евгений онегин. Документ. Роман в стихах Евгений Онегин. Часть 1 Человек своего круга
 Скачать 25.54 Kb.
|
|
Роман в стихах «Евгений Онегин». Часть 1 Человек своего круга Обращаясь к роману в стихах «Евгений Онегин», прежде всего полезно будет напомнить, что это одно из самых сложных произведений русской литературы. Вечные разговоры о том, что ах, как Пушкин прост, как он понятен – все это, что называется, мимо. Потому что вся сложность «Онегина» выявляется даже не только исследованием, но даже просто глубоким, внимательным прочтением. И далеко не первым. А поверхность действительно, быть может, общепонятна, и в этом одна из сторон великой популярности Пушкина. История создания романа восходит к кишиневской ссылке, к поздней весне 1823 года. Я люблю представлять себе, как однажды майской ночью Пушкину явился герой, Онегин, и стал его спутником на долгие-долгие годы, почти на десятилетие. Почему это произошло? Наверное, потому что здесь большую роль играли обстоятельства ссылки. У Пушкина не было круга общения в Кишиневе. Ему приходилось жить среди кишиневских чиновников, круг соображения которых был весьма узок и малоинтересен, переписка была затруднена. И, видимо, Пушкин придумал себе собеседника, человека своего круга из Петербурга, которому можно было доверять свои мысли, чувствования, свои соображения. Не будем настаивать на том, что это единственная причина появления Онегина в пушкинском кругу, но не исключено, что это одна из главных причин, один из главных мотивов. Вот в первой главе как возникает Онегин? Как собеседник Пушкина. И, видимо, это собеседничество продолжается и дальше, и в Кишиневе, и в Одессе, и в Михайловском. И с этой точки зрения, может быть, даже не так важно общераспространенное соображение Белинского из школьной программы о том, что «Евгений Онегин» – это у нас энциклопедия русской жизни. Но ведь что такое энциклопедия? Это собрание хорошо проверенных, общезначимых, общераспространенных сведений. И достаточно статичное собрание. Именно этого нельзя сказать об «Онегине». Потому что независимо от своего состояния, своего положения в творчестве и русской культуре это далеко не статичная вещь, которая все время поворачивается к нам разными сторонами своих смыслов. Русское время Ну, вот простейший вопрос: на протяжении последних полутора сотен лет люди задаются совершенно смешным вопросом, сколько лет Онегину, какого он года рождения? И даже очень серьезные исследователи занимаются чисто хронологическими подсчетами. Да Онегину ровно столько лет, сколько нужно в этот момент Пушкину! Т.е. речь идет не о конкретном отрезке времени между, скажем, 1819 годом и 1825, 1827. Речь идет не об исторической хронологии «Онегина», а о гораздо более серьезной вещи: о русской истории. Ведь если даже принять «Онегина» как энциклопедию, то он ведь и историческая энциклопедия, далеко не замыкаемая в хронологические рамки формального действия, формальной фабулы. И тогда мы вдруг замечаем, что онегинский брегет в Петербурге звучит тогда же, когда дева прядет при лучине в деревенской избе, что поклонник Канта Ленский проводит вечер у провинциального русского самовара, что «негоциантка молодая» слушает Россини тогда, когда мужики справляют церковный праздник в деревне. Т.е. оказывается, что вся русская история спрессована именно в «Онегине». В одном из своих писем Пушкин даже прямо пишет, что «нет ничего более похожего на русскую деревню XVII века, чем русская деревня века XIX. Тот же ветхий забор, та же сосна, это тавро северной природы, тот же снег, дождь, метель – все то же самое». Т.