Главная страница
Навигация по странице:

  • Правосудие – ветвь государственной власти

  • Базовая характеристика генезиса и основные признаки права

  • Основные признаки правоприменения

  • Единообразие судебной практики как критерий правосудия

  • Доктор юридических наук А.В. Аверин

  • СУДОПРОИЗВОДСТВО И ПРАВОСУДИЕ. Судопроизводство и правосудие


    Скачать 70.72 Kb.
    НазваниеСудопроизводство и правосудие
    Дата17.01.2021
    Размер70.72 Kb.
    Формат файлаdocx
    Имя файлаСУДОПРОИЗВОДСТВО И ПРАВОСУДИЕ.docx
    ТипЗакон
    #168972

    СУДОПРОИЗВОДСТВО И ПРАВОСУДИЕ:

    проблемы современного отечественного судебного правоприменения
    Правосудие – ветвь государственной власти

    Размышляя над проблемами современного отечественного судопроизводства, нельзя не вспомнить мысль, высказанную в 1895 году Иоаном Восторговым: «Ещё не нашлось ни одного на земле средства, которое само в себе носило бы закон совершенства: пока оно в руках человеческих, до тех пор оно может служить орудием и добра, и зла»1.

    Для любого государства, независимо от формы его устройства, утверждение о реально действующем в нём правосудии всегда будет являться фикцией, если при этом не презюмируется верховенство права, функциональное разделение ветвей государственной власти и независимость суда от внеправовых факторов, влияющих на процесс (как на процедуру, так и на результат) судебного правоприменения. В этой связи выработанная человеческой цивилизацией доктрина разделения властей представляется важнейшей государственно-правовой доктриной, поскольку предусматривает конституционный баланс для всегда несбалансированных самолюбий государственных чиновников2. Фундаментом доктрины разделения властей является формирование такого соотношения законодательной, исполнительной и судебной власти, при котором гарантированы их независимость и равноправие.

    Краеугольный камень данной доктрины – организация механизма государственной власти, при которой в обществе будет гарантировано господство права, то есть государственная власть будет «связана» правом. Это – объективная потребность гражданского общества, нуждающегося в защите свободы, прав и в обеспечении безопасности своего существования.

    История человечества свидетельствует о том, что стремление индивида или коллектива людей (во всевозможных организационных формах) к узурпации власти является закономерностью. Это обстоятельство побудило великих мыслителей древности и современных ученых направить усилия на разработку такого механизма государственной власти, который бы (при постоянной угрозе узурпации власти и злоупотребления ею) в целях защиты прав и свобод личности действовал в интересах всего общества и создавал условия, исключающие произвол властей.

    Большое значение в идее разделения властей имеет система сдержек и противовесов. Она предполагает наличие у каждой из трех самостоятельных ветвей власти таких реальных рычагов, с помощью которых можно исключить перспективу узурпации государственной власти другой или другими ее ветвями. «Создатели теории разделения властей придавали суду первостепенное и совершенно самостоятельное значение в обеспечении законности, справедливости и свободы при условии, что судебная власть не будет зависеть от других властей. Поэтому самостоятельность и независимость судебной власти нужна не для того, чтобы стать неконтролируемой и неуправляемой, не для самоутверждения судебного корпуса и его элитности, а для обеспечения реальной возможности пресечь произвол других властей и защитить права и свободы, как отдельных граждан, так и их объединений и общества в целом»3.

    Главная задача конституционного принципа разделения властей заключается в обеспечении эволюционного пути развития государства и права. Одним из основных условий решения этой задачи является обеспечение возможности суда по отправлению правосудия независимо от политической конъюнктуры и постоянной борьбы за государственную власть.

    Это вовсе не означает, что доктрина разделения властей направлена на установление непреодолимого водораздела между отдельными ветвями государственной власти. Напротив, законодательная, исполнительная и судебная власти взаимосвязаны, взаимообусловлены и объективно не существуют одна без другой сколько-нибудь значимое время. Именно в этом единстве разделенные ветви власти могут динамично развиваться в соответствии с изменяющимися социально-экономическими условиями жизни общества, а также может появиться и полноценно функционировать система сдержек и противовесов, служащая механизмом соблюдения «равновесия» властей. Только в таком единстве создаются условия для реального усиления каждой из ветвей государственной власти. Историческое развитие свидетельствует о том, что в случае узурпации функций других ветвей власти «победившая» ветвь неминуемо приходит к своему краху, что провоцирует возникновение социальных катаклизмов.

    По существу, там, где общество и общественные институты недостаточно развиты, то есть не могут реально воздействовать как на общественные отношения, так и на государственную машину, единственным защитным механизмом от деспотии (равно как и от ее противоположности – анархии) может выступать лишь надежно отлаженный механизм разделения трех ветвей государственной власти и четко функционирующая система сдержек и противовесов. Такой подход к пониманию доктрины разделения властей, при котором законодательная, исполнительная и судебная власти не подменяют функции друг друга, а, являясь самостоятельными и равновесомыми, существуют в единстве и взаимозависимости, препятствует формированию у представителей государственной власти, в том числе судей, гипертрофированного представления о роли и месте этой ветви власти в жизни общества.

    Изложенная общетеоретическая платформа позволяет в одинаковой степени корректно анализировать конкретные действия любой ветви государственной власти (в том числе предлагать теоретические обоснования ее действий) с точки зрения соблюдения баланса государственных функций и соблюдения принципа приоритета прав и свобод человека и гражданина.

