УЕЗД. Рабочее название проекта
 Скачать 27.07 Kb.
|
|
УЕЗД. /рабочее название проекта/ «Эй, браток, что там впереди? А? Скоро уже привал? Чего молчишь, тебе же виднее тама! Ответь, ну!» «Да, погоди ты, не лезь, слышь, не напирай! Ослобони маненько, друг! Ничо там не видать. Всё та же петрушка. Марево, дорога в пыли, впереди – горизонт какой-то незнамый. Хотя, погодь, вру! Вон – справа показалась травка какая-то, заборчик что ли?» …Ничего не запомнилось, ничего не увиделось, одна только дорога. Пыль и пятки впереди бредущих, пяль и пятки впереди бредущих. Марево «морёного солнышка, морок полуденный, морок предвечерний… И вот, наконец, некое пристанище. Вдоль дороги пошли какие-то построечки. Тесовые дощатые заборчики, да теремочки меж ними. На манер крепостцы какой, что ли. И что отрадно – травушка на обочинке – вдоль забора. Сень благодатная! Все наши страннички стали, стало быть, усажтваться на травушку-лебёдушку. Шумнул кто-то: «Гляй-ка, никак стражничек появился в теремке. Копьецо, значитца, при нём имеется. И всё так добре они обращаются. Только есть что-то не охота. Из нас один такой смышлёный был. Он и вопрошать зачал: «А подскажите, дескать, люди добрые, где это мы? Неужто – пункт пересыльный какой, или чо?» «Да, люди добрые – пункт. Сейчас поесть-попить вам дадут. Передохнёте малость и – опять ходу. До самого до Небесного Городу. Но отсюда не всех дальше пропустят, вот незадача. Будет такой тест что ли. Типа экзамена какого…» «Слыхали, браты, обратно на разделять, стало быть, собралися!» «Экзамен какой удумали! А нам-то что? Привал, так привал, обед, так обед, экзамен, так экзамен. Мы – люди подневольные…» «Ну, давай, растолкуй нам, твоё сиятельство! Ты никак – ангел что ли будешь, или – святой какой. Мы ведь люди простые, земные, нешибко в ваших иерархиях шарим!» - Так вот, друзья, вопрос будет простецкий: «Что есть дух мира сего и как он влияет на умы, как вы говорите людей земных. Только это всё не просто так надо разбирать, а на примере отечественной классической словесности. И начнём сразу с её краеугольного автора с Фёдора Достоевского. Только вы не заблуждайтесь особо. Просто надо на примере второго тома «Братьев Карамазовых» слегка разобрать то, как это дух мира сегоисказил евангельские идеалы. Вот и весь тест. Вот и вся проверка. Кто ответит, тот идёт дальше, - стражник самый выдающийся ростиком говаривал. Как-то ещё он слегка на ангела что ли смахивал, служивый этот… - А я того, не читал Фёдора вашего! Как быть? – это скиталец возопил. Коего некоторые Семёном, а иные Степаном именовали. - Мы вам сейчас всё зачитаем, вы не переживайте, а следите – где и что не так! Сейчас, прямо после трапезы, вам раздадут методические пособия. А у кого есть проблемы с чтением, тому предоставят наушники с информацией. - Всё, в общем, понятно, хотя… Вы нам методички раздайте, но читайте, пожалуйста, этот самый роман, если можно вслух. А мы постараемся отвечать, так сказать, соборно!- это Степан, то ли Семён обратился к «начальству». И вот раздали уже новоприбывшим этакие брошюрки, прямо, точь-в-точь; листовочки они напоминали, что ли? И там значилось следующее: «Классическая русская литература, увы, при своей тяге к правде, она объята, так называемым, обмирщвлённым сознанием. Это сознание представляет собою ряд компромиссов с евангельской богочеловеческой идеей, подобно ступеням, они постепенно низводят и умоляют эту самую истину, эту соль земли, эту закваску, которая и поныне странным образом живит всё человечество. И, наконец, вышеозначенные компромиссы доходят в определённый момент до некоего «нулевого уровня», когда учение Христово признаётся просто душевредным для индивидуума. Казалось бы, возьмём для примера Фёдора Михайловича