Cпособность животных к символизации. реферат. Способности животных к символизации
 Скачать 60.45 Kb.
|
|
ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ Филологический факультет РЕФЕРАТ по дисциплине: «Зоопсихология» на тему: «Способности животных к символизации» Выполнила студентка, группа – ПС-А специальность: Психология Иваненко Мария Олеговна преподаватель: проф. Емельчикова Н.Н. г. Донецк 2020 Содержание Введение………………………………………………………………………….3 1. Языки животных и язык человека…………………………………………4 2. Исследование способности животных к символизации с помощью лабораторных тестов…………………………………………………………..7 2.1. Способность к «начальному счету» у приматов………………………...7 2.2. Способность к символизации у птиц семейства врановых……………..9 3. Обучение животных языкам-посредникам………………………………...10 3.1. Необходимые свойства языков-посредников (по Ч. Хоккету)…………11 3.2. Виды языков-посредников………………………………………………..12 3.3. Обучение человекообразных обезьян амслену………………………….12 3.4. Свойства языка шимпанзе и критерии Хоккета…………………………13 3.5. Составление предложений и понимание их структуры…………………15 3.6. «Йеркиш» и ответы на спорные вопросы………………………………...15 3.7. Понимание устной человеческой речи…………………………………...16 Заключение……………………………………………………………………...19 Литература………………………………………………………………………20 Введение Долгое время существовало, да и сейчас еще не полностью изжито представление, что между психикой человека, с одной стороны, и психикой животных — его близких и далеких родственников, с другой, лежит непроходимая пропасть, и что способность к речи у человека не имеет никаких биологических корней. Такая точка зрения не была единственной, но именно она долгое время господствовала и в отечественной, и в зарубежной науке. Однако постепенно предположение о том, что и животные обладают какими-то, пусть самыми примитивными зачатками этой способности, получало все большее распространение. Этому способствовали данные о способности антропоидов к целенаправленному применению и подготовке орудий, о сложности их социального поведения, а также о том, что естественные языки антропоидов превосходят по своей сложности языки большинства животных. Длительное время считалось, что даже человекообразные обезьяны не только не смогли подняться на эту ступень развития психики, но и не приблизились к ней (настолько “уникально человеческими” считались особенности, лежащие в ее основе). Но в последние 40 лет изучение языкового поведения животных открыло совершенно новые перспективы для познания их высших психических функций. Речь идет об использовании символов, категорий, и даже способностей скрывать свои “мысли” и “намерения”. Получены свидетельства того, что многие животные способны к осуществлению базовых операций, характерных для мышления человека, — обобщению и абстрагированию. Считается, что этот уровень когнитивной деятельности — основа для возникновения в процессе эволюции речи. Самый высокий уровень развития этих операций характерен для человека, у которого обобщение и абстрагирование реализуются с помощью символов — слов. Символизация есть установление эквивалентности между нейтральными знаками — символами — и соответствующими предметами, действиями, обобщениями разного уровня и понятиями. Чтобы лучше понять психофизиологические механизмы и предпосылки недавно открытой способности некоторых высших животных к символизации, обратимся для начала к той информации, которая, благодаря наблюдениям и трудам ученых зоологов, этологов, психологов и других специалистов, известна о языках животных. Сравним языки животных и язык человека. А затем перейдем уже непосредственно к тем данным, что были получены в результате многочисленных научных экспериментов по обучению животных языкам-посредникам, и свидетельствуют о зачатках второй сигнальной системы у высокоорганизованных животных. 1. Языки животных и язык человека Язык, как это уже отмечалось выше, многими исследователями считается уникальным свойством человека. Близка к общепринятой точка зрения, согласно которой Homo sapiens – единственный вид из ныне живущих, который обладает языком в прямом смысле этого слова. То есть коммуникативной системой, приобретенной в результате социального опыта, состоящей из произвольных знаков, которые представляют внешний и внутренний мир, организованной согласно грамматическим правилам и открытой, то есть допускающей неограниченное расширение репертуара. С поведенческой точки зрения язык является системой самопроизвольных движений, состоящих из определенных единиц, которые могут произвольно определять объекты, события и намерения. Под это определение подходят членораздельная речь и жестовый символический язык глухих. Как отмечает Д.