    Бурные социальные события конца прошлого и начала этого века, произошедшие в России, создали предпосылки для формирования в сознании известной части нашего общества представления о необходимости проведения радикальных изменений государственных институтов по образу и подобию передовых стран мирового сообщества. Это же относится и к идее перенесения в отечественное правовое пространство правовой системы, базирующейся на так называемом общем праве, свободном праве, судейском праве (Англия, США, Канада и др.). Однако следует вспомнить мнение известного русского юриста В.Д. Спасовича, высказанное им еще в 1860 г.: «Заимствования готовых форм и перенесение их с одной почвы на другую оказываются всегда безуспешными, потому, что скопировать форму можно, но дух, содержание учреждения не передаются от народа народу, а они-то и составляют главное»4.

    В свою очередь социальные эксперименты, вызванные необходимостью поиска особенного, специфического, отличительного от мирового опыта пути развития и становления государственности (изобретение «самобытного колеса или велосипеда») представляются другой крайностью.

    В этом смысле отечественной судебной правоприменительной практике было бы вполне уместно в качестве ориентира изучать юридический опыт тех правовых систем, в которых политические установки, а также политическая воля, высказанная лидерами исполнительной и законодательной ветвей власти, а также ведомственные интересы силовых структур не оказывают критического влияния на правоприменительную деятельность суда в ущерб праву, и в которых реализация общеправового принципа равенства перед законом и судом исключает существование индульгенций социального, экономического, политического, кланового, родственно-свойственного и иного характера.

    Как свидетельствует обширная историческая практика судопроизводство и правосудие не являются тождественными понятиями. Отправление правосудия невозможно без судебной процедуры, без судопроизводства, в то время как судопроизводство само по себе может быть и не правосудным. В этом смысле правосудие и судопроизводство не являются синонимами. В идеале судопроизводство должно быть правосудным, то есть представлять собой такую деятельность суда, когда право (а не иные факторы) довлеет над судом в правоприменительном процессе. В тех же случаях, когда суды руководствуются политическими установками или политической волей (например, в отечественной истории известны многочисленные примеры политических репрессий посредством судебных процессов) даже если такие «исключительные» примеры судебного произвола продиктованы сиюминутными интересами общества (например, борьба со шпионами, с «врачами-вредителями», борьба со спекуляцией, с нетрудовыми доходами, с самогоноварением, с тунеядством, с педофилией, наркоманией, коррупцией, охота на ведьм и т.п.) то есть в те исторические периоды, когда очередная политическая кампания лишает судью права «сметь своё суждение иметь»5, в этих случаях с очевидностью проявляется системный перекос, когда правосудие уступает место судебному произволу, вызванному необходимостью судебной власти ориентироваться на сиюминутные политические запросы исполнительной власти. Однако, по меткому утверждению Иеремии Бентама: «Всякая власть, стоящая над законом, угрожает будущему, как бы полезны ни были ее первые деяния. Порожденное произволом благо не может выйти за узко очерченные рамки, тогда как зло его безгранично, а потому и угроза, которую он (произвол – А.А.) несет в себе, также не имеет пределов»6.

    Таким образом, утверждение о правосудии в условиях судопроизводства, не отягощённого правовым прессом, представляется химерой, поскольку реальное правосудие возможно лишь при условии верховенства права, независимости суда и соблюдения государством принципа разделения властей.

    Сущностным критерием разграничения судопроизводства и правосудия является то обстоятельство, что фундаментом судопроизводства является юридическая процедура, в то время как основой правосудия является право. При судебном разбирательстве сосуществуют объективный и субъективный факторы, любой из которых полностью исключить невозможно. Соотношение этих факторов является важным критерием оценки правосудности судопроизводства. Правосудие предполагает доминирование объективного фактора, каковым является право, над субъективным. В свою очередь доминирование субъективного фактора над объективным в процессе судебного разбирательства (свободное судейское усмотрение, предвзятость, в том числе вызванная разного рода конъюнктурными соображениями, произвол и т.п.) – благодатная почва неправосудного судопроизводства.

    В тезисном порядке утверждение об отсутствии тождества между судопроизводством и правосудием выглядит следующим образом:

    1. Правосудие – не синоним судопроизводства.

    2. Главным критерием, характеризующим правосудие, является главенство права в правоприменительной деятельности суда.

    3. Для формирования условий главенства права в судебной деятельности соотношение субъективного и объективного фактора в процессе разрешения правовых вопросов должно быть без условий установлено в пользу второго.

    4. При главенствующей роли объективного фактора (права) в судебной деятельности (при разрешении правовых вопросов) вывод по судебному делу детерминирован правом и в этом смысле является предсказуемым.

    5. При главенствующей роли субъективного фактора (когда итоговое мнение судьи не предопределено конкретными правовыми рамками) в судебной деятельности (при разрешении правовых вопросов) вывод по судебному делу зависит от произвольного решения судьи и в этом смысле является непредсказуемым.

    6. Правовое государство – это такая политическая организация общества, при которой во всех вопросах жизнедеятельности общества, подпадающих под правовое регулирование, обеспечено верховенство права. Следовательно, при отправлении правосудия судебный произвол будет проявляться во всех случаях, когда разрешение судебных дел не будет прямо вытекать из требований права, а будет зависеть от иных факторов, в том числе от политических установок, конъюнктурных соображений, предвзятого подхода и т.п.

    Довлеть над судьёй при разрешении судебного дела должно только право.

    1. Отступление от принципа верховенства права в правосудии, даже в угоду сиюминутным интересам общества и общегосударственным политическим установкам, является обычным судебным произволом, несущим угрозу безопасности обществу.

