Справедливость силы. Справедливость силы. Ю. Власов. Вступление
Скачать 2.56 Mb.
|
Глава 37. Красота, воля, мужество не отсутствовали в выступлениях Эндерсона. Работал он не похоже ни на кого, но разве это неумение? Он и руки пропускал в "седе" между ног. По-моему, никто еще, кроме Эшмэна, не принимал такой старт. Знатоку ясно, этот старт - результат отчасти малой длины рук и, с другой стороны, очень массивных ног. Но без массивных ног штангу не зацепишь на грудь. А в самой манере работать со штангой у Эндерсона была своя красота - мощь и легкость мощи. Он опрокинул представления о физических возможностях человека не только рекордами, но и тем, как их устанавливал. В работе не ощущалось надрывности. Порой казалось, он забавляется. И ведь это с тяжестями, о которых люди в те годы и не помышляли. Разве не есть мужество брать их без примеривания и столь уверенно? Не его беда, что у нас прежде не водилось ему соперников. Конечно же, большой собственный вес имеет значение, но разве сам человек ни при чем? Сколько я видел атлетов чудовищных пропорций и веса и с хорошими условиями для тренировок, а без воли и совершенно пустых силой! Глава 38. Когда меня называли богатырем, я чувствовал совершенную непригодность к. данной роли из-за отсутствия ратно-кавалерийской подготовки. Уж очень трудно мне представить себя на коне рядом с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и Микулой Селяниновичем. И еще это слово - силач. Так и просятся на язык созвучия: тягач, пугач, толкач, портач... Рекорд в рывке я не собирался улучшать. Еще не вышел из скованностей зимних тренировок. Рекорд рассчитывал улучшить Медведев. Если не в Ленинграде, то в ближайшие месяцы. Он и сказал об этом в раздевалке. Я пообещал не трогать рекорд. Мы были одни. Отдыхали перед рывком. Я пообещал и... через сорок минут утяжелил свой же мировой рекорд. Это явилось неожиданностью и для Медведева, и для меня. Крепко разобиделся на меня Алексей Сидорович!.. На разминке к рывку я внезапно проникся легкостью. Той легкостью, о которой мечтал в Милане. Она выявляла каждое из необходимых движений. Веса, которые корежили меня в Милане, не поддавались на тренировках последние недели, уступали охотно, и даже оставался запас на доработку в изысканные. Первый, второй, третий подходы - один вроде нагоняет другой, и четче, рисованной. Я уходил с помоста свежий, неутомленный. Тьма за рампой возбуждала. Этот восторг публики! Что значит вера в тебя! Как эта вера способна управлять человеком! Какая вообще сила в вере! Рекорд мира сам лег в руки. Я только распахнулся ему навстречу движением. И это рекорд?! В тот день я извел бы рекордную сумму Эндерсона, не будь досадная необходимость повторить вторую попытку. Я мазнул локтем колено в подхвате веса на грудь, что запрещается правилом. Это было единственное за весь мой спортивный век касание локтем бедра. Но эта неряшливость продлила до сентября жизнь официальному мировому рекорду Пола Эндерсона - 512,5 кг. Зато теперь уже все рекорды страны - мои! Последним достал рекорд в сумме троеборья - 510 кг. В рекордах я не заблуждался. Знал: в тяжелой атлетике выражение человеческой силы невероятно занижено. Что за рекорды, память о которых - изящество, воздушность и ощущение недобора?! Я не кокетничал, когда повторял журналистам, что нынешние рекорды - вздор. Мышцами понимал: на штангу доступно навешивать и навешивать новые "рекорды". Главное же - сокрушать "пороговый страх"! Новые веса не из-за громадности заставляют мышцы работать не в оптимальном режиме, даже очень далеко от оптимального режима. Причины психологического свойства влияют на поведение мышц. Они слышат не действительную тяжесть, а воображаемую. Ту, которая создана всеобщим почитанием, гипнозом. Любая тренировка есть не только совершенствование мускульной силы, но и соскабливание предрассудков. В действительности энергия, заложенная в мышцы, много превосходит ее практическое выражение. Любая тренировка прежде всего воспитание чувств. По существу, спортсмены несут больший результат в мышцах, чем доказывают рекордами. Я это остро чувствовал еще и потому, что образ жизни не соответствовал нужному. Сначала загрузил себя академическим учением, теперь - литературной практикой и опять учением. Не выезжал на сборы, питание явно не соответствовало расходам энергии, отдых не возвращал растраченную энергию. Жил в режиме перенапряжения. А что можно