Главная страница
Навигация по странице:

  • РЕФЕРАТ по дисциплине «Социология » Современные исследования социальной сферы в западной и российской социологии (тема реферата)

  • ФИО студента Дорохов Алексей Максимович Направление подготовки

  • Москва 2019 Содержание Введение 1. Основные направления современной западной социологии 2

  • Список использованной литературы Введение XX век стал веком своеобразного триумфа социологии

  • практическое задание 2. Социология 2. Реферат по дисциплине Социология Современные исследования социальной сферы в западной и российской социологии


    Скачать 47.19 Kb.
    НазваниеРеферат по дисциплине Социология Современные исследования социальной сферы в западной и российской социологии
    Анкорпрактическое задание 2
    Дата24.12.2021
    Размер47.19 Kb.
    Формат файлаdocx
    Имя файлаСоциология 2.docx
    ТипРеферат
    #316796






    Российский государственный социальный университет



    РЕФЕРАТ

    по дисциплине «Социология »

    Современные исследования социальной сферы в западной и российской социологии

    (тема реферата)


    ФИО студента

    Дорохов Алексей Максимович

    Направление подготовки

    Физическая культура

    Группа

    ПОФ-Б-03.01-Д-2021-1


    Москва 2019

    Содержание

    Введение

    1. Основные направления современной западной социологии

    2. Конфронтация социологических теорий. Макротеории.

    3. Конфронтация социологических идей. Микротеории.

    4. Заключение.

    Список использованной литературы Введение XX век стал веком своеобразного триумфа социологии.