    Смысл любого судебного разбирательства сводится к правовому осмыслению фактической основы дела (человеческих отношений). Фактическая основа дела может быть установлена судом лишь на основании, в соответствии и в порядке процессуально-правовой регламентации. Формализация судебного процесса является одной из предпосылок правосудия, но сама по себе не может гарантировать доминирование объективного фактора над субъективным. На любой стадии судебного процесса, предполагающей или допускающей оценочные судебные суждения, гипотетически существует потенциальная угроза правосудию. Нивелировка или сведение к минимуму такой угрозы возможны лишь посредством ограничения субъективного фактора при отправлении правосудия.

    Стержнем судебного разбирательства является оценка доказательств. Исторически сложившиеся противоположные способы судебной оценки доказательств получили доктринальное обоснование в двух теориях: свободного судейского усмотрения и теории формальных доказательств. Критерием разграничения этих двух противоположных способов судебной оценки доказательств является степень свободы воли судьи в формировании промежуточных или окончательных выводов по делу. Жёсткая правовая регламентация процесса формирования выводов по делу способствует ограничению субъективизма судьи и созданию условий осуществления правосудия. Под жёсткой правовой регламентацией указанной стороны судебного процесса следует понимать наличие таких процессуальных правил, следование которым гарантирует получение предсказуемого правового умозаключения. Одним из проявлений, характеризующих принцип предсказуемости правосудия, является единообразие судебной практики.

    Предсказуемость судопроизводства и предсказуемость правосудия – не тождественные понятия. Например, при обвинительной деформации профессионального сознания правоприменителя (что характерно в основном для тоталитарных, полицейских, антидемократических государств со слаборазвитыми общественными институтами) предсказуемость судопроизводства очевидна, тогда как правосудие является непредсказуемым. В таких условиях правосудный судебный акт в правоприменительной деятельности появляется, скорее, не благодаря статус-кво, а вопреки ему – как результат благоприятного стечения обстоятельств, а не как закономерный итог судопроизводства.

    Таким образом, судебное правоприменение является лакмусовой бумагой государственной правовой политики, с помощью которой проявляются истинные начертания её смысла и значения. При этом роль и значимость судьи в судопроизводстве переоценить трудно, поэтому должна существовать презумпция высоких профессиональных и морально-волевых качеств судьи. Однако необходимо помнить, что формирование государственной (в том числе – судебной) власти из самых добросовестных, порядочных, честных и умных людей современности – цель, столь же недостижимая, сколь и не соответствующая самой её сути. Хорошая конституционная схема должна быть рассчитана на средний уровень достаточно мелких страстей и помыслов обычных людей с поправкой на быструю потерю у них реальной самооценки и возможности самокритики7.

    В этой связи актуальность дальнейшей научной разработки проблем судебного правоприменения, выявления закономерностей правосудия, определения его критериев, поиск путей оптимизации современного отечественного судопроизводства выглядит очевидной.

    Базовая характеристика генезиса и основные признаки права

    Раскрывая прагматическую сущность проблемы судебного правоприменения следует исходить из следующей сущностной характеристики самого права: право – регулятор поведения людей в обществе, специфика которого заключается в том, что этот регулятор представляет собой находящиеся в системной связи юридические нормы, то есть такие правила поведения, которые внешне обозначены (изданы или санкционированы) в строго определенном порядке государством и охраняемые им.

    Поскольку право – система юридических норм, постольку это явление должно рассматриваться именно как система, то есть, как явление, имеющее системные свойства. Вполне понятно, что и правоприменение, как одна из важнейших форм реализации права, несёт на себе отпечаток характеристики самого права, и в нём также проявляются системные свойства права. К наиболее важному системному свойству следует отнести функционирование системы как цельности, что позволяет системе иметь свойства, отличающиеся от свойств составляющих её частей. Эти свойства «известны как эмерджентные8, или возникающие, свойства. Они «возникают», когда система работает»9.

    Эта главная особенность для всех систем заключается в том, что в процессе аналитического исследования конкретной системы её существенные свойства исчезают и проявиться смогут лишь в результате синтеза и «запуска» действия данной системы. Узнать, что собой представляют существенные свойства конкретной системы можно лишь одним способом – заставить систему работать и наблюдать её в действии. В свою очередь, работа системы определяется отношениями между её элементами, а самосохранение системы обеспечивается благодаря взаимодействию частей.

    Известно, что общий «вес» системы больше суммарного веса составляющих её элементов, и эта разница в «весе» объясняется дополнительной энергией (энергией связи элементов), которая возникает во время «жизни» или работы системы. Исключительно важным для понимания закономерностей существования систем является вопрос о стабильности и мобильности (нестабильности) систем. Без общей стабильности системы бесперспективно её гармоничное существование и развитие. Однако, очевидно и то, что там, где существует стабильность, там ярко выражено сопротивление переменам, поскольку это – две противоположные стороны одной медали. Всеобщее проявление системных закономерностей позволяет воспринимать право и правоприменение в качестве цельных явлений в их неразрывной связи с иными гранями жизни социума.

    Значительные разночтения в понимании проблем применения права вызваны разнообразностью подходов к правопониманию, что обязывает при теоретическом освещении проблем судебного правоприменения в тезисном порядке обозначить исходные позиции прагматического (современного нормативного) подхода к пониманию права. Это вовсе не умаляет теоретическую ценность и научное значение любых иных научных разработок проблем правопонимания, освещающих право с разных сторон.

