Влияние религии на международные отношения. ИПЗ_Кодиров_МГС. Российский государственный социальный университет итоговое практическое задание по дисциплине Международное гуманитарное сотрудничество
 Скачать 41.08 Kb.
|
ИТОГОВОЕ ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗАДАНИЕ по дисциплине «Международное гуманитарное сотрудничество» Влияние религии на международные отношения (тема практического задания)
Москва ОглавлениеВведение. 2 Возрождение религии в изучении международных отношений 4 Что не так с эссенциализацией религии в политологии? 6 Религиозные организации в контексте международного сотрудничества 7 Заключение 10 Список источников: 11 Введение.Какова роль религии в международной политике? Ученые часто указывают на историческое значение религии в международных отношениях в связи с крестовыми походами, исламским халифатом, буддийскими "монахами-воинами" Сохэя и другими событиями и сообществами. Однако из-за преобладания тезиса о секуляризации и связанных с ним предположений эпохи Просвещения ученые в области политологии, и в частности международных отношений, в основном игнорировали религию в современных политических вопросах. Распад Советского Союза заставил исследователей международных отношений отказаться от идеологических споров между капитализмом и коммунизмом и обратить внимание на роль других важных факторов в международных отношениях, в том числе и религии. Тезис Сэмюэля Хантингтона о "столкновении цивилизаций" (1993, 1996, взято из Bernard Lewis, 2001) и события 11 сентября 2001 года только усилили и укрепили интерес к взаимосвязи между религией и международными отношениями. Однако растущий интерес к теме религии и международных отношений часто связан с предположениями, которые связывают религиозное с магическим, эмоциональным или варварским - что приводит к конкретным предположениям о склонности религиозных идеологий к конфликтам. Такие предположения рассматривают религию в лучшем случае как анахронизм и антисовременность, а в худшем - как опасность. Несмотря на тенденцию рассматривать религию как изначально проблематичную, в последние годы ряд ученых, представителей гражданского общества, государственных учреждений и организаций утверждают, что религия может способствовать мирным процессам и более широким проектам добра в мире. Эти последние точки зрения подчеркивают пророков, проекты и принципы мира, которые являются важными компонентами многих религиозных традиций, и/или они фокусируются на инструментальных "благах", которые исходят от конкретных религиозных взглядов и убеждений. Эти две точки зрения на религию - одна представляет религию как изначально проблематичную, а другая как изначально хорошую - очевидны во многих исследованиях, использующих как количественные, так и качественные/интерпретативные методы. Такие подходы, несмотря на кажущуюся противоположность религиозных доктрин и религиозных акторов, часто продолжают рассматривать религию как монолитную, стабильную и легко идентифицируемую категорию анализа, которая включает в себя широкий и сложный спектр религиозных акторов, институтов, верований, доктрин и практик в определенных и строгих границах. Однако эти взгляды все больше осложняются другими, включая мнение о том, что религия может иметь как положительные, так и отрицательные аспекты, что ее необходимо изучать в контексте, и/или мнение, настаивающее на том, что "религию" необходимо понимать в первую очередь в связи с ее предполагаемой противоположностью, "секуляризмом". Последние два подхода характерны для науки, которая понимает религию как исторически обусловленную и политически встроенную. Многие ученые, придерживающиеся этих взглядов, также утверждают, что полностью отделить религиозное от светского крайне сложно, если вообще возможно, что требует исследования того, как религиозное и светское взаимно конституируются. Возрождение религии в изучении международных отношенийХотя религия никогда полностью не отсутствовала в изучении международных отношений, после окончания холодной войны возобновилось и усилилось внимание к религиозным акторам, движениям и традициям. После распада Советского Союза ученые перестали рассматривать капиталистические и марксистские идеологические различия для объяснения политической и социальной напряженности и обратили свое внимание на религиозные, этнические и культурные различия. Конфликты, вспыхнувшие в Армении и Азербайджане, бывшей Югославии, Чечне и других странах, рассматривались почти исключительно как конфликты между различными и несоизмеримыми