    В это время возникает множество различных теоретических направлений, создаются национальные социологические общества и Международная социологическая ассоциация (1946), широчайшее развитие получают прикладные эмпирические исследования, осуществляемые многочисленными научно-исследовательскими центрами. Во второй половине XX века профессия социолога становится одной из самых популярных и востребованных в западных странах, и к изучению социологии обращаются сотни тысяч американских и европейских студентов. На социологические исследования выделяются миллиарды долларов, регулярно проводятся международные социологические конгрессы и конференции, по объемам тиражей социологическая литература занимает одно из первых мест и становится массовым, общедоступным жанром. В социологии начинают видеть возможности усовершенствования мира. Воистину прав был Р. Миллс, отмечавший, что современная эпоха - это эпоха социологии. 1. Основные направления современной западной социологии В XIX в. центром социологической мысли была Западная Европа, но, начиная с 20-х годов XX в., позиции лидера в мировой социологии прочно удерживают США. Здесь социология изначально развивалась как прикладная эмпирическая наука, ориентирующаяся на позитивистскую идею строгой объективности и точности научных данных. Благодаря усилиям американских ученых социология из теоретической дисциплины превращается в особый вид практической исследовательской деятельности, находящей поддержку среди различных слоев общества. Вместе с тем в XX в. в разных странах мира активно развивалась и фундаментальная академическая социология, что обусловило своеобразное разделение труда между прикладной и теоретической социологией. Современная западная социология представлена множеством разнообразных школ и направлений. И классификация этих направлений - весьма непростая задача, поскольку их отличает и время возникновения, и теоретическая направленность, и методология исследований. Существовало и существует немало попыток классификации современных социологических воззрений. Обратимся к одной из самых простых, понятных и наиболее распространенных. Большинство социологических направлений, исходя из их методологических и теоретических особенностей, разделяются на две большие группы. Первую образуют «макросоциологические» теории, которые постулируют примат общества по отношению к индивиду. Они стремятся описать социальные закономерности надиндивидуального порядка, и их логика исследований предполагает движение от общего к частному, от понятий «общество» и «социальная система» к понятиям «индивид» и «личность». Эти теории берут свое начало во взглядах О. Конта, Г. Спенсера, Э. Дюркгейма, к ним также относятся такие направления, как структурно-функциональный анализ (Т. Парсонс), теории конфликта (Л. Козер, Р. Дарендорф), структурализм (М. Фуко, К. Леви-Стросс), технологический детерминизм (Р. Дрон, У. Ростоу, Дж. Гэлбрейт, Д. Белл), неоэволюционизм (Л. Уайт, Дж. Стюарт, Дж. Мердок) и др. Вторую группу образуют «микросоциологические» теории, в центре внимания которых, наоборот, оказывается именно человек, индивид, личность. Они пытаются объяснить общесоциологические закономерности через анализ внутреннего мира человека и особенностей его взаимодействия с другими людьми. Соответственно, их методология исследований предполагает движение от частного к общему, от изучения «клеточек» социального организма к характеристике общества в целом. Истоки этого подхода следует искать во взглядах М. Вебера и представителей психосоциологии (Л. Уорд, Г. Тард, В. Парето). Из современных направлений его развивают символический интеракционизм (Дж. Мид, Ч. Кули, Г. Блюмер, А. Роуз, Г. Стоун, А. Стресс), феноменологическая социология (А. Шюц, Т. Лукманн), теории обмена (Дж. Хоманс, П. Блау), этнометодология (Г. Гарфинкель, А. Сикурел) и другие. Следует отметить, что теории, отнесенные к одной методологической группе, могут достаточно сильно отличаться друг от друга, как по сфере конкретно-научных интересов, так и по трактовке рассматриваемых явлений. Рассмотрим кратко некоторые из наиболее популярных современных социологических направлений. . Конфронтация социологических теорий. Макротеории Функционализм с его акцентом на натуралистический подход к исследованию социальной реальности, на естественнонаучную методологию и системные качества общества, с его попыткой перечислить все необходимые условия, обеспечивающие равновесие и порядок социальной системы, все составляющие ее элементы, механизмы ее интеграции, в свое время находил широкую поддержку как в академических, так и в политических кругах западного общества. Благодаря подробному анализу функционализма, проведенному А. Д. Ковалевым в четырнадцатой главе, мы можем здесь ограничиться краткими резюмирующими замечаниями об этой влиятельнейшей социологической теории. Наиболее полно основы функционализма сформулировал Т. Парсонс. Для его структурно-функциональной схемы характерно механистическое представление о нормативной обусловленности социального действия. В работе «Структура социального действия» Парсонс критикует бихевиоризм за игнорирование внутренней психологической структуры личности. Однако его концепция взаимодействия нормативной структуры и личности - это концепция социального бихевиоризма. Как отмечает С. Меннел, будучи институционализированной, нормативная культура у Парсонса представляет собой набор бихевиористских машинных программ; нужная для той или иной конкретной ситуации программа извлекается не саморефлексирующим, мыслящим индивидом, а активизируется при посредстве внешнего стимула. Чувствуя слабость своей концепции личности, Парсонс обратился к психоаналитической терминологии, заимствуя у Фрейда понятия «сверх-Я» и «оно» и трансформировав учение последнего: он рассматривает эти понятия как продукты социального опыта. В его истолковании фрейдовские «интернализация» и «интероекция» приобрели значение простого научения или формирования навыка. Объединение идей волюнтаризма и бихевиоризма оказалось необходимым Парсонсу для того, чтобы обосновать центральную идею его социального учения, идею «социального порядка», в котором «над насилием и конфликтом доминирует согласие (консенсус) и гармония». Парсонс построил сложную концептуальную систему, в центре которой находится процесс институционализации взаимодействия в стабилизированные образцы, называемые социальными системами, окрашенные личностными характеристиками и ограниченные культурой. Наиболее слабые стороны структурно-функциональной теории общества - антиисторизм и нормативный детерминизм. Обвинения в антиисторизме структурный функционализм пытался опровергнуть: а) разработкой неоэволюционизма; б) созданием ряда теорий «социального изменения», учитывающих значение дисфункциональных элементов в социальной системе; в) поворотом к изучению «социального конфликта», апеллирующему к работам