е. русское время как бы отчасти стоит на месте. И с этой точки зрения «Онегин» как раз и есть памятник этой медленности России, этого жития по другим канонам, по другому темпу. И вот поэтому из романа исчезают конкретные события времени. Ну хорошо, во времена действия «Онегина» происходит, например, бунт Семеновского полка или, например, революция в Испании. Ничего этого нет. И когда речь идет о Парни, о генерале Жомини, о других каких-то персонах и реалиях, то, в общем, они выходят за пределы романа и становятся отдельными лирическими выплесками. И это тоже один из признаков того, что здесь происходит. И оказывается, что «Онегин» – это случай естественного движения человеческих характеров, на которые никак не действуют внешние большие исторические события. По законам большой истории Если бы этим исчерпывалась суть дела, то «Онегин» стал бы просто провинциальным анекдотом, каких много. Если излагать фабулу «Онегина», то ничего проще или даже, если угодно, пошлее не будет. Два человека встретились, и их роман не состоялся, потому что сначала была отвергнута она, а потом был отвергнут он, чего проще. Но ведь роман-то не об этом! Роман-то ведь приводит нас действительно к такой глубине русской истории, которую трудно подозревать даже в исторических трудах. Нетрудно заметить, что провинциальные анекдот, рассказанный в «Онегине», бытовой, жизненный случай, построен по законам большой истории. И проговорки здесь иногда очень странные, иногда выглядят случайными, но тем не менее очень важны. Вот мы, например, спокойно читаем о матери Татьяны, старшей Лариной, что она научается «супругом самодержавно управлять». Конечно, здесь есть поэтический образ, она никакая не самодержица, но тем не менее слово сказано. И вот уже оказывается, что русское помещичье имение есть аналогия страны, государства, державы. Когда Онегин «ярем барщины старинной оброком легким» заменяет, в этом ведь тоже есть некая общественная, если угодно, державная сторона. И так далее, и так далее. И здесь важно понять, что, скажем, когда Онегин совершает свою «государственную», «общественную» реформу, все окрестные помещики прекращают дружбу с ним. «Увидев в этом страшный вред, его расчетливый сосед»… Ну, и так далее. Т.е. получается, что взаимоотношения помещиков становятся некоторой аналогией международных отношений, если угодно. Т.е. большая международная история разыгрывается на частном случае маленького имения. И здесь Пушкин, я бы сказал, даже не во всем оригинален. Дело в том, что «Онегин» начинается тогда, когда Пушкин еще под большим обаянием французской культуры, когда он большой поклонник французской энциклопедии Дидро и Д’Аламбера. А вот в этой энциклопедии, среди других статей, очень хорошо известных Пушкину, есть статья под названием «Политическая власть», где Дидро рассказывает о том, что международная история, большая история страны, очень часто строится как история семейная, история отдельного человека. Т.е. Дидро пишет о том, что короли, папы, великие исторические деятели живут по тем же законам, что и частные люди, а потому и история страны всегда тоже есть естественная история, аналогия того, что происходит в частной жизни человека. И приводит в пример беседу Генриха IV, французского короля, с подданными, которая происходит как беседа отца с детьми. То же самое и в русской истории. И когда Пушкин рассказывает о том, как все дружбу прекратили с Онегиным, это, несмотря на понятное преувеличение, можно полагать, скажем, аналогией континентальной блокады, в которую попадает Англия во время наполеоновских войн. «Все дружбу прекратили с ним» – вот вам блестящая изоляция. Все это – другое и о другом, но тем не менее так это и строится. И, может быть, единственным персонажем «Онегина», кто живет по другим законам, кто не поддерживает вот этой державной стороны отношений между людьми, является Татьяна. Мы помним, что «с послушной куклою дитя // приготовляется шутя // к приличию – закону света», а вот Татьяна в куклы не играла. Т.е. она к этим отношениям сразу не готова и не имеет никакого отношения. А вот как раз Евгений антипод в данном случае, Онегин играет в наполеоновскую куклу – «столбик с куклою чугунной» у него стоит на столе, и этим определяется его отношение к миру, к государству, к международным отношениям. Т.