ЗЛ. Семинарское занятие Концепция мироустройства в Касталии "Игра в бисер"
 Скачать 30.48 Kb.
|
|
Семинарское занятие 1. Концепция мироустройства в Касталии ("Игра в бисер") Касталия существует лишь в воображении, хотя в ее пейзажах вновь оживает родная Гессе южно-немецкая и швейцарская природа, Касталию часто называют утопией, но нет в ее строе, в ее укладе, в технике ничего утопичного, связанною для нас с обществом будущего. Наоборот, на каждом шагу встречаются странные анахронизмы. Жизнь городков внутри Касталии как бы застыла в своей средневековой патриархальности, жизнь за пределами Касталии кипит ключом - развитие промышленности, борьба партий, парламент, пресса. Состязания по Игре в бисер передаются по радио, а ездят по Касталии на лошадях. То же смешение старины я утонченной современности ощутимо и в построении, и в языке "Игры в бисер". Сам автор писал: "Имеется множество людей, для которых Касталия реальна так же, как для меня". В другом случае он объяснял: Касталия - "не будущее, а вечная, платоновская, в различных степенях уже давно открытая и увиденная на земле идея". Неоднократные ссылки на универсальную платоновскую академию, где занимались всеми науками своего времени, мы встречаем и в самом тексте романа. Таким образом, Касталия для автора - абстракция, сложный символ, приют чистой созерцательной духовности, в отличие от мира, пораженного "фельетонизмом". Касталия напоминает "модель", построенную ученым, всесторонне и критически рассмотренную "вероятность". Все касталийцы принадлежат к Ордену служителей духа. От полностью оторваны от жизненной практики. Здесь парит строгая почти средневековая иерархия (двенадцать Магистров, Верховная, Воспитательная и прочие Коллегии и т.д.), хотя места распределяются только в зависимости от способностей. Для пополнения своих рядов касталийцы находят и отбирают одаренных мальчиков по всей стране, а затем обучают их в своих школах, развивают их ум и чувство прекрасного, приобщают к математике, музыке, философии, а главное, учат размышлять, сопоставлять, наслаждаться "духовными играми". После окончания школ юноши попадают в университеты, где обучение не регламентировано жестким сроком, а затем посвящают себя занятиям науками и искусствами, педагогической деятельности или Игре в бисер. В Касталии нет ограничивающей специализации в формировании ученых и служителей муз, здесь достигнут некий высший синкретизм науки и искусства. Как относится сам Гессе к придуманной им Касталии? На этот вопрос трудно дать однозначный ответ. Вместе со своим героем Кнехтом Гессе понимает, что у Касталии нет прочных корней в реальной жизни, что, если она не переменится и не откажется от своей замкнутости, ей грозит неминуемая гибель. Вместе с Кнехтом Гессе любит и нежно оплакивает эту удивительную страну, которая под его пером буквально оживает для читателя. Гессе можно с полным правом назвать наследником и продолжателем лучших традиций немецкой прозы ("традиционалистом", как он сам себя с гордостью называл). При всем внешнем спокойствии повествования стиль Гессе глубоко эмоционален. Как реален и убедителен Эшгольц - школьный городок, в который мы попадаем вместе с Кнехтом; как великолепны горы, в которых Кнехт странствует на каникулах, направляясь к Магистру музыки; как тепло описан Вальдцель - столица Касталии - с его средневековой архитектурой, бородатыми бюргерами и их веселыми дочками, охотно позволяющими любить себя касталийским студентам. Касталийцы живут в прекрасном окружении, Гессе собрал вокруг них все самое ему дорогое. И в то же время они живут вдали от реального мира с его тревогами и угрозами. В Касталии "духовность" отделена наконец от буржуазного "процветания" - то, о чем всегда мечтал Гессе, но его касталийцы принесли в связи с этим целый ряд тяжких жертв. Они отказались не только от собственности, семьи, от счастья индивидуального авторства (так, юношеские стихи Кнехта - в Касталии непростительный грех), но даже и от своеобразия собственной личности, ибо уход от жизни, пребывание в атмосфере чистой духовности губительно действуют на индивидуальность. Касталийцы отказались от творчества как такового: от новаторства, от поисков и движения, от