К. Маркса; г) выработкой своего рода синтеза структурно-функциональной модели равновесия и модели конфликта, обычно выражающейся в функциональных терминах; д) созданием так называемой общей теории социальных систем. На упрек в нормативном детерминизме структурный функционализм оказался неспособным ответить, что и вызвало появление упоминавшихся выше оппозиционных ему теорий, которые основному натуралистическому постулату структурного функционализма противопоставляют субъективизм, а системности - взаимодействие. Неоэволюционистские теории в западной социологии в большинстве своем пытаются совместить характерную для структурного функционализма идею системности с идеей развития. Одним из первых такую попытку предпринял сам основатель структурного функционализма Парсонс. В книгах «К общей теории Действия» и «Рабочие материалы по теории социального действия», написанной совместно с Э. Шилзом, он выдвинул положение о том, что все действующие системы, если им удается выжить, сталкиваются с четырьмя важными проблемами. Во-первых, они должны обеспечить получение ресурсов из окружающей среды и распределение этих ресурсов внутри системы. Этот процесс Парсонс и Шилз обозначили как процесс адаптации. Во-вторых, эти системы должны быть способными мобилизовать ресурсы для достижения определенных целей и установить приоритет между этими целями. Это процесс целедостижения. В-третьих, они должны координировать и регулировать отношения внутри системы и, следовательно, иметь налаженный механизм интеграции. Наконец, должны существовать пути выработки в составляющих систему индивидах такой мотивации, которая обеспечивала бы соответствие деятельности целям системы, равно как и пути снятия прежних эмоциональных напряжений у членов общества. Последние две функции Парсонс и Шилз назвали латентными. С введением Парсонсом и Шилзом понятий адаптации, достижения целей, интеграции и латентности наметился существенный сдвиг в теории от анализа структур к анализу функций. Структуры теперь рассматриваются эксплицитно, с точки зрения их функциональных последствий, для решения названных четырех проблем. Взаимосвязь между частными структурами анализируется в плане ее влияния, на те условия, которые каждая из структур способна удовлетворять. Результатом исследования взаимозависимостей между четырьмя системами (культурой, социальной системой, личностью и организмом), как отмечал Тернер, явилась периферия информационного контроля, при котором культура информационно ограничивала социальную систему, социальная структура информационно регулировала личностную систему, а личность информационно регулировала организмическую систему, а с другой стороны, каждая система в иерархии является «энергетическим условием», необходимым для действия высшей системы. Таким образом, «отношения входа-выхода между системами действия являются взаимными: системы обмениваются информацией и энергией. Тем самым Парсонс и Шилз попытались решить проблему развития и изменения системы как проблему приведения ее в соответствие с требованиями институционализированной нормативной модели. Правда, они вводят понятие латентности, относящееся к действующим в системе лицам. Однако принятие латентных функций отнюдь не означает отказа от нормативного подхода к пониманию социального действия. Как и во многих работах, подход Парсонса и Шилза, несмотря на некоторый сдвиг акцентов, остается нормативистским. Еще один шаг в сторону синтеза системного подхода и эволюционализма был сделан Парсонсом в статье «Эволюционные универсалии в обществе», в которой он обратился к первоначально отвергавшейся им эволюционной схеме Г. Спенсера. В статье он попытался дать ответ тем критикам; которые обвиняли структурный функционализм в неспособности объяснить социальные изменения в современном обществе. Однако, кроме утверждения о том, что в обществе существуют некие «эволюционные универсалии», т. е. определенные характеристики систем, способные служить критерием достигнутого уровня развития, эта статья Парсонса не содержала существенно новой перспективы. Наконец, Парсонсом была предпринята еще одна попытка совместить идею эволюционизма со своей социологической схемой. Он обратился к проблеме человека и попытался объяснить процесс усложнения социальных систем через все возрастающую дифференциацию функций, выполняемых индивидами в системе. Он утверждал, что процесс все возрастающей дифференциации ролевых функций оказал воздействие на эволюцию человеческих обществ и конкретных социальных систем. На ранних этапах человеческой эволюции, отмечал Парсонс, различные ролевые функции выполнялись одним лицом. В современном мире произошла дифференциация ролевых функций, которые стали выполняться различными лицами. Таким образом, делается вывод: современные общества эволюционировали в высокодифференцированные структуры, способные осуществлять эффективный контроль над окружением. Тем самым они достигли не только экономической, но и культурной продуктивности и притом в такой степени, о которой на ранних стадиях не имели никакого представления. Парсонс сумел подняться над функционализмом, не отбросив его, а приспособив к требованиям эволюционного подхода. Однако сохранить функционализм оказалось возможным, только лишив эволюционизм присущего ему духа развития и прогресса. Содержание социальной эволюции свелось у Парсонса к усложнению системы и увеличению ее адаптивной способности. В отличие от Парсонса известный теоретик С. Эйзенштадт сконцентрировал внимание на проблеме дифференциации ролевых функций человека не в плане поиска механизмов изменения, а в направлении исследования процессов достижения новых уровней интеграции в культурных системах. «...Переоценка интеграции эволюционного направления, - писал он, - возможна на основе системного объяснения процессов изменения внутри общества, процессов перехода от одного типа общества к другому, и особенно изучения ступеней или стадий, обнаруживающих некоторые основные характеристики, общие для различных обществ». Эйзенштадт обусловил оценку процессов развития не только адаптивными достижениями системы, но и возможностями, которые система создает для институционализации и интеграции социальных структур. Известный интерес представляют культурологические варианты неоэволюционистских теорий, выдвинутые американскими социологами и антропологами Л. Уайтом, Дж. Стюартом, Дж. Мердоком и др. Различие их эволюционалистских подходов определяется прежде всего выбором фактора, который они кладут в основу общественного развития. Так, Уайт придерживается концепции «технологического детерминизма» в культурной эволюции, Стюарт стоит на позиции многолинейной эволюции, Мердок акцентирует внимание на роли социальной организации и т. д.. Теория «социальных изменений» в социологии существует в нескольких вариантах. Сконструировать модель социального изменения в традициях структурно-функционального