Достоевского и его итоговый, можно сказать, труд «Братья Карамазовы», такие достойные персонажи, такие высокие цели…» - Подожди, подожди, - Матвея внезапно перебил его односельчанин Евгений, -что-то никак я не уразумею, куда они клонят… Итак, друзья, вам предлагается произвести некую «работу над ошибками» своего духовного пути. Не секрет, что Фёдор Михайлович не для одного поколения русских, и не только, людей стал неким духовным авторитетом, если не сказать пророком. В гуманитарных ВУЗах данного писателя называют не иначе, как «вершиною русской классической словесности». Что ж, не станем оспаривать данного утверждения, тем более, что у акции нашей нет задачи по ниспровержению титана российской мысли. Просто, у всех юнош есть масса заблуждений, с которыми во взрослой жизни предстоит мучительно распрощаться. Впрочем, и собственных заблуждений у нас хватает. Как то: творчество человека, его творческое начало самодостаточно по своей природе и, априори, оно хорошо и даже великолепно..; творчество, скорее, имеет право на существование лишь как некий придаток, к чему-то более серьёзному, важному, онтологичному. Есть в жизни вещи важнее последнего: душевная чистота и простота, евангельские истины, в конце концов. Сказано же у пророка Иеремии о лжепророках, что «…Всех пророков твоих унесёт ветер…»1 И что любопытно, спустя некоторое время, встаёт один солдат Вселенной по имени Василий. Это, примерно, после прочтения трёх первых глав второго тома «Братьев Карамазовых», или, как кто-то из толпы подшутил «Паровозовых». Ну, ему кричат, дескать: «представляться даже вовсе необязательно, лучше припомните из какого Вы роду-племени?» Он ответствует, что, мол, отец его в подмосковном селе таком-то за бареточника слыл; то бишь починитель и изготовитель детской обувки, преимущественно, - летней. И он начал примерно в таком ключе: - Разогнули мы с тобой, читатель, том второй «Братьев Карамазовых», и видим много, много полемики, а, точнее, игры писательской вокруг того факта (и, кстати, это совсем не факт, а, скорее, выдумка хитроумного писателя) вокруг тлетворного запаха, разнёсшегося от почившего почти святого человека, наставника Алёши Карамазова, старца Зосимы. Ибо, последние дни пребывания человека на земле – это уже жизнь, по большей части, запредельная. Амвросий Оптинский говаривал своему келейнику о том, что один день из трёх тех самых дней, что перед погребением, его тело будет смердеть. Это оттого, что он не заслужил прижизненной всероссийской славы. Нет, он её – славу – конечно же заслужил. А кто же тогда ещё, если не этот светильник веры Христовой? Но, дело в том, что сама слава земная она, можно так выразиться, ни одним индивидом не заслужена. Потому как с небесной славой рядом она – всё равно, что ничто. Вот это факт, и, обратите внимание, как рельефно он подан нам-христианам. И как плоско подаёт этот якобы «позор православия» господин Достоевский… И что вы думаете, никто, как раз не ожидал от сына бареточникова этакой-то прыти; а он всё дальше несётся, подобно молодому рысаку: - Понимаете, в чём дело, Вы, Фёдор Михайлович, были в юности моей отцом моим духовным. Идя за ним, я немного заплутал. Хочу разобраться в себе самом. Что принято мной было за чистую монету, где не разглядел подвоха? Допустим, Вы – учитель - постоянно требуете от женщин благородства. А, вслед за Вами этот посыл воспринял и слуга ваш покорный. И, что бы Вы думали, невзлюбил слегка женский пол… (Далее бареточников сын Василий стал спорить сам с собою что ли?) Вот, ты говоришь: «Не требуйте от женщин благородства!» А чего ещё от них можно требовать, ума и красоты?! « Да, красота… В юности мне казалось, что все беды на этой земле от красивых женщин. Правда, потом как-то быстро