    При исследовании теоретических проблем правоприменения следует исходить из того, что все современные регуляторы поведения людей в обществе представляют собой закономерный результат эволюционного развития общего природного социально-регулятивного механизма, по форме и содержанию отражают уровень социально-экономического развития общества, по сути своей являются лишь регуляторами связей и отношений людей, по способу регулирования осуществляются посредством норм (правил поведения);

    Право, как и иные социальные регуляторы, есть явление объективное, представляющее собой регулятор поведения людей, который действует посредством норм (правил поведения). От других видов регуляции поведения человека в обществе право отличается рядом индивидуальных признаков, важнейшими из которых следует указать:

    – государственный патронаж данного социального регулятора;

    – государственный властно-волевой характер оформления права;

    – обязательный и общий характер правовых норм, территориальные границы действия которых обозначены самим правом;

    – наличие специальных государственных институтов, призванных охранять право;

    – наличие чёткой системы способов, видов и форм государственного воздействия и принуждения, направленных на обеспечение права.

    Прагматический подход к пониманию права исходит из того, что:

    1. право возникает на определённом этапе человеческой истории как социальный регулятор поведения людей, поскольку предыдущие регуляторы (инстинкты, табу, ритуалы, обычаи, традиции и т.д.) уже не в полной мере могли справляться с функцией регулирования усложняющихся отношений и связей в обществе;

    2. право не является заменой или подменой иных регуляторов, а представляет собой качественно новый социальный регулятор, вызванный к жизни закономерностями эволюционного развития человеческого общества;

    3. поскольку социальная иерархия и существование доминантного иерархического соподчинения представляют собой проявление социальных закономерностей живой природы10 (не являясь исключительной особенностью человеческого сообщества), а право (как специфический регулятор поведения людей в обществе) возникло на определённом этапе развития общества вследствие социальной потребности в регулировании всё усложняющихся социальных отношений и связей, его (право) нельзя рассматривать в отрыве от природного предназначения и социальной роли иерархической системы доминирования конкретного общества. Иными словами, право возникает там и тогда, где и когда изменившиеся социальные реалии требуют появления нового, специфического социального регулятора. При этом право непосредственно связано с иерархическим доминантом конкретного общества, поскольку призвано обеспечивать выполнение этим доминантом консолидирующей социально-регулятивной функции.

    4. Специально необходимо отметить, что социальные регуляторы выполняют заложенную природой существования данного социума функцию его сохранения (выживаемости). И система доминирования появляется не по чьей-то воле, а в силу проявления закономерности социального существования. Социальные регуляторы и доминанты в социуме выполняют одну главную функцию – сохранности социума в окружающей действительности, которая (действительность) одновременно является и дружественной (позволяющей выживать) и враждебной (приводящей к гибели). Таким образом, государственные структуры (как результат эволюции доминирующих субъектов живой социальной среды) и право (как новый социальный регулятор, предтечей которого являлись инстинкты, табу, ритуалы, традиции, обычаи и т.д.) появляются в истории человеческой популяции в силу объективных закономерностей (в связи с её количественным ростом и усложнением общественных отношений). Они появляются (по историческим меркам) одномоментно, имеют такую же сущностную связь, которая наблюдается между ролью доминирующего субъекта в животной социальной среде (например, льва в прайде) и выработанными субъектами этой среды правилами поведения, основанными на врождённых и приобретённых инстинктах. Государство и право (как доминант социума и социальный регулятор), возникнув одновременно, существовать друг без друга не могут (по крайней мере, на сегодняшний день в современной истории нет сколько-нибудь чётких признаков, которые могли бы засвидетельствовать обратное). Таким образом, право непосредственно опирается на принудительную силу государства, поскольку нет другого фактора, который мог бы гарантировать существование данного социального регулятора. Государству необходимо право, поскольку иные социальные регуляторы, не обеспеченные принудительной силой государства, не могут в полной мере справиться с функцией социальной регуляции в обществе, которое достигло определённого уровня социально-экономического развития, вызвавшего к жизни и государство, и право.

    5. Право, как социальный регулятор, содержащее великое множество норм – правил поведения, принципиально не может быть не системным явлением, поскольку в противном случае теряется сущностное природное свойство социального регулятора – однообразно упорядочивать поведение субъектов социума. Таким образом, право следует воспринимать как систему правил поведения, систему юридических норм.

    6. Являясь результатом эволюционного развития человеческого сообщества, право возникает вместе с государством и письменностью. Без внешнего оформления право существовать не может. Без принудительной силы государства право превращается в простодушные идеи. Без системы правил поведения, охватывающих круг отношений, принципиально важных для существования государства (но выходящих за рамки тех отношений, для урегулирования которых было достаточно инстинктов, табу, ритуалов, обычаев, традиций и других первородных и первобытных регуляторов социального поведения, часть которых присуща и животному миру) то есть без права государство существовать не может.

    7. Правила поведения (юридические нормы), требующие правового оформления и получения статуса государственной защищённости, не могут являться произвольными, как по сфере отношений, подлежащих правовому регулированию (по социальной значимости отношений) так и по своему содержанию. И то, и другое зависит от уровня социально-экономического развития конкретного общества, внутренних и внешних условий его существования, истории его возникновения и развития.

    8. Восприятие права в качестве системного явления формирует условия для минимизации правоприменительных ошибок, вызванных наличием в системе «чужеродных» или «вредоносных» элементов.

