Задание к семинару №1 по дисциплине Общая психология (1). Семинар 1 по дисциплине Общая психология Раздел 1

• Название: Семинар 1 по дисциплине Общая психология Раздел 1
• Дата: 17.11.2022
• Размер: 27.64 Kb.
• Имя файла: Задание к семинару №1 по дисциплине Общая психология (1).docx
• Тип: Семинар; #793019

Фамилия, имя______________________________Номер группы__________

Задание выполняется в отдельном файле в программе Word (текст - Times New Roman; размер шрифта – 14; межстрочный интервал – 1).

Выполненное задание необходимо прислать для проверки до окончания срока сдачи в ЭИОС.

Файл с выполненным заданием подписать следующим образом «Фамилия_номер группы_Общая психология_Раздел 1_Семинар 1».

За неправильно подписанный файл оценка может быть снижена на один балл.
Семинар №1 по дисциплине «Общая психология Раздел 1»

Задание №1. Заполните таблицу по основным этапам развития психологии, отметив как на разных этапах развития психологической науки понималась природа психического? При этом укажите автора (авторов) данного учения (теории) и выдержки из первоисточников.

Этап 1. Психология как наука о душе

Этап 2. Психология как наука о сознании

Этап 3. Психология как наука о поведении

Этап 4. Психология как наука, изучающая факты, закономерности и механизмы психики

Задание №2. Выделите в статье Фресса основные положения его идеи, тезисно выпишите их и покажите свое видение по вопросу о психологии будущего.

Выполняя задание, приведенный текст вставлять в свою работу не надо.

«П. Фресс о психологии будущего» (Психологический журнал, 1981, т. 2, № 3, с. 48—54.)

Какая дерзость — осмелиться говорить о психологии будущего, когда уже трудно знать психологию вчерашнего и сегодняшнего дня! И можно ли предвидеть, что станут делать психологи завтра? Между тем подобная самонадеянность может быть оправдана в Лейпциге, где празднуется столетие созданной В. Вундтом пер­вой лаборатории экспериментальной психологии, в которой сфор­мировались первые крупные немецкие, европейские и американ­ские психологи конца XIX в.

Это было, по существу, создание новой отрасли знания. Вундт сознавал смелость своего предприятия уже в 1874 г., когда писал в предисловии к «Основам физиологической психологии»: «Труд, который я выпускаю в свет, является попыткой вычленить новую область науки». Настал ли ее час? — спрашивал он. Нельзя ска­зать, что в ту эпоху ответ напрашивался сам собой, даже не­смотря на то, что У. Джемс, например, предпринимал нечто по­добное в Гарварде. В 1884 г., через десять лет после публикации своей книги, Вундт писал: «Мы полагаем, что замысел этот осу­ществится в будущем, и полностью отдаем себе отчет в том, что в настоящее время дело обстоит иначе. В Германии представители психологии сходятся в одном: они ненавидят экспериментальную, или физиологическую, психологию и склонны расценивать препо­давание ее основных положений и результатов исследований как разновидность богохульства».

В чем же усматривалось «богохульство»? Вундт объяснял и наглядно показывал, что в психологии можно применять экспе­риментальный метод и что, следуя по пути, проложенному Г. Фехнером, можно с помощью математических приемов обраба­тывать полученные таким методом результаты.

Сегодня экспериментальная психология существует и речь идет о том, чтобы попытаться определить направления, по кото­рым она будет развиваться в ближайшем будущем. Это рискован­ное предприятие, поскольку, с одной стороны, составление перс­пектив научного развития предполагает описание направлений, в которых мы уже работаем, и определение ближайших целей, а с другой стороны, в планах на будущее находят выражение надеж­ды, которые можно назвать утопическими.

Сегодня проблема состоит не в том, чтобы создавать или не создавать психологию как науку, а в том, чтобы понять, не угро­жает ли бурное развитие ее единству. Действительно, что общего между психофизиологами, социальными психологами и медицин­скими психологами? Мы перечислили лишь несколько названий кафедр, в то время как насчитываются десятки подразделений в Американской психологической ассоциации и выпускаются не­сколько сот все более и более специализированных психологиче­ских журналов <...>

Никто не станет отрицать, что в природе имеется оригиналь­ный вид — человек, это прямоходящее животное, одаренное ог­ромным мозгом, обладающее речью и бесконечными возможностя­ми. По своей природе человек представляет такой уровень орга­низации, который требует создания отдельной науки.