религиозными идентичностями, даже там, где представители разных религий в течение многих лет мирно уживались и жили вместе. В этот период религия и этническая принадлежность (например, в Руанде) имели тенденцию к овеществлению в академическом анализе. Тем не менее, некоторые ученые, в том числе Питер Бергер (1999), начали возлагать ответственность за проблематичные характеристики религии на предположения, лежащие в основе самой академической науки. В частности, Бергер и другие, которые изначально были сторонниками "тезиса секуляризации", связывающего модернизацию и прогресс с процессами секуляризации, теперь утверждали, что религия больше не находится в упадке в глобальном масштабе и что роль религии в международной политике необходимо изучать. В то же время такие ученые, как Джон Эспозито (1999), отмечали, что страх перед исламом, в частности, заменил страх перед Советским Союзом в анализе внешней политики, который проводился по модели Хантингтона (1993, 1996). В результате, академическое внимание к роли религии в международных отношениях росло и усиливалось, и в то же время политики и практики также начали уделять серьезное внимание влиянию религии на глобальные дела. Возрождение изучения религии в международных отношениях вызвало широкий спектр дискуссий, вопросов и дебатов о роли религии в политике и подходах к ее изучению. Однако такие исследования часто основываются на предположениях, которые представляют религию как социальный элемент, который неизбежно ведет к напряженности или откровенному конфликту, или что религия каким-то образом иррациональна и поэтому не подходит для общественной сферы. Такие ученые, как Сэмюэль Хантингтон (1993, 1996), представляют наиболее яркий пример связи религии с конфликтом. Его тезис о "столкновении цивилизаций" утверждал, что религия не только имеет значение в международных отношениях, но и что на момент написания его книги и в будущем она будет оставаться одной из движущих сил конфликта. В частности, Хантингтон (1993, стр. 29) утверждал, что глобальные "цивилизации" будут конкурировать из-за конкретных культурных и религиозных ценностей. Многие ученые в значительной степени дискредитировали тезис Хантингтона, указывая на то, что его утверждения были чрезмерно упрощенными, ошибочными и даже расистскими. Ученые с разных точек зрения и подходов (Berger, 1999; Rudolph & Piscatori, 1997) представили собственные эмпирически обоснованные исследования роли религии в международных отношениях и глобальной политике и попытались использовать в своих работах более тонкие и контекстуальные подходы. Однако события 11 сентября 2001 года вновь вызвали к жизни взгляды на религию (в первую очередь ислам) и насилие, которые тесно перекликались со "столкновением" Хантингтона. Вопросы о том, способствует ли ислам насилию или нет, стали обычными в научных кругах, а также в популярных СМИ и новостных изданиях (Molloy, 2015). Затем эти вопросы усилили другие опасения по поводу совместимости религии с демократией и надлежащего места религии в общественной жизни и публичной сфере (Casanova, 1994; Mendieta & VanAntwerpen, 2011; Stepan, 2000). Скептическое отношение к религии также пронизывает исследования в области глобальных исследований за пределами политологической дисциплины международных отношений. Например, в исследованиях развития религию "отделили" и "не доверяют" (Hovland, 2008, p. 180), что является проблематичным шагом, который активно оспаривают такие ученые/практики, как Кэтрин Маршалл (2013). Что не так с эссенциализацией религии в политологии?В то время как богословы занимаются герменевтическим анализом священных текстов, часто споря между собой о том, что является наиболее точным представлением или интерпретацией данной религиозной традиции (т.е. метод "апологетики"), социологи обычно сосредотачиваются на том, как и/или почему политические, экономические и социальные события и процессы взаимодействуют с религиозными традициями. Различие между дисциплинами не следует считать абсолютным, но его важно подчеркнуть при анализе проблематичных чрезмерных упрощений религии, которые имеют тенденцию всплывать в некоторых исследованиях в области социальных наук. Приписывание религии фиксированной и существенной онтологии приводит к нескольким аналитическим и нормативным проблемам в политологии. Эссенциализация религии часто приводит к тому, что ученый упускает из виду целый ряд ролей, которые могут играть те или иные действия, идеи или акторы в международных отношениях. Например, ученые могут рассматривать