Мак-Фаpленд, определить понятие языка с объективной точки зрения очень нелегко, поскольку он характеризуется многими необходимыми признаками. Например, мы можем согласиться с тем, что язык – это средство коммуникации, но очевидно, что не все средства коммуникации являются языком. Человеческий язык обычно существует в форме речи, но это далеко не всегда так. Язык использует символы, но символичны и некоторые аспекты коммуникации у пчел. Язык люди осваивают в течение специфического чувствительного периода развития, но то же самое наблюдается у некоторых птиц, научающихся песне своего вида. С помощью языка можно передавать информацию не только о сиюминутных ситуациях, но и о таких, которые оказываются удаленными и во времени и в пространстве. Но некоторые сигналы тревоги у животных обладают теми же свойствами. Даже такие аспекты языка, которые, казалось бы, явно выделяют его из коммуникативных систем животных, как использование грамматических правил, в последнее время, как мы увидим ниже, оказались достаточно спорными. Однако, несмотря на некоторую сложность в четком дифференцировании, которая, вероятно, мешала более ранним исследователям рассматриваемой проблемы, все же есть ряд совершенно определенных критериев, пользуясь которыми мы можем провести определенную границу между понятиями «язык животных» и «язык человека». Языки большинства животных, включая и язык обезьян, — это совокупность конкретных сигналов — звуковых, обонятельных, зрительных и т.д., которые действуют в данной ситуации и непроизвольно отражают состояние животного в данный конкретный момент. Важная особенность основных видов коммуникации большинства животных — ее непреднамеренность, т.е.сигналы не имеют непосредственного адресата. Этим естественные языки животных принципиально отличаются от языка человека, который функционирует под контролем сознания и воли. В языках животных сигналы видоспецифичны: в общих чертах они одинаковы у всех особей данного вида, их особенности определены генетически, а их набор практически не подлежит расширению. Сигнализация (языки) большинства видов животных включает следующие основные категории: сигналы, предназначенные половым партнерам и возможным конкурентам; сигналы, которые обеспечивают обмен информацией между родителями и потомством; крики тревоги, зачастую имеющие такое же значение для животных других видов; сообщения о наличии пищи; сигналы, помогающие поддерживать контакт между членами стаи; сигналы-“переключатели”, чье назначение — подготовить животное к действию последующих стимулов, например известить о намерении играть; сигналы-“намерения”, которые предшествуют какой-то реакции (например, птицы перед взлетом совершают особые движения крыльями); сигналы, связанные с выражением агрессии; сигналы миролюбия; сигналы неудовлетворенности (фрустрации). Таковы общепринятые представления о структуре видоспецифических языков животных. Языки приматов и, по-видимому, других высокоорганизованных животных иногда выходят за рамки видоспецифической коммуникационной системы. Известно, например, что в языке верветок, зеленых мартышек имеются звуковые сигналы для обозначения конкретных объектов и явлений, в частности различных видов хищников. Точно также есть сигналы для обозначения не любого корма для утоления голода, а определенной пищи. Способность шимпанзе к пониманию синтаксиса, обнаруженную при усвоении языков-посредников и общении с человеком в лабораторных исследованиях, по-видимому, можно увидеть и в естественном поведении этих животных. Показано, что в “долгих криках” шимпанзе присутствуют вариабельные элементы, которые в разных ситуациях идут в разной последовательности. В формировании индивидуального звукового репертуара каждого самца шимпанзе большое значение имеет подражание сородичам. Это свойство сильно отличает их язык от обычных коммуникативных систем животных. Некоторые исследователи даже называют коммуникативную систему шимпанзе «протоязыком» и считают ее промежуточной ступенью между языком животных и языком человека. И. П. Павлов называл системы коммуникации, которыми пользуются животные, первой сигнальной системой. Она является общей для животных и человека. Однако язык человека имеет существенные отличия от языков животных. Главное отличие в том, что язык человека позволяет передавать информацию также и в отвлеченной форме, с помощью слов-символов, которые являются сигналами других, конкретных сигналов. Именно поэтому И. П. Павлов называл слово сигналом сигналов, а речь — второй сигнальной системой. Она позволяет не только реагировать на конкретные стимулы и сиюминутные события, но в отвлеченной форме хранить и передавать информацию об отсутствующих предметах, а также о событиях прошлого и будущего, а не только о текущем моменте. В отличие от коммуникативных систем животных язык человека служит не только средством передачи информации, но и аппаратом ее переработки. Он необходим для обеспечения высшей когнитивной функции человека — абстрактно-логического (вербального) мышления. Язык человека — это открытая система, запас сигналов в которой практически неограничен, в то время как число сигналов в репертуаре естественных языков животных невелико. В настоящее время наличие зачатков второй сигнальной системы исследуют у приматов, а также у некоторых других видов высокоорганизованных животных: дельфинов, попугаев и врановых птиц. Существует два подхода к анализу этой проблемы: проведение тестов на символизацию в обычных лабораторных экспериментах; обучение животных особым языкам — так называемым языкам-посредникам, которые представляют собой упрощенные аналоги речи человека; языки-посредники в основном воспроизводят его структуру, но реализованы с помощью более доступных для животных и не требующих тонкой артикуляции средств — жестов, выбора жетонов, нажатий на клавиши компьютера и др. Цель обоих подходов — выяснить, способны ли животные научиться употреблению абстрактных, ранее нейтральных для них стимулов как символов предметов (объектов) реального мира в отсутствие самих предметов. 2. Исследование способности животных к символизации с помощью лабораторных тестов. 