е. они противоположны с самого начала по характеру своего воспитания. И совершенно ясно, что роман не склеивается, не складывается. Отсылки к легенде Иоганна Шписа о Фаусте «Онегин» – весьма многослойный рассказ. Он далеко не исчерпывается поверхностью того, о чем рассказывается, об этом уже шла речь. Но вот возьмем самое его начало. Все его знают. «Мой дядя самых честных правил, // Когда не в шутку занемог»… и т.д. «Так думал молодой повеса, // летя в пыли на почтовых»… Для того чтобы понять всю сложность «Онегина», достаточно будет привести хотя бы этот пример. Ведь в этих строчках очень много заимствований из русской и мировой культуры. Ну, довольно хорошо известно, что строчка стоит отчасти на басне Крылова, в которой осел «был самых честных правил…», что уже некоторым образом намекает на недалекий ум дяди. Басню «Осел и мужик» мы находим во всех комментариях, но вот что еще интересно: оказывается, в этих строчках мерцает «Фауст». Но «Фауст» не тот, что сочинен Гёте, а легенда о Фаусте, средневековая легенда Германии. В конце XVI века Иоганн Шпис издал по-немецки легенду о докторе Фаусте, чародее и чернокнижнике, продавшем душу дьяволу. И эта легенда, которая, кстати, стоит у Пушкина на книжной полке в его кабинете на Мойке, хорошо знакома поэту. И вот смысл начала немецкой легенды. У студента Фауста, который еще ни в чем не грешен, не повинен, есть, оказывается, дядя, который в самом начале умирает. И Фауст мчится, чтобы вступить в наследство. Но, кажется, в отличие от Онегина он застает дядю живым и наследует его дом. И дальше все действие этой легендарной драмы разворачивается именно в доме этого благочестивого дяди, который наследует Фауст. Именно туда он вызывает чертей, именно там ставит свои безбожные опыты и ведет образ жизни, невозможный в той среде, в которой он существует. И в легенде буквально есть строчка о соседях Фауста. «Все дружбу прекратили с ним» – это не только цитата из «Онегина», это еще и исходная ситуация немецкой средневековой легенды о Фаусте. И это один из многих, многих примеров. Оказывается, что «Онегин» вбирает в себя едва ли не всю европейскую, а может быть, и мировую культуру. Достаточно сказать, что в черновиках «Фауста», например, упоминается Конфуций, который учит «молодость и старость уважать». Достаточно сказать, что речь идет о наполеоновских войнах, о шляпе «боливар», которая ведет нас к Латинской Америке, или, по тогдашней терминологии, к Испанской Америке, и т.д. Т.е. роман оказывается энциклопедией далеко не только русской жизни. Это скорее зеркало культуры по срезу начала XIX века. И очень многое из античной мифологии, из средневековой истории мы получаем не прямо, а именно из «Онегина», потому что он нам гораздо доступнее, чем та великая культура на разных языках, которой пользуется Пушкин. Отсылки к «Истории Петра» Голикова Вот еще один пример. В «Онегине» есть некое вставное действие под названием «Альбом Онегина». Текст, который в этой строфе, воспроизведен в черновиках «Онегина» дважды. И там есть, в частности, и такая строфа, которая как бы направлена на оправдание образа жизни Онегина. Там сказано, что происходит: «…Пылких душ неосторожность // Самолюбивую ничтожность // Иль оскорбляет, иль смешит, // Что ум, любя простор, теснит…». И это как раз и есть позиция Онегина по отношению к свету, и петербургскому, и уездному. И очень интересно наблюдать, как строится эта история. Откуда вдруг Онегин становится носителем ума, который теснит глупых современников, недалеких людей вокруг? И как только мы ставим этот вопрос, мы сразу приходим к русской истории. Пушкин хорошо знал многотомник Голикова «История Петра», у нас еще пойдет о нем речь. И вот там есть эпизод вражды между Петром Великим и адмиралом Кикиным, вице-президентом Морской коллегии. Не будем вдаваться в то, чем провинился Кикин перед Петром, там есть все, начиная от участия в деле царевича Алексея и кончая воровством на хлебных подрядах. Кикин – фигура очень противоречивая, и наряду с политическими провинностями у него есть и просто уголовные. Короче