анализа попытался Р. Мертон, находящийся под сильным влиянием идей П. Сорокина и Т. Парсонса. Основываясь на методологических принципах структурно-функционального анализа, Мертон заявил об отказе от создания общей социологической теории. В книге «Социальная теория и социальная структура» он предложил систему множественных парадигм функционального анализа на уровне конкретных социальных систем и общностей (анализ в терминах референтных групп и т. д.). Пытаясь преодолеть метафизичность структурно-функционального подхода Парсонса, Мертон наряду с понятием функций ввел понятие «дисфункции», т. е. заявил о возможности отклонения системы от принятой нормативной модели, что в свою очередь должно повлечь за собой или новый этап в приспособлении системы к существующему порядку, или определенное изменение системы норм. Таким путем Мертон пытался ввести в функционализм идею изменения. Но он ограничил изменение средним уровнем конкретной социальной системы, связав его с проблематикой «разлада» системы - с понятием аномии. Кроме разработанной Мертоном «структурно-дисфункциональной» модели социального изменения существует целый ряд других - однофакторных и многофакторных - моделей. Общее, что характеризует все эти модели, - то попытка выяснить причины становления и развития тех или иных социальных явлений, т. е. попытка дать им причинно-следственное объяснение. На протяжении длительной истории развития социологической мысли назывались самые различные причины социальных изменений: естественный отбор (Г. Спенсер), географическая среда, и особенно климат (Г. Бокль), народонаселение (Р. Мальтус), раса (А. Гобино), выдающиеся личности (Ф. Ницше), война (А. Тойнби), технология (У. Огборн), разделение труда и кооперации (Э. Дюркгейм), экономика (У. Ростоу), идеология (М. Вебер) и др. В теориях социальных изменений структурно-функциональной модели оказалась противопоставлена причинно-следственная модель анализа социальных изменений. В качестве альтернативы нормативному детерминизму было выдвинуто несколько видов детерминизма - от биологического до технологического и экономического. Однако общая точка зрения так и не выкристаллизовалась. Как отметил американский социолог Р. Бирштедт, «проблема социального и культурного изменения остается нерешенной». Обострившиеся социальные противоречия, волна столкновений и конфликтов 60-х годов побудили социологов обратить внимание на проблемы социального конфликта. Теории «социального конфликта» сложились на основе критики метафизических элементов структурного функционализма Парсонса, который обвинялся «в чрезмерном акцентировании внимания на комфортности, в забвении социального конфликта, в неумении учесть центральное место материальных интересов в человеческих делах, в неоправданном оптимизме, в подчеркивании значения интеграции и согласия за счет радикального изменения и нестабильности». К 70-м годам «исследование конфликта, - отмечает американский социолог И. Горовитц, оказалось главным течением американской мысли, и отсюда и американской социологии». У истоков теории «социального конфликта» стоял американский социолог леворадикальной ориентации Ч. Р. Миллс. Опираясь на идеи К. Маркса, Т. Веблена, М. Вебера, В. Парето и Г. Моска, Миллс утверждал, что любой макросоциологический анализ чего-то стоит лишь в том случае, если он касается проблем борьбы за власть между конфликтующими классами, между управляющими и управляемыми, между высшими и могущественными и обычным человеком. Более четкую формулировку теория социального конфликта получила в работах западногерманского социолога Р. Дарендорфа, английского - Т. Боттомора, американского - Л. Козера и других западных социологов. Обосновывая главные положения теории социального конфликта, Дарендорф утверждает, что все сложные организации основываются на перераспределении власти, что люди, обладающие властью, способны с помощью различных средств, среди которых главным является принуждение, добиваться выгоды от людей, обладающих меньшей властью. Возможности распределения власти и авторитета крайне ограничены, и поэтому члены любого общества борются за их перераспределение. Эта борьба может не проявляться открыто, но основания для нее существуют в любой социальной структуре. Таким образом, согласно Дарендорфу, в основе конфликтов человеческих интересов лежат не экономические причины, а стремление людей к перераспределению власти. Источником конфликтов становится так называемый homo politicus (человек политический), а поскольку одно перераспределение власти выдвигает на очередь другое, социальные конфликты имманентно присущи обществу, любому обществу. Они неизбежны и постоянны, служат средством удовлетворения интересов, смягчения проявлений различных человеческих страстей. «Все отношения индивидов, построенные на несовместимых целях, - утверждает Дарендорф, являются отношениями социального конфликта». Дарендорф, отбросив крайние утверждения Парсонса о всеобщем согласии, сам впал в крайность, провозгласив всеобщность конфликта, т. е. конфликт всех против всех. Теория «социального конфликта» Дарендорфа - это «политический детерминизм». Такого рода подход ведет к вульгаризации социального анализа, сведению сути к непосредственно очевидному - к столкновению интересов, - оставляя неисследованными истинные глубинные экономические источники самого различного рода конфликтов, проявляющихся в разнообразных и бесконечно сложных перипетиях жизни общества. Именно вульгаризация природы конфликта не дает Дарендорфу возможности выделить основные, антагонистические и второстепенные, неантагонистические конфликты, не позволяет ему увидеть, что непреходящий характер конфликтов второго рода не требует с неизбежностью постоянного наличия конфликтов первого рода. Нарисованный Дарендорфом образ социального мира, воскрешающий гоббсовские представления о войне всех против всех, искажает действительную природу социальных отношений. Тернер справедливо отмечает, что «Дарендорф использует риторику «насилия», «диалектики», «господства и подчинения» и «конфликта» для вуалирования видения социальной реальности, близкого... к утопическому образцу». Крайности Парсонса и Дарендорфа попытался уравновесить американский социолог Л. Козер. Его основная идея состоит в подчеркивании необходимости «исследовать как корни согласия, так и корни конфликта между индивидами и классами индивидов». Однако вопрос о том, как соотносятся «согласие» и «конфликт» в общей теории «социального конфликта», остается открытым. Западные социологи в большинстве своем рассматривают социальный конфликт как исторически инвариантную форму социального взаимодействия, а не как характеристику исторически определенных социальных структур, сводят конфликт к внутри- или межгрупповым отношениям и отрицают его макросоциологический характер. Хотя теория «социального конфликта» и является существенным противовесом односторонности