2.1. Способность к «начальному счету» у приматов. Для изучения этой когнитивной функции у приматов и птиц применяют достаточно разнообразные экспериментальные приемы. Один из них связан с проблемой “счета” у животных. Т.е. экспериментаторы с помощью специально разработанных методик стремятся выяснить, существуют ли у них зачатки способности к “истинному счету” с помощью числительных, которым в полном объеме владеет только человек. Был предложен (Gelman, Gallistel, 1978) ряд критериев, которые учитываются при оценке способности животных использовать символы для маркировки множеств: соответствие “один к одному” — каждому пересчитываемому элементу должен соответствовать особый символ (маркер); “ординальность” (упорядоченность) — символы должны в стабильном порядке соответствовать пересчитываемым элементам; “кардинальность” — символ, соответствующий последнему элементу, должен описывать общее число элементов в множестве. Многие исследователи – К. Форестер, Матсузава, Сара Бойзен, Д.Рамбо и др. – занимались обучением высших обезьян (в основном, шимпанзе) при помощи разработанных ими оригинальных методик. Форестеру удалось научить двух шимпанзе тому, что определенным множествам соответствуют “цифры” (от 1 до 7), выраженные двоичным кодом (от 000 до 111). Выучив эти комбинации, животные могли располагать их в порядке возрастания. Матсузава обучал шимпанзе Аи установлению соответствия между различными множествами и арабскими цифрами от 1 до 7. В качестве образца он предъявлял наборы различных предметов, а для выбора — арабские цифры. В тесте с новыми вариантами множеств того же диапазона обезьяна успешно выбирала соответствующие им цифры (“маркировала” множества с помощью символов). Она правильно использовала цифры от 1 до 7 для маркировки разнообразных новых множеств, абстрагируясь от паттернов расположения составляющих их элементов, а также их размера, цвета и формы. Особый вклад в решение вопроса о способности животных к использованию символов для характеристики множеств внесли работы американской исследовательницы Сары Бойзен и ее коллег. Благодаря приемам, специально акцентирующим внимание животного на признаке числа, и постепенному наращиванию сложности предъявляемых задач, им удалось обнаружить у шимпанзе Шебы практически все элементы “истинного счета”. Полученные результаты стали убедительным свидетельством способности шимпанзе усваивать символы, оперировать ими и выполнять операцию, аналогичную сложению, т.е. удовлетворяли двум критериям “истинного счета”. Для более точного ответа на этот вопрос Д. Рамбо и его коллеги не просто обучали шимпанзе выбирать множества, эквивалентные цифрам (от 1 до 6), но старались заставить их нумеровать объекты (свойство ординальности) или производить определенное число действий в соответствии со значениями цифр (свойство кардинальности). В экспериментах участвовали животные, ранее обучавшиеся языку-посреднику “йеркиш” (см. ниже). Прежде всего, шимпанзе научились с помощью джойстика перемещать курсор по экрану монитора. Затем они должны были научиться помещать курсор на арабскую цифру, которая появлялась на соответствующем по счету месте в одной из прямоугольных рамок, размещенных вдоль верхнего края экрана. В следующей задаче на другом краю экрана появлялись несколько прямоугольных рамок с одной фигуркой внутри каждой. Шимпанзе нужно было передвинуть в верхнюю половину экрана столько прямоугольников, чтобы их число соответствовало значению показанной арабской цифры. После передвижения последней фигурки курсор надо было вернуть на исходную цифру. В начале обучения, как только шимпанзе передвигала очередную фигурку, в верхнем ряду появлялась соответствующая цифра. В тестах же такой “обратной связи” не было. Когда обезьяна помещала курсор на очередную фигурку, та исчезала, и при этом раздавался звуковой сигнал. Для успешного завершения задачи было необходимо “считать” и помнить, сколько фигурок уже исчезло. Шимпанзе успешно справлялись с этой задачей. В данной ситуации обезьяны продемонстрировали успешное использование принципов ординальности и кардинальности и их способности были названы “начальным счетом». Наиболее убедительные доказательства способности животных представлять упорядоченность (ординальность) в ряду чисел были получены лишь недавно (Brannon, Terrace, 1998). Макаки-резусы, обученные прикасаться в возрастающем порядке к множествам от 1 до 4, могут без дополнительного обучения перенести этот навык на новые множества из диапазона 5—9. Двух макаков-резусов предварительно обучали прикасаться в определенном порядке к каждому из четырех стимулов, не имеющих отношения к числу. Для этого использовали 11 наборов, включавших по четыре картинки. На чувствительном к прикосновениям мониторе им предъявляли по четыре множества, содержащие от 1 до 4 элементов. Обезьяны должны были по очереди прикоснуться к каждому из этих множеств в возрастающем порядке. По завершении обучения, когда обезьяны усвоили порядок выбора данных четырех множеств, им предъявляли один из 35 новых наборов, где те же множества были расположены в другом порядке. Макаки правильно указывали порядок нарастания величины множеств, но, поскольку каждый набор в этой серии повторялся по нескольку раз, можно было предположить, что животные могли запоминать и использовать какие-то другие его характеристики, кроме собственно