    Изложенное, являясь контурами прагматического представления о генезисе права и некоторых основных чертах сущности права, позволяет исключить разночтение выводов, вытекающих из осмысления проблем правоприменения вообще и проблемы единообразия правоприменения в частности.

    Основные признаки правоприменения

    Поскольку право зависит от уровня социально-экономического развития общества, а правоприменение, как один и способов жизни права, предопределено правом, то и оно отражает уровень развития общества и степень зрелости его демократических институтов. Правоприменение прагматично по определению, в связи с чем его суть может быть уяснена лишь на основе прагматичного подхода к пониманию права. Правовая наука до настоящего времени не пришла к однозначному мнению о содержании понятия правоприменения и его признаках. Большинство авторов сходны лишь в одном – правоприменение есть одна из форм реализации права, наряду с его соблюдением, исполнением и использованием.

    Краткое перечисление признаков правоприменения может быть следующим:

    1) применение права – есть процесс претворения норм права в действительность. При этом правоприменение не есть единственный процесс, в результате которого правовые нормы начинают фактическое действие. Но именно вышесказанное и есть искомый сущностный признак правоприменения, который, с одной стороны, объединяет его с другими формами реализации права, а с другой – выделяет правоприменение в качестве одного из составляющих элементов реализации права от других явлений правовой действительности.

    2) Большинство ученых едины во мнении, что субъектом правоприменительной деятельности может быть только государство. От имени государства применять право могут уполномоченные на то правом государственные органы и должностные лица. Правоприменение вообще возникает лишь тогда, когда для урегулирования общественных отношений требуется вмешательство государства.

    Спорным здесь является вопрос о том, могут ли применять право иные субъекты, специально уполномоченные на это государством? В качестве примера некоторыми авторами приводятся профсоюзы, применяющие нормы трудового законодательства11.

    Думается, что не следует размывать излишними исключениями без того несформировавшееся понятие. В случае с профсоюзами и в иных случаях, относимых рядом учёных к применению права (например, использование руководителем предприятия права для возникновения трудовых правоотношений или их прекращения с работником по любому основанию) имеет место использование права, а не его применение.

    3) Одним из признаков, позволяющих отграничить государственную правоприменительную деятельность от иных правореализационных форм государственной деятельности, является принудительный характер правоприменительной деятельности. Правоприменение – всегда принуждение. Как справедливо отмечает В.В. Лазарев «оказать содействие, принудить к реализации правовых норм, возложить ответственность в случае нарушения правовых норм и т.п. – такова задача субъектов правоприменения»12.

    4) Тем обстоятельством, что стержневой характеристикой правоприменения является его принудительность, детерминировано наличие еще одного признака – ответственности государства в случае ненадлежащего правоприменения.

    Ответственность присуща правоприменению в его основе. Правоприменение без ответственности не более чем фикция.

    5) Правоприменение отличается от других форм реализации права наличием правоприменительного акта, то есть такого юридического документа, носящего индивидуальный характер и составленного управомоченным на то субъектом, который обязателен для исполнения и в котором в императивной форме:

    – утверждается о существовании конкретных отношений, подлежащих правовой оценке;

    – даётся правовая оценка этим конкретным отношениям;

    – провозглашается (подтверждается, изменяется, устанавливается, прекращается) правовой статус конкретных субъектов права;

    – предписывается правовая направленность дальнейшего развития этих отношений, то есть данные отношения императивно подвергаются правовому регулированию.

    6) Из предыдущего положения следует, что для идентификации правореализационного процесса как правоприменительного важно не просто наличие юридического акта, постановленного управомоченными на то субъектами правоприменения, а такого акта, которым бы провозглашался (устанавливался, признавался, изменялся, подтверждался или прекращался) статус субъекта права и данное провозглашение закреплялось юридической силой правоприменительного акта.

    Официально-властное, императивное провозглашение юридического статуса конкретного субъекта права или факта, влияющего на этот статус, и есть одна из основных целей правоприменительного процесса, направленного на урегулирование спорных общественных отношений.

    7) Правоприменительная деятельность должна осуществляться в особых, строго установленных процессуальным законом формах и в определенной последовательности.

    Наличие особой процессуальной формы правоприменения означает, что сам процесс применения права урегулирован правовыми нормами, а, следовательно, правоприменение является особым видом отношения между государством и другими субъектами права, и в каждом конкретном случае проявляется не иначе как в виде конкретных правоотношений.

    Таким образом, правоприменение представляет собой ответственную правореализационную деятельность государства, которая осуществляется в особых, строго установленных процессуально-правовыми нормами формах и в определенной последовательности управомоченными на то правом государственными органами и должностными лицами, в результате которой конкретные общественные отношения императивно регулируются посредством издания обязательного к исполнению правоприменительного акта, в котором официально-властно провозглашается статус или факт, влияющий на статус конкретного субъекта права13.

    Исключительно важным вопросом применения права является проблема пределов относительной самостоятельности (уровня допустимого произвола) правоприменителя14. Эта проблема в плоскости раскрываемой темы является наиболее важной. Смысл её значимости сводится к тому, что отсутствие в правоприменении главного системного свойства (цельности), раскрываемого, в том числе, через признак единообразия правоприменительной практики, лишает общество социально ценного проявления правовой системы – обратной связи правоприменения и правотворчества.

    Наиболее контрастно этот вопрос раскрывается в плоскости судебного правоприменения.