развития, пожертвовав ими ради гармонии, равновесия и "совершенства", Они отказались от деятельности ради созерцания. Все их занятия бесплодны. Они не создают нового, а лишь занимаются толкованием и варьированием старых мотивов. Их развитие приводит к созданию людей типа Тегуляриуса, типичных отщепенцев, гениев-одиночек, которые в своем увлечении изощренностью и формальной виртуозностью пренебрегают столь важной для касталийцев "медитацией" - созерцанием. Медитация - некое фантастическое занятие, подробно описанное в романе Гессе, - представляет собой последовательность дыхательных упражнений и волевых приемов сосредоточения и самопогружения, напоминающих приемы йогов. К медитации все касталийцы обязаны прибегать периодически, а также в моменты особого напряжения или волнений, ибо это разрядка, гигиена умственной и психической деятельности. Но медитация в романе, несомненно, имеет и более глубокий смысл: она дарует не только полное отдохновение и овладение собой, но и временное погружение в "ничто", полную отрешенность от суетного, от "майя", что необходимо человеку для обретения способности к духовной самодисциплине, к объективному взгляду на вещи и к хладнокровному осмыслению своей деятельности. Пренебрегая медитацией, касталийцы полностью утрачивают свою способность к служению и сознание долга, они становятся окончательно бесполезными. Семинарское занятие 3. Проблема времени и построение романов Фолкнера, полифоническая позиция. Одной из важных проблем в произведениях Фолкнера является время. Время играет очень важную роль не только у Фолкнера, но и в литературе в целом. Время в литературоведении является проекцией действительности и рассматривается в структуре произведения в органической связи с творческим методом, мировоззрением, задачами и стилем художника. Все, кто занимается исследованием работ Фолкнера интересуются проблемой времени. В критических работах выделяются особенности фолкнеровского представления о времени и его отражения в произведениях. Оно характеризуется тем ,ч то прошлое преобладает над будущим и отсутствует настоящее. Это и оригинальность композиции романов, заключающаяся в отсутствии хронологического изложения событий, насыщенности ретроспекциями, множестве точек зрения. Большинство критиков ищет общие внутренние закономерности этих особенностей творчества писателя. Последуем их примеру. Историческое время, изображаемое в романах, — это прошлое и настоящее американского Юга. Идея целостности национальной истории, привязанность Фолкнера к патриархальным традициям, его неприятие буржуазной морали обусловили особое понимание связи прошлого и настоящего как единства. Но единство это содержит элементы распада, так как его составляющие глубоко противоречивы. Антагонистические противоречия несет в себе новая капиталистическая действительность с ее духом торгашества, стандартизацией и отчуждением личности. Несостоятельна и легенда о «плантаторском рае», эта мечта о прошлом, к которой обращаются герои произведений Фолкнера, стремясь внести ее в современность и таким образом связать времена. Неразрешенность противоречий прошлого приводит героев к поражению. Прошлое становится не объединяющей, а разъединяющей силой, выбрасывающей героев из реальной жизни. Такова судьба Квентина Компсона в романах «Шум и ярость» и «Авессалом, Авессалом!» («Absalom, Absalom!», 1936), Хайтауэра в «Свете в августе» и многих других. Семинарское занятие 4. Отражение века джаза в романе «Ночь нежна.». Страну захлестнула волна кажущегося изобилия, роскоши и погони за развлечениями. Экономический бум, казалось, снял остроту социальных противоречий, и «Век Джаза» даже думать не хотел о политике. Сам Фицджеральд и его жена Зельда, став после публикации первого романа одними из главных персонажей светской хроники, стали жить, что называется, напоказ: они наслаждались весёлой богатой жизнью, состоявшей из вечеринок, приёмов и путешествий на европейские курорты. Они постоянно «выкидывали» какие-нибудь эксцентричные выходки, которые заставляли говорить о них весь американский высший свет: то катание по Манхэттену на крыше такси, то купание в фонтане, то появление в голом виде на спектакле. При всём