числа элементов. Однако на следующей стадии экспериментов такой возможности у обезьян уже не было: им предъявляли 150 новых наборов множеств с числом элементов от 1 до 4, причем каждый показывали лишь один раз. В тесте на перенос обезьянам предъявляли множества, содержащие от 1 до 9 элементов. Размер фигурок, образующих множества, варьировали. Обезьяны успешно ранжировали новые множества именно по числу элементов в них, используя для этого правило выбора по возрастанию, которому они ранее обучились на другом диапазоне множеств. Итак, приматы способны распознавать и обобщать признак “число элементов”, устанавливать соответствие между этим отвлеченным признаком и ранее нейтральными для них стимулами — арабскими цифрами. Оперируя цифрами как символами, они способны ранжировать множества и упорядочивать их по признаку “число”, а также совершать число действий, соответствующее цифре. Наконец, они способны к выполнению операций, изоморфных сложению, но этот вопрос требует более точных исследований. 2.2. Способность к символизации у птиц семейства врановых. Способность к решению задачи на экстраполяцию и оперирование эмпирической размерностью фигур (см. 4.6.3) у них столь же успешна, как у низших узконосых обезьян, и выше, чем хищных млекопитающих. Наряду со способностью к решению задачи на экстраполяцию и к оперированию эмпирической размерностью фигур птицы семейства врановых обнаруживают значительно развитую функцию обобщения и абстрагирования. Это позволяет им оперировать рядом отвлеченных понятий, включая довербальное понятие о “числе», что было подтверждено экспериментально.Поскольку именно такой уровень обобщения принято рассматривать как предшествующий возникновению второй сигнальной системы, появилось основание проверить, способны ли вороны к решению теста на символизацию. Для этого был разработан особый методический подход (Зорина, Смирнова, 2000), в котором в отличие от предыдущих исследований (Matsuzawa, 1985; Matsuzawa et al, 1986; Murofushi, 1997) у ворон не вырабатывали ассоциативных связей “цифра-множество”, но создавали условия для того, чтобы птицы смогли самостоятельно выявить эту связь на основе информации, полученной в специальных “демонстрационных” сериях. В опытах использовали птиц, ранее обученных отвлеченному правилу выбора по соответствию с образцом и сформировавших довербальное понятие о числе. В “демонстрационных” сериях вороны получали информацию о “цене” каждого стимула. В случае правильного выбора птицам давалось дифференцированное подкрепление: они находили то число личинок, которое соответствовало цифре или графическому множеству на выбранной карточке. Например, и под карточкой с множеством из четырех элементов, и под цифрой 4 ворона находила 4 личинки. При этом образец и “правильная” карточка для выбора принадлежали к одной категории: если образцом была цифра, то и соответствующая карточка для выбора также была цифрой; если образцом было множество, то и соответствующая карточка для выбора была множеством. Для успешного решения задачи в демонстрационных сериях воронам достаточно было использовать ранее усвоенное правило выбора по соответствию с образцом. Выяснилось, что вороны успешно справляются с поставленной задачей в тесте на символизацию и способны к символизации, т.к. без специального обучения, за счет мысленного сопоставления ранее полученной информации, могут установить эквивалентность множеств и исходно индифферентных для них знаков (цифр от 1 до 4). Другие эксперименты впервые показали, что птицы способны оперировать усвоенной информацией — выполнять с цифрами комбинаторную операцию, аналогичную арифметическому сложению. Итак, вороны способны сохранять информацию о числовых параметрах стимулов не только в форме образных представлений, но и в некой отвлеченной и обобщенной форме, и могут связывать ее с ранее нейтральными для них знаками — цифрами. Таким образом, не только у высших приматов, но и у некоторых птиц довербальное мышление достигло в своем развитии того промежуточного этапа, который, по мнению Орбели, обеспечивает возможность использования символов вместо реальных объектов и явлений и в эволюции предшествовал формированию второй сигнальной системы. 3. Обучение животных языкам-посредникам Наибольший интерес, с моей точки зрения, представляют исследования, связанные с обучением животных языкам-посредникам. Языки-посредники – это искусственные языки, обладающие некоторыми свойствами человеческой речи. Исследование поведения животных в процессе обучения языкам-посредникам показало, что человекообразные обезьяны, а также дельфины и попугаи могут усваивать языки-посредники, базируясь на высших когнитивных процессах — обобщении, абстрагировании и формировании довербальных понятий, способности к которым были у них выявлены в традиционных лабораторных экспериментах. Эти работы позволяют оценить, какие элементы коммуникативных процессов у животных и в какой степени предшествовали появлению речи человека. 