сделать, если жизнь до единого дня подчинить целям большого спорта!.. Глава 39. В Ленинграде я свел счеты не с тяжестями, которые потешались надо мной в Милане, а с собой, своим неумением. Свел счеты с ошибками и осознал предрассудки времени. Понял: почтение к рекордам, канонам тренировок - это отрава, это черепашья доблесть. Рвать с традициями! Борьба - прежде всего отказ от повторения чужих слов, не зазубривание смысла, а вера, и потом уже не битые дороги и поклонение, а свой путь... Самый опасный противник - ты сам. Инстинкт самосохранения действовал не в лобовую. Он находил оправдание малодушию, превращал его в трусливость движений, выучивал особому стилю работы со штангой. Основную победу я стал видеть прежде всего в том, чтобы отныне подавлять свое "я" везде и во всем. Борьба не может быть успешной, если придаешь значение благополучию. Чемпионат страны в Ленинграде снял груз тревоги. Зима не оказалась потерянной. Иначе исправить ошибки за три месяца до главного соревнования было бы невозможно. Сила - не из качеств, которые поддаются изменению за десять недель. Ее можно загробить сверхтренировками, растрепать на прикидках, но никогда не обрести заново в считанные недели. Риск с зимними тренировками держал в напряжении. Мы исключили старые способы работы - и не ошиблись. Неудача в Милане и успех в Ленинграде позволили весьма точно определить характер кривой нагрузки перед выступлением. В Риме можно играть партию безошибочно. У нас были выкладки, график, которые позволяли собирать силу не только к дням, а к определенному дню. На соревновании следовало лишь не уступать мнимой тяжести веса и робости перед соперником. Но и это искусство уже давалось. К тому времени я выиграл два чемпионата страны, два чемпионата Европы и один чемпионат мира, установил более десятка мировых и всесоюзных рекордов. Однако неудача в попытке первым перемахнуть 200-килограммовый рубеж доказала неистребимость боязни за позвоночник, живучесть страха, турнирную незакаленность. Я вел травлю 200-килограммового веса настойчиво - это тоже от великой гонки. На чемпионате мира в Варшаве зацепил чисто этот круглый вес на грудь, встал, но не зафиксировал в посыле. Пять раз брал этот вес на соревнованиях 10 апреля. Пять раз подряд брал на грудь, вставал и не толкал! Каков же запас! Потом в Ленинграде зацепил тот же вес - и как легко! А с груди - снова осечка! По нынешним меркам вес смешон. Но рекорд необходимо соотносить со своим временем. Его нынешняя малость не означает, будто мы уступали в силе. Мы уступали во времени. Только во времени. Ибо рекорд - это время, переведенное в сознание и состояние мышц. Не в силу мышц, а в их состояние. Таким образом, для опрокидывания "вечных" рекордов Эндерсона и новых больших рекордов я должен был вместе с силой менять отношение к традициям. Большой атлет в тренировках и отношении к результатам должен быть своего рода еретиком. Понадобилось время, пока я научился искусству притирки к рекордам. Я считал себя свободным от сомнений, гордился, а инстинкт самосохранения, то бишь страх, видоизменялся, скрываясь в сознании под другими, непохожими образами. Я упоминал о том, как это сказалось на судьбе Шемански. Первый мастер толчка в начале 50-х годов, подлинный маэстро техники, он так и не сумел стать таковым после травмы. Это и отняло у него победы, а он приближался к ним. На себе испытал, как близко... Глава 40. Я выиграл чемпионат СССР в Ленинграде при собственном весе 119,1 кг. Второе место при собственном весе 119,4 кг занял Медведев, отстав в сумме троеборья на 20 кг. На третьем месте закрепился Вилькович с суммой 462,5 кг. После второго поражения от меня на чемпионате страны Медведев согнал вес и попытался работать в первой тяжелой весовой категории. (Новую категорию ввели в стране с 1961 года.) Дело не пошло. Последнее ответственное выступление Медведева (снова в старой весовой категории - втором тяжелом)- чемпионат ЦС ДСО "Труд" 18 ноября 1963 года - 460 кг. По итогам того года он оказался пятым в СССР с суммой 482,5 кг (155+145+182,5), собранной на чемпионате страны - III Спартакиаде народов СССР 1963 года. В те же годы Алексей Сидорович приступил к кандидатской диссертации по основам тренировки, надолго и часто наезжал ко мне в зал. Ни свои методы, ни слабости, ни планы я не таил. Для будущего тренера, соперника это было многовато. Можно было строить план осады моих результатов с учетом