религиозную идентичность как наиболее важную форму идентичности (по сравнению с другими этническими, расовыми, гендерными, национальными или иными идентичностями). Такое привилегирование религиозной идентичности в науке, а также в правовых и политических институциональных контекстах может фактически привести к более укоренившемуся разделению между определенными сообществами. привилегирование религии как "первичной" идентичности упускает из виду сложность социально-политических взаимодействий и создает возможность "укрепления линий разделения" в религиозных терминах Вместо этого "религиозная идентичность... может догонять другие идентичности, конкурировать с ними или уступать им место (и эта иерархия отношений может меняться со временем). Религиозная идентичность также может интерпретироваться через другие идентичности" (например, национализм, этническая исключительность и т.д). Приписывая религии присущие ей характеристики, часто игнорируется диапазон ролей, которые так называемые религиозные акторы, практики и идеи могут играть в социальной жизни, что часто приводит к искаженным или ошибочным утверждениям о значимости религиозных акторов, традиций, верований и практик в конфликте или мире. Чтобы избежать чрезмерного упрощения и деисторизации, ученые должны пересмотреть онтологию религии в международных отношениях и подойти к изучению религиозных акторов и действий через призму рефлексивности и этики, а также с помощью новых разработок в подходах секьюритизации. Религиозные организации в контексте международного сотрудничестваВключение религиозных организаций в международное сотрудничество характерно не только для постбиполярного периода. Однако эта практика получила особое развитие под влиянием таких крупных инициатив, как «Диалог цивилизаций» (иранский проект) и «Партнерство цивилизаций» (российский проект), а также усилий Ватикана по установлению взаимодействия с мусульманами и иудеями. Существенную роль играет и политика РПЦ по развитию межцерковных связей. Однако четких представлений о координации усилий, которые предпринимаются церковными и гражданскими организациями, пока не сложилось. Частичная формализация идеи о роли религии в контексте «Диалога цивилизаций» отражена в тексте «Родосской декларации 2009». В ней указывается, что мировые религии способны играть особо важную роль в укреплении духовных и гуманистических ценностей, напоминая людям об их ответственности за общее благо человечества. Другими словами, религии и религиозные структуры рассматриваются в качестве посредника стратегических гражданских инициатив. Практическое участие религиозных организаций в развитии международного сотрудничества особенно заметно на таких направлениях деятельности, как искоренение бедности и борьба с ВИЧ/СПИДом в Африке, где во многом благодаря программам католической и протестантских церквей удалось замедлить распространение этого заболевания. Мобилизация усилий и повышение нравственного авторитета религиозных организаций рассматривается и как важнейший элемент антитеррористической борьбы. Речь идет об объединении представителей всех религиозных традиций в совместном осуждении действий террористов, которое последовательно проводится пока только христианскими и буддистскими религиозными структурами. Религиозные организации только начинают координировать свои международные инициативы. Переход к совместным масштабным проектам будет происходить много времени и усилий. В этой связи важнейшей целью межконфессионального сотрудничества является преодоление взаимного отчуждения религиозных элит, которые играют заметную роль в общественной и политической жизни. Роль религиозного фактора в международных отношениях продолжает оставаться дискуссионной. И тем не менее, из всего вышесказанного можно сделать несколько практических выводов: 1.Фундаменталистские течения в ведущих конфессиях создают серьезные препятствия на пути преодоления фрагментации глобального гуманитарного пространства, а в ряде случаев и пространства международной безопасности. Политическая роль фундаментализма не ограничивается идеологической подпиткой радикализма. Так, в мусульманских странах современный исламский фундаментализм трансформировал глубинный протестный заряд в потенциально полномасштабные политические программы. Размах этого процесса делает исламский фундаментализм влиятельным субъектом мировой политики. Это влияние, в частности, ярко проявляется в регионах постсоветского пространства. 