3.1. Необходимые свойства языков-посредников (по Ч. Хоккету) Семантичность означает присвоение определенного значения некоторому абстрактному символу, двойственность позволяет строить конструкции из таких символов. Если у животных отсутствует способность воспринимать двойственность, то каждое сообщение, которым они обмениваются, должно заранее возникнуть в процессе филогенетического развития. Они могут обмениваться лишь ограниченным числом сообщений, данных им от природы. Тревожный крик или приветственное урчание уже как бы заранее “сформулированы”. Двойственность может освободить носителей языка от необходимости оперировать только заранее сформулированными сообщениями и позволить создавать новые, собственные сообщения. Продуктивность означает, что носители языка способны создавать и понимать практически бесконечное число сообщений, составленных из конечного числа имеющих смысл единиц. Именно этот механизм делает возможным использование аналогий. Важно, что наличие продуктивности делает язык открытой системой, то есть его носители могут продуцировать неограниченное количество сообщений о чем угодно. Перемещаемость означает, что предмет сообщения и его результаты могут быть удалены во времени и пространстве от источника сообщения. Люди могут свободно высказываться о прошлых или будущих событиях. Многие исследователи считают, что на это способны и медоносные пчелы, использующие символический язык танцев. Культурная преемственность означает способность передавать договоренность о смысле сигналов в череде поколений посредством культурной, а не генетической преемственности. Исследователи, изучающие коммуникацию животных, до сих пор эффективно пользуются таблицей Хоккета, желая сопоставить степень сложности коммуникативных систем разных видов. Для того чтобы приблизиться к ответу на вопрос о степени различия между способами общения у человека и других биологических видов, необходимо проанализировать разные методы и подходы к исследованию языкового поведения животных. 3.2. Виды языков-посредников На разных этапах изучения проблемы обезьян обучали ряду искусственных языков. Все использованные языки-посредники были построены по правилам английской грамматики, но в качестве “слов” в них использовались разные элементы. Ачслен (AMerican Sign LANguage)— язык жестов, с помощью которого общаются глухонемые в США. Йеркиш, в отличие от амслена, создан специально для экспериментов, а в качестве “слов” в нем используются особые значки-лексиграммы, которые обезьяна выбирает на клавиатуре, а затем может видеть на экране компьютера. Еще один вариант йеркиша, когда обезьяна получает устные инструкции, а отвечает на них с помощью знаков. Обучение обезьян и амслену, и йеркишу было успешным. 3.3. Обучение человекообразных обезьян амслену Авторы первого эксперимента — супруги Гарднер выбрали жестовый язык американских глухих — амслен и получили возможность исследовать способности шимпанзе овладевать элементами языка, построенного по правилам английской грамматики. Результаты, полученные в первый же период работы с Уошо, а затем и с другими обезьянами, превзошли первоначальные осторожные прогнозы. За 3 года обучения Уошо усвоила 130 знаков, передаваемых сложенными определенным образом пальцами. В словарь овладевшего амсленом шимпанзе входят жесты, означающие: названия предметов, которыми пользуется животное в повседневном обиходе; обозначения действий, совершаемых самой обезьяной и окружающими; обозначения определений цвета, размера, вкуса, материала используемых предметов; обозначения эмоциональных состояний — “больно”, “смешно”, “страшно” и т.п.; обозначения отвлеченных понятий — “скорее”, “еще”; ♦ обозначение отрицания “нет”. Эксперименты, проведенные на разных обезьянах, показали, что словарь даже в 400 жестов далеко не исчерпывает их возможностей. При обучении “йеркишу” животные также усваивали сотни знаков и понимали более 2000 слов устно. Опыты проводились на молодых шимпанзе и прекращались самое позднее, когда им было 10 лет. Учитывая, что в неволе шимпанзе могут жить до 50 лет, авторы допускали, что полученные данные отражают далеко не все возможности этих животных. По окончании экспериментов обезьяны долгие годы помнят усвоенный словарь и навыки обращения с ним. Так, Уошо, которую ее воспитатели Гарднеры посетили после семилетнего перерыва, сразу же назвала их по имени и прожестикулировала: “Давай обнимемся!” Употребление знаков основано у шимпанзе на когнитивных процессах более высокого порядка — на обобщении и абстрагировании. Об этом свидетельствует тот факт, что, хотя при обучении использовались, как правило, единичные конкретные предметы, обезьяны применяли усвоенные жесты к довольно широкому набору незнакомых предметов той же категории. Так, например, знаком “бэби” все обезьяны обозначали и любого ребенка, и щенков, и кукол. Обезьяны переносят навык называния предмета с единичного образца, использованного при обучении, на все предметы данной категории. Ряд данных свидетельствует, что шимпанзе не просто заучивают связь между жестами и обозначаемыми ими предметами и действиями, но понимают их смысл. Оказалось, что они могут употреблять жесты в переносном смысле, причем иногда делают это довольно тонко. Так, Уошо назвала служителя, долго не дававшего ей пить, “грязный Джек”, и это слово явно не имело смысл “запачканный”, а “звучало” как ругательство. Наряду симпользованием амслена в обстановке экспериментаи Уошо, и ее “коллеги” по собственной инициативе использовали жесты в незапланированных, экстренно сложившихся ситуациях. Описаны примеры, когда горилла, разглядывая иллюстрированный журнал, жестами комментировала знакомые картинки. Уошо, известная своей боязнью собак, отчаянно жестикулировала “Собака, уходи!”, когда во время прогулки на автомобиле за ним с лаем погнался пес. Усвоенную ими систему знаков шимпанзе использовали как средство классификации предметов и их свойств. 