    Единообразие судебной практики как критерий правосудия

    Современной судебной реформе известны различные попытки, предпринимаемые на самом высоком организационно-правовом государственном уровне, направленные на достижение такой качественной характеристики судебного правоприменения, как единообразие. Среди арсенала средств прошли и проходят апробацию и жёсткая кадровая судебная политика (иногда вызывающая немалые сомнения в своей обоснованности15), и усиление дисциплинарной практики квалификационных коллегий судей в отношении судей, и попытки высших судебных инстанций, согласовывающих свои правовые позиции, обязать нижестоящие суды помнить о принципе единообразия судебной практики, и научное обоснование судебного прецедента, содержащего признаки источника отечественного права16 и т.д.

    Однако, одно из наиболее значимых звеньев цепи, позволяющих продвинуть проблему формирования единообразной правоприменительной практики суда, до настоящего времени не задействовано. Речь идёт о той стадии судебного процесса, которая менее всего регламентирована – стадии комплексной оценки имеющихся по делу доказательств. Сказать точнее, она вообще не регламентирована, поскольку ограничивается законодательным установлением – разрешать правовой конфликт на основе внутреннего убеждения судьи с соблюдением принципов законности, справедливости, обоснованности, всесторонности. В свою очередь отсутствие правовой регламентации той стадии процесса, когда должна формироваться общая правовая картина исследуемых отношений, не способствует достижению поставленной цели – формированию единообразной правоприменительной практики.

    Но возможно ли вообще предпринять какие-либо действия, направленные на упорядочение этой стадии правоприменительного процесса, которая, на первый взгляд, не может быть регламентирована с точки зрения принципов свободного усмотрения, формируемого на основе внутреннего убеждения судьи. Думается, возможно. Для этого необходимо поставить задачу ограничения судебного произвола путём закрепления процессуальной обязанности внешнего оформления стартовой (для формирования общего внутреннего убеждения) «площадки», то есть процессуального изложения совокупности тех доказательств, которые будут задействованы в синтезе общей правовой картины по конкретному судебному спору.

    Суть предложения заключается в том, что судья, рассмотревший любое дело, мотивировочную часть правоприменительного акта должен начинать с изложения сущностных характеристик правоотношения, установленного в ходе судебного разбирательства, с указанием элементов спорного правоотношения и, самое важное, с перечнем относимых, допустимых и достоверных доказательств, исследованных в ходе судебного процесса, которые в своей совокупности достаточны, чтобы подтвердить факт наличия всех необходимых элементов правоотношения.

    Например, при вынесении обвинительного приговора судья должен быть процессуально обязан в мотивировочной части приговора указать:

    А) какое уголовное правоотношение установлено совокупностью исследованных судом доказательств, имеющихся по делу;

    Б) что собой представляет это уголовное правоотношение;

    В) каков состав преступления, совершение которого установлено судом, с перечнем всех элементов данного состава преступления;

    Г) объект преступления. После указания объекта преступления должны быть перечислены все относимые, допустимые и достоверные доказательства, изученные судом, которые в своей совокупности являются достаточными для того, чтобы сделать вывод о доказанности по делу наличия объекта состава установленного преступления;

    Д) объективная сторона состава преступления. После обозначения объективной стороны состава преступления должны быть перечислены все относимые, допустимые и достоверные доказательства, изученные судом, которые в своей совокупности являются достаточными для того, чтобы сделать вывод о доказанности по делу объективной стороны состава установленного преступления;

    Е) субъект преступления. После указания субъекта преступления должны быть перечислены все относимые, допустимые и достоверные доказательства, изученные судом, которые в своей совокупности являются достаточными для того, чтобы сделать вывод о доказанности по делу наличия субъекта установленного состава преступления;

    Ж) субъективная сторона состава преступления. После обозначения субъективной стороны состава преступления должны быть перечислены все относимые, допустимые и достоверные доказательства, изученные судом, которые в своей совокупности являются достаточными для того, чтобы сделать вывод о доказанности по делу субъективной стороны установленного состава преступления.

    Обязательное схематичное изложение указанной информации приводит к достижению главной цели – получению акта судебного правоприменения, в котором вместо «слепого текста» чётко прописана правовая позиция суда.

    Аналогичный подход должен быть и к актам судебного правоприменения по гражданским и административным спорам.

    В частности, по гражданскому спору суд должен указать – какое правоотношение установлено совокупностью изученных доказательств (отвечающих соответствующим процессуальным критериям), указать субъектов, объект, юридическое содержание (права и обязанности субъектов установленного правоотношения). Эти указания суда должны быть схематичными, для того, чтобы достигались следующие цели:

    1) было понятно, что суд проник в существо правового конфликта;

    2) было понятно, какова логика правовой мысли суда, разрешившего правовой спор;

    3) было понятно, какие доказательства, как оценены и какое значение каждое из принятых судом доказательств имеет для познанного судом правоотношения в целом и его отдельных элементов;

    4) была возможность для любого заинтересованного лица оспорить конкретную (с его точки зрения) правовую ошибку, допущенную судом, которая в этом случае перестаёт иметь «скрытый, завуалированный, размытый текстовым бульоном» характер17.

    Данное предложение вовсе не является панацеей от сегодняшней беды, которую можно назвать отсутствием единообразия отечественного судебного правоприменения18, однако оно имеет перед принимаемыми сегодня мерами несравненное преимущество: позволяет приступить к формированию одинаковых для всех заинтересованных лиц правил юридических действий в суде (иными словами – формирование «правил игры», одинаковых для всех).