2. Идея международного межконфессионального сотрудничества выступает не только как альтернатива глобальным прогнозам апокалиптического толка, но и как важная основа урегулирования локальных конфликтов. Вместе с тем она остается скорее факультативным фактором, значимость которого зависит от политических условий. 3. Внешнеполитическое планирование с учетом межконфессионального сотрудничества позволяет говорить о включении новых элементов в регулирование международных отношений. В практическом смысле это значит, что религиозные структуры смогут играть более весомую роль в определении проблем, их анализе и непосредственном воплощении принятых и согласованных решений. ЗаключениеСовременная конфессиональная динамика характеризуется не только активизацией религиозной жизни. Существенно изменилась численность основных конфессиональных групп населения земли. Теперь среди них преобладают мусульмане, главным образом суннитского толка. Значимость количественных изменений в ведущих религиозных общностях усиливается в свете интенсификации миграционных процессов. Главные миграционные потоки идут из зоны распространения ислама в зону стран, чья культура сложилась под влиянием христианских ценностей. Фактически это означает экстенсивный рост численности мусульман и необходимость качественно менять деятельность всех ветвей христианства. Асимметричность глобальной динамики конфессиональных структур влияет и на внутренние процессы организации конфессий. Так, активный рост и расширение границ исламского общества ведет к изменениям в системе духовного лидерства исламского мира и повышению роли религиозных деятелей среднего звена в формировании массовых религиозных установок. Что касается христианских течений, то для них больше характерна консолидация исторически сложившихся механизмов централизованного церковного управления. Наряду с изменением численности религиозных групп, характерной чертой конфессиональной динамики является эффект «перемешивания» мирового конфессионального пространства. Он особенно ощутим в развитых индустриальных странах и, как ни парадоксально, в Африке. В нынешнем десятилетии этот эффект оказывает все большее влияние и на деятельность РПЦ, которая стремится укрепить связи с зарубежными православными общинами. Таким образом, сейчас мировые религии переживают период трансформации. В этой связи повышается общественный запрос на сотрудничество религиозных и административных элит в сфере социального госуправления. Для государственных участников такое взаимодействие позволяет сохранить или даже упрочить потенциал «мягкой силы» на международной арене, а для религиозных кругов — укрепить статус своих лидеров в ходе адаптации к условиям глобализации. Список источников:Банчофф, Т. (ред.), (2008). Религия и глобальное развитие. Нью-Йорк: Оксфорд Юниверсити Пресс. Банчофф, Т. (ред.), (2008). Религиозный плюрализм, глобализация и мировая политика. Нью-Йорк: Оксфорд Юниверсити Пресс. Бирнс, Т. А., и Катценштейн, П. Дж. (ред.), (2006). Религия в расширяющейся Европе. Нью-Йорк: Cambridge University Press. Кэди, Л. Э., и Херд, Э. С. (ред.), (2010). Сравнительный секуляризм в глобальную эпоху. Нью-Йорк: Palgrave Macmillan. Calhoun, C., Juergensmeyer, M., & VanAntwerpen, J. (Eds.), (2011). Переосмысление секуляризма. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета. Чезари, Дж. (2013). Почему Запад боится ислама: Исследование мусульман в либеральных демократиях. Нью-Йорк: Palgrave Macmillan. Фокс, Дж. и Сандер, С. (2004). Привлечение религии в международные отношения. Нью-Йорк: Palgrave Macmillan. Хасснер, Р. (2009). Война на священных землях. Нью-Йорк: Издательство Корнельского университета. Хейнс, Дж. (ред.), (2009). Routledge handbook of religion and politics. Нью-Йорк: Рутледж. Джонстон, Д., и Сэмпсон, К. (ред.), (1994). Религия, недостающее измерение государственного устройства. Нью-Йорк: Oxford University Press. Маршалл, Р. (2009). Политическая духовность: Пятидесятническая революция в Нигерии. Чикаго: Издательство Чикагского университета. Миллер, Д. Е., и Ямамори, Т. (2007). Глобальное пятидесятничество: Новое лицо христианской социальной активности. Окленд: Издательство Калифорнийского университета. Омер, А. (2013). Когда мира недостаточно: Как израильский лагерь мира думает о религии, национализме и справедливости. Чикаго: Издательство Чикагского университета. Парас, А. (2012). Светский вымысел CIDA и канадские религиозные организации. Канадский журнал исследований развития, 33(2), 231-249. Филпотт, Д. (2002). Вызов 11 сентября секуляризму в международных отношениях. Мировая политика, 55(1), 66-95. |
