в соответствии с данным принципом, не может существовать никаких «анти- точек зрения», что, соответственно, полностью рас- крывает смысл положения об имплицитном присутст- вии «точки зрения» в доксе. Иными словами, номина- листическая стратегия при анализе доксы с необходи- мостью утверждает ее принципиальную автономность, заключающуюся в том, что мир или фрагмент реально- сти всегда описывается в соответствии с некоторой вполне определенной «точкой зрения» – логическим компонентом доксы, посредством которого не обозна- чаются некоторые конкретные явления или аспекты мира, и, следовательно, построение и использование такого рода компонентов в доксе подчиняется прави- лам, которые не могут являться лишь простым отраже- нием «реальных» закономерностей, существующих в мире, но имеют свой собственный статус. Из всего этого, соответственно, следует, что после- довательно осуществляемый номиналистический ана- лиз полностью отвергает возможность рассмотрения уникальности любого мнения как лингвистического эквивалента уникальности мира или фрагмента реаль- ности, которые описываются тем или иным доксоген- том в процессе создания и выдвижения им своего мне- ния. Идея о том, что уникальность любого мнения – это лишь простой дериват уникальности мира, имеет в ка- честве своего основания явное или неявное убеждение в существовании того или иного набора «правил пере- вода», которые позволяют проецировать мир или фрагменты реальности на лингвистический уровень, но предпочтение такого рода оснований при анализе док- сы полностью игнорирует специфику этой познава- тельной формы, поскольку ее уникальность совершен- но нельзя объяснить одной лишь уникальностью того, о чем в ней говорится – предмета доксы, особая приро- да которого позволяет создавать и выдвигать неогра- ниченное число разных мнений, имеющих один и тот же общий предмет – «мнимое». Таким образом, уни- кальность мнения оказывается заключена не в его предмете рассмотрения, но в интерпретации этого предмета, иными словами, уникальность мнения тесно связана с самой его способностью предоставлять ин- терпретацию или способ описания мира. Докса, подобно фугуративному срезу языка, опре- деляет принцип соединения элементов, но не в целях воплощения некоего объекта, а в процессе выработки знака-как-единичной-вещи-но-знака-многого, который не просто не существует до создания данной доксы – осмысленного множества высказываний, но и вообще не выступает вещественно стабильным прототипом или двойником каких бы то ни было реалий [18. С. 94]. Отсюда вполне очевидно, что такого рода знаки могут занимать лишь то место, которое само по себе никоим образом не значимо, каковым и является «мнимое» – предмет мнения, поскольку знак обретает значение не благодаря тому, что обладает равным с ним бытийным статусом, а исключительно благодаря тому, что сво- бодно от какого бы то ни было значения. Соответст- венно, «мнимое» и есть то особое место ( τοπος), в ко- тором располагается знак и находится то другое – предмет доксы, с чем данный знак соотносится, но ко- торое само по себе принципиально остается свободным от какого бы то ни было значения [19. С. 92–93]. Соответственно, было бы серьезной ошибкой пола- гать, что постепенное усовершенствование дедуктив- ных правил доксоморфного употребления языка позво- лит сократить число мнений, которые могут быть соз- даны о мире или о некотором вполне определенном фрагменте реальности, и тем самым если не воплотить, то хотя бы приблизиться к идеалу одного- единственного мнения – «супредоксы». Опираясь на приведенные рассуждения, необходимо отметить, что принцип непустоты доксы предполагает в качестве своего дальнейшего развития принцип исключительно- сти доксы 4 , согласно которому мнения создаются и выдвигаются с целью передать особую, уникальную интерпретацию мира или фрагмента реальности по- средством предоставления способа описания, т.