Справедливость силы. Справедливость силы. Ю. Власов. Вступление
 Скачать 2.56 Mb.
|
|
Глава 19. В Варшаве я увидел конкурс на звание "Мистер Универсум"- самого совершенного в мускульном выражении мужчины. Состязались победители национальных первенств: "Мистер Франция", "Мистер Египет", "Мистер Америка" и т. д. Первым среди "универсумов" стал Гюи Мерчук - француз из Монако. Истый джентльмен - приятный, воспитанный. От него я узнал о сложностях тренировок культуристов. С Гюи я встречался не раз и в разных странах. Он не менялся: все тот же застенчивый, с приятными манерами. Только иногда нервничал. Его задевала необъективность судейства на конкурсах. Мало быть действительно мощным и одновременно изящным. Нужен влиятельный покровитель вроде Хоффмана. Гюи не на кого было рассчитывать. А труд требовал возмещения - победы. Труд культуриста кропотлив. Надо лепить себя совершенной лепкой. Для любой ничтожной мышцы - свои упражнения. Сколько мышц, столько и упражнений,- каждым проявить схождение мышц, крепления, форму, все линии! Зато какая красота! И ведь не богом даренная, а добытая потом и настойчивостью. И разве сама по себе красота не достоинство, не одна из целей общества? И разве красота вообще не есть схождение ряда таких достоинств - душевного, интеллектуального, воли, наконец, и физического? Разве физическая красота не предмет восторга людей и привязанности? Александр Иванович Герцен выразился о красоте физической вполне однозначно: "Я же всегда уважал красоту и считал ее талантом, силой". Победа в Варшаве открывала Гюи возможность лучше зарабатывать. Он преподавал физкультуру и вел занятия с теми, кто стремился хотя бы физически походить на мужчину. Тренировка культуристов наделяет не только телесной красотой, но и силой, так как предполагает упражнения с тяжестями... Второе место за Томми Коно получил Мерчук и третье - Абдель Хамед. Занятная публика понаехала. Я сидел в зале "Гвардия" и не узнавал его: туалеты, женщины... Я больше следил за их реакцией, чем за подиумом. Дамы впадали в экстаз... По мне, так Мерчук был сложен совершенней, но Хоффман есть Хоффман: победителем оказался Коно. Несколько лет спустя в Париже я опять стал свидетелем соревнования культуристов, но уже только на титул "Мистер Универсум" Европы. Захотелось глянуть на ребят поближе. Я был тогда достаточно известен для того, чтобы проникнуть без помех в любое место, где ценили силу. За сценой дворца Шайо меня окружили обнаженные смуглые парни (условия конкурса требовали выступления лишь в плавках). Что за проработка мускулов! Я любовался ими, а парни сквозь костюм трогали меня. Затем скучились на корточки у моих ног: массивные мышцы бедер их заворожили. Мы фотографировались поодиночке и вместе, смеялись шуткам. Я объяснял свою тренировку. Хоть и бранят это направление в спорте, а видеть этих парней - удовольствие. Что за грудь, посадка головы, талия! Добавить бы к их методике бег и упражнения на гибкость - и огрехи культуризма сведены на нет. А достоинства - вот они: сильные и красивые люди. Ведь, организуя мускулатуру, они обязательно и помногу упражняются с тяжестями. Стало быть, насыщаются силой. Кстати, большой спорт мало общего имеет со здоровьем. Это неистовый труд, и часто в ущерб здоровью. Иначе не награждали бы первых спортсменов высшими орденами. Этого никак не скажешь о культуризме, если его кое-чем дополнить. И вообще, почему позволительно беспокоиться о красоте бездушных предметов - мебели, домов, улиц, тортов, платьев, обуви, автомобилей, клумб, а вот совершенство сложения, энергия мускулов - это "извращение", "эгоизм"? Логика не совсем внятная. Культуризм заботится о величине и ладности мышц и в общем-то укрепляет здоровье. Сложить