всех обстоятельств. Спортивная слава. В ней всегда вкус горечи. Слава для спортсмена - это прежде всего необходимость ужесточения тренировки, необходимость нового уровня работы, ибо она отмечает лишь достигнутый порог умения и силы. Слава в спорте может быть смыта в один день громовым успехом соперника. У писателя остается книга, у музыканта - ноты, у ученого - его формулы, у рабочего - машины, дома. У атлета - сила, отныне ненужная, ибо в своей чрезмерности она неприложима к обычной жизни. И выходит, огромная сила, физическое умение что-то делать, доведенное до виртуозности, совершенно непригодны для жизни, даже обременительны. Через десять лет не всякий вспомнит прежде знаменитое имя. А суть не в обидах: стерт труд. Выступать в осознании этих чувств сложно; понять верно свое положение - еще сложнее; думать справедливо далеко не всегда и не всем удается. Поэтому я был и остаюсь противником участия подростков, тем более детей, в большом спорте. Что и почему - объяснять излишне, если учесть и общий характер физических нагрузок... Глава 41. Большой спорт привлекателен свободой действий, возможностью проявления инициативы, относительной независимостью в средствах и путях достижения задуманного. Это не может не воодушевлять. Большой спорт привлекателен и тем, что в нем практически отсутствуют всякого рода люди, которые выдают себя за его приверженцев, не являясь таковыми по существу. Здесь в разной степени, но все одержимы общей страстью. Быть среди одержимых, разделять эту одержимость, служить ей - все это награждает светлым чувством общности, братства. Тут исступленность труда вызывает не удивление, но единственно желание понять ее направленность, организацию, приложимость и к своей тренировке. Не все здесь строго соблюдают пост, но все готовы на любые испытания. Здесь никто и никогда не зовет к труду - здесь удерживают от чрезмерного увлечения трудом. Здесь понимают друг друга по жесту, колонке цифр в записи тренировки. И мне всегда казалось лишним, когда в управленческом аппарате появлялись новые должности, отделы, разбухали штаты, а это никак не изменяло наш труд. Дармоеды плодились, как крысы... Глава 42. Подражание - это ранняя, младенческая стадия творчества, точнее - его рождение. "Каждый большой художник должен создавать свои формы",- я вспоминал эти слова Льва Толстого всякий раз, наблюдая тренировки по-настоящему крупных атлетов. Везде этот принцип выявлял свою правоту, однако с незначительной поправкой: талант, сознавая себя, должен действовать в границах своих возможностей. Для самого спортсмена тренировки - это процесс бесконечного обновления и преобразования. В этом их притягательность. "Я верю в необходимость регулярной работы и никогда не жду вдохновения"- это правило Джека Лондона отвечает и отвечало моим взглядам на организацию работы вообще. Если бы я считался со своим состоянием, тем более настроением, я не прошел бы и части пути. Даже больше того, усталость и настроение от усталости являлись ведущим настроением тренировок. Да и быть иначе не могло. Все время шла проба организма на прочность. Большой спорт отнимает все больше и больше энергии, предъявляет права на всю энергию. Спортсмен из разряда первых лишь поспевает отвечать на требования борьбы. Все меньше остается сил на другую жизнь... И еще: победить великого атлета вовсе не означает перешагнуть через него как человека. Эта истина действует в спорте неумолимо. Перед ней пасуют самые впечатляющие рекорды. Всегда за всем стоит человек. И одолеть его, усмирить его победы, стереть память о нем не удается подчас и самой громадной силе... Глава 43. Неудачи. Опрокидывание неудачами. Живучесть... "Поступай всегда так, чтобы твое поведение могло стать всеобщим законом",- советовал Кант. Его рекомендацию почти дословно заново сформулировал через сто лет Лев Толстой. Счастлив, кто добивается такого единства поступков и чувств. И еще Канту принадлежит мысль о том, что нельзя превращать в средство тех, у кого есть свободная и разумная воля. Люди так радовались моим победам! Я получал столько свидетельств в уважении! И я работал с упоением. Нет чувства слаще, чем твоя нужность всем. И трудно одинокому человеку сохранять в здоровье и равновесии все свои чувства и цели. Высшая из сил, которая возвышает человека над обыденностью и эгоизмом интересов,- убежденность, то есть идеал или идеалы. "...