Главная страница

Василик - Основы теории коммуникации. Рецензенты доктор социологических наук, профессор


Скачать 4.47 Mb.
НазваниеРецензенты доктор социологических наук, профессор
АнкорВасилик - Основы теории коммуникации.doc
Дата28.01.2017
Размер4.47 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаВасилик - Основы теории коммуникации.doc
ТипДокументы
#435
страница6 из 55
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   55
Глава 2. Истоки и основные этапы развития теории коммуникации

кой логике, логической семантике, философии науки интерпрета­ция — установление значений выражений формального языка.

В качестве практики интерпретация существовала уже в анти­чной филологии («аллегорическое толкование» текстов), в средне­вековой экзегетике (христианская интерпретация языческого пре­дания), в эпоху Возрождения («критика текста», лексикография, «грамматика», включавшая в себя стилистику и риторику) и Рефор­мации (протестантская экзегетика XVII в.). Первые попытки теоре­тического осмысления интерпретации связаны с возникновением герменевтики (Ф. Шлейермахер).

Для решения проблемы понимания необходимо выполнить сле­дующие условия: раскрыть историческую природу текста; выявить сущность процесса понимания и интерпретации. Таким образом, принципиальным становится выделение условий понимания, кото­рые образуют контекст «жизни» анализируемого текста. Этот кон­текст воссоздается при помощи филологической, исторической и психологической интерпретаций. Через понимание и интерпрета­цию герменевтическая проблематика вливается в феноменологию. Герменевтика (с ее функцией осмысления и интерпретации), логи­ка (функция выражения смысла), феноменология (функция обнару-, жения смысла) сплетаются в единой деятельности разума.

Герменевтика как философско-методологическое учение неод­нородна, в ней можно выделить следующие направления.

Идеи герменевтической феноменологии получили развитие в творчестве русского философа Г. Г. Шпета (1879— | 1940), последователя феноменологического учения Э. Гуссерля.^ В сочинении «Внутренняя форма слова» (1927) он предвосхитил! многие идеи позднейшей герменевтики и философии языка.

Шпет полагал, что в современной философии проблемы пони-| мания и интерпретации излишне психологизируются. По его мне-| нию, смысл слова объективен и может быть познан непсихологи-« ческими методами. Поэтому герменевтика как искусство постиже-1 ния смысла должна с необходимостью включать в себя научные! семиотические, логические и феноменологические методы, т.е. ме тоды объективного постижения изучаемого явления. Субъектив ные факторы также должны включаться в исследование текстов под общим названием «условия понимания», но их постижение должно обеспечиваться историческим методом. Созданный текс «живет» самостоятельной жизнью, его смысл уже не зависит воли автора, он объективируется как вещь в себе и для нас.

Шпет уловил, что герменевтика как самостоятельное философ ское направление адекватна интерпретационной, диалогично» природе философии. Отвергая односторонность философского

2.1. Проблемы коммуникации в истории социально-философской мысли 81

сциентизма, он соединяет объективно-рационалистическую пози­цию и интерпретационные приемы философского знания. В ре­зультате возникает синтез герменевтики и феноменологии. Герме­невтика занимается анализом понимания и должна отвечать на во­прос «Как возможно понимание?», т.е. фактически является фило­софией понимания. Феноменология анализирует смысл и методы его образования.

Феноменологическая герменевтика синтезирует оба эти направ­ления в одной философской парадигме. В результате акт понима­ния включает в себя в качестве структурных компонентов разум и объект познания (текст). Понятие текста получает предельно ши­рокую трактовку как знаково-символической информационной сис­темы, включающей обычные носители информации — устную и письменную речь (книги, газеты, письма и т.п.). При таком подходе проблематика языка смыкается с проблематикой сознания, что приводит, по мнению Шпета, к новому понятию «языковое созна­ние». Поскольку тексты суть продукты человеческой деятельности, на которых запечатлено влияние языкового сознания, постольку понимание текста должно опираться на принципиальный анализ языкового сознания в широком культурном контексте, в котором оно формируется и функционирует.