структурно-функциональной теории, она оказывается не в состоянии дать строгое и непротиворечивое объяснение процессам общественного развития. Теоретики «конфликта» обычно ссылаются на К. Маркса, но без теории классовой борьбы и революции. Своеобразным синтезом структурно-функциональной модели равновесия и модели социального конфликта стала общая теория «социальных систем», обычно формулируемая в функциональных терминах. Развитие этого направления в западной социологии продолжает традиционно-натуралистическую, позитивистскую ветвь, когда объект социологии - социальные отношения и структуры - трактуется в понятиях, близких к естественнонаучному подходу. Эти отношения и структуры рассматриваются как абсолютно независимые от людей, от их намерений и стремлений. В этом случае"поведение людей определяется «императивами системы», обусловливающими направленность их действий и диктующими типы принимаемых решений. Как отмечал Парсонс, социальная система для функционалистов - это Система только символического взаимодействия, взаимодействия не между реалиями морали, а между бесплотными исполнителями ролей. Человек рассматривается в этих социальных системах как более или менее пассивный объект, на который воздействуют социальные структуры. Задача социолога при таком понимании сводится к описанию этих структур й в конечном счете к тому, чтобы способствовать манипулированию человеком путем изменения окружающих его условий. В рамках общей теории систем проблема фундаментального структурного изменения, осуществляемого в соответствии с целями, поставленными людьми, остается нерешенной. Сторонники этого подхода, подобно традиционным функционалистам, наделили системы автономией, независимой от социальной деятельности жизнью; даже рассказывая о преднамеренных изменениях системы, они не говорят, как правило, о людях или социальных группах, ответственных за достижение социально значимых целей. Вместо этого употребляются безличные понятия типа «единицы принятия решения». Эффективность же решения определяется тем, насколько его реализация будет способствовать оптимальному функционированию системы при заданных условиях. Иными словами, сторонники этого подхода ищут условия, обеспечивающие позитивные для системы последствия, причем часто эффективность «работы» системы достигается благодаря отказу от анализа возможных негативных последствий тех или иных решений для людей. Сведение характеристики человека к какому-то одному качеству, например к потребностям, мотивациям или установкам, действительно делает теоретические модели более простыми, но эти модели перестают соответствовать реальности анализируемых при их посредстве социальных процессов. Это становилось все более очевидным при попытке эмпирически проверить теоретические положения, выдвигаемые в рамках такого подхода. В конце концов оказалось невозможным уйти от вопроса о качественной специфике объекта социологического исследования. Здесь чрезвычайно важное влияние оказали работы Ж. Гурвича, Т. Адорно, X. Шельски, М. Поланьи и других социологов и представителей философии науки. Они вынуждены были уже на философском уровне искать причины тех неудач, которые постигли как эмпирическую социологию, так и макротеории общества, основанные на допущениях, свойственных естественным наукам. Это в первую очередь методологический объективизм, игнорирование сознательной творческой деятельности индивида в созидании и развитии социального процесса, активное использование идей и методов естественнонаучного знания, сопровождающееся приданием последним отнюдь не свойственных им широких мировоззренческих функций. Многие социологи указывали на неплодотворность такого подхода, связывая его с идеями сциентизма, технократизма, манипулирования сознанием и т. д. Во Франции роль раннепарсоновского подхода к социальной реальности сыграл в 60-е годы структурализм - влиятельное направление, представленное такими видными социологами, как Мишель Фуко, Клод Леви-Стросс и др. Французский структурализм также явился рационалистической реакцией на субъективистские (на уровне «обыденного сознания» в его социально-философской аранжировке) направления западной социологии, такие, как феноменологическая социология и в особенности экзистенциалистская парадигма с ее упором на «спонтанные, не поддающиеся общезначимой фиксации, дорефлексивные и непосредственные явления душевной жизни... Ответственность за свой собственный внутренний мир, невозможность перенести эту ответственность на какие-либо внешние (социальные давления) или внутренние обстоятельства (внутренние давления - например, бессознательное) определяют специфику экзистенциалистской трактовки бессознательного». Основной пафос структурализма состоял в попытке построения новой, несубъективистской парадигмы разрешения проблемы человека, человеческого мышления и знания, а шире - проблемы объективного анализа социального. Под структурами понимаются сущностные, устойчивые в каждый данный момент соотношения элементов социального, независимые от субъективных факторов. Идеальной моделью такого объекта для структуралистов явился язык как изначально и прозрачно структурированное образование. Структуралисты Франции - последователи лингвистического структурализма, развивавшегося в первой четверти века. Отсюда их методологический аппарат, связанный с аппаратом структурной лингвистики, семиотики, с привлечением некоторых методов, используемых точными и естественными науками. «Гиперрационалистский» подход к социальной реальности состоит в акцентировании наличия во всех человеческих проявлениях - общественных институтах, культурном творчестве и т. д. - некоей общей субстанции - «коллективного бессознательного». К. Леви-Стросс, один из крупнейших современных культур-антропологов, изучая структуру мышления и быта первобытных народов, делает вывод, что исторический подход («диахронный разрез») лишь облегчает понимание того, как возникают те или иные социальные институты. Главная же цель научного исследования общества - «синхронный разрез», прослеживание того, каким образом коллективное бессознательное формирует символические структуры данного общества - его ритуалы, культурные традиции, речевые формы. Изучение исторических и этнических фактов лишь шаг к постижению коллективного бессознательного. Фундаментальные этнологические труды Леви-Стросса обладают значительной эвристической ценностью. У М. Фуко социоисторические исследования культур (он именует их «дискурсами») прошлого, особенно эпохи средневековья, раннего и позднего Возрождения, классицизма посвящены наиболее к тому времени слабо изученным западным рационализмом областям человеческого бытия - таким сферам коллективного бессознательного, как болезнь, безумие, девиантное поведение. Позднее он работает над многотомным трактатом по истории сексуальности. Фуко выводит «дискурсивные» (ментальные) структуры, подразумевая под этими