Человека исследуют многие науки. Это «животное» изучается всеми науками о жизни — от биохимии до физиологии. С другой стороны, оно является членом сообществ, у каждого из которых есть свой язык, свои обычаи, своя история. Этим занимаются наши коллеги социологи, этнологи, историки, философы. У психологов своя задача—- изучать человека как своеобразную живую орга­низацию и стремиться объяснить ее механизм и особенности ре­акции на сигналы, исходящие из физического и социального окру­жения. Такая цельность объекта психологии не означает, что мы придем к «отшлифованной» и замкнутой на самой себе науке <...>

В человеке следует различать «человека природы» и «человека культуры». История «человека природы» насчитывает миллионы лет и начинается с процесса рождения человекоподобных из цар­ства животных. Человек этот может и должен изучаться всеми естественными науками. Чтобы понять «человека природы», они должны соотнести его генетический потенциал, биологическую оснащенность и особенно возможности центральной нервной си­стемы с его деятельностью и поведением. Так возникает нейро­психология восприятий, эмоций, а также речи.

К психологии «человека природы» относится все, что называ­ют экспериментальной психологией, —- будь то экспериментальная психология ребенка, взрослого или старика. Эта психология, ко­торую можно назвать номотетической, стремится установить об­щие законы, объясняющие постоянные отношения между наблю­даемыми феноменами. Отсюда происходят законы ощущений, дви­гательной активности, состояний, законы психофизики, восприя­тия, научения, даже некоторые законы психолингвистики и воз­растной эволюции человека, Говоря о законах, я думаю не о при­чинных связях, а о законах вероятностных, поскольку любая дея­тельность, даже самая простая, зависит от многих факторов.

Приведу лишь один пример, который вспоминается в связи с симпозиумом по движению глаз, организованным мною на Лейпцигском конгрессе. Эти движения зависят от законов организации моторики глаз. Паузы, длительность и амплитуда саккад изменя­ется в сравнительно малом диапазоне, но и внутри этих границ движения глаз зависят также от задачи (вождение автомобиля, чтение плана или текста) и цели субъекта (например, расшиф­ровка или чтение рукописи).

Результаты подобных исследований достаточно хорошо под­даются математическому исчислению и статистической обработ­ке; они варьируют в довольно узком диапазоне, что позволяет легко выбирать из нескольких гипотез.

Но этот «человек природы» является также продуктом куль­туры. С момента рождения он погружен в мир культуры, чья пи­саная история исчисляется уже не миллионами, а тысячами лет. «Природные» способности позволяют ему в ходе социального вос­питания усвоить знания, приобретенные человечеством. Он учит­ся познавать свое окружение и самого себя, формируя в течение индивидуальной истории свою личность. Эта эволюция происходит не стихийно. Источники ее влияния, разнообразие когнитивных реакций таковы, что законы, позволяющие интерпретировать ког­нитивные процессы и основные характеристики личности, не дают возможности получать такие же систематические результаты, как при исследовании «человека природы».

Из этого вовсе не следует, что существуют две психологии: та, которую можно назвать нейронаукой, и та, которая является отраслью гуманитарных наук; причем одна изучает значение врожденного, вторая — приобретенного. Подобный разрыв возвра­щает к прошлым ошибкам и к агностицизму дуалистического толка.

Будущее психологии зависит от нашей способности все более и более ясно представлять сложность человека. Для этого недо­статочно согласиться, что между врожденным и приобретенным существует взаимодействие. Подобное пассивное утверждение скрывает настоящие проблемы, поскольку наша задача — упорно исследовать многочисленные детерминанты простейшего из наших действий. В этом многообразии всегда присутствуют причины, свя­занные как с природой человека, так и с историей каждого ин­дивида, всегда имеет место интеграция множественных причин­ных связей. Кто сводит подобную множественность к одной опре­деляющей детерминанте — будь то генетическая основа, влияние среды или бессознательное, — тот задерживает развитие психоло­гии или искажает ее.

Что можно сказать о современном положении в психологии? Увеличение количества исследований и их разнообразие означают не то, что она распалась, а то, что наши исследовательские воз­можности раскрывают многочисленные сплетения, связывающие малейший стимул и самую элементарную реакцию. Каждый из нас изучает лишь фрагмент системы и должен сознавать, что изо­лирует, хотя и законным, но искусственным путем части ансамб­ля с бесчисленными разветвлениями, которые связывают в еди­ное целое «человека природы» и «человека культуры». У психо­логов нет единой теории человека, и невозможно, на наш взгляд, ее создать. Есть локальные модели, которые по мере своего удаления от биологических процессов становятся все менее опровер­жимыми. Как писал А. Саймон, человек всегда имеет в своем распоряжении несколько систем и может использовать различные стратегии для решения одной задачи.