Атеизм, уничтожая теологическое нечто, стоящее над человеком, не уничтожает тем самым моральной инстанции, над ним стоящей. Моральное высшее, стоящее над ним, есть идеал..." (Фейербах Л. Избр. философ, произв. М., Политиздат, 1955, т. 2. С. 609). А идеал не есть нечто мертвое, всасываемое бездумно, наподобие церковного догмата: верую, не разумея. Разумение места, направление движения, борьба за идеал и есть та настоящая жизнь. Животное в человеке преодолевается идеалом, убежденностью. Слепой, бездумный идеал - то же животное состояние. "Впрочем, мне ненавистно все, что увеличивает мои познания, не призывая меня вместе к деятельности, не переходя непосредственно в жизнь" (Гёте). Отрыв знаний от жизни, обманные идеалы, преследование выгод - это уже болезнь духа. Спорт по-своему подводил меня к осознанию этих в общем-то несложных и давно изжеванных истин. Но так устроено: каждый все для себя заново открывает... Да, убеждения доказывают. Для того жизнь. Глава 44. Первые из известных историкам Олимпийские игры были проведены в 776 году до н. э. Имя первого олимпийского чемпиона Корэб. "В 146 году до н. э. начинается римский период в истории Олимпийских игр древности. Греция превращается в римскую провинцию... Значение Игр падает, сужается круг участников... Многотысячный список имен победителей Игр древности завершает варвар Вараздет, который вышел победителем в состязаниях по кулачному бою на 291-х Олимпийских играх (385 г. нашей эры). А в 393 году нашей эры император Феодосии издал в Милане эдикт о прекращении Олимпийских игр. Игры были общим своеобразным центром эллинского мира, своего рода общегреческим конгрессом, слетом. Они облегчали переговоры между представителями различных древнегреческих полисов, способствовали установлению взаимопонимания и связей между государствами, культурному единению эллинов. Олимпийские игры благоприятствовали росту искусства, особенно скульптуры и поэзии... В гонках на колесницах участвовал Филипп Македонский. Победителем Олимпиады в кулачном бою был философ и математик Пифагор. Философ Платон побеждал на Истмийских и Пифийских играх. На Олимпийских играх присутствовали также философы Сократ и Аристотель... оратор Демосфен, писатель Лукиан..." (Соболев П. Олимпия. Афины. Рим. М., Физкультура и спорт, 1960. С. 25). В короткой программе I Олимпийских игр 1896 года в Афинах тяжелая атлетика как древнейший из видов спорта - на своем законном месте. В турнире тяжелоатлетов первенствует шотландец Лаунсестон Эллиот и датчанин Вигго Йенсен. Однако на Играх 1900 года в Париже тяжелая атлетика вычеркнута из программы соревнований. Но на популярности тяжелой атлетики это никак не сказалось. На III Олимпийских играх 1904 года в Сент-Луисе турнир "железноборцев" возобновляется. Золотые медали - у американца Оскара Пола Остхоффа и грека Пе-риклеса Какоузиса. На так называемых внеочередных Олимпийских играх 1906 года доказательства в первой силе за греком Димитросом Тофайлосом и австрийцем Иосифом Штейнбахом. Затем наступает период отступничества Международного олимпийского комитета: до 1920 года организаторы Игр пренебрегают турнирами "железноборцев". Их нет в программах Игр. Однако это время расцвета профессиональной силы и рекордов. Плеяда великих атлетов-Артур Хённиг (Саксон), Ян Краузе, Вильгельм Тюрк, Пьер Бонн, И. Триа, Иосиф Штейнбах, братья Дериац, Г. Ронди, И. Графль, К. Мерке, Сергей Елисеев, Евгений Сандова (настоящее имя - Карл Фредерик Мюллер), Карл Свобода (в ту пору уже не выступали с демонстрацией силы Луи Сир и Георг Гаккеншмидт). Из этой плеяды славных поднять самый тяжелый вес над головой удалось Карлу Свободе (этот рекорд в пределах 192,5 и 195 кг-в "точных" данных разночтение). Зато в других упражнениях атлеты из названных столбили результаты, кои тоже являются высшими проявлениями силы. Турниры тяжелоатлетов возобновляются и продолжаются без перерывов лишь с VII Олимпийских игр 1920 года в Антверпене. Первый на Играх среди атлетов тяжелого веса - итальянец Филиппе Боттино. Атлеты соревновались в троеборье, но это не троеборье, узаконенное позже. Сумма Боттино-270 кг (70+85+115). В данной работе речь о преемственности высшей силы. Поэтому не названы победители в других весовых категориях. Чемпионы Игр уступают профессионалам в силе, но до определенного времени. Уже Норберт Шемански и Пол Эндерсон выдают в классических упражнениях поистине наивысшую силу. Для этого, однако, олимпийскому движению