обозначениями нормативные системы и структурацию знания, действовавшие в различные периоды истории, - из структуры социальных институтов, данных как бы изначально, без анализа процесса их становления. Истинно научным, объективным исследованием является, по Фуко, возможно более строгое и детальное изучение каждой данной ментальной структуры как структуры коллективного бессознательного в ее соотношении со структурой «власти». Все субъективные факторы элиминируются (знаменитая формула Фуко о «смерти человека»). Сциентистская невозмутимость французских структуралистов, их принципиальная отстраненность от феноменов социальной динамики вызвали в научной среде, особенно французской, энергичные возражения. социология парсонс адаптация теория 3. Конфронтация социологических идей. Микротеории Ряд социологов, неудовлетворенных структурно-функционалистскими и структуралистскими макротеориями, ведущими к реификации (овеществлению) социальной системы, пренебрегающими изучением творческой, сознательной человеческой деятельности, вплотную занялись разработкой теорий, ориентированных на выяснение роли конкретных межчеловеческих взаимодействий в создании и функционировании структур социального мира. Эта переориентация социологических интересов с системности на взаимодействие (характерная для 70-х годов) сопровождалась более глубоким осознанием метатеоретических (логических и теоретико-познавательных) оснований социального исследования. Среди новых микротеорий можно выделить две основные теоретико-познавательные ориентации - натурализм и субъективизм. Для натуралистического крыла интеракционизма (мы применяем этот термин в широком смысле, подразумевая под интеракционизмом всю многообразную совокупность теорий взаимодействия) оказался характерным бихевиористский подход, В этих теориях главное внимание уделяется самому наблюдаемому факту человеческого поведения и взаимодействия. Взаимодействие трактуется в двух различных вариантах. Одна из форм так называемого социального бихевиоризма трактует взаимодействие по формуле «стимул (С) - реакция (Р)», вторая - «стимул (С) - интерпретация (И) - реакция (Р)». Первая форма бихевиоризма представлена психологической концепцией социального обмена Дж. Хоманса и ее различными вариациями, вторая - символическим интеракционизмом Дж. Мида и его вариациями. Теория «социального обмена», наиболее яркими представителями которой являются Дж. Хоманс и П. Блау, в противоположность структурному функционализму исходит не из примата системы, а из примата человека. «Назад к человеку» - этот лозунг, выдвинутый Хомансом, положил начало критике структурного функционализма с позиций психологизма. Структурные функционалисты абсолютизировали нормативную сторону жизнедеятельности общества. Бихевиористы провозглашают примат психического над социальным. И в том и в другом случае, как отметил западногерманский социолог Н. Элиас, «общество» и «индивид» не только отрываются друг от друга, но и противопоставляются друг другу, рассматриваются в качестве разделенных, статичных сущностей, а не «нераздельных аспектов одного сложного и постоянно меняющегося набора взаимосвязей». Бихевиористы заняли строго определенную позицию в отношении двух гносеологических проблем. Первая проблема - это проблема свободы выбора или его жесткой детерминированности. Эта проблема была решена в пользу детерминизма. Вторая проблема - это необходимость знания душевных состояний индивидов для объяснения их поведения, которую бихевиористы решительно отвергают, так как считают сами эти состояния иллюзией. Интересна в этом аспекте критика бихевиоризма американским философом Э. Адамсом. И кошка может утверждать, пишет американский ученый, что «знает в библиотеке все, ибо провела там много, времени и облазила каждый угол. Она знает каждый укромный уголок за книгами, все входы и выходы, звуки и запахи и т. д. Однако каждый согласится, что о библиотеке как таковой кошка знает очень мало, ибо самое важное измерение этого феномена недоступно ее познавательным способностям. Если кто-нибудь попытается рассказать ей о книгах в плане их содержания, которое не может быть воспринято в рамках ее возможностей наблюдения, она, несомненно, заключит, будто ей втолковывают, что каждая книга содержит невидимого «либеркулуса», внутреннюю книгу... и сочтет это бессмыслицей». Бихевиористская концепция Хоманса оказала существенное влияние на концепцию П. Блау. Исходным положением теории «социального обмена» Блау является то, что людям необходимы многообразные виды вознаграждений, получить которые они могут только взаимодействуя с другими людьми. Люди, пишет Блау, вступают в социальные отношения, поскольку ожидают, что будут вознаграждены, и продолжают эти отношения, потому что получают то, к чему стремятся. Вознаграждением в процессе социального взаимодействия могут быть социальное одобрение, уважение, статус и тому подобное, а также и практическая помощь. Блау учитывает и то, что отношения в процессе взаимодействия могут быть неравными. В этом случае человек, обладающий средствами для удовлетворения потребностей других людей, может использовать их для приобретения власти над ними. Это возможно при наличии четырех условий: 1) если нуждающиеся не располагают необходимыми средствами; 2) если они не могут получить их из другого источника; 3) если они не хотят получить то, в чем они нуждаются, силой; 4) если в их системе ценностей не произойдет изменений, при которых они смогут обойтись без того, что раньше им было необходимо. Блау вводит в свою теорию элементы экономического подхода. Однако экономический обмен выступает у него в качестве эпифеномена по отношению к обмену социальному. При этом с необходимостью встает вопрос о тавтологичности теории социального обмена, что признает и сам Блау. «... Предпосылка теории обмена, гласящая о том, - пишет он, -. что социальным взаимодействием руководит интерес обоих (или всех) партнёров... становится тавтологичной, если любое и всякое поведение в межличных отношениях рассматривать как обмен, даже такое поведение по отношению к другим, которое не руководствуется ожиданием выгод от них». Вследствие этого Блау пытается выделить те типы поведения, на которые распространяется его теория. Однако, как пишет Меннелл, теория социального обмена Блау неизбежно будет тавтологичной, пока в нее не будет включено достаточное число объективных Свидетельств о мотивах и намерениях взаимодействующих индивидов. «Она не объясняет, почему на практике оказывается, что люди в разных обществах и социальных группах и даже одной социальной группе - ищут самых разнообразных вознаграждений. Необходимо изучать социальные обычаи и культуру, чтобы выявить, что ценят люди и на какой тип власти они скорее ориентируются. Социальные нормы и интернализованные ценности в конечном счете детерминируют действие не больше и не меньше, чем физическое насилие. Они просто делают