говоря, Петр его сначала милует, потом сажает второй раз, и вот накануне казни этого Кикина Петр приходит к нему в тюрьму и спрашивает: «Зачем ты пошел против меня? Чего тебе не хватало? Высокая должность, большое жалование, почет, ордена, имения. Почему?» Петру хочется узнать причину этой вражды. И Кикин ему отвечает: «Дело в том, что ум простор любит, а около тебя ему было тесно». Вот причина, по которой Кикин выступил против Петра. Не надо думать, что Пушкин здесь становится на сторону Кикина против государя. Нет. Здесь гораздо интереснее противостояние двух крупных исторических фигур, у каждой из которых своя правда. И вот правда Кикина состоит в том, что ему нужна та самая свобода, которой на Руси не было, нет и еще не скоро будет, если будет вообще. Вот это обстоятельство наполняет, казалось бы, простое неприятие Онегина его окружением опять-таки историческим глубоким смыслом. И вот здесь действительно возникает русская история в самом концентрированном виде, разыгранная на, казалось бы, внеисторических персонах. Библейские мотивы Очень часто «Онегин» построен на библейских мотивах. Ну, вот со времен школьной программы, которую мы проходили по литературе, я знаю, что в «Онегине» очень часто предъявляются прекрасные пейзажные куски, и это трудно отрицать. Например, он описывает Михайловское. Я помню, как мы заучивали наизусть в школе: «Но там и я свой след оставил, // Там, ветру в дар, на темну ель // Повесил звонкую свирель». И вот было представление о лесных массивах Михайловского, о ветре, о реке Сороти, которая упоминается в этой же строфе. А между тем смысл-то совсем не в этом! Смысл в том, что в одном из псалмов есть эпизод о вавилонском пленении избранного народа. И там поэты народа сидят при реках вавилонских и не могут петь, потому что это неволя, а поэты не могут петь в неволе. И это так называемый «плач на реках вавилонских», упоминаемый в одном из писем Пушкина из Кишинева. Таким образом, Михайловское и история о том, что мы вешаем свою свирель – но не арфу древнюю, а свою русскую свирель на русскую же ель – это просто образ неволи, ссылки. А нам, детям, рассказывают о пейзажной лирике. Вот вам дистанция между значением «Евгением Онегиным» и его восприятием даже в учебной программе. Это обстоятельство преследует каждого, кто более или менее внимательно читает «Онегина» и ищет некие связи текста с мировой культурой. «Бранил Гомера, Феокрита» Очень интересно следить за рассказом Пушкина о своем герое. Вот Онегин первой главы. Он, так сказать, полузнайка, он хранит «молчанье в важном споре», пока не выяснена фактическая сторона дела, и только тогда вмешивается в спор. Все понятно. И, казалось бы, так же легко проходят строки о его суждении о древности. Все хорошо помнят, это учили наизусть: «Бранил Гомера, Феокрита; // Зато читал Адама Смита // И был глубокой эконом, // То есть умел судить о том, // Как государство богатеет…» и т.д. Но вот «бранил Гомера, Феокрита». Отчего вдруг такая нелюбовь Пушкина к Гомеру и сладостному пасторальному Феокриту? Древние поэты, к которым, казалось бы, у Онегина не могло быть никаких претензий. Их и нет, потому что вся строфа не об этом. История этой строфы возвращает нас от онегинских времен к 1809 году, когда с подачи реформатора Сперанского Александр I подписывал так называемый «Указ об экзаменах». Только что были созданы русские университеты, и по этому указу человек, который претендовал на высокую должность 6-го класса и выше, коллежский асессор[i], должен был либо положить на стол диплом об окончании университета, русского или зарубежного, или же сдать экзамен за курс университета. В этом указе было очень большое ущемление чиновничества: выше 6-го класса без университетского диплома ни шагу. И антагонистом Сперанского был Карамзин, который полагал, что это невозможное требование, потому что надо знать свое дело, свои налоги или свои специальные знания в той или иной области, в войне, во флоте и т.