могучие мышцы - сколько же надо работать! А это не может не влиять на обменные процессы и сердечно-сосудистую систему. Организм не может быть безразличным к подобным нагрузкам. "При добавлении к культуристской методике бега на выносливость, упражнений на гибкость и ограниченность собственного веса получается добротная оздоровительная система. В данном случае культуризм преобразуется в атлетическую гимнастику, принятую и пропагандируемую в нашей стране. Доказывать уродливость какого-то явления ссылкой на его крайности - прием недобросовестный. Издержки сопутствуют любому явлению. Литература славна не только совершенными образцами. Из этого не следует, что ее необходимо запретить. Крайности отталкивают. Уродливы и перегруженные мышцами люди, хвастливые пышностью форм, но ведь это всего лишь издержки! Культуризм потерпел урон от превращения в отрасль коммерции. Отсюда и несуразности. Впрочем, продается не только красота. Талант был и есть предмет купли-продажи. Глава 20. На банкете Эшмэн нашел меня, пил водку и твердил, что здесь, в Варшаве, "прима - Власов, но Рим - Власов ноу прима". Большим пальцем он показал, где встанут американцы на пьедестале почета и где - я. Подошел Хоффман, чокнулся и в своей обычной манере, не меняя выражения лица, отбубнил: - В Риме у нас будут четыре золотые медали. Сколько я ни подсчитывал, мне не выпадала ни одна. Хоффман сказал: - Ты хороший парень, но в Риме разберемся,- оглядел зал и длинно зашагал к столу президента Международной федерации финна Нюберга. Там же стояли польские должностные лица, Джонсон и вице-президент Международной федерации француз Жан Дам. Последний говорил темпераментно - глаза крупные, выпуклые, в прожилках, жесты несколько бесцеремонные. - Вот это дело,- ухмыльнулся Эшмэн и вдвинул между тарелками непочатую бутылку водки. - Голова гудит, скорее бы закруглялись,- сказал Богдасаров. Я не подошел к Брэдфорду, а он к нам. Радости - большой радости победы - не было. Чем дотошливей старался разобраться в себе, тем явственнее приходило понимание того, что для всех я всего лишь победитель чемпионата. Но первенство в силе за мной не признается. И я уже догадывался почему: между мной и победой - Эндерсон. У Эндерсона - сила, Эндерсои и внешне несокрушим. Лишь за такими будущее, уже доказано. А я?.. Богдасаров по обыкновению пил минеральную воду. Глаза ввалились, тени по щекам. Отсоревновались вместе. Зачитывают итоги. Золотые медали чемпионов мира: легчайший вес- Владимир Стогов (СССР), полулегкий вес-Исаак Бергер (США), легкий вес-Виктор Бушуев (СССР), полусредний вес-Томас Коно (США), средний вес- Рудольф Плюкфельдер (СССР), полутяжелый вес- Луис Мартин (Великобритания), тяжелый вес-Юрий Власов (СССР). Серебряные медали у наших Евгения Минаева (полулегкий вес), Федора Богдановского (полусредний вес) и Аркадия Воробьева (полутяжелый вес). В Варшаве Коно закончил счет своим золотым медалям, навечно став восьмикратным победителем чемпионатов мира (с учетом олимпийских побед). Командное первенство за сборной СССР - 43 очка. Второе место у сборной Польши - 29 очков. Сборная США с 22 очками впервые после второй мировой войны отвалилась на третье место. Назвали мое имя. Вернулся с двумя хрустальными вазами - призы за победу на мировом и европейском турнирах. Первенство мира являлось (и является) таким соединенным турниром. Эшмэн кивает на полуведерную вазу - приз за победу на чемпионате мира: "Лей водку, емкая посуда". Звучат новые имена. Памятные подарки, грамоты, жетоны - руководители спорта награждали друг друга. Свет в зале притушен. Все держатся тесными национальными кучками. Многие улетали в ночь - и торжество катилось на скоростях... Эшмэн трепанул меня