3.4. Свойства языка шимпанзе и критерии Хоккета Знаки амслена, которые усваивают шимпанзе, обладают свойством "семантичности”, т.е. с их помощью обезьяны могли присваивать определенное значение некоторому абстрактному символу. До недавнего времени считалось, что свойство продуктивности совершенно не характерно для естественных коммуникативных систем животных. О том, что языку, усвоенному шимпанзе, присуще свойство «продуктивности», свидетельствует, например, способность комбинировать знаки для обозначения новых предметов. Так, Уошо называла арбуз “конфета — питье” (candy — drink). Горилла Коко изобрела жест для обозначения любимых побегов бамбука “дерево — салат». Она же, рассердившись, называла свою тренершу “Пенни – сортирный грязный дьявол”. Т.е. сама из известных ей слов сконструировала настоящее ругательство, к тому же употребив знаки в переносном смысле. В работах Р. Футса приведены отдельные наблюдения, свидетельствующие о наличии «перемещаемости» свойства в языке, усвоенном Уошо и Люси. Так, например, когда Люси разлучили с заболевшей собакой — ее любимицей, она постоянно ее вспоминала, называла по имени и объясняла, что той больно. Коко, когда ей показывали картинку с изображением ванной комнаты, говорила: “Здесь я плачу”. Для специального анализа этого вопроса Р. Футс провел опыты на шимпанзе Элли. Он обратил внимание, что тот неплохо понимает устную речь окружающих, и, воспользовавшись этим, научил его названиям нескольких предметов. На следующем этапе Элли научили знакам амслена, соответствующим этим словам, но обозначаемых ими предметов при этом не показывали. Во время теста обезьяне предъявляли новые предметы тех же категорий, что и использованные на начальном этапе — при заучивании словесных обозначений. Оказалось, что Элли правильно называл их с помощью жестов, как бы мысленно “переводя” их названия с английского на амслен. Употребление знака в отсутствие обозначаемого им предметасвидетельствует о формировании и хранении в мозге внутренних (мысленных) представлений об этом предмете. Это наиболее убедительное свидетельство способности к символизации, так как элемент языка-посредника употребляется в полном “отрыве” от обозначаемого реального предмета. Культурная преемственностьсоставляет отличительное свойство языка человека. На вопрос, проявляется ли такое свойство у шимпанзе при пользовании языком-посредником, точного ответа пока не получено. Общение Уошо с ее приемным сыном Лулисом показывает, что такая преемственность, по-видимому, может существовать. Фаутс и его сотрудники умышленно не употребляли в присутствии шимпанзенка жестов языка ASL, за исключением семи вопросительных жестов, означавших “какой”, “кто” и “что”. Ни один человек не учил Лулиса жестам. Тем не менее, только благодаря наблюдению и подражанию, он выучил в течение 5 лет более 50 знаков. Исследователям трижды удалось наблюдать, как Уошо обучала знакам своего приемного сына, шимпанзенка Лулиса. Взрослые шимпанзе также в ряде случаев усваивали знаки, подражая “говорящим” сородичам. Язык-посредник амслен, который усваивают шимпанзе, обладает не только свойством семантичности, но отчасти свойствами продуктивности, перемещаемости и культурной преемственности. 3.5. Составление предложений и понимание их структуры Уже на самых ранних этапах экспериментов выяснилось, что, осваивая амслен, обезьяны комбинировали знаки не только для обозначения новых предметов. Выучив всего 10—15 жестов, они по собственной инициативе объединяли их в 2—4-членные цепочки, напоминавшие предложения, которые произносят начинающие говорить дети. Они понимали не только значение, но и порядок употребления отдельных жестов. Первыми такими комбинациями были “дай — сладкий” и “подойди — открой”, “Уошо — пить — скорее”. Анализ структуры 158 фраз, самостоятельно составленных Уошо, показал, что в большинстве случаев порядок слов в них отвечает принятому в английском языке (подлежащее — сказуемое — дополнение) и отражает те же, что и у детей, основные отношения типа: Субъект — действие, Действие — объект, указательная частица — объект. Были высказаны предположения, что обезьяны овладевают элементами синтаксиса. 3.6. «Йеркиш» и ответы на спорные вопросы Ответы на многие спорные вопросы были найдены в 70-е годы в работах Д. Рамбо. Разработанный Рамбо язык-посредник “йеркиш” был более формализованным и контролируемым средством общения с обезьяной. “Словами” этого языка служили значки на клавишах компьютера (лексиграммы), которые появлялись на мониторе, когда обезьяна нажимала на клавишу. Процесс обучения происходил как диалог обезьяны с компьютером, а не с человеком. Первая обезьяна, овладевшая этим языком, — шимпанзе Лана — научилась главным образом тому, чтобы нажимать на соответствующую клавишу компьютера для получения нужного ей предмета. Она продемонстрировала способность выстраивать лексиграммы на мониторе в соответствующем порядке, уверенно задавала вопросы (знак “?” в начале фразы). Лана адекватно употребляла слово “нет”, когда хотела выразить протест, например, если кто-то в ее присутствии пил кока-колу, а ей это было недоступно. Поведение Ланы подтвердило данные, полученные при обучении амслену, — было доказано, что обезьяна строит фразы самостоятельно, без “подсказок” и подражания инструктору. Сэведж-Рамбо