Дети войны. Сценарий литературномузыкальной композиции
 Скачать 44.5 Kb.
|
|
Сценарий литературно-музыкальной композиции Дети войны. Девочка читает стихи на фоне пикирующих самолётов, слышен звук падающих бомб и разрывов. Людмила Миланич «Война» В классе очень холодно, На перо дышу, Опускаю голову, И пишу, пишу, Первое склонение Женский род на «а» Сразу без сомнения Вывожу - «война» Что всего существенней Нынче для страны? В падеже родительном: Нет - чего? «войны» А за словом воющим – Мама умерла…. И далёкий бой ещё, Чтобы я жила. Шлю войне проклятия, Помню лишь «войну».. Может для примера мне Выбрать тишину? Не войною меряем Нынче жизнь и смерть Получу отлично я – Это тоже месть… О войне тот горестный Гордый тот урок, И его запомнила Я на вечный срок. Ведущие читают воспоминания «детей войны»: «Когда начались бомбёжки, нас детей стали прятать в подвалы. А соседские мальчишки рассказали, что небо ночью, когда бомбят очень красивое. И однажды вечером, когда завыли сирены, мы с сестрой не пошли в подвал, как нам мама говорила, а поднялись на крышу нашего дома. Страшно не было, мы видели красивые сполохи в небе, разрывы зенитных снарядов. Это был не салют. Салют мы увидели много позже, после окончания войны» Мальчик из села Поповки. С. Маршак. Среди сугробов и воронок В селе, разрушенном дотла, Стоит, зажмурившись, ребёнок – Последний гражданин села. Испуганный котёнок белый, Обломок печки и трубы, И это всё, что уцелело От прежней жизни и избы. Стоит белоголовый Петя, И плачет, как старик без слёз, Три года прожил он на свете, А, что узнал и перенёс. При нём избу его спалили, Угнали маму со двора, И в наспех вырытой могиле Лежит убитая сестра. Не выпускай, боец, винтовки, Пока не отомстишь врагу За кровь, пролитую в Поповке, И за ребёнка на снегу. Читается на фоне сожженной избы и котёнка Ведущие читают воспоминания «детей войны»: «Всё своё детство я провёл в посёлке Змиёвка, там же, мою семью застала и война. Мой старший брат служил в Красной Армии и немцам об этом сообщили. Маму, меня и сестру выгнали из дома, и повели на край посёлка расстреливать. Шли мы очень долго по улицам, а в щели заборов за нами смотрели и громко кричали мальчишки: «Расстреливать ведут». На краю посёлка нас завели в сарай и оставили, даже не заперев. В сарае мы просидели два дня» . «Дневник Тани Савичевой». Павел Великжанин. Сколько их: кто не дожил не дошёл? Нет даже лиц. Синим химическим карандашом Девять страниц. Голод блокады писал без затей Буквы свои. Девять страниц – только даты смертей Целой семьи. Это потом в полевых вещмешках Их принесут На просоленных солдатских плечах В Нюрнбергский суд. Это потом поверять дневникам Станут мечты Девочки в городе, где по утрам Сводят мосты. Чтоб никогда не глушил в небе вой, Пенье птиц, Ты с непокрытой прочти головой Девять страниц. Читают воспоминания «детей войны» «Что ели в войну? Мы, дети, выживали, как могли. Летом вся трава, крапива, щавель срывалась и поедалась. А вот осенью 1941г. мы впервые попробовали «тошнотики» - оладьи из мёрзлой картошки. В Орле, по окраинам было много брошенных огородов. Из земли топорами вырубали замёрзшую картошку и свёклу и готовили из неё «тошнотики». Почему их назвали так. После того как съешь – тошнило от сладкого привкуса» Над просёлочной дорогой Пролетели самолёты. Мальчуган лежит у стога, Точно птенчик желторотый. Не успел малыш на крыльях Разглядеть кресты паучьи, Дали очередь – и взмыли Вражьи лётчики за тучи «Детский ботинок». С.Я. Маршак. Занесённый в графу, С аккуратностью чисто немецкой Он на складе лежал Среди обуви взрослой и детской. Его номер по книге: «Три тысячи двести девятый» «Обувь детская, ношена. Правый ботинок с заплатой» Кто чинил его? Где? В Мелитополе? Кракове? Вене? Кто носил его? Владек? Или русская девочка Женя? Как попал он сюда, в этот склад, В этот список проклятый, Под порядковый номер Три тысячи двести девятый? Неужели другой не нашлось В целом мире дороги, Кроме той, по которой Прошли эти детские ноги. В это страшное место, Где вешали, жгли и пытали, А потом хладнокровно Одежду убитых считали? Здесь на всех языках О спасенье пытались молиться: Чехи, греки, евреи, Французы, австрийцы, бельгийцы, Здесь впитала земля, Запах тлена и пролитой крови Сотен тысяч людей Разных наций и разных сословий. Час расплаты пришёл! Палачей и убийц на колени! Суд народов идёт, По кровавым следам преступлений, Среди сотен улик – Этот детский ботинок с заплатой, Снятый Гитлером с жертвы Три тысячи двести девятой. Ведущие читают воспоминания «детей войны» «Моя мама была угнана в рабочий концлагерь вместе со мной на руках. Нас оказалось в этом лагере много детей. Жили в бараках. Взрослых утром уводили на работу, а мы были ещё очень маленькие, чтобы работать и нас оставляли в бараке. В углу была свалена в кучу обувь, самая разная. Было много деревянных, как колодки ботинок. И мы весь день играли с этими ботинками» А. Барто « Глаза девчонки» Глаза девчонки семилетней Как два померкших огонька. На детском личике заметней Большая, тяжкая тоска. Она молчит, о чём ни спросишь, Пошутишь с ней – молчит в ответ, Как будто ей не семь не восемь, А много, много, горьких лет. Ведущие вместе с чтецами: «Нет войне! Нет взрывам и смерти! Нет страданиям и боли! Нет страху и голоду! Нет сиротам и вдовам! Нет войне!» |