е. для доксы существенно как раз то, что ускользает при при- менении общих дедуктивных правил. Таким образом, итог этих размышлений состоит в том, что критерии построения согласованной доксы не будут найдены, если данная проблема будет сведена к попытке выяснить, как можно «вразумительным» образом связы- вать между собой предложения или высказывания в рам- ках некоторого конечного множества – доксы, поскольку в последней создается новая лингвистическая и логиче- ская единица – «точка зрения», иными словами, осмыс- ленно ставить вопрос о том, как можно создавать согла- сованные, или осмысленные, конечные множества выска- зываний – доксы, только тогда, когда докса, в соответст- вии с принципами логической простоты и логической неделимости, берется как целое – полная докса. Необхо- димо подчеркнуть принципиальную важность данного утверждения для поиска правил, управляющих созданием докс, поскольку из общих дедуктивных правил оказыва- 40 ется возможным выводить только классы вещей, а не уни- кальные и индивидуальные 5 вещи вроде полных докс. Со- ответственно, исходя из логической составляющей рас- сматриваемой проблемы, с необходимостью следует вы- вод, согласно которому нельзя сформулировать правила создания вполне конкретных докс, а возможно только найти и сформулировать трансцендентальные условия для мнения как особой познавательной формы. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Так, в частности, Хомский специально подчеркивал, что «…когда предложение реализуется как физический сигнал, в мышлении образуется система суждений, выражающих значение предложения, этот физический сигнал и система суждений связываются определенными фор- мальными операциями <…> грамматическими трансформациями» [20. С. 39]. 2 Единственное допущение, которое позволяет сделать доксология, заключается в том, что одни предложения могут определять содержание доксы в большей мере, чем другие, но данное допущение никак не дает оснований для вывода, согласно которому доксу можно редуциро- вать исключительно к таким значимым предложениям, отказываясь от целостного ее рассмотрения. 3 Эквивалентное принципу непустоты доксы утверждение содержится в двадцать первой теореме «Монадологии» Лейбница, согласно кото- рой ни одна монада «… не может также и существовать без всякого состояния…» [16. Т. 1. С. 416]. 4 Указанный принцип исключительности доксы находится в полном соответствии с восьмой и девятой теоремами «Монадологии» Лейбница, согласно которым «…если бы простые субстанции нисколько не различались друг от друга по своим свойствам, то не было бы средств за- метить… изменение в вещах, потому что все, что заключается в сложном, может исходить лишь из его простых составных частей, а мона- ды, не имея свойств, были бы неразличимы одна от другой <…> и, следовательно, если предположить, что все наполнено, то… одно со- стояние вещей было бы неотличимо от другого», т.е. «…каждая монада необходимо должна быть отлична от другой. Ибо никогда не бы- вает в природе двух существ, которые были бы совершенно одно как другое и в которых нельзя было бы найти различия внутреннего или же основанного на внутреннем определении» [16. Т. 1. С. 414]. 5 При этом необходимо отметить, что вовсе не следует рассматривать индивидуальное как простое отрицание, т.е. как нечто, не являющееся целым или всем, поскольку индивидуальное всегда «…существует не вследствие ограничения, а благодаря присущей ему силе, посредст- вом которой оно утверждает себя по отношению к целому как особое целое…» [21. Т. 2. С. 63]. ЛИТЕРАТУРА 1. Греймас А.Ж., Курте Ж. Семиотика. М., 1983. 2. Барт Р. Основы семиологии // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М., 2000. 3. Кристева Ю. Текст романа // Кристева Ю. Избр. тр.: Разрушение поэтики. М., 2004. 4. Блумфильд Л. Язык. М., 2002. 5. Хомский Н. Вопросы теории порождающей грамматики // Философия языка / Ред.-сост. Дж. Сёрль. М., 2004. 6. Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., 1972. 7. Элиот Т.С. Назначение критики // Назначение поэзии. Киев, 1996. 8. Данто А. Аналитическая философия истории. М., 2002. 9. Женетт Ж. Вымысел и слог // Фигуры: В 2 т. М., 1998. 10. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. М., 2004. 11. Брёндаль В. Структуральная лингвистика // Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. М., 1960. 12. Глисон Г. Введение в дескриптивную лингвистику. М., 1959. 13. Теньер Л. Основы структурного синтаксиса. М., 1988. 14. Гемпель К. Логика объяснения. М., 1998. 15. Аристотель. Метафизика. СПб., 2002. 16. Лейбниц Г.В. Монадология. Соч.: В 4 т. М., 1982. 17. Оккам У. Сочинения. М., 2002. 18. Франкастель П. Фигура и место: визуальный порядок в эпоху Кватроченто. СПб., 2005. 19. Юнгер Ф.Г. Язык и мышление. СПб., 2005. 20. Хомский Н. Язык и мышление. Благовещенск, 1999. 21. Шеллинг Ф.В.Й. Соч.: В 2 т. М., 1989. Статья представлена научной редакцией «Философия» 17 декабря 2007 г. |