привлекла внимание к тому, что, как правило, шимпанзе подают знаки главным образом в присутствии предметов, если они получают за это подкрепление. В то же время знак можно считать символом, если он употребляется в отсутствие обозначаемых предметов, без связи с подкреплением и в разном контексте. В ее экспериментах обезьян (как и обучавшихся ранее амслену) воспитывали в полусвободных и обогащенных условиях, в тесном контакте с воспитателями и с другими обезьянами – почти как детей, чтобы создать языковую среду и побудить обезьян к «обучению ради узнавания». Новая методика С. Сэведж-Рамбо не фокусировала внимания обезьян только на получении объекта. Их побуждали использовать знак-лексиграмму не столько для получения какого-то предмета, сколько для его “наименования”. По этому методу одновременно воспитывали двух шимпанзе Шермана и Остина. Они научились общаться с помощью знаков с человеком и друг с другом, отвечать на вопросы и с их помощью воздействовать на поведение друг друга и окружающих. Обученные по этой системе Шерман и Остин употребляли знаки в гораздо более разнообразных ситуациях, чем их предшественники по изучению йеркиша, особенно Лана. Стремление к “наименованию” предметов обнаруживалось у них спонтанно, без инструкции тренера. Очевидно, что научить этому специально невозможно. Это свойство проявилось и в отношениях между самими шимпанзе. Стремление Шермана и Остина к наименованию предметов по собственной инициативе, в том числе, когда они их не видят, говорит о том, что усвоенные ими знаки приобрели свойства символов и эквивалентны навыкам, описанным у детей. Они, несомненно, показывают, что языковые навыки обезьян при определенных условиях обучения могут обладать свойством перемещаемости. 3.7. Понимание устной человеческой речи После работ с Шерманом и Остином Сэведж-Рамбо приступила к воспитанию детенышей карликового шимпанзе-бонобо в такой же речевой среде, в какой обычно растут дети, с тем чтобы проверить их способность понимать устную (звуковую) речь человека. Она старалась максимально разнообразить условия их содержания, систематически меняя все возможные компоненты среды, позволяла им общаться и с людьми, и с другими обезьянами. Но главной особенностью программы было то, что люди постоянно разговаривали при обезьянах. Исследователи создавали для обезьян соответствующую языковую среду. Одна из особенностей этого долгосрочного эксперимента, продолжающегося уже более 20 лет, состояла в том, что он был начат в раннем возрасте, когда двум карликовым шимпанзе (бонобо) и трем детям было по 10 месяцев. Первым учеником был Кэнзи, которого научили также общаться с человеком и с другими обезьянами при помощи клавиатуры с лек-сиграммами. Главным в этой части программы было заставить обезьяну называть окружающие объекты, а не просто произносить “просьбы” о том или ином предмете с последующим получением подкрепления. Бонобо обнаружили настолько значительные успехи, что свою книгу о Кэнзи Сэвидж-Рамбо и Левин назвали: “Кэнзи: обезьяна на грани человеческого сознания”. Оказалось, что в возрасте 5 лет Кэнзи спонтанно начал понимать устную речь, и не только отдельные слова, но и целые фразы. Он мог употреблять символы “бескорыстно”, без предварительного обучения, усваивая их из контекста общения, как это делают маленькие дети. Например, он нажимал лексиграмму “мяч” и подталкивал руку человека к мячу или же сам брал мяч в руки и играл им. Нажав на лексиграмму “одеяло”, Кэнзи начинал играть в прятки, надевая одеяло на голову. Поедая яблоко или дыню, он подходил к клавиатуре и нажимал клавишу “яблоко” или “дыня”, то есть комментировал ситуацию и называл предметы, а не просил их. Как и обезьяны, общавшиеся с помощью амслена, он понимал разницу между фразами “Унеси картошку за дверь” и “Иди за дверь, принеси картошку”. Такое же понимание он проявлял и в собственных высказываниях, в зависимости от ситуации делая одни и те же лексиграммы то подлежащим, то дополнением. “Экзамен”, который держал Кэнзи, растянулся на несколько лет. В общей сложности ему было задано 660 вопросов-инструкций, каждый раз новых, не повторяющих друг друга. Чтобы ненароком не повлиять на обезьяну, экзаменатор всегда находился в другой комнате, наблюдая за происходящим через стекло с односторонней видимостью. Вопросы Кэнзи слышал через наушники, причем их задавали разные люди, а иногда применяли даже синтезатор звуков голоса. В подавляющем большинстве случаев без какой-то специальной тренировки он правильно выполнял каждый раз новые инструкции. Наконец, Кэнзи справлялся и с непривычными заданиями (например, «выдави зубную пасту на гамбургер») и с заданиями, полученными в непривычной обстановке, например во время прогулки: — набери сосновых иголок в рюкзак. Кроме шимпанзе, в проектах “говорящие обезьяны” участвуют и другие антропоиды. Орангутан Чантек использовал до 150 знаков ASL . Он, в частности, адекватно употреблял слова “плохо” и “хорошо”. Язык жестов использует и горилла Коко, милейшее животное, которое рядом со своей миниатюрной воспитательницей и исследовательницей – Франсин Паттерсон смотрится как настоящий Кинг-Конг. В проекте “говорящие гориллы”, который стартовал в 1976 г. на острове Мауи (штат Гавайи), принимали участие две обезьяны, Коко и Мишель. Коко родилась в зоопарке Сан-Франциско, и была воспитана Паттерсон с младенческого возраста. Родина Мишеля – Камерун (Африка), он