за шею и двинул к своим. А я вдруг вымерил себя глазами соперников. Они не чувствовали себя слабее. Я дал им несомненное превосходство. Я дрогнул. Отыгрыш явился актом отчаяния. По их разумению, при более плотной конкуренции я не выстою. Да и не видели они во мне мускульного колосса. Откуда взяться новой силе, где запас? И как же щупл я в сравнении с любым из "медальных" атлетов! Не люди - кряжи! Даже Шемански - выкованный, энергично определенный в движениях, напористый. Но главное - я ненадежен. Спасся лишь удачными попытками в толчке. Не набрал, а сляпал эти самые 500 кг, будучи начинен силой, готовый утяжелить всесоюзный рекорд Медведева в сумме. Чувствительно отозвалась эта неудача на ярости столкновения за золотую медаль в Риме, через год. Побаливали набитые мышцы. Жестокость схватки потрясала. Победа не принесла веры. Но я таил и другое. Я знал способность своих мышц к изменению, отходчивости от нагрузок. Знал: у меня сильные ноги. Только Эндерсон мог посрамить меня в силе ног. А ведь я в отличие от всех атлетов еще не работал над силой. До сих пор учился - окончил одну из славнейших академий страны. Учение не увязывалось с тренировками, не щадило силу. И потом, постоянные перерывы на месяцы для прохождения практики по будущей специальности. И при всем том я завершил инженерное образование и стал чемпионом мира. И это без послаблений в занятиях. Следовательно, запасы силы порядочны, если я победил, даже не приступив толком к их разработке. Характерная черта подобных приемов - стремление побыстрее сплавить гостей. Насколько горячи и ожесточенны спортивные схватки, настолько черство-пусты эти банкетные торжества. Служебным автобусом мы вернулись в гостиницу. Я отнес вазы и грамоты в номер и вернулся на улицу. Почти до утра бродил. Новые улицы, новые дома, остовы домов. Места, где могли рухнуть, ограждали заборы. И ни фонарей, ни огней. Уже в десятке метров над головой в дождливом мраке растворялись дома. К утру посвежело. Тепловатый, угольно пахучий воздух полегоньку смывал балтийский ветерок. После выступления не сплю. Я очень возбудим. Немало спортсменов возбуждают себя искусственно: кто сверхкрепким кофе, кто еще чем, а мне понадобилось несколько лет выступлений на большом помосте, прежде чем научился превращать возбуждение в расчетливую ярость Глава 21. Я пробыл в спорте не столь мало: отработал в шести чемпионатах мира и Европы. Ушел отнюдь не потому, что исчерпал себя. Недаром мой преемник выигрывал звание чемпиона мира еще три года на результатах хуже моей рекордной суммы, а ведь она была промежуточной на пути к самой главной - 600-килограммовой. Я ей предназначал все тренировки. Именно тренировки. Ведь я не прибегал к форсированному прибавлению собственного веса до 150-165 кг, за которым неизбежно утяжеляются и результаты. Мой вес изменялся, но вместе с мышцами. Я грузнел новыми мышцами. К сожалению, то, что добывалось новыми приемами тренировки, выносливостью к нагрузкам и жизненной выносливостью, приходило к соперникам несколько проще... Я не знал ничего, что было бы связано с искусственным вмешательством в наращивание силы... Мы глохли от грохота "железа". Наши залы были тесны, часто на один-два помоста. Мы мокли потом, меняли просоленные рубахи, грубели силой... Меня не привлекала тренировка единственно ради побед. Мять себя, пытать, но брать новую силу, подчинять новые килограммы. Только новое, способность нести новое и быть новым - вот истина большого спорта. Просто выигрывать золотые медали и чемпионаты - ради этого я не остался бы в спорте ни на один день. Для меня спорт исчерпывал себя с потерей возможности прибавлять в силе. Копить медали и победы казалось мне извращением смысла борьбы. Быть