Хабермас ТКД статья. Теория коммуникативного действия ключевые категории и познавательный потенциал
 Скачать 246.46 Kb.
|
|
Теория коммуникативного действия: ключевые категории… 35 Теория коммуникативного действия: ключевые категории и познавательный потенциал 1 ___________________________________ Ольга Вербилович лассический труд Юргена Хабермаса «Структурная транс- формация публичной сферы» (1962 г.) является результатом теоретической рефлексии над теми политическими и соци- альными переменами, которые происходили во многих странах мира, включая Германию, в начале XX в. Как пишет сам автор, стимулом работы над книгой стал своеобразный «веймарский син- дром» [Хабермас, 2011. С. 23], осмысление «духовного разоруже- ния» и тех процессов, которые были призваны «перевоспитать» послевоенную Германию. Работая ассистентом у Теодора Адорно во Франкфуртском институте социальных исследований, Хабермас пытался осмыслить процессы модернизации немецкого общества после двух мировых войн, понять, как в немецком обществе исчез- ла культура демократических переговоров ввиду появления такой патологии как нацизм. Это, в свою очередь, дало импульс к осмыс- лению значимости и функций публичных пространств, «по кото- рым можно считывать структуры общественной интеграции» В данной научной работе использованы результаты, полученные в ходе выполнения проекта «Идеологии профессионализма в социальном го- сударстве» и «Публичная сфера в современной России: аспекты соци- альной инклюзии, идентичности и мобилизации», выполненного в рам- ках Программы «Научный фонд НИУ ВШЭ» в 2012 г., грант № 12-05- 0012. К Вербилович 36 [Хабермас, 2011. С. 24]. Обращение же к проблематике языка и феномену морали во многом было спровоцировано, как признается сам мыслитель, личным опытом «сбоя коммуникации», после опе- рации на нёбе, перенесенной в школьном возрасте, за которой по- следовало исключение из круга сверстников и «посреднического мира символов, которые невозможно потрогать как предметы» [Хабермас, 2011. С. 19] и трудно проговаривать. Проблематизация ситуации речи и способов достижения взаимопонимания в ходе коммуникации стала поводом для рефлексии. Теория коммуникативного действия является результатом поиска тех основ, которые способны обеспечить взаимопонимание и интеграцию социальных субъектов. Концепция же публичной сферы, являясь закономерным результатом этого поиска, вопло- щает в себе идеально-типическую модель взаимодействия, в ходе которого устанавливается «мораль равного уважения» [Хабермас, 2011. С. 20], и возможны проблематизация и изменение тех струк- тур социального мира, которые дают сбой. В данной работе мы по- пробуем проследить логику и последовательность тех шагов, кото- рые предпринял Ю. Хабермас при построении теории коммуника- тивного действия. Это позволит нам понять основания концепции публичной сферы и то, как ее можно применять в исследовании феномена публичности тех социальных групп и процессов, которые выходят за рамки аналитической схемы Хабермаса. Теория коммуникативного действия многогранна, она аккуму- лирует в себе мощные теоретические ресурсы философской и со- циологической мысли, интегрируя познавательный потенциал тео- ретических школ, которые традиционно находятся в оппозиции (марксизм, «понимающая» социология и структурный функциона- лизм). Обращаясь к категориям самого Хабермаса, можно сказать, что теория коммуникативного действия стремится удовлетворить запросы всех трех типов «познавательных интересов» [Habermas, 1971. P. 301–317]: технического (прогнозирование и управление), практического (интерпретация и понимание) и эмансипаторного (критика и высвобождение). Хабермас находит пересечения аналитических схем пони- мающей социологии и структурного функциализма и, формируя ядро своей теории, «примиряет» социологические традиции в поисках единой логики. Однако при этом он указывает на своеоб- разные лакуны, которые способен восполнить марксизм и не- омарксизм. Чтобы установить основания и ключевые аргументы этой логики, обратимся к таким теоретическим понятиям, как социальное действие и рациональность. Мы оттолкнемся от хо- Теория коммуникативного действия: ключевые категории… 37 рошо известной всем социологам типологии социального дейст- вия, предложенной Максом Вебером, и покажем, как она была модифицирована Юргеном Хабермасом. Затем попробуем срав- нить структуру коммуникативного действия у Хабермаса и «эле- ментарного действия» у Толкотта Парсонса, а также постараемся понять, какие точки роста для развития критической теории Ха- бермас находил в учении Карла Маркса. Вебер, Парсонс, Хабермас: социальное действие В работе «Основные социологические понятия» М. Вебер опре- деляет категорию социального действия («действования») через два ключевых компонента: «субъективный смысл» и «ориентация на Другого(их)» [Вебер, 1990. С. 455–491]. Иными словами, поведение человека является «осмысленно ориентированным» и подчиняется определенным индивидуальным мотивам. Мы можем считать дейст- вие социальным, когда имеет место процесс соотнесения взаимных ожиданий («ориентаций на Другого»): целей и средств, осознаваемых как адекватные для достижения целей («целерациональное дейст- вие»). Такой процесс, по мнению классика, является базовым («иде- альным типом»), так как он наиболее очевиден и «доступен рацио- нальному толкованию» [Вебер, 1996. С. 495]. Отклонения от идеаль- ного типа дают иные типы действия: традиционное, аффективное, ценностно-рациональное [Вебер, 1990. С. 628–630] (см. табл. 1). Согласно Веберу, ценностно-рациональное действие соци- ально постольку, поскольку в качестве цели здесь выступает субъ- ективное убеждение в правильности поведения, ориентированного на религиозную, эстетическую, моральную или любую другую дог- му (ценность). Традиционное и аффективное действие располага- ются на границе социальности. К примеру, ритуал или созидатель- ный выплеск эмоций (сублимация) могут быть рациональны по отношению к осознанному обычаю и творчеству соответственно. В то время как неосознанное реактивное подражание верованиям, инстинктам, эмоциям иррационально. Согласно Веберу, именно рациональное действие отражает «интерес эпохи» и является адек- ватным теоретическим конструктом для постижения социальной реальности. Для объяснения общественных отношений на макро- уровне (то, что мы сейчас назовем институтами, гражданским об- ществом), Вебер вводит категорию «общественно-ориентиро- ванное действие» [Вебер, 1996. С. 507] как субъективно осмыслен- ное соотнесение с поведением других на основе «конвенциальных договоренностей». Вербилович 38 Таблица 1 Типология социального действия у М. Вебера и Ю. Хабермаса 1 Влияние концепции социального действия М. Вебера про- слеживается в логике структурно-функционального анализа Т. Парсонса. Парсонс определяет общество как «социальную сис- тему действия» [Парсонс, 1994. С. 38–39], в которой централь- ное место занимает мотивированное поведение человека. «Эле- ментарное действие» [Парсонс, 2000] включает в себя дейст- вующее лицо, цель, ситуацию (условия и средства), норматив- ную ориентацию («категории общественно-ориентированного действия» и «конвенциальные договоренности» у М. Вебера) и принятие решения (см. табл. 2). 1 Составлено по источникам: Вебер М. Основные социологические поня- тия // М. Вебер. Избранные произведения: пер. с нем. М.: Прогресс, 1990. С. 628–630; Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие: пер. с нем. СПб.: Наука, 2000. С. 320–325. М. Вебер Ю. Хабермас • традиционное следование ритуалу • аффективное всплеск эмоций • драматургическое участники публичного взаимо- действия выражают и представ- ляют самих себя • ценностно- рациональное следование догме, долгу • традиционное следование ритуалу • нормативное ориентация на сложившуюся систему норм и ценностей • целерациональное соотнесение взаимных ожида- ний: целей и средств • телеологическое: ориентация на достижение цели: • инструментальное – объек- ты материального мира • стратегическое – на ожида- ния, цели и средства «Другого» коммуникативное–действие, ориентированное на достижение взаимопонимания и согласия; соотнесение ожиданий происходит на всех трех уровнях общественных интересов (знание, норма, ин- тенция) Теория коммуникативного действия: ключевые категории… 39 Таблица 2 Структура «элементарного действия» Т. Парсонса и «коммуникативного действия» Ю. Хабермаса 1 Нормативная ориентация в последующих работах Парсонса [Парсонс, 1979. С. 169–172; 1994. С. 53–78] связывается с обобщен- ными символическими системами, прежде всего с языком и куль- турными кодами. Категория «нормативная ориентация» распа- дается на ценностную и мотивационную. В последней Парсонс вы- деляет чувственную, когнитивную и оценочную (цели + средства vs. последствия) ориентации на объекты социальной системы. Парсонс во многом ориентируется на аналитическую схему иде- ального типа целерационального действия М. Вебера, но развора- чивает и углубляет категорию «общественно-ориентированного» 1 Составлено по источникам: Парсонс Т. Современное состояние и пер- спективы систематической теории в социологии // Современная запад- ная теоретическая социология. М.: ИНИОН РАН, 1994. С. 53–78; Пар- сонс Т. К общей теории действия. Социальная система // История бур- жуазной социологии первой половины XX века / сост. Л.Г. Ионин, Г.В. Осипов. М.: Наука, 1979. С. 169–172; Хабермас Ю. Моральное созна- ние и коммуникативное действие. С. 324–340. «Элементарное действие» (Парсонс) «Коммуникативное действие» (Хабермас) Действующее лицо Действующие субъекты Цель Ориентация на взаимопонимание как механизм координации действий Ситуация (условия + средства) Ситуация (действие + речь) Нормативная ориентация: - ценностная - мотивационная (чувст- венная, когнитивная и оценочная) - «Фон жизненного мира», задающий условия и ресурсы взаимопонимания - «Сферы референций» или «притязания высказываний на значимость»: взаимопонимание подразуме- вает достижение согласия на уровне знания, нормы, оценок и чувств Принятие решения Принятие решения на основе взаимного согласия Вербилович 40 действия М. Вебера, уделяя внимание системе производства смы- слов в целом (системе культуры, проблематике языка, морали). Как видим, конструкт коммуникативного действия Ю. Хабермаса явля- ется, скорее, результатом модернизации теории Вебера, попыткой взглянуть на историю развития социального действия под углом разных социологических парадигм: пересмотр теории Парсонса, который, как оказалось, во многом полагался на веберовское по- нимание социального действия, переход к интеракционизму и драматургической социологии Ирвинга Гоффмана. В то же время был необходим пересмотр этих парадигм непосредственно с пози- ций марксизма и неомарксизма, казавшихся Хабермасу наиболее мощным инструментом критики и рефлексии. Ревизия неомарксизма, возвращение к учению Маркса