этом их жизнь состояла также из постоянных скандалов (часто на почве ревности) и непомерного употребления алкоголя, как у него, так и у неё. Как скажет Фицджеральд, слово «джаз» в «Век Джаза» означало «сперва секс, затем стиль танца и, наконец, музыку». Нервные, пульсирующие ритмы джаза наиболее точно отвечали атмосфере лихорадочного веселья. Под эту музыку казавшиеся незыблемыми «моральные устои» пуританской Америки зашатались, а затем с оглушительным грохотом развалились. В моду вошли «неприличные» танго и тустеп. Танцевали ночи напролет, а рассвет встречали в ресторанах Бродвея и 42-й улицы. Ставший распространенным автомобиль подарил молодежи возможность при необходимости быстро и легко обрести уединение. «Сухой закон» лишь подстегнул тягу к «запретному плоду». Старшеклассницы по ночам читали «Любовника леди Чаттерлей» и в шестнадцать лет без труда отличали виски от джина в своем бокале. «Я целовалась с десятками мужчин, — говорит одна из героинь Фицджеральда. — Впереди, скорей всего, еще десятки». Но во всем этом великом празднестве был привкус «нервной взвинченности», как будто поколение Века Джаза предчувствовало близкий конец карнавала и жадно стремилось жить сегодняшним днем, так как не верило в день завтрашний. Как мотыльки на огонь, мальчики и девочки «веселых двадцатых» летели к разочарованию и краху. Фрэнсис Скотт Фицджеральд стал героем, пророком и живым символом «Века Джаза». В своей недолгой и непростой жизни он воплотил его легкомысленное изящество, мишурный блеск и внутреннюю тревогу, мучительное ощущение зыбкости и пустоты. Семинарское занятие 5. Трактовка финала романа. В финальном эпизоде синтаксическая единица “his voice rose” [Ibidem, p. 245] моделирует движение восхождения, плач Ральфа и является его победой, в то время как молчание, насыщенное в тексте романа семантикой смерти, объединяет в единое пространство молчащих детей и офицера. Однако плач Ральфа не является для офицера поддающимся раскодировке сообщением, лишь шумовой (информационной) помехой, что эксплицируется в синтаксической единице “surrounded by these noises” [Ibidem]. Последняя в образе круга (surround) моделирует ситуацию заключенности офицера в круге звуковых помех, к которым он относит равно и рев огня, и плач Ральфа. Офицер размыкает этот круг, устремляя взгляд на военный корабль, чем усугубляется трагичность ситуации, поскольку корабль включен в ситуацию войны, смерти. Здесь вновь проявляется мотив круга, одного из центральных для романа мотивов. Возникает кольцевая структура, которая отражает тот факт, что дети попадают на остров из охваченного войной мира и возвращаются вновь в него. Остров – кольцо (остров обладает другой формой, он схож с кораблем, но метафизической формой острова остается круг, что отражается в том числе на уровне языка, например, определение острова дается следующим образом: “…a piece of land surrounded by water” [9, p. 760], лексическая единица “surround” имплицирует окружность), окруженное другим кольцом, кольцом взрослого военизированного мира. Остров – центр текста, семантический, структурный, мифологический, символический. Концепт круга лежит в основе композиции, отражается на многих уровнях текста. В молчании офицера возникает также семантическая параллель с молчанием, наполняющим пространство джунглей, молчащим миром взрослых и молчанием свиной головы. Следовательно, молчание в финале романа кольцом окружает плачущего Ральфа. Трагичность финала обусловлена вынесением молчания, семантически сближающегося под вилянием глобального контекста (эпизод принесения жертвы) со смертью, в сильную позицию. Семинарское занятие 6. Особенности творчества писателей «потерянного поколения». Писателей «потерянного поколения» всегда отличало глубокая и выразительная оригинальность манеры повествования. Многие писатели этой трагической литературной платформы увидели и ощутили картины суровых и тяжких дней будучи участниками таких боев. Несомненно, эти мрачные эпизоды войны предопределили в дальнейшем художественную манеру творчества писателей. Можно сказать, что писатели «потерянного поколения» через различные художественные элементы отражали кошмар разрушений, физические муки