Само собой разумеется, что в зависимости от поставленной проблемы психолог использует различные специальные методы и средства. Выяснение отношений между вызванными потенциала­ми и восприятием требует иных методов, нежели те, с помощью которых определяются условия появления лидера в группе. Но мне кажется, что мы преодолели двусмысленность в вопросе един­ства психологии и цельности человека, сковывающую психологию в первые десятилетия ее существования.

Вначале объектом изучения психологии были факты сознания, а в качестве предпочтительного метода использовалась интроспек­ция. Из-за недостатков и ограниченности этого метода, ставших причиной распада Вюрцбургской школы и банкротства школы Э. Титченера в Корнельском университете, а также в связи с успехами психологии животных психологи 20-х годов стали бихевиористами. Сегодня этим термином, приобретшим уничижитель­ный смысл, называют тех, кто пытался вслед за Дж. Уотсоном установить связь между стимулами и реакциями Я, не заботясь о том, что было в так называемом черном ящике. Этого табу на изучение того или иного аспекта человека более нет. Научное исследование эмоций не может игнорировать роль лимбической системы, а физиологи, в свою очередь, интересуются процессами сознания. Восприятия являются реакцией на окружающую среду, но никто не может игнорировать их феноменального аспекта; роль представлений выясняется в исследованиях памяти и т. д. Теория бихевиористов была искаженной, но их метод можно считать хорошим. Психология начинается с изучения двигательной и вер­бальной активности, поведения и действий. Она ищет то, что их объясняет. Исследуемый материал может быть различным, но подход — одним и тем же и у психоаналитика, и у нейропсихолога, и у психолога-экспериментатора, или специалиста в области со­циальной психологии. Все они исследуют реакции людей на опре­деленные ситуации независимо от того, складываются ли эти ситуации стихийно или специально создаются, определяются со­циальными или физиологическими параметрами.

В психологии будущего разнообразие методов и подходов к поведению и деятельности человека будет увеличиваться. Наши научные парадигмы численно растут, хотя и остаются ограничен­ными.

В области восприятия, которую я знаю лучше всего, можно описать развитие наших знаний на протяжении последних тридца­ти лет. Наиболее полно изучены физиологические основы восприя­тия.

Многое сообщила нам о возможностях нашей перцептивной системы теория информации. Желая применить физическую мо­дель, мы случайно обнаружили, что моделирование необходимо в психологии. Успехи в области использования вычислительных машин вдохновили нас на исследование восприятия как процесса обработки информации, включающего иерархическое кодирова­ние. Наши представления о восприятии обогатились и благодаря исследованиям, открывающим особенности раннего развития пер­цептивных процессов и их поэтапной последовательности.

В области исследований памяти я также вижу разнообразие подходов, хотя мне кажется, что они слишком связаны некоторы­ми парадигмами. Путем постановки новых задач можно достичь новых рубежей во всех областях психологии.

Хотелось бы особо остановиться на мультифакторном подходе ко многим экспериментальным задачам, особенно в плане зави­симости результата как от личности, так и от ситуации. Этот подход представляется мне очень плодотворным.

Проанализируем этот вывод с точки зрения статистической мето­дологии. С одной стороны, экспериментаторы изучают корреляции между различными результатами группы испытуемых. При помо­щи факторного анализа они ищут общее у этих испытуемых. С другой стороны, исследователи выясняют взаимосвязи стимулов и реакций на отдельной группе испытуемых. Их сравнения при­водят к дисперсионному анализу, объектом которого является различие результатов, полученных в ситуации S1 и в ситуации S2. Нулевая гипотеза либо принимается, либо отбрасывается. В ре­зультате в ходе этого анализа всегда обнаруживаются значитель­ные различия между испытуемыми. Экспериментатор с легкостью нейтрализует эти различия, но следовало бы знать, почему, решая одну задачу, испытуемые дают разные ответы.

Итак, настало время использовать открытые задачи, т. е. за­дачи, не имеющие какого-то определенного решения, творческие задачи, сделать анализ наших исследований более тонким, учиты­вать индивидуальные различия и стремиться их объяснить. Это достигается на уровне больших и легко распознаваемых различий: пол, возраст, социально-экономическая среда; но в будущем следует принимать во внимание и индивидуальные различия. Та­кой подход позволит сблизить экспериментальные и клинические исследования. Тогда у нас в руках окажутся начальное и конечное звенья цепи.

Таким образом, можно сказать, что в будущем психология пойдет по пути интеграции знаний, полученных с помощью раз­личных, но взаимодополняющих методов и задач. Наибольший прогресс будет несомненно достигнут благодаря успехам «нейро-наук». До сих пор в основном исследовали ситуации, когда мозг был поражен в силу болезни или несчастного случая. В последнее десятилетие мы многое узнали о роли каждого из полушарий мозга, не прибегая к подобным случаям. Психические болезни, известные прежде как расстройства личности, являются теперь объектом изучения биологии, возможности которой значительно обогатились благодаря исследованиям в области генетики.