в новом. Искать силу. Знать силу. Подчинять силу. Именно поэтому я отрицал прибавление собственного веса. Это была борьба за существование в спорте и от спорта. Я подобной жизнью не дорожил. Меня занимала лишь возможность побед с новой силой. Наедание же веса помимо физического безобразия означало погоню за победой любой ценой. Мир знал такого атлета, как Шарль Ригуло. Он весил едва сто килограммов, а показал результат, у которого толклись добрую четверть века атлеты чудовищных по сравнению с ним пропорций и веса. Тяжелая атлетика - это не просто поднимание тяжестей, это владение силой. Не использование силы в строго заученных движениях, а владение всеми направлениями силы, надо полагать, и душевной. Могучий человек - у меня о нем определенное представление... Меня часто упрекают в сгущении красок. Но, чтобы судить об этом "сгущении", прежде всего нужно иметь на то моральное право: пройти современные тренировки, хотя бы насмотреться толком. Наивно полагать, будто тренировки в прошлом вообще являлись забавой. Еще в 1914 году известный атлет Иван Романов писал в журнале "Геркулес": "Половина волос у меня седые, а ведь жизни прошло очень немного - мне всего 32 года. Но судьба побросала меня по белу свету, помыкала везде и всюду, и в результате - серебряные волосы. Мне кажется, что жизнь профессионального борца надо считать не годами, а месяцами, как участнику Севастопольской обороны". Мы ведем жизнь не профессиональных борцов, но наши тренировки много жестче. Это итог непрерывного взвинчивания результатов и ужесточения спортивной конкуренции. И по всему свету - чемпионатам, турнирам - нас судьба бросает... И не сахарны победы. Это естественно. Мой последний рекорд мира в толчковом упражнении-215,5 кг, сейчас этот рекорд превышает260 кг, а настанет время - перевалит за ЗОО! Объяснять, какие перегрузки испытывает при этом атлет, излишне. Впрочем, это и объяснить невозможно... Однако и сам атлет не всегда даст правильный ответ. Все зависит от того, как прожить в спорте. Впрочем, это имеет отношение к жизни вообще. Глава 22. ...В жиме я срезался по нескольким причинам. Разбазарил силу в тренировках, до выступления: поражал публику, красовался. На соревнованиях не сумел приспособиться к затяжному старту, навязанному Тэрпаком. Привык работать с груди в темпе - и, конечно, скис! Прибил первый чемпионат! Стать другим. Успеть за одиннадцать месяцев стать другим! Учиться не у кого: новый результат требует своей методики. Тренировка индивидуальна. Даже у найденного, нового ограниченная и строго личная практика применения... Из Варшавы мы возвращались поездом. Люблю поезд, когда соседи недокучливы и умеют себя вести. Дорога вырывает из жизни - и сама жизнь тогда виднее. Смотрю на часы: ресторан еще не закрыт. Снимаю костюм сборной, точнее - только куртку с буквами "СССР". На рубашку накидываю пиджак. От Бреста поезд торопится. Вагоны мотает, гулкие. Октябрь не сезон отпусков, в школах занятия. Даже ресторан пуст. Взял бокал цинандали. Растягиваю глотки, радуюсь освобожденности, скачке огней за окном. Прощайте, Польша, Варшава, чемпионат, новые друзья! ...Эшмэн! Как расставлял будущих призеров в Риме! Но ему уж там не бывать. Пусть прибавит к лучшему жиму 15 кг, ну пусть 20 - все равно сумма не сложится. Задавят его. Но кто? С кем тот поединок, на какой штанге? А Шемански?.. Долго раскладывал будущие тренировки. Учиться не у кого, учиться не у кого... Вино не допил. Вернулся и почти до утра слушал рельсы. Верил. Особенно верил, что все сбудется. А что именно - толком не знал. Что-то большое, радостное впереди. Жизнь не обманет, не ошибусь в ней. Не ошибусь, не ошибусь... Угадываю слова индийской "Упанишады". Да, древний путь, ведущий вдаль, повстречался мне, найден мной! Отрешенные идут по этому пути. "На этом пути,- говорят они,- белое, синее, желтое, зеленое и красное... Этот путь найден, по нему идет знаток, добротворец, состоящий из жара..." Белое, зеленое...