и душевные страдания «потерянных» героев, горечь утрат и разочарований, злость за тех, кто затеял бойню, кто лгал и фарисействовал. Для отображения глубокой социальной трагедии всего человечества писатели «потерянного поколения» искали разные художественные элементы изображения тяжелых кровавых будней империалистической войны. Среди разнообразных художественных элементов, особый выразительный смысл имеют цветопись и пейзажные зарисовки. При помощи обозначенных художественных особенностей писатели «потерянного поколения» доносят до широкого круга читателей ужасы «военного» времени. Несомненно, надо отметить, что внутреннее состояние «потерянного» героя и занимала одну из важнейших аспектов взгляда писателей «потерянного поколения». И поэтому через пейзаж и цветопись писатели «потерянного поколения» отображают внутреннее состояние «потерянного» героя. Лейтмотивом, которая характерна для представителей данного времени в мировой литературе несомненно нужно отнести пейзажные зарисовки. Именно пейзаж является структурным элементом произведений «потерянного поколения», который дает возможность читателю понять красоту, внутренний мир, надежду на будущее хотя бы на мгновенье представить, что реальность может быть и иной вне войны и без убийства. Семинарское занятие 7. Творческая биография Умберто Эко ученого-медиевиста семиотика писателя. ЭКО УМБЕРТО (Родился 5 января 1932 года, Алессандрия, Италия). Библиография Романы - «Имя розы» (Il nome della rosa, 1980). Философско-детективный роман, действие которого разворачивается в средневековом монастыре. В 1983 году Умберто Эко пишет небольшую книгу «Заметки на полях „Имени Розы“» (Postille al nome della rosa), в которой открывает некоторые секреты написания своего первого романа и рассуждает о взаимоотношениях Автора, Читателя и Произведения в литературе. - «Маятник Фуко» (Il pendolo di Foucault, 1988). Блестящий пародийный анализ историко-культурной сумятицы современного интеллигентского сознания, предупреждение об опасности умственной неаккуратности, порождающей чудовищ, от которых лишь шаг к фашистоидному «сперва — сознанию, а затем — и действию», делают книгу не только интеллектуально занимательной, но и актуальной. В одном из своих интервью Эко говорил: «Многие думают, что я написал фантастический роман. Они глубоко ошибаются, роман абсолютно реалистический». - «Остров накануне» (L’isola del giorno prima, 1994). В обманчиво простом повествовании о драматической судьбе молодого человека XVII столетия, о его скитаниях в Италии, Франции и Южных морях, внимательный читатель обнаружит и традиционную для Эко бесконечную гирлянду цитат, и новое обращение автора к вопросам, которые никогда не перестанут волновать человечество, — что есть Жизнь, что есть Смерть, что есть Любовь. - «Баудолино» (Baudolino, 2000). Историко-философский роман о приключениях приёмного сына Фридриха Барбароссы, о его путешествии от городка Алессандрия (где родился сам Умберто) до страны легендарного пресвитера Иоанна. - «Таинственное пламя царицы Лоаны» (La misteriosa fiamma della regina Loana, 2004). В 2005 году роман опубликован на английском языке под названием «The Mysterious Flame of Queen Loana». Роман рассказывает о человеке, потерявшем память в результате несчастного случая. Замечательно при этом то, что главный герой утрачивает память о себе и своих близких, но полностью сохраняет всё прочитанное. Своеобразная читательская биография. В июне 2009 года в интервью на Лондонской книжной ярмарке Эко опроверг слухи о том, что «Таинственное пламя царицы Лоаны» будет его последним романом. Писатель сказал, что он «молодой романист» и поэтому не исключает возможности написания новых романов в будущем. В октябре 2010 года в Италии вышел новый роман Эко «Пражское кладбище» (Il Cimitero di Praga) Научные, научно-популярные труды, эссе и публицистика На русском языке издавались: «Эволюция средневековой эстетики» (Sviluppo dell’estetica medievale, 1959). Работа посвящена проблеме развития идеи Прекрасного в средневековой философии. «Открытое произведение» (Opera Aperta, 1962). Глубокий философский анализ основных тенденций в искусстве второй половины XX века, труд, во многом