Я стою за сохранение Единства Психологии;

1. 
   Потому что ее объект — человек — обладает своей специ­фикой, и нельзя игнорировать того, что малейшее из наших дей­ствий зависит от нашей природы и культуры. Но это не должно, быть причиной разделения психологов на тех, кто изучает только мозг, и тех, кто занимается лишь поведением;
   
2. 
   Потому что у нас общий метод: исходя из поведенческих актов исследовать их биологические и личностные условия, а также условия, связанные с окружающей средой;
   
3. 
   Потому что единство, к которому мы придем, не есть един­ство синтетического знания, а единство все более полного знания сложности и взаимодополняемости систем, которые определяют каждый из наших поступков.
   

Хотелось бы остановиться на прикладных аспектах психологии. Понимание роли психологов в прикладных задачах претерпело значительную эволюцию. Длительное время психолога считали психотехником, которому поручались задачи отбора персонала, профессиональной ориентации, психодиагностики. В работе опи­рались на тесты, которые были и остаются удобными констатациями, но их научная обоснованность и надежность являются слабы­ми. Поэтому большинство специалистов, использующих тесты, называют себя эргономистами, психологами на предприятиях, кон­сультантами по вопросам организации и образования, психосо­циологами, психотерапевтами и т. д. Подобную эволюцию можно было предвидеть при условии глубокого анализа детерминант человеческого поведения, которые зависят не только от природы испытуемого субъекта, рассматриваемого с точки зрения его биоло­гии или даже личности. В конечном счете прикладная психология, в строгом смысле этого слова, не избежала бы подводного камня «психологизма», т. е. сведения человека к одному из многочислен­ных аспектов, будь то черты личности и т. д.

В прикладной области мы всегда имеем дело с человеком или группой людей, детерминированных тем, что я назвал их природой, а также их культурой и особенно системой социальных отноше­ний, в которую они вовлечены. О. Конт ошибался, полагая, что психология невозможна, но он был прав, помещая на вершине гуманитарных наук социологию, которую я понимаю в самом широком смысле.

Становится все более очевидным, что проблемы индивида не могут рассматриваться вне социального контекста. Этот контекст однако, не ограничивается рамками описательной социологии. Там, где возникает проблема, следует учитывать философско-по-литический контекст, в котором она существует.

Чтобы заниматься индивидуальными и социальными пробле­мами, недостаточно быть только психологами, применяющими на практике знания, приобретенные на университетских психологи­ческих курсах. Нельзя решить эти проблемы и лишь с биологиче­ских, социологических или политических позиций; во всех случаях имеет место искажение человеческой реальности и редукционизм.

Я вижу будущее открытым для тех исследователей, которые после специального образования пройдут мультидисциплинарную подготовку. Я не знаю, как их назвать. Сегодня одни называют себя психосоциологами, другие — эргономистами. Я предложил бы назвать этих будущих исследователей антропологами. Я упо­требляю термин «антрополог», помня о его многозначности. Антро­пология включает аспекты физические, социальные, культурные и даже философские. Ее цель — изучение конкретного человека с его биологическими характеристиками; живущего в обществе и в данной среде, которая имеет свою систему ценностей. Несколько лет назад я сказал, что будущее в области прикладной психологии принадлежит инженерам гуманитарных наук. Сегодня я предпо­читаю говорить об антропологах, подчеркивая тем самым, что их деятельность не может игнорировать систему ценностей общества, членами которого являются и они.

Разумеется, такой антрополог должен владеть методами, ко­торые позволят ему оценивать ситуации и модифицировать их. Эти ситуации все чаще будут определяться формулой «человек и общество», так как мы зависим от общества и в лучшем, и в худшем отношении. В своей практике психологи будут сталки­ваться с проблемами эргономики, организации окружающей сре­ды (например, проблема урбанизации), перенаселенности (проб­лема лиц пожилого возраста), «общества потребления» и «обще­ства нищеты», занимающего треть или четверть мира.

Перед лицом таких проблем психологи не имеют права огра­ничиваться рамками своей науки. Я надеюсь, что многие из них станут атропологами и что наши университеты сумеют подгото­вить их к выполнению новых задач.

Я связываю с ними много надежд. Если в области фундамен­тальных проблем науки можно оставаться беспристрастным исследователем, не пренебрегающим никакой наблюдаемой реаль­ностью, то в практической сфере деятельности будущих антрополо­гов, на мой взгляд, есть место не только для ученых, работающих над улучшением системы, в которой они существуют, но и для тех, чей труд является вкладом в строительство нового общества, более справедливого и гуманного.