- вехи знаний. Отрешенные - те, кто не щадит себя, выдерживает направление только на цель, утрачивает чувство страха за себя... Состоящий из жара - труд на этих кругах постижения силы, страсть постижения - жар! Конечно же, незнание - саморазрушение в такой борьбе, но и знание доступно лишь через опыт тренировок. Да, да, большой спорт исключает жалость к себе! Отрекись от себя - и добудешь силу. Ты всего лишь объект высших усилий и напряжений. И поистине лишь с помощью мысли можно видеть и здесь, быть зрячим и здесь. В большой игре на помосте. В игре, в игре... Знаю: сколько ни буду выступать, а конец неизбежен. И приду к тому, с чего начал. Спорт провалится в прошлое - на забвение и ненужность. А я все начну сызнова. От нуля. Ведь к той жизни все рекорды и золотые медали ровным счетом ничего не добавят. Если я мечтаю о литературе, мечтаю писать, то все победы никак не обучат искусству точных слов. И хватит ли сил все повести от нуля? И когда оборвать эту игру? Хватит ли сил, хватит ли сил? А сейчас тренироваться, искать! Искать, искать... Достойная жизнь, достойная... Так и отстучали рельсы в ту ночь. Может быть, она запомнилась потому, что это было единственное путешествие на чемпионат поездом. А может быть, и потому, что сам чемпионат оказался первым, самым первым. И не были еще скоплены тревоги, обиды, усталости. И спорт казался розово умытым, доверчивым к доверчивости. Глава 23. Турнирные испытания 1959 года, несмотря на их внешнюю благополучность для меня, почетную выгодность титулов, овладение двумя из четырех фиксируемых мировых рекордов, сделали ясным существо моего отношения к спорту, обнажили тот тайный, но всегда присутствующий элемент: я не мог, не смогу довольствоваться спортом, не признаю его назначением своей жизни. Это всего лишь игра, но игра, которая грозит лишить энергии в другой жизни. Глава 24. Во времена моей юности считали: чем больше физически работает человек, тем лучше; чем лучше ест, тем здоровее. Из похожих принципов исходил и спорт. О том, что научная работа только налаживалась, свидетельствуют и воспоминания бессменного врача олимпийской сборной команды СССР многих лет 3. С. Мироновой: "Я уже говорила о том, что мне пришлось принимать непосредственное участие в подготовке нашей сборной команды к Олимпийским играм в Хельсинки в 1952 году. Однако... опыта работы в этом направлении у нас еще не было. Лишь через два года была предложена идея создания комплексных научно-исследовательских бригад. Именно возникновение научно обоснованных рекомендаций могло вывести нашу работу из поисков вслепую на путь систематической и эффективной помощи спортсменам. А спустя еще пять лет, в 1959 году, было принято решение об организации комплексных научно-исследовательских бригад в каждой сборной команде СССР. В эти бригады входили врачи, физиологи, психологи, преподаватели - сотрудники учебных и научных институтов физической культуры". Но и результаты работы подобных бригад никак не сказались на характере наших тренировок. Определением параметров тренировки занимались сами спортсмены, в меру своих способностей. Впрочем, сама тренировка в то время сосредоточивала внимание на технике упражнений. Что касается набора силы, тут все шло стихийно. Итак, за работу. Но сначала привести себя в порядок. Весь год меня трепала ангина. С сильнейшей ангиной я выступал и на Спартакиаде народов СССР. Поэтому вскоре после чемпионата я удалил гланды. Это отняло месяц тренировок. |