д., а общее образование не нужно. Вот две позиции. Пушкин очень хорошо знал всю эту историю с экзаменами, потому что и сам служил после лицея, и он даже в «Путешествии в Арзрум» выявляет тонкости обращения чиновничества с этим указом, потому что на Кавказе, где не было университетов, этот указ не действовал, и ездили за карьерой на Кавказ, о чем он и пишет. Но что любопытно: Карамзин полагал, что достаточно знать узкое дело вне университетских дипломов. И в одном из его пассажей, направленных против Сперанского, в «Записке о древней и новой России», он прямо пишет – что же теперь получается, какой-нибудь надзиратель в сумасшедшем доме, имеющий классный чин, должен знать пифагорову фигуру или свойства кислорода? А какой-нибудь маленький губернский чиновник теперь должен учить Гомера и Феокрита? Т.е. оказывается, Пушкин демонстрирует не просто знание этого указа Александра I, но еще и две позиции выявляются по поводу того, что должен знать чиновник, т.е. как разделять русское просвещение среди чиновников и дворянских недорослей. И, кстати, Пушкин даже демонстрирует знание того, как чиновники обходили этот указ Александра. Вот на Кавказе университета не было, если ты выслужил на Кавказе несколько лет, то ты можешь получить чин 6-го класса без экзамена и возвратиться в Россию – это Пушкин знает. И вот все это стоит за этими строчками: «бранил Гомера, Феокрита…». Нам-то кажется, что это просто момент онегинского невежества, а это остроактуальная ситуация. «Евгений Онегин» как телесериал Онегинская традиция живет сегодня в самых разнообразных, иногда совершенно неожиданных формах. В истории романа в стихах исследователи отмечают некую прерывность, некую дискретность выхода отдельных глав к читателю. Ну вот первая глава была опубликована отдельной брошюрой в 1825 году, мгновенно разошлась, стала предметом обсуждений. А следующая глава вышла на год позже, еще следующая на полтора года и т.д. и т.д. То есть все те традиционные восемь глав, которые мы знаем, выходили на протяжении второй половины двадцатых годов, начала тридцатых, когда и было прервано все это. И здесь возник очень интересны эффект. По выходе очередной главы остро заинтересованные читатели обсуждали каждую вышедшую песнь, как отдельное произведение. И у них была полная возможность обращаться к автору, беседовать с ним об этом, советовать. Ну вот, например, известно, что в одной из дворянских усадеб к Пушкину подошла взрослая барышня и сказала: «Александр Сергеевич, для чего Вы убили Ленского? Моя сестра сегодня всю ночь проплакала. Ну нельзя так!» «А что бы Вы сделали?» – спросил Пушкин. «Неет, я бы, конечно, поступила иначе. Я бы не стала убивать Ленского. Я бы, например, ранила Онегина, а Татьяна бы за ним ухаживала. Они полюбили бы друг друга, и кончилось бы свадьбой.» То есть персонажи романа как бы жили рядом с читателями и вместе с ними. Кстати сказать, Пушкин ведь последовал совету барышни, но только уже не в «Евгении Онегине», а в «Капитанской дочке», где на дуэли Гринев ранен, и Маша за ним ухаживает, и кончается все свадьбой. Нельзя гарантировать, что это исполнение совета барышни, но может быть какой-то составляющей этой истории и был <тот> разговор Пушкина. Сегодня то, о чем идет речь, выражено в нашей культуре совершенно иначе. Речь идет о больших телевизионных сериалах вроде «Санта Барбары», где тоже одно действие от другого отделено неким временем, и за это время зритель что-то забывает, что-то ему врезается в память накрепко, идут обсуждения и, самое интересное, идут прогнозы как будет развиваться действие. Это очень хорошо известно не только киноведам, но и всей публике. Только вот никто не связывает это с традицией романа в стихах, с традицией Пушкина, который это все и начал в нашей литературе. Дело ведь идет о том, чтобы отделить один эпизод от другого каким-то реальным временем, в которое и виденное преображается и то, что еще предстоит увидеть, прогнозируется. То есть между высокими искусством пушкинского романа в стихах и, так сказать, низким искусством телевизионного сериала возникает очень инетерсная перекличка, очень славные сходства, которые нуждаются, во-первых, в понимании, а, во-вторых, и в дальнейшем осмыслении. [i] Коллежский асессор – должность 8-го класса. (Прим. ред.) Литература Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе. Кн. 1. Владимир, 1998, с.48 – 86. – Из содерж.: Сентенция как речевой жанр в структуре романа «Евгений Онегин». Татьяна в кабинете Онегина. Приём перенесения вставок в романтических поэмах и в романе «Евгений Онегин». Баевский В.