был приобретен в трехлетнем возрасте. Гориллы росли вместе и были очень привязаны друг к другу. В 2000 г. Мишель внезапно умер от сердечного приступа. Он был вполне говорящей обезьяной и употреблял около 500 жестовых слов. Коко – самая известная среди людей горилла – сотрудничает с исследователями до сих пор. Жесты она использует несколько замедленно, смотрит при этом грустно и вообще выглядит меланхолично, что усиливает эффект от употребляемых гориллой шуток и метафор. Например, длинную трубу она однажды назвала “слон”, и затем пояснила: “хобот”. Зебру Коко называла “белый тигр”. Еще в детстве Коко использовала 375 “слов” и 645 “языковых моделей”. Сейчас в ее словаре более 1000 “слов”. Упоминавшиеся выше опыты на других обезьянах позволяли предположить, что они осваивают элементы синтаксиса. Некоторые понимали не только простые фразы, но и более сложные синтаксические конструкции типа: “Если не хочешь яблока, то положи его обратно”. Представляется более вероятным, что фразы, которые “произносили” обезьяны, обученные языку жестов, также были основаны на понимании их смысла, а не просто на подражании. А благодаря опытам с Кэнзи гипотеза о способности человекообразных обезьян понимать синтаксис языков-посредников на уровне 2-летнего ребенка получила убедительное подтверждение. Как известно, для человека критическим фактором, определяющим формирование способности понимать речь, является возраст, когда он начинает ее слышать, и условия, в которых это происходит. В данном случае шимпанзе, которых начали обучать не в 10 месяцев (как Кэнзи), а в 2—3 года, смогли усвоить гораздо меньше навыков и для этого требовалась гораздо более интенсивная и направленная тренировка. Понимать же устную речь столь полно и в таком объеме, как Кэнзи, не мог больше никто. Эти данные представляются тем более убедительными, что находятся в полном соответствии с особенностями когнитивных способностей высших обезьян. В частности, способность шимпанзе к использованию символов для маркировки множеств и умение “складывать” цифры, не видя обозначаемых ими множеств также отражают тот уровень когнитивных процессов, который обеспечивает свойство “перемещаемости” знаков при использовании языков-посредников. Эти сенсационные результаты заставили авторов обратиться к исследованию мозга шимпанзе в поисках морфологических основ зачатков речи. С помощью разнообразных новейших методов была обнаружена асимметрия в строении височных областей мозга, причем planum temporale левого полушария оказалась более развитой. Выводы американских ученых подтверждают оставшиеся почти не известными данные работ российских ученых (С. М. Блинков, Г. И. Поляков, Е. П. Кононова, Ю. М. Шевченко), полученные еще в середине XXв., о том, что “речевые” зоны коры существуют не только у человека. Цитоархитектонические исследования (см.: “Глоссарий”) обнаружили многочисленные черты сходства “речевых” областей мозга человека и шимпанзе. В частности, еще в тот период было установлено, что в верхневисочной области коры шимпанзе имеется поле 37, которое у человека связано с пониманием звуковой речи. Заключение В последней четверти 20-го века произошла настоящая революция в научном направлении, связанном с изучением языкового поведения и интеллектуальных возможностей животных. Способность животных к обобщению и абстрагированию, которая у наиболее высоко организованных млекопитающих и птиц достигает уровня формирования довербального понятия, позволяет овладевать символами и оперировать ими вместо обозначаемых реальных предметов и понятий. Эта способность выявляется как в традиционных лабораторных экспериментах (“счет” у шимпанзе и ворон), так и в ситуации общения человека с антропоидами, дельфинами, а также попугаем с помощью языков-посредников. При определенных методиках воспитания и обучения усвоенные обезьянами знаки действительно используются как символы в широком спектре ситуаций — не только для выражения просьбы о предмете, но для его наименования, для воздействия на других обезьян и человека, для передачи только им известной информации в отсутствие обозначаемого предмета, для составления синтаксически правильных предложений. Высокоорганизованным животным доступны такие свойства языка человека как семантичность, продуктивность, перемещаемость и культурная преемственность. Открытие этого уровня когнитивных способностей животных подтверждает гипотезу Л. А. Орбели о наличии переходного этапа между первой и второй сигнальными системами и позволяет уточнить грань между психикой человека и животных. Оно свидетельствует, что и эта высшая когнитивная функция человека имеет биологические предпосылки. И хотя, даже у наиболее высоко организованных животных — шимпанзе — уровень овладения простейшим вариантом языка человека не превышает способностей 2—2,5-летнего ребенка, эксперименты продолжаются и тот успех, что уже достигнут, можно считать настоящим прорывом в области зоопсихологии и психолингвистики. Литература 1. Зорина З.А., Полетаева И.И., Резникова Ж.И. Основы этологии и генетика поведения. М., Высшая школа, 2002. 2. Зорина З.А., Полетаева И.И. Элементарное мышление животных. Учебное пособие. М., Аспект Пресс, 2003. 3. Мак-Фарленд Д. Поведение животных. М., 1988. 4. Резникова Ж.И Интеллект и язык животных и человека. Основы когнитивной этологи: Учеб. Пособие для вузов. М., 1976. 5. Фабри К.Э. Основы зоопсихологии. М., 1999. |