одни выходы более возможными, чем другие. Учитывая это обстоятельство, следует признать, что роль теории обмена при объяснении определенных типов социального взаимодействия весьма ограничена». Эта ограниченность объясняется, по сути дела, неверным решением фундаментальных гносеологических проблем, касающихся природы социальной детерминации, роли личностного начала в процессе социального взаимодействия, взаимоотношения объекта и субъекта в социальном познании. «... Развитие социологических теорий обмена за два десятилетия представляет собой сплошную картину выборочных заимствований давно известных понятий и принципов из других дисциплин, а также реакцию на выявленные недостатки функциональных форм теоретизирования». Осознание глубоких противоречий бихевиористского подхода, а также мысль о несводимости человеческого поведения к набору реакций на внешние стимулы, о способности человека творчески осмысливать свою социальную среду побудила ряд западных социологов интерпретировать поведение с точки зрения того значения, которое личность (или труппа) придаеттем или иным аспектам ситуации. Для обоснования этой идеи социологи-теоретики обратились к теориям символического интеракционизма, к феноменологической социологии. «Символический интеракционизм» (Г. Блумер, А. Роуз, Г. Стоун, А. Стросс и др.) в своих теоретических построениях делает главный акцент на лингвистическую или предметную сторону коммуникации, особенно на роль языка в формировании сознания, человеческого «Я» и общества. По мнению самих американских социологов, «символический интеракционизм» стремится к описанию человеческих взаимодействий и общества с позиций приспособления и отказа от приспособления друг к другу игроков в игре. Поскольку игры имеют правила, «символические интеракционисты» предпочитают фокусировать внимание на том, как игроки в зависимости от хода взаимодействия создают, поддерживают и осознают правила игры. Создателем теории «символического интеракционизма» является американский социолог и философ-прагматист Дж. Г. Мид. Сам Мид считал свою социальную психологию бихевиористской на том основании, что она начинается с наблюдения реального протекания социальных процессов. Но когда дело касалось исследования внутренних фаз реального поведения или деятельности, его теория не была бихевиористской. Наоборот, утверждал американский ученый, она непосредственно связана с исследованием этих процессов «внутри» поведения как целого. Стремясь определить, как сознание рождается в поведении, она идет, так сказать, от внешнего к внутреннему, а не от внутреннего к внешнему. Характерными, чертами «символического интеракционизма», отличающими его от большинства направлений буржуазной социологии и социальной психологии, стали, во-первых, его стремление исходить при объяснении поведения не из индивидуальных влечений, потребностей, интересов, а из общества (понимаемого, правда, как совокупность межиндивидуальных взаимодействий) и, во-вторых, попытка рассматривать все многообразные связи человека с вещами, природой, другими людьми, группами людей и обществом в целом как связи, опосредствованные символами. При этом особое значение придается языковой символике. В основе «символического интеракционизма» лежит представление о социальной деятельности как совокупности социальных ролей, которая фиксируется в системе языковых и других символов. Именно Мид стал основателем теории ролей, попытавшись найти выход из того тупика, в который завели социальную психологию индивидуалистические концепции личности. Мид рассматривает личность как социальный продукт, обнаруживая механизм ее формирования в ролевом взаимодействии. Роли устанавливают границы подобающего поведения индивида в определенной ситуации. В процессе ролевого исполнения происходит интериоризация связанных с ролью значений. Необходимое во взаимодействии «принятие роли другого» обеспечивает, согласно Миду, превращение внешнего социального контроля в самоконтроль и формирование человеческого «Я». Сознательная регуляция поведения описывается как непрерывное соотнесение представления о своей роли с представлением о самом себе, со своим «Я». «Я» как то, что может быть объектом для себя самого, является в сущности социальным образованием и возникает в ходе реализации социального опыта». По существу Мид трактует окружающий мир как совокупность реакций и форм поведения, как своеобразную «серию ситуаций». В разрешении индивидами возникающих перед ними ситуационных проблем он видит исходный элемент социального процесса. Развивая идеи У. Джеймса и Ч. Кули, Мид создал теорию «зеркального «Я». Согласно этой теории, самосознание индивида есть продукт социального взаимодействия, в ходе которого индивид приучается видеть в себе некий объект, причем определяющее значение здесь приобретает коллективная установка соответствующей социальной группы (или некоего организованного сообщества). Согласно концепции «символического интеракционизма» в изложении Г. Блумера, люди действуют по отношению к объектам, ориентируясь прежде всего на значения, которые придают этим объектам, а не на их субстанциональную природу. Эти значения формируются и переформировываются в процессе социального взаимодействия. Социальная реальность далека от того, чтобы быть стабильной. Она подвижна и конвенциональна и является продуктом взаимосогласования значений между тесно взаимосвязанными совокупностями действующих лиц - акторов. Эти лица вовлечены в бесконечный поток интерпретаций, оценок, определений и переопределений ситуаций, так что лишь четкие индуктивные процедуры могут помочь в деле объяснения поведения. Отсюда делается вывод, что любая социологическая теория, которая выводится дедуктивно, не может дать истинного объяснения человеческому поведению ввиду его конкретной ситуационной обусловленности и изменчивого характера. В этой связи «символический интеракционизм» можно рассматривать как «антитеоретическую социологическую теорию, которая в принципе отказывается выйти за пределы частных характеристик социальных процессов... Эта концепция заходит слишком далеко в отклонении концептуального обобщения и абстракции». Следуя терминологии М. Вебера, развивавшего ранее во многом сходные идеи, некоторые социологи называют символический интеракционизм «теорией действия». Другие именуют его «ролевой теорией», хотя в этом случае обычно упускаются из виду важные аспекты характерного для «символического интеракционизма» образа социальной реальности. Символические интеракционисты, ссылаясь на Ньюкома, введшего ряд их положений в «психологически ориентированную» социальную психологию («ролевая теория Ньюкома»), все же подчеркивают отличия своего подхода от ньюкомовского. Точно так же они отмежевываются и от структурно-функционалистской теории. А. Роуз, например, видит главные отличия в том, что интеракционисты рассматривают социальную жизнь «в процессе», а не в