определивший дальнейшее развитие наук о культуре. В центре внимания автора — феномен «открытого произведения», то есть такого, в котором резко возрастает творческая роль «исполнителя», не просто предлагающего ту или иную трактовку, но становящегося реальным соавтором. Эко не замыкается в искусствоведческой проблематике, он смело оперирует аналогиями и понятиями из современной математики, физики, теории информации; не упускает из виду социальные аспекты искусства. Отдельная глава посвящена влиянию дзэн-буддизма на западную культуру. «Поэтики Джойса» (Le poetiche di Joyce, 1965). Работа Умберто Эко, максимально полно раскрывающая универсум Джойса, и в особенности двух его монументальных произведений: «Улисс» и «Поминки по Финнегану». «Отсутствующая структура. Введение в семиологию» (La struttura assente, 1968). Получившее широкую известность изложение основ семиотического анализа сочетается в книге с критикой классического структурализма, неосознанно претендующего, по мнению Эко, на статус новой религии с божеством-структурой в центре. Пользуясь своей эрудицией, автор привлекает множество примеров из разнообразных областей человеческой деятельности, среди которых — архитектура, живопись, музыка, киноискусство, реклама, карточные игры. «Как написать дипломную работу» (Come si fa una tesi di laurea, 1977). «Роль читателя. Исследования по семиотике текста» (Lector in fabula. La cooperazione interpretativa nei testi narrativi, 1979). Книга состоит из очерков 1959—1971 годов (Поэтика открытого произведения; Семантика метафоры; О возможности создания эстетических сообщений на языке Эдема; Миф о Супермене; Риторика и идеология в «Парижских тайнах» Эжена Сю; Чарльз Пирс и семиотические основы открытости: знаки как тексты и тексты как знаки; Lector in fabula: прагматическая стратегия в метанарративном тексте), посвящённых различным вопросам и объединённых центральной темой: любой текст (в широком смысле, в том числе картина или фильм) моделирует определенного читателя. «Искусство и красота в средневековой эстетике» (Arte e bellezza nell’estetica medievale, 1987). Краткий очерк эстетических учений средневековья. Рассматриваются эстетические теории видных средневековых богословов: Альберта Великого, Фомы Аквинского, Бонавентуры, Дунса Скотта, Уильяма Оккама, а также философско-богословских школ: Шартрской, Сен-Викторской. «Поиски совершенного языка в европейской культуре» (La ricerca della lingua perfetta nella cultura europea, 1993) «Шесть прогулок в литературных лесах» (Six Walks in the Fictional Woods, 1994). Шесть лекций, прочитанных Умберто Эко в 1994 году в Гарвардском университете, посвящены проблеме взаимоотношений литературы и реальности, автора и текста. «Пять эссе на темы этики» (Cinque scritti morali, 1997). Другие работы Умберто Эко — признанный эксперт в области бондологии, то есть всего того, что связано с Джеймсом Бондом. Изданы следующие работы: итал. Il Caso Bond (англ. The Bond Affair), (1966) — сборник эссе под редакцией Умберто Эко; англ. The Narrative Structure in Fleming, (1982). Им написано несколько книг для детей: итал. La bomba e il generale, 1966 (англ. The Bomb and the General). итал. I tre cosmonauti, 1966 (англ. The Three Astronauts). итал. Gli gnomi di Gnu, 1992. Литература (переводы на русский язык) Научные произведения Искусство и красота в средневековой эстетике / Пер. с итал. А. Шурбелева (Серия «Библиотека Средних веков»). — М.: Алетейя, 2003. — 256 с. Открытое произведение / Пер. с итал. А. Шурбелева. — М.: Академический проект, 2004. — 384 с. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / Пер. с итал. В. Резник и А. Погоняйло. — СПб.: Симпозиум, 2006. — 544 с. Поиски совершенного языка в европейской культуре / Пер.с итал. А. Миролюбовой (Серия «Становление Европы»). — М.: Александрия, 2007. — 430 с. Поэтики Джойса / Пер. с итал. А. Коваля. — СПб.: Симпозиум, 2006. — 496 с. Пять эссе на темы этики / Пер. с итал. Е. Костюкович. — СПб.: Симпозиум, 2005. — 160 с. Перв. изд.: СПб.: Симпозиум, Bompiani, 2000. — 160 с. Роль читателя. Исследования по семиотике текста / Пер. с англ. и итал. С. Серебряного. — СПб.: Симпозиум, 2007. — 502 с. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе / Пер. с итал. А. Коваля. — СПб.: Симпозиум, 2006. — 576 с. Шесть прогулок в литературных лесах / Пер. с итал. А. Глебовской. — СПб.: Симпозиум, 2002. — 288 с. (Литературная премия имени Александра Беляева 2003 года за перевод). Эволюция средневековой эстетики / Пер. с итал. Ю. Ильина и А. Струковой (Серия «Художник и знаток»). — СПб.: Азбука-классика, 2004. — 288 с. Романы Баудолино / Пер. с итал. Е. Костюкович. — СПб.: Симпозиум, 2007. — 544 с. Имя розы / Пер. с итал. Е. Костюкович. — СПб.: Симпозиум, 2007. — 632 с. Др. изд.: М.: Книжная палата, 1989. — 496 с. Др. изд.: Собрание сочинений. В 3 т. Т. 1. Имя розы. — СПб.: Симпозиум, 1997. — 686 с. Маятник Фуко / Пер. с итал. Е. Костюкович. — СПб.: Симпозиум, 2007. — 736 с. Перв. пер.: Киев: Фита, 1995. — 752 с. Др. изд.: Собрание сочинений. В 3 т. Т. 2. Маятник Фуко. — СПб.: Симпозиум, 1998. — 764 с. Остров накануне / Пер. с итал. Е. Костюкович. — СПб.: Симпозиум, 2006. — 477 с. Др. изд.: Собрание сочинений. В 3 т. Т. 3. Остров накануне. — СПб.: Симпозиум, 1999. — 496 с. Таинственное пламя царицы Лоаны / Пер. с итал. Е. Костюкович. — СПб.: Симпозиум, 2008. — 596 с. Заметки и газетные статьи Заметки на полях «Имени розы» / Пер. с итал. Е. Костюкович. — СПб.: Симпозиум, 2005. — 96 с. Картонки Минервы. Заметки на спичечных коробках / Пер. с итал. М. Визеля и А. Миролюбовой. — СПб.: Симпозиум, 2008. — 412 с. Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ / Пер. с итал. Е. Костюкович. — М.: Эксмо, 2007. — 592 с. Семинарское занятие 8. Тема единства «зла» и «гения». Гренуй гениален. Но все же кто он для автора? Принципиальный ответ на этот вопрос, содержится в подзаголовке романа: «История одного убийцы». Здесь Зюскинд позволяет себе говорить о своем гениальном и неповторимом герое довольно будничным, почти журналистским тоном. Убийца. Один из многих. И разве можно списывать ему это со счетов, учитывая его гениальность? Зюскинд отказывается видеть что-либо примечательное в человеке, совершившем злодеяние. Он всего лишь обыкновенный убийца и не достоин никакой другой характеристики даже в подзаголовке книги. Но, тем не менее, Гренуй был рожден гением, но не убийцей. Гениальность Гренуя могла бы обернутся другой, светлой стороной, если бы в самого Гренуя была заложена хоть капля доброты. Зюскинд показывает читателю, что гений и злодейство - вещи совместимые. Подводит к мысли о том, что сила гения может быть созидательной или разрушительной в зависимости от того, сопровождает его любовь или ненависть. Если гений выбирает путь зла, безмерная сила его дара уничтожает его самого и не оставляет ничего полезного для мира. Поэтому история и не сохраняет имен таких людей. Греную удалось создать абсолютный аромат, абсолютный запах. Это центральный момент романа, и в то же время самый трагический урок для главного героя. Семинарское занятие 9. Тема маски в романе «Чужое лицо». Название романа по-японски звучит как "танин-но као", и слово "танин" имеет гораздо больше значений, чем "чужой": это и "странный", и "неродной", и "некто извне", и "некто, не имеющий непосредственного отношения". Человек без лица. Человек, потерявший свое лицо. В восточной, в частности, японской культуре идиома "потерять лицо" означает совершить поступок или попасть в такую ситуацию, которую невозможно исправить, которая недопустима. "Лишенный лица" человек мог только одним способом решить проблему - совершить самоубийство. Так было в прошлом. Потерять лицо человек боится издревле - в прямом и переносном смысле. Опозориться, утратить социальную значимость, оказаться вне общества - это страшно. Это - "смерть" тебя как социальной единицы. Тема потери лица плотно переплетена с темой масок, которые все мы носим. В "Чужой маске" Окуяма теряет лицо в прямом смысле, и это рождает страх "потери лица" в обществе, которое оказалось закрыто для него, ставшего уродом. Внешнее уродство порождает в нем - а, возможно, только открывает то, кем уже он был, но умело скрывал - чудовище: расист, насильник, кто знает, может, и убийца... "В маске, - пишет Кобо Абэ, - тоже есть нечто схожее с ними наложить на маску маску - то же самое, что не надевать ее вовсе". |