    Претворение в жизнь этого предложения, очевидно, создаст значительные сложности для тех участников судебного процесса, которые в настоящее время, пренебрегая правом, (вполне возможно и неосознанно) используют «административный ресурс», под которым следует понимать энергию существующей правоприменительной системной связи, формирующую, например, в уголовном правоприменении обвинительный уклон правоприменителя на двух уровнях: поведенческом паттерне19 (предрасположенности поведения) и на более глубоком уровне – подсознании правоприменителя.

    Вполне понятно, что указанные требования должны относиться к любому виду правоприменительной деятельности государства.

    Социальная потребность в единообразии правоприменения состоит в том, что одним из наиболее точных, действенных и значимых критериев оценки качества существующей правовой регуляции общественных отношений (с точки зрения её соответствия современным потребностям) как раз и выступает правоприменительная практика. При наличии обратной связи между правоприменением и правотворчеством оперативно, качественно, наглядно и эффективно выявляются те недостатки правового регулирования, которые могут оказаться незаметными при использовании других методов познания правовой действительности. Но для наличия такой обратной связи должно выполняться немаловажное требование: правоприменение должно быть единообразным. Только при соблюдении общеправового принципа единообразия правоприменительной деятельности проявляется возможность реального использования этого важнейшего социального инструмента, выработанного человеческой цивилизацией, в целях своевременного выявления «болевых точек» правового регулирования.

    В этой связи главной задачей судебной реформы на современном этапе видится создание условий для формирования такого судопроизводства, в котором презюмируется базирующееся на праве единообразие судебной практики. Решение этой многосложной задачи зависит, в том числе, и от чёткого представления о сущности познавательных целей судебного процесса, среди которых основными являются четыре:

    1. Получение знаний, максимально точно отражающих фактические обстоятельства дела (вопросы факта);

    2. Формирование на фактической основе однозначного представления об отношениях, имевших (имеющих) место в объективной реальности;

    3. Уяснение правовой характеристики вопросов факта;

    4. Юридическая оценка установленных событий, то есть формирование заключения о юридической сущности изученного правоотношения.

    Деятельность правоприменителя (особенно судьи) должна быть сродни деятельности эксперта. В идеале на человека, обладающего достаточным уровнем специальных познаний в какой-либо научной области, оказывать влияние в момент формирования им заключения по поставленным вопросам должны только его знания о законах природы, законах всеобщих связей предметов и явлений. Свои выводы эксперт должен делать лишь исходя из представленного для исследования материала и информации, руководствуясь личным уровнем знаний, согласующихся с общепринятыми научными стандартами. Какие-либо политические, идеологические, религиозные, экономические и прочие факторы, не имеющие отношения к предмету исследования и той области специальных познаний, которыми владеет эксперт, не должны воздействовать на волю эксперта и влиять на предстоящие выводы по существу поставленных вопросов.

    Профессиональная деятельность судьи по объективным причинам не может не испытывать на себе энергию самых разнообразных факторов, в том числе прямо противоположных интересов всевозможных субъектов. Это явление возникло в человеческом общежитии со времён зарождения суда, как инструмента разрешения постоянно возникающих социальных конфликтов, и представляет собой один из признаков человеческой природы. Замалчивать данную закономерность по любым мотивам (или ограничивать перечень факторов, противодействующих правосудию) значит лишать теоретическую мысль возможности выявления путей и средств, использование которых должно минимизировать воздействие вредных для отправления правосудия факторов на сознание и волю судьи.

    Идеальная модель правосудия должна включать в себя обеспечение следующих условий:

    А) наличие субъекта, отвечающего установленным цензам для замещения должности судьи, важнейшим из которых является уровень юридического образования и качество правовых знаний;

    Б) соблюдение предусмотренной процедуры замещения субъектом должности судьи;

    В) наличие права, как системы юридических правил поведения, общеобязательных и общедоступных для понимания;

    Г) наличие юридического механизма, гарантирующего соблюдение технических и процедурных условий осуществления правосудия;

    Д) наличие конфликта интересов, требующего правового разрешения;

    Е) реальное обеспечение независимости судьи.

    Важность последнего условия столь велика, что отсутствие гарантий (или хотя бы предпосылок) для его реализации фактически подрывает основы правосудия, выхолащивая его правовую суть, оставляя лишь процедурные декорации, прикрывающие имитацию правосудия. Реальное обеспечение независимости судьи представляет собой явление многогранное, требующее специального исследования и освещения.

    Независимость судей – проблема комплексная. Известно, что жить в обществе и быть свободным от общества невозможно. В этом смысле никакой независимости ни у кого не было, нет и быть не может. Понятно также, что принцип независимости судьи подразумевает его относительную независимость от разнообразных факторов, в разной степени влияющих на его профессиональную деятельность, и абсолютную его зависимость от права во время отправления правосудия. Следовательно, размышляя о независимости судей, необходимо понимать, что требование этой независимости ограничивается рамками отправления судьями правосудия. В этом объективном противоречии (когда судья, с одной стороны, должен быть независим в рамках своей служебной деятельности при разрешении конкретных правовых споров, а с другой стороны, безусловно, остается зависимым, несвободным не только в повседневной, но и профессиональной жизни) заключается суть проблемы реального претворения в жизнь принципа независимости судьи.