Онтологическое направление в герменевтике разви­вает М. Хайдеггер (1889—1976), сделавший предметом герме­невтического анализа язык. Язык у него выступает как сущностное свойство человеческого бытия. А так как понимание возможно только в языке и при помощи языка, то язык определяет постанов­ку всех герменевтических проблем. В нем отражается весь мир че­ловеческого существования и через него герменевтика у Хайдегге-ра «выходит» на анализ человеческого бытия.

«Тайна» бытия, по Хайдеггеру, сокрыта от человека. Существую­щий язык, подчиненный логическим правилам, грамматике и син­таксису, ставит непреодолимые пределы тому, что люди хотят ска­зать друг другу. Пользуясь таким языком, люди говорят о сущем, а не о бытии, в смысл которого им не дано проникнуть.

Как же тогда бытие приоткрывает свою тайну? Раскрытие случа­ется только в языке, но не столько в научном, сколько в поэтичес­ком: «Язык — дом бытия. И в нем обитает человек. Мыслители и поэты — хранители этого обиталища» (М. Хайдеггер). В языке, пишет Хайдеггер в эссе «Гёльдерлин и сущность поэзии» (1937), поэту раскрывается дар бытия, им, поэтом, говорящего. Важно поэ­тому уметь слышать бытие, отдаться в его власть и стать свободным Для восприятия истины и слова.

6-7621


82

Глава 2. Истоки и основные этапы развития теории коммуникации

2.1. Проблемы коммуникации в истории социально-философской мысли 83


Онтологизируя языковую проблематику герменевтики, Хайдег-гер способствует превращению герменевтики в учение о бытии, за­крепляя тем самым ее философский статус. По его мнению, герме­невтика имеет дело не столько с правилами интерпретации текс­тов, теорией лингвистического понимания, сколько с нашим общим отношением к миру, в котором мы живем. По сути дела, она представляет собой феноменологическое определение специфики самого человеческого существования, поскольку понимание и ин­терпретация составляют фундаментальные способы человеческого бытия и механизмы коммуникации, и потому он рассматривает фи­лософию как герменевтическую интерпретацию этого бытия.

Большое влияние на современную философию оказали герме­невтические идеи Г.Г. Гадамера (1900—2002), ученика М. Хай-деггера, автора классического труда «Истина и метод» (1960). Гада-мер критически осмысливает предшествующую герменевтическую традицию, в первую очередь учение Ф. Шлейермахера, который стремится к исторической реконструкции прошлого состояния произведения искусства (текста) через реконструкцию его культур­ного контекста. Для Гадамера такая реконструкция («репродукция прошлой продукции») «не более осмысленна, чем реставрация про­шлой жизни». Цель'ю герменевтического искусства должно стать не «вживание в мир автора», а представление этого мира «в себе» для актуализации его для себя.

Развивая предложенный Хайдеггером «онтологический пово­рот» герменевтики к проблеме языка, Гадамер в качестве важней­шей выделяет категорию «предпонимание» — совокупность «пред­рассудков», «предсуждений», «предмнений», «предвосхищений», определяющихся традицией «горизонт пониманий». Централь­ным, обусловливающим все остальные является понятие предрас­судка — «это суждение, которое имеет место до окончательной про­верки всех фактически определяющих моментов» (Гадамер). Следо­вательно, предрассудок — не обязательно ложное суждение, в нем могут быть как положительные, так и отрицательные моменты. Предрассудки, по Гадамеру, — это элементы традиции, живущие в современности, это связь истории и современности.

Поскольку любая традиция нерасторжимо связана с языком, в нем выражается и им в определенной степени обусловлена, по­стольку главным предметом и источником герменевтической реф­лексии должен стать язык как структурный элемент культурного це­лого. Язык кроме переносимого смысла сохраняет объективные и субъективные предпосылки понимания. Язык, по Гадамеру, есть мир, который окружает человека, без языка невозможны ни жизнь, ни сознание, ни мышление, ни чувства, ни общество, ни история

и т.д. Все, что связано с человеком, находит свое отражение в языке. Язык есть не только «дом бытия» (Хайдеггер), но и способ бытия человека, его сущностное свойство. Язык является условием познавательной деятельности человека. Таким образом, понимание из модуса познания превращается в модус бытия. Принципом и ис­точником действительного понимания и взаимопонимания являет­ся диалог, разговор, коммуникация.

Идеи Гадамера существенно переориентируют устремления гер­меневтики как философско-методологической дисциплины. Она обретает еще большую философскую значимость, становится уче­нием о человеческом бытии и коммуникации.

В последние десятилетия монополия герменевтики на разработ­ку проблематики понимания текста оказалась несколько ослаблена: герменевтическая методология либо дополняется психоаналити­ческой и структуралистской, либо исследуется как эпистемологи-ческая и логическая проблема.

Неопозитивизм (или аналитическая философия) складывается в на­чале XX в. в рамках философского позитивизма; это «антиметафи­зическое», аналитическое направление, знаменующее «лингвисти­ческий поворот» философии. Новое направление объявило, что философия имеет право на существование не как метафизика, «мышление о мире», а лишь как «логический анализ языка». С точки зрения неопозитивизма все наше знание о мире дают толь­ко конкретные эмпирические науки. Философия же не может вы­сказать о мире ни одного нового положения сверх того, что гово­рят о нем отдельные науки, не может создать никакой картины мира. Ее задача состоит в логическом и лингвистическом анализе и прояснении тех положений науки и здравого смысла, в которых может быть выражено наше знание о мире.

Аналитическая философия представлена, прежде всего, школа­ми логического позитивизма и лингвистической философии. Фило­софские исследования в них носят характер аналитической проце­дуры, которая у логических позитивистов ориентирована на «со­вершенный язык» формальной логики, а в лингвистической фило­софии — на естественный язык.

Сведением философии к логическому анализу неопозитивизм обязан в первую очередь Б. Расселу, который использовал для этого достижения математической логики. Рассел полагал, что метод ло­гического анализа может способствовать разрешению философ­ских проблем (собственно, сами эти проблемы имеют логическую природу), и объявил, что логика составляет сущность философии. Р. Карнап еще более сузил понимание философии, сведя объект ее исследования к логико-синтаксическому анализу языка и объявив,


84

Глава 2. Истоки и основные этапы развития теории коммуникации

2.1. Проблемы коммуникации в штории социально-философской мысли 85


что философские проблемы — это не что иное, как языковые про­блемы.

Логический позитивизм. Сосредоточенность на частные логико-методологических исследованиях, на анализе языка науки характе­ризует деятельность так называемого Венского кружка ^Ф. Вайс-ман, Г. Ган, К. Гедель, Р. Карнап, О. Нейрат и др.), возникиего в на­чале 1920-х гг. и просуществовавшего вплоть до начала Второй ми­ровой войны и заложившего основы логического позитивизма.

Представители этого направления обратили внимание на то, что обычный язык создает массу заблуждений и мнимых проблем. Из них по большей части и состоит традиционная философия. Чтобы их избежать, необходимо сформировать совершенный язык, не допускающий никаких неопределенностей. Таки и языком должен стать язык математической логики, считал Б. Рассел. Совершенный язык, по мнению логических позитивистов, может включать в себя лишь такие высказывания (предложения), которые являются: а) либо суждениями о фактах и подлежат эмпирической проверке (например, «Вода закипает при температуре 100 градусов и давлении 1 атмосфера»); б) либо логическими выводами, которые имеют внеопытный характер, потому, строго говоря, это не знания, а тавтологии (например, 2 + 2 = 4; А + В = В + А). Последние не несут информации о мире, но всегда являются истинными, по­скольку их истинность определяется всецело правилами языка. К тавтологиям относятся положения математики и логики. Только предложения этих двух видов имеют научный смысл.

Задача философии состоит в том, чтобы очищать научные зна­ния от предложений, которые: не имеют смысла — их нельзя ни оп­ровергнуть, ни подтвердить (например, «Восток завтра будет круг­лый»); хотя и обладают смыслом, но не могут быть проверены эм­пирически (например, «В мире нет ничего кроме движущейся мате­рии»). Таковых большинство в традиционной философии, и они оперируют понятиями, которые нельзя сопоставить ни с какими фактами («материя»).

Процедура проверки предложений на предмет их осмысленнос­ти получила название «верификация». Согласно принципу верифи­кации, только те предложения имеют смысл, которые допускают опытную проверку. Этому принципу логический позитивизм прида­вал огромное значение, однако он не оправдал связанных, с ним на­дежд: не все положения науки можно проверить сегодня, но можно будет проверить некоторое время спустя с развитием эксперимен­тальной техники; историческое знание принципиально не поддает­ся экспериментальной проверке, но прошлое все-таки познается; сам принцип верификации нельзя отнести ни к опытному ни к тав-

тологическому высказыванию_, он имеет явно «метафизическое», философское происхождение.

Осознание методологический недостаточности логического по­зитивизма с его притязаниями на создание «идеального» языка науки (не все научное знание м«жет быть формализовано в логичес­ких конструкциях искусственного языка) привело к возникнове­нию в рамках неопозитивизма лингвистической философии.

Лингвистическая философия — одно из направлений аналитичес­кой философии, получившее развитие в Великобритании, где воз­никли две школы — кембриджская и оксфордская (последняя и по­ныне доминирует в британсжой академической философии), в США и некоторых других страдах Запада в 1930—1960-е гг.

Сторонники лингвистической философии отказываются от жестких логических требований к языку, полагая, что объектом ана­лиза должен быть естественный язык. Впервые метод философско­го анализа естественного язшка был разработан в Кембридже Дж. Муром. Наиболее развернутый вариант лингвистического ана­лиза представлен в трактате Л. Витгенштейна «Философские иссле­дования» (1949).

По мнению Витгенштейна, 1редставления о недостатках естест­венного языка, его так называемых логических нестрогостях, вы­званы стремлением позитивистов навязать языку единую, универ­сальную логику, с тем чтобы упорядочить язык, ликвидировать смы­словые разночтения и многозжачность используемых понятий, за­путывающую двусмысленность, грамматических конструкций и т.д. Витгенштейн же считает, что философские заблуждения устраня­ются путем включения слов и дыражений в органически присущие им контексты человеческой коммуникации. Исходя из разнообра­зия, неоднозначности поняти I естественного языка, его природ­ной подвижности, Витгенштейн предложил вариант анализа, осно­ванный на концепции «языковых игр» и ввел термин «лингвисти­ческие игры».

Особенности игры как явле шя позволяют лучше понять особен­ности языковой реальности. Подобно тому как каждая игра имеет свои правила, так "и в языке существуют различные правила, где формальная логика образует жего лишь один класс таких правил. Поскольку каждая игра имеет свои собственные правила, следова­тельно, нет единой универсалжной игры, одних и тех же правил и одинаковых способов достиже шя целей. Эта особенность игры по­зволяет кардинально пересмотреть соотношение логики и языка: уподобление логики правилам игры накладывает запрет на любые попрытки подчинить язык еданым логическим правилам, поста­вить логику над языком.


86

Глава 2. Истоки и основные этапы развития теории коммуникации

2.1. Проблемы коммуникации в истории социально-философской мысли 87


Лингвистических игр бесконечно много, как бесконечно много способов использования слов, знаков, словосочетаний. Эта множе­ственность не есть что-то фиксированное, данное раз и навсегда: одни игры рождаются, другие — стареют и исчезают. Само слово «игра» указывает на то, что язык, говорение, будучи типом актив­ности, составляют неотъемлемую часть жизни. Множественность лингвистических игр Витгенштейн демонстрирует на следующих примерах: «Отдавать приказы или выполнять их... Решать арифме­тические задачи... Переводить с одного языка на другой... Спраши­вать, благодарить, проклинать, приветствовать, молить» (Витгенш­тейн Л. Философские работы. Ч. 1. М., 1994. С. 91).

Перечисление и анализ различных примеров лингвистических игр означает уже не формально-логический анализ, а просто опре­деление «фактического употребления» слов и словосочетаний. Для сторонников лингвистической философии «фактическое употреб­ление» означает использование слов, значение которых нас инте­ресует, в течение достаточно длительного времени достаточным числом серьезных и ответственных лиц, знающих соответствую­щий предмет или соответствующие обстоятельства. В сущности, имеется в виду решающая роль языковых конвенций.

Таким образом, лингвистический анализ есть процедура выясне­ния фактического употребления слов репрезентативной группой говорящих по интересующему предмету. Если некоторое выраже­ние фактически употребляется, то бессмысленно уже говорить, ис­тинно оно или нет. Вопрос об истине есть вопрос факта, а не нормы. Высказывать нечто и высказывать истину — это одно и то же, хотя мы можем ошибаться относительно употребления того или иного слова или выражения.

Доктрина лингвистической философии, по сути, свелась к опи­санию обыденного языка, фактическое употребление которого представляет научный интерес. Однако интерес только к обыден­ному языку, а не к миру натолкнулся на трудности научного позна­ния и интерпретации. Обыденного языка, свободного словоупот­ребления и вольного построения грамматических конструкций здесь явно недостаточно. Утверждение Витгенштейна о том, что логической необходимости в точном смысле не существует и что логическая связь не «вынуждает» нас сделать определенный вывод, а только «побуждает» к этому, противоречит природе логического вывода, который действительно обладает «принудительным» ха­рактером, заставляющим прийти к определенному заключению. Применение игровой модели языка к анализу логической пробле­мы означало возврат к конвенционализму — логический выбор есть «мой выбор».

Таким образом, идея плюрализма методов связана у Витгенштей­на с релятивизмом в теории познания (признак относительности нашего знания), а констатация решающей роли языковых конвен­ций носит смысл растворения реальности в контекстах различных «языковых игр».

Пристальным интересом к обыденному языку отмечены иссле­дования Дж. Остина (1911—1960) — видного представителя лин­гвистической философии из Оксфорда. Как и многие его коллеги, он работал в сфере обычных словоупотреблений, пафос его работ направлен против неверного, т.е. нарушающего логику естествен­ного языка, употребления слов и целых фраз. Анализируя различ­ные лингвистические единицы в работе «Как сделать вещи слова­ми» (1965), Остин показал отличие индикативных (констатирую­щих) высказываний от перформативных (исполнительных). Пер­вые содержат некую констатацию, описание (например, «Завтра я иду на работу») и могут быть истинными или ложными; вторые ука­зывают на исполнение какого-либо действия («Обещаю, что завтра я пойду на работу») и могут быть удачными или неудачными. Свою концепцию Остин назвал «теория речевых актов», где им был вве­ден ряд новых понятий: локутивный акт — акт говорения самого по себе; иллокутивный акт — акт осуществления одной из языковых функций (вопрос, оценка, команда, информация, мольба и пр.); перлокутивный акт — целенаправленное воздействие на мысли и чувства человека, провоцирующее определенную реакцию (убежде­ние, обман, изумление, запутывание и т.д.). Теория Остина и вве­денные им понятия оказались востребованными современной лин­гвистикой и логикой. Сам же Остин надеялся, что на основе его установок и в результате коллективной деятельности его сторонни­ков возникнет новая дисциплина — лингвистическая феноменоло­гия, являющаяся симбиозом философии и лингвистики.

Семиотика в XX в. получила дальнейшее развитие. Будучи одним из ответвлений философского позитивизма, сегодня семиотика по­лучила статус самостоятельной научной дисциплины. Основы семи­отики, заложенные Ч. Пирсом, нашли свое развитие в работах Ч. Морриса (1901—1979). Моррис начал свою карьеру как инже­нер, затем через биологию и психологию пришел к философии. Широкую известность ему принесла книга «Основы теории зна­ков» (1938). Знакам посвящена и другая, ставшая классической ра­бота «Знаки, языки и поведение» (1946).

Центральными понятиями новой дисциплины стали понятия знака и семиозиса. Знак определяется как некий предмет (явление, событие), который выступает в качестве представителя (заместите­ля) некоторого другого предмета и используется для приобрете-


88

Глава 2. Истоки и основные этапы развития теории коммуникации

2.1. Проблемы коммуникации в истории социально-философской мысли 89


ния, хранения, переработки и передачи информации. Знаки могут быть как языковыми, так и неязыковыми. Семиозис определяется Моррисом как процесс, при котором некое явление функциониру­ет в качестве знака. Этот процесс включает в себя три очевидных компонента: то, что функционирует как знак — знаковый провод­ник; то, к чему знак относится, — десигнат; эффект, произведенный на интерпретатора, благодаря чему вещь становится для него зна­ком. Например, если 5 есть знаковый проводник, О — десигнат, / — интерпретатор, тогда знак можно охарактеризовать следующим об­разом: 5 есть для /знак О в той мере, в какой /осознает /) благодаря присутствию 5; Отсюда следует, что семиозис — это «осознание-по-средством-чего-то». Посредник — это знаковый проводник, дейст­вующее лицо — интерпретатор, предмет осознания — десигнат; в предлагаемой формулировке появляется еще один, четвертый ком­понент: осознание есть интерпретация.

Триада, возникающая из отношений знакового проводника, де--сигната и интерпретатора, позволяет изучать три важнейших диа-дичных отношения: одних знаков с другими знаками, знаков с соот­ветствующими объектами, знаков с интерпретатором.

Три семиотических измерения состоят из синтактики, семанти­ки и прагматики. Синтактика изучает отношения знаков между собой, т. е. структуры сочетаний знаков и правил их образования и преобразования безотносительно к их значениям и функциям зна­ковых систем. Семантика трактует отношения знаков с их десигна­тами как объектами, ими обозначаемыми. В вопросе об «истиннос­ти» всегда возникает проблема взаимоотношений знаков с вещами; десигнат знака — это предмет, который знак может обозначить. Прагматика изучает отношения знаков с интерпретатором. По­скольку знаки толкуют живые существа, то речь идет о биотических аспектах семиозиса, т.е. психологических, биологических и социо­логических феноменах, которые имеют отношение к функциони­рованию знаков. Моррис дает следующую формулировку семиоти­ческого процесса: «Толкователь знака есть организм, толкуемое — одежды органического существа, которые с помощью знаковых проводников играют роль отсутствующих предметов в проблема­тичной ситуации, как если бы последние присутствовали». Благода­ря семиозису «организм осознает интересующие его свойства от­сутствующих предметов и ненаблюдаемые свойства присутствую­щих объектов». В этом состоит инструментальная важность знаков. Язык в полноте семиотического смысла термина, заключает Мор­рис, есть не что иное, как интерсубъективная коллекция знаковых проводников, применение которых детерминировано синтаксичес­кими, семантическими и прагматическими правилами.

Рассматривая лингвистические (языковые) знаки, Моррис пред­лагает следующую их классификацию на основании разных спосо­бов обозначения: 1) идентификаторы — знаки, отвечающие на во­прос «где?»; 2) десигнаторы — знаки, ставящие интерпретатора перед вопросом «что такое?»; 3) оценочные — знаки, связанные с предпочтением, отвечающие на вопрос «почему?»; 4) прескриптив-ные — знаки, отвечающие на вопрос «как?»; 5) формирующие, или знаки систематизации, направляющие поведение интерпретатора в отношении других знаков.

Кроме того, различаются четыре способа использования зна­ков: информативный, ценностный, стимулирующий и систематизи­рующий. Комбинируя способы обозначения и способы использова­ния знаков, Моррис создает классификацию различных типов дис­курса, которые образуют дискурсивное пространство. Так, научный дискурс нацелен на получение истинного знания (информации), политический дискурс стимулирует соответствующие данному типу общества действия, моральный дискурс оценивает действия с точки зрения предпочтения и т.д.

Личность, отмечает Моррис в работе «Знаки, язык и поведе­ние», способная увидеть знаковые феномены с точки зрения семи­отики, более восприимчива к знаковым ресурсам культуры. В тече­ние всей своей жизни, с самого момента рождения, человек на­ходится под непрерывным воздействием знаков, без них люди не мыслят своего существования, достижения поставленных целей. Сознательное отношение к дискурсивным типам, их функциям и использованию поможет человеку избежать манипуляций со сторо­ны других и уберечь автономию своего сознания и поведения.

Критическая философия Франкфуртской школы во второй полови­не XX в. в лице одного из ведущих своих представителей Ю. Хабер-маса заострила вопрос о роли и значении коммуникации в совре­менном западном обществе.

Ю. Хабермас (р. 1929) — немецкий философ и социолог, автор многочисленных работ по теории общества. Главным трудом Хабермаса является двухтомная «Теория коммуникативного дейст­вия» (1981), лежащая в русле критической философии. Работа Ха­бермаса по существу представляет широкомасштабную теорию об­щества. Критическая установка предшественников Хабермаса осно­вывалась на пессимистической оценке перспектив современного общества, которое выросло из безграничной веры в могущество че­ловеческого разума, утвердившейся в новоевропейской культуре и философии.

Разум в теоретических построениях критической философии предстает как инструмент, «инструментальный разум», определяю-


90


91

Глава 2. Истоки и основные этапы развития теории коммуникации

2.2. Современные концепции коммуникации


щий характер современной цивилизации и ведущий к дифициту гу­манности и чудовищному диктату во всех сферах жизни. «Инстру­ментальный разум» — понятие, берущее начало в философии Ново­го времени (у Р. Декарта) с ее учением о человеке как хозяине при­роды. Это понятие широко используется и в программном для Франкфуртской школы труде М. Хоркхаймера и Т. Адорно «Диалектика Просвещения» (1948). Инструментальный разум отра­жает характер субъект-объектного отношения человека к природе, которое, в свою очередь, проецируется и на отношение человека к | человеку, поскольку человек — природное существо и им как при- ^ родным существом тоже можно управлять. Выдвигая притязания инструментального господства над природой, человек отчуждает себя от природы вообще и своей природы в частности. Следствием такого отчуждения становятся мировые войны, тоталитарные ре­жимы, технократия и т.п.

Чтобы преодолеть такое состояние общества, надо, по мнению Адорно и Хоркхаймера, преодолеть инструментальное отношение к человеку и создать общество подлинно человеческих отношений. Вместе с тем, ссылась на такие явления, ограничивающие челове­ческую волю, свободу, возможности, как массовая культура, фашизм и др., они утверждали, что человек не в состоянии определять те | или иные взаимосвязи в обществе, характер общественных отно^ шений в целом. Поэтому их концепция в целом имела пессимисти­ческий характер.

Хабермас не разделяет пессимистического диагноза современное^ I ти своих предшественников, ему свойственна скорее оптимистичес- * кая точка зрения и расчет на обновление общества. Его также беспо­коит исчезновение моральности как основы межчеловеческих* отношений в онаученном, рационализованном западном обществе.] Однако он видит возможность общественного обновления в прими-| рении технической целесообразности и экономических возможное--тей с моральными требованиями. Полем их примирения выступает! коммуникация. Коммуникация как деятельность, опосредованная? символами, опирается на строгие нормы, признаваемые сообществ] вом совместно живущих и общающихся между собой людей.

Такая коммуникация позволяет избежать тотального господства» разрушающего личность, дает человеку возможность ему сопротив­ляться. В «Теории коммуникативного действия» нормы социаль^ ной жизни и социального действия устанавливаются в результате; «формально-прагматического дискурса», когда должно победить «непринужденное принуждение» со стороны лучшего аргумента. Позитивную роль дискурса Хабермас видит в том, что он, в о - п е р-в ы х, выступает средством социализации, образования и воспита|

ния; во-вторых, дискурс как форма коммуникации втягивает людей в отношение признания, в ходе которого высказывания другого понимаются, рефлексируются, интерпретируются, кри­тикуются, уточняются и, наконец, принимаются или отвергаются; в-третьих, дискурс вынуждает высказывать собственные мнения от первого лица, которые подвергаются столь же тщательной кри­тике и проверке; в-четвертых, дискурс способствует достиже­нию консенсуса.

Консенсус является следствием коммуникации, в ходе которой участники признают друг друга как равноправные социальные партнеры. Его функции состоят в том, чтобы предупреждать при­нуждение со стороны как отдельных лиц, так и учреждений об­щественного характера, а также способствовать интеграции общества.

2.2. СОВРЕМЕННЫЕ КОНЦЕПЦИИ КОММУНИКАЦИИ

В современной коммуникативистике выделяется несколько кон­кретно-научных подходов к изучению коммуникации.

Во-первых, это различные подходы технократического и ин-теракционного характера.

Во-вторых, в рамках интеракционизмаученые разделились в решении вопроса о том, как объяснить коммуникацию — ссылками на индивидуальную осознанную деятельность или в качестве произ­водной от социальной структуры. Дебаты о коммуникации в подоб­ных терминах занимают одно из центральных мест в современной социологии, психологии и культурологии. В рамках именно этих наук складывались основные теоретико-методологические подхо­ды к коммуникации и предпринимались различные попытки при­мирить объективную структуру и субъективную волю.
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   55


написать администратору сайта