надлежало одолеть путь в тридцать лет, хотя в ряде специальных упражнений рекорды великих конца XIX и начала XX столетия в неприкосновенности и доныне. Но это не относится, к высшей силе - толчковому упражнению, ибо только здесь поднимается самый большой вес. В Олимпийском музее хранится, пожалуй, самый древний из "рекордов"- гантель в форме продолговатого, грубо обтесанного камня с мелким углублением посредине для хвата. На гантели (ее вес 143 кг) вырублены письмена: "Вывон поднял его над головой одной рукой". Как поднял, к сожалению, не указано. Но результат, если таковой был, замечателен! В канун VII Олимпийских игр, летом 1920 года, создается Международная федерация тяжелой атлетики (ФИХ) - так начинается официальная история древнейшего вида спорта. Чемпион Олимпийских игр 1924 года в Париже - снова итальянец - Джузеппе Тонани. Его сумма в пятиборье-517,5 кг. По движениям: рывок одной рукой- 80 кг, толчок одной рукой - 95, рывок двумя руками - 100, жим двумя руками - 112,5, толчок двумя руками - 130 кг. Рывок одной и толчок одной разрешалось выполнять любой из рук. В Амстердаме на IX Олимпийских играх 1928 года торжествует немец Йозеф Штрассбергер с суммой троеборья 372,5 кг(122,5+107,5+142,5). Это уже наше, современное троеборье, то есть жим двумя руками, рывок двумя руками, толчок двумя руками. Предпочтение троеборья перед пятиборьем породили сугубо практические нужды. Турнир по системе пятиборья сводят ради экономии времени к троеборью. Однако национальные чемпионаты согласно решению Международной федерации тяжелой атлетики по-прежнему следуют по традиционному пятиборью. Надо отдать должное силовой выносливости атлетов-пятиборцев. Какой же длительности соревнования! Каковы физические затраты! А тренировки! Какое многообразие подсобных упражнений! И ведь каждое из упражнений пятиборья требует своих вспомогательных упражнений, своей крепкости мышц, своего навыка! Пять классических упражнений! Пять разных направлений тренировки! На Х Олимпийских играх 1932 года в Лос-Анджелесе немец Йозеф Штрассбергер и чех Ярослав Скобла меняются местами. Теперь на третьем (как Скобла в 1928 году) - Штрассбергер, зато на первом - Скобла. У чеха сумма троеборья - 380 кг(112,5+115+152,5). XI Олимпийские игры 1936 года в Берлине. В победителях немец Йозеф Мангер, сумма троеборья - 410 кг (132,5+122,5+155). В толчковом упражнении увеличение результата за четыре года всего на 2,5 кг. Правда, блеснул толчком бронзовый призер эстонец Арнольд Лухаэр - 165 кг! Но еще далеко любителям до лучших результатов профессионалов в данном движении. Время XII и XIII Олимпийских игр выпало на 1940 и 1944 годы. Из-за войны Игры невозможны, но согласно уставу им присваивается нумерация, будто они имели место. XIV Олимпийские игры 1948 года в Лондоне. У атлетов тяжелого веса в самых сильных - двадцатисемилетний американец Джон Дэвис - 452,5 кг (137,5+137,5+177,5). Продвижение в толчке и определяет новую сумму. XV Олимпийские игры 1952 года в Хельсинки. Впереди снова американец Джон Дэвис - 460 кг (150+145+165). В самих цифрах усталость атлета. Сказывается спортивный возраст. И еще этот казус - чемпион Игр в полутяжелом весе Норберт Шемански фиксирует в толчке 177,5 кг. Абсолютная сила не за атлетом тяжелого веса! XVI Олимпийские игры в Мельбурне. Коронуется американец Пол Эндерсон-500 кг (167,5+145+187,5). В Токио на XVIII Олимпийских играх 1964 года Ум-берто Сельветти говорил мне о своей серебряной медали в Мельбурне. Досаден проигрыш по весу при равных суммах (с Эндерсоном конечный результат одинаков), досадно судейство центрального арбитра из США, досаден итог борьбы еще и оттого, что соперник был надломлен и растерян. Мы стояли в обнимку с Умберто. Что сталось с его необъятной грудиной, ручищами, плечами? Обвислые мышцы, безвольный живот. Лицо отечное, с мешками под глазами. Не верилось, что Умберто всего на три года старше меня. Не знаю, почему так радовался Сельветти. Он заставил своего товарища много фотографировать. Улыбался. Опять мял меня за плечи. Через несколько дней вызвал меня из корпуса, где размещалась наша делегация, передал на память фотографии, тогда и разговорились. Опять поразила его болезненность. Не усталость, а какой-то внутренний недуг, надлом. Он радовался встрече. Обнимал, смотрел в глаза - глаза не лгали, светились искренностью... А после Мельбурна - XVII Олимпийские игры в Риме! Мое испытание! |