    Воплощением принципа независимости судьи при отправлении им правосудия может служить такая идеальная обстановка, когда судья в совещательной комнате думает только о комплексе имеющихся по делу доказательств, анализирует эти доказательства с точки зрения их относимости, допустимости, достоверности, достаточности, оценивает позиции спорящих субъектов с точки зрения имеющихся доказательств, формирует в сознании чёткое, не отягощённое внеправовыми факторами представление о сути правового конфликта, и на основе действующих норм права принимает конкретное решение. Вполне понятно, что «все меры, направленные на укрепление и защиту независимости судей, предпринимаются не с целью предоставления льгот судьям, а с целью предоставления гражданам надежной судебной защиты. Именно с этих позиций и должна рассматриваться проблема независимости российских судей»20.

    В этой связи очевидным является тот факт, что реальный судейский иммунитет – это такие правовые гарантии неприкосновенности судьи при отправлении им правосудия, при которых судья, с одной стороны, несёт персональную профессиональную ответственность лишь за действия и решения, противоречащие праву, а с другой, одинаково защищён от любых форм воздействия, связанных с профессиональной деятельностью, независимо от источника такого воздействия (будь это физическое, юридическое, должностное лицо или любая государственная структура). Внеправовыми факторами, оказывающими воздействие на судей при отправлении ими правосудия следует признавать любые формы воздействия, формирующие условия для предвзятого отношения судьи к сути и результату рассматриваемого им правового спора. К таким факторам (помимо бытовых и коррупционных) следует относить ведомственные и корпоративные интересы различных государственных (в первую очередь силовых) структур, завуалированные формы воздействия на правосудие посредством формирования общественного мнения через СМИ (в том числе и силовыми структурами), а также политические установки и государственно-властные ориентиры, указывающие на ожидаемые результаты и предрешающие исход судебных процессов по «знаковым» категориям дел.

    Доктор юридических наук А.В. Аверин

    1 См.: Восторгов И. Суд над Иисусом Христом с юридической точки зрения. (Речь на публичном акте Елисаветпольской гимназии в 1895 году). Напечатано по изданию: Прот. И.И. Восторгов. Полн. Собр. Соч. т. 4: статьи по вопросам миссионерским, педагогическим и публицистическим (1887-1912 г.г.). М., 1916.

    2 См.: Баренбойм П. 3000 лет доктрины разделения властей. Суд Сьютера. М., 1996. С. 9.

    3 Лебедев В.М. Судебная власть в современной России. Проблемы становления и развития. СПб., 2001. С. 30.

    4 Спасович В.Д. Избранные труды и речи / Сост. И.В. Потапчук. Тула, 2000. С. 71.

    5 Эта проблема многоаспектна и находит своё отражение в многочисленных примерах неправосудного судопроизводства, в обвинительном уклоне, в нарушении элементарных принципов оценки доказательств, в определении непомерных (с точки зрения здравого смысла и социальной значимости) наказаний по «знаковым» делам и т.д.

    6 Цит. по: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2001. С. 106.

    7 См.: Баренбойм П. 3000 лет доктрины разделения властей. Суд Сьютера. М., 1996. С. 9.

    8 От английского слова emerge – возникать, появляться.

    9 О,Коннор Дж. Искусство системного мышления: Необходимые знания о системах и творческом подходе к решению проблем / Джозеф О,Коннор и Иан Макдермотт; пер. с англ. – 2-е изд. – А.: Альпина Бизнес Букс, 2008. С. 31.

    10 См., например, Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей. Издание 3-е, дополненное. – СПб.: ЧеРо-на-Неве, Паритет, 2003. С. 192-263

    11 Теория государства и права: учебник / под ред. В.Я. Кикотя, В.В. Лазарева. – М.: ИД «ФОРУМ»: ИНФРА-М, 2008. С.463.

    12 Лазарев В.В. Применение советских правовых норм. Казань, 1972. С.38.

    13 См. подробнее: Философия права. Курс лекций: учебное пособие: в 2 т. Отв. ред. М.Н. Марченко. Т. 2 Лекция 31. Философия правоприменения. С.335-366.

    14 Следует обратить внимание на то, что термин «произвол правоприменителя» в теоретическом плане отличается от публицистического (журналистского) и означает отступление правоприменителя в процессе применения права от существующих формально определённых правил, регулирующих спорные отношения (или независимость /произвольность/ правоприменительных актов от правовой регламентации).

    15 В частности, речь идёт об одном из проявлений синдрома «Охоты на ведьм», выразившемся в табу для адвокатов становиться судьями.

    16 См., напр., Гук П.А. Судебный прецедент: теория и практика. – М.: Издательство «Юрлитинформ», 2009. – 128 с.

    17 Особенно «наукообразно» в некоторых случаях выглядят судебные постановления, выполненные путём усердного перепечатывания всевозможных статей законов. Нагромождение в правоприменительном акте текстов статей нормативно-правовых актов (иногда в дело, но чаще – не в дело) представляет собой признак недопонимания судьёй не только сущности спорных отношений, но и сущности самой судебной деятельности. Кроме того, за большим объёмом текста правоприменительного акта от внимания судьи нередко ускользает квинтэссенция спора.

    18 Нет необходимости доказывать очевидные факты, свидетельствующие о том, что современное отечественное судебное правоприменение несёт на себе печать относительной, но чётко выраженной непредсказуемости, проявляющейся, например, в том, что один и тот же спор может быть (и нередко бывает) разрешён диаметрально противоположно в разных составах судов первой, второй и третьей инстанций, в разных судах и даже в соседних кабинетах одного и того же суда.

    19 Паттерн — это хорошо сформулированное и эффективное в определённом контексте типовое решение программной проблемы. Показательный пример чего-либо (каких-либо качеств, поведения, отношения и т.п.).

    20 Лебедев В.М. Указ. соч. С. 37–38.



    написать администратору сайта