равновесии, и отрицают «наследственную тенденцию к гомеостазису». Наконец, в отличие от бихевиоризма в социологии, социологического позитивизма и их современного синтеза и прочих натуралистически ориентированных концепций сторонники рассматриваемого направления подчеркивают, что не физические стимулы сами по себе, а их интерпретация индивидом, «определяющим ситуацию», вызывает подлежащие изучению «реакции». В том, что касается признания роли накопленного социального опыта в регуляции индивидуального поведения, символический интеракционизм кажется весьма близким психологическим концепциям «культурного детерминизма». Однако его сторонники отказываются рассматривать личность просто как продукт культуры. Во-первых, говорят интеракционисты, значительная часть взаимодействий между людьми происходит не с помощью определенных культурой (конвенциальных) символов, а посредством естественных знаков, так что многое, чему обучаются люди, не зависит от специфических особенностей культур, в которых они воспитываются. Во-вторых, утверждают сторонники этой концепции, большинство обусловленных культурой требований к индивиду определяет границы его поведения, а вовсе не личностные «вариации» внутри этих границ. В-третьих, по их мнению, культурные предписания чаще всего отнесены к стандартизованным ситуациям и к определённым ролям, вовне которых личность обладает некоторой свободой выбора. В-четвертых, полагают они, некоторые культурные экспектации требуют не соответствия традиционным способам поведения, а новых форм, не предусмотренных культурой (таковы, например, творческие профессии - ученый, художник и пр.). В-пятых, говорят последователи интеракционизма, культурные значения, посредством которых индивид подходит к объектам, определяют лишь возможное, но не обязательно необходимое поведение в отношении объектов. Так, определив, что перед ним стул, человек может сесть на него, но вовсе не должен только и делать, что сидеть на стуле. В-шестых, продолжают они, культура, особенно в развитых обществах, не представляет собой внутреннего однородного единства. Очень часто индивид оказывается перед конфликтом противоположных требований. В-седьмых, отмечают интеракционисты, концепции культурного детерминизма не могут объяснить, каким же образом разрешается данный конфликт. Они не моделируют творческих возможностей человеческой личности, как это делает, например, «символический интеракционизм» в теории символического мышления или в учении о ролевых конфликтах и защитных механизмах. И наконец, заключают сторонники интеракционизма, культурный детерминизм не учитывает влияния биогенетических и психогенетических факторов. «Если личность, - пишет американский социальный психолог Т. Шибутани, - это продукт культуры, то каждый разделяющий общее культурное наследие, должен быть похож на остальных. Что нуждается в объяснении, так это тот факт, что каждый человек не похож на других». И далее: «Нужно сказать для ясности, что такие понятия, как «культура» и «социальная структура», абстрактны; абстракции только в общем виде описывают то, что делают люди, но никого не принуждают ничего делать». В 60-х годах среди социологов Запада резко повысился интерес к работам немецкого философа феноменологического направления Э. Гуссерля и соответственно известное развитие получила так называемая феноменологическая социология. Большое влияние на развитие этой дисциплины оказали труды австрийского философа А. Шюца. В центре внимания Шюца находится проблема «интерсубъективности». Проблема состоит в том, «как мы понимаем друг друга, как формируется общее восприятие и общее представление о мире». Шюцевские анализы интерсубъективности составили фундамент «социологии обыденного знания» - одной из наиболее разработанных на сегодняшний день концепций феноменологической социологии. Теория «легитимизации», развиваемая этими американскими социологами, исходит из того, что внутренняя нестабильность человеческого организма требует «создания самим человеком устойчивой жизненной среды». В этих целях они предлагают институционализацию значений и моделей действий человека в «обыденном мире». «Этнометодологи» (Г. Гарфинкель, А. Сикурел, Д. Дуглас, П. Макхью и др.) полагают, что, вступая во взаимодействие, каждый индивид имеет представление о том, как будет или должно протекать это взаимодействие, причем представления эти организуются в согласии с нормами и требованиями, отличными от норм и требований общепринятого рационального суждения. Отсюда программное положение этнометодологии: «Черты рациональности поведения должны быть выявлены в самом поведении». Именно поиски этой мифологизированной рациональности, которая не может быть схвачена объективными методами социального познания, и являются предметом этнометодологии. Поиски эти привели сторонников этнометодологии к отрицанию объективного существования объективных норм, социальных структур, общества вообще. Человек сам в процессе обыденной жизни создает социальные нормы, в соответствии с которыми он организует свое поведение или отказывается от норм, если они перестают соответствовать его обыденным представлениям, полагают этнометодологи. Заключение Итак, западная теоретическая социология, как мы могли убедиться, развивается в рамках двух основных парадигм - макросоциологической и микросоциологической. В обоих случаях мы наблюдали как доведение внутренней логики парадигмы до экстремальных пределов (например, в случае этнометодологии), так и поиски компромиссных решений - иногда более, иногда менее успешны. В последнее десятилетие наиболее четко обозначилась общая тенденция к конвергенции противостоящих ранее друг другу парадигм, иначе говоря - к переходу от многовариантного к монопарадигматическому статусу социологической науки, от теоретического плюрализма к теоретическому монизму. Идея когерентности социологических теорий исходит из гипотетической возможности объединения структурных теорий и теорий социального Действия в интегративную социологическую теорию. Поиски в направлении единой теории («метатеории») продолжаются. Собственно, идея такой метатеории родилась с рождением социальной мысли. Вспомним Гоббса с его вопросом: как вообще возможно существование общества, организованной социальной жизни? Более специальный пример - теоретизирование Э. Дюркгейма («Социологический метод», 1899). В конце XX столетия, после продолжительных дебатов социологических школ, каждая из которых, углубляясь в исследование какой-либо из сторон социальной реальности, могла абстрагироваться от других ее сторон, наука об обществе вновь возвращается к интегративной тенденции. Возвращается на качественно новом этапе, обогащенная изощренной методикой эмпирического исследования, использованием достижений многих наук - психологии и философии, истории и этнографии, а также других отраслей естественного и общественного знания.


    написать администратору сайта