С. Тематическая композиция «Евгения Онегина» (природа и функции тематических повторов) // Пушкин. Исследования и материалы. Т., Х111. Л., «Наука», 1989 с. 33 – 44. Бонди С. Новые страницы Пушкина. Стихи, проза, письма. М., Книга, 2012. 209 с. Васильев Н. Л. Из наблюдений над рифмами в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин» // Болдинские чтения, Большое Болдино, 2012, с. 107 – 120. Глушкова Т. Искушение счастьем. Национально-духовный идеал в «Евгении Онегине». //. Московский пушкинист. Ежегодный сборник. Сост. В.С. Непомнящий. М., Наследие, 2000, с. 303 – 251. Кошелев В.А. «Онегина воздушная громада». Монография. Изд. 2-ое. Большое Болдино – Арзамас, АГПИ, 2009. 382 с. Листов В.С. Интерференция голоса автора и голоса героя в «Евгении Онегине» и «Капитанской дочке» // Болдинские чтения, Большое Болдино, 2014, с. 113 – 130. Листов В.С. К истолкованию содержания пушкинского четверостишия «Он видит башню Годунова» в черновой строфе «Отрывков из путешествия Онегина» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 1, часть 2. С. 151 – 156. Лотман Ю.М. Пушкин. Биография писателя. Статьи и заметки 1960 – 1990. «Евгений Онегин». Комментарий. СПб, Искусство, 1995. 847 с. Маркович В.М. О значении «одесских строф» в «Евгении Онегине». // Пушкин и другие. Сб. статей к 60-летию проф. С.А. Фомичева. Новгород, НовГУ им. Ярослава Мудрого, с. 80 – 92. Михайлова Н.М. «Собранье пёстрых глав». М., Имидж, 1994. 191 с. Набоков В.В. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Перевод с английского. СПб, «Искусство», «Набоковский фонд», 1998. 928 с. Онегинская энциклопедия. В 2 тт. Т.1 (А-К). Т. 2 (Л-Я, А-Z); Под общ. редакцией Н.И. Михайловой. М., Русский путь, 1999, 2004. Т. 1 – 576 с.; Т. 2 – 339 с. Попович Т. Внутренняя и внешняя хронология текста «Евгения Онегина» А.С. Пушкина. // Болдинские чтения, Большое Болдино, 2013, с. 149 – 160. Ростова Н.В. Дискретность первой публикации «Евгения Онегина» и некоторые особенности современного телевидения. // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 1. с. 136 – 142. Сидяков Л.С. «Евгений Онегин», «Цыганы» и «Граф Нулин» ( К эволюции пушкинского стихотворного повествования. //Пушкин. Исследования и материалы. Т. VIII. Л. , Наука, 1978, с. 5-21. Тойбин И.М. «Евгений Онегин»: поэзия и история. // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 1Х. Л., Наука, 1979. с. 83-99. Тархов А.Е. Комментарий.// Пушкин А.С. «Евгений Онегин». Роман в стихах. М., 1970, с. 200 – 239. Томашевский Б.В. Десятая глава «Евгения Онегина». // Литературное наследство, М, Журнально-газетное объединение, 1934,, с 397 -420. Репринт: М., ИМЛИ, - Наследие -1977. 760 с. Чудаков А. К проблеме тотального комментария «Евгения Онегина» // Пушкинский сборник. М ., Три квадрата, 2005, с. 210 – 237. Эткинд Е.Г. Рецепция Пушкина … Слева направо. «Евгений Онегин»: История его интерпретаций в советскую эпоху. Социологизм. Божественный глагол. Историко-социологический метол. Онегин и декабристы. Антиреволюционность Онегина.. «Евгений Онегин» как христианский текст. Внутри авторской души…/ / Эткинд Е.Г. Божественный глагол. Пушкин, прочитанный в России во Франции. М. Языки русской культуры, 1999, с. 455 – 469. https://magisteria.ru Курс: "Пушкин: однажды и всегда" Лекция: "Роман в стихах «Евгений Онегин». Часть 1" Материалы защищены авторскими правами, использование требует согласование с правообладателем |