передумалось, допустим, была и такая версия: «Весь разлад мировой человеческой гармонии что ли, пошёл от детей из неполных семей. Отсюда – будем винить отцов, поскольку чаще всего они уходят в поисках «свежих ощущений» Но бывает и в полной семье формируется такой деспот, что держитесь! Так вот, не требуйте от женщин бескорыстия, в том числе, особенно, - от молодых и красивых. Это не про них..! Да, вот, допустим, лиса брюхатая, обыкновенно, трусит по лесу в поисках удобной норы. Где тут требовать и какого, позвольте спросить, ещё такого от неё бескорыстия. Я, конечно, извиняюсь за столь физиологическую, если не сказать, натуралистическую подробность, тем не менее…» Тут представители мира ангельского принялись хлопать оратору за его недюжинную речь. Кто-то даже крыльями хлопал… А один из «небесной сотни» даже припомнил, как недавно совсем мимо их заставы проходил некто поэтишко завзятый и, буквально, поверг всех их в изумление своим вдохновенным слово-сотворением: «…Голос пропал. Молитву шепчу на ухо Христу…» Здесь слова попросил некто Савелий – представитель истреблённого духовного сословия…Он начал как-то через чур издалека, что ли: «Понимаете в чём дело, братья и сёстры, роман написан человеком православным, но немного пошатнувшимся в вере. А если говорить чисто по форме, то подозрение вызывает некая схематичная похожесть как речи, так и духовного облика почти всех героев книги. Все они разговаривают, употребляя интеллектуальные заготовки и наработки самого автора. Вы, наверное, подправите, что так в литературе всегда и случается, но… При этом, ни в одном персонаже не видна «правда характера». То есть: «А, да! Я такого человека в жизни встречал и то, что он делает и говорит, вполне можно предположить.» Нет особенностей, нюансов, отличий поведения одних от других. Этот роман никак реалистичным не назовёшь. Скорее, мистически-мистификационным. Как только со сцены сходит Алёша-монах, точнее, как только автор напяливает на него светское платье, духовная тема из второй части романа моментально улетучивается. Имя Господа вовсе перестаёт упоминаться. Это произведение в православно-христианском духе? Скорее, напротив! И ещё. Почему-то никто из героев не хочет просто трудиться и добывать хлеб насущный. Все хотят красивой жизни за лёгкие деньги. Особенность характера автора? Характерность канувшего в Лету русского дворянства? Национальная черта россиянина…?» «Да, друзья, скорее всего вам удалось ухватить ниточку этой мирской ущербности в великом романе. А теперь предлагаем на ваш суд духовные искания некоего странника: «… Начинающаяся старость, плюс никак не желающая заканчиваться зима… …Ладан прогорает в паучке над лампадой, во время молитовки, и превращается в «небесную кашку». «Отведай-ка небесной кашки..!» …С вечера записал на листочке, чтобы не забыть: «Купить мускатный орех». С утра читает: «Искупить мучительный грех..!» «…нет ли соблюдающего правду, ищущего истины? Я пощадил бы (ваш город.)2 …ради прихожан нашего собора…ради нашей церковной общины… Там из странников всякие люди были: Савелий имелся, да Митрий. У первого отец после военщины колпачником подрабатывал – шил картузы на все окрестные сёла. Любил покойный поддать огонька в пролетарскую топку: «Как, грит, понять эфтово писателя, не знамо. Слишком ум его широк, я бы сузил, да поздненько, однако, зауживать». Дед Митриев же, этот у нас ведёрщик и корытник был, по причине не ходячести ног, стало быть, тот право не по теме всё елозил язычишком-то, мол, «…до появления железных орудий труда, корыты и лодки выдалбливались людями годами». Да трое были из соседнего села: а тот парняга, чей родитель был севец-Степан, он же резаком подкалымливал, когда морозы вставали в полный устюг. Так вот он баил про пращура своего, что тот от корки до корки книгу Фёдор Михайловичеву изучил, было, но оценить его труд слабоват умишком оказался. …И вот, дело было к зиме, всем коллективом уселися на конника, то бишь лавку такую длиннообразную. Единый же из собравшихся собратьев, что называется ляпнул, что Россия есть страна гениев и она же, мать, - страна священников. И, что характерно, сидели они с постными физиями, «…как прохожие, которые зашли переночевать.»3 А сидели и спорили и ссорились, обсуждая эти злополучные вопросы. Такое было ощущение, что они перессорились со всею землёю! И один из них, то ли ведёрщик, то ли колпачник, сказанул, как говорят невпопад как-тои говорит: «Вы знаете, братья, что меня настораживает в богопознании?» Все эдак подпрыгнули на коннике: «В чём, в чём?» «Да, да, вы не ослышались. Так вот. Это то, что Господь всегда точно знает, кому и что послать и Он никогда не ошибается: одному – инвалидную коляску, другому – инфаркт и сердечную недостаточность, третьему – безумие в течении трёх-четырёх последних лет земной жизни!» «Ты знаешь, Ипполит, - вступил в разговор бареточник – мастер детской обуви – это не то, что настораживает, это, буквально пугает и, даже несколько парализует сознание!» Жил да был на свете один песняр. В городе, который сам свой след на карте затерял. Был он изрядный мечтун, намечтал себе чуть ли не общерусскую известность и первый свой альбом назвал так «Язычник». Колоритное, вроде, название, но и соблазнительное и с вызовом. Глупый вызов небесам. Дерзкий. В итоге он сильно проиграл, конечно. Три – два – четыре. С таким счётом. Трёх женщин бросил, а две из них сделали от него четыре аборта. Конечно, и детей нажили двоих. Но пол мести в церкви до скончания века, этого мало. И в этом альбоме такие композиции были: «Реверберационные князья», «В день Покрова Божьего –слушал рок-н-ролл, а Богу не молился». Ну, и глупый человек, от тебя нам – не лучше, не хуже. Поубавится теперь катаклизмов, сплетен, или бед? Ну, скажите, господа, для чего он нам всё-таки нужен, этот «пламенный герой», этот самозванец-поэт… Посля собрания вся честна компания собралася у бареточника в задней. Прямо – на подполице, или наподызбице. Как её ещё назвать. А – дверь-лаз в подпол. Да, в подклеть. Да, кто да кто притащились: Василий-бареточник – хозяин, ага, колпачник-Григорий, Степан-севец, да Митрий по корытам спец. Хозяин на стол угощение вытащил – кусок солонины. А ножишко оказался кое-какой, тупенькай и давай они это сало карзать. Ну, всё как у русских людей – чугун с картошкой в хайло поставили. Хайло – по-другому в устье, значит. В назол угольков подсыпали, ждут-пождут. Спиртного ничего не имелося в избе. Токмо – квасу хлебного корчага. Корец эдак зачерпнут и пущают яво по кругу. Ту жена забежала с мутовкой в руках. Грит, мол: «масло толку, а робёнок никак не уснёт.» И весь двадцатый век наш российский мужик перед Богом был почитай «… мятежный дом.»4 …Оказывается, наличие поэтического мировосприятия тоже способно «выкупить» душу в паки-бытии. Ибо в нём содержится мотив благодарения. И вот – поднял некто из спасающихся бумагу. Там – уже не земля под ногами, там – невесомость. Написано было рукой человечьей: «О, ароматно-мимозная верба! И Вы – бабочка-«лимонница», только что очнувшаяся от морозно-обморочного забытья! И Вы – чрезвычайно пахучая тополиная почка, только что раскрывшаяся и упавшая на землю! Не в вас ли воплотилась вечная Пасха Христова? А, быть может, она – Пасха в бледно-зелёном ореоле новоявленной листвы, трепещущей над полувековыми над полувековыми древами! Нимб святой Девы Весны…» Спасут ли эти строки душу написавшего их? Большой вопрос… 1 Иеремия - 22;22. 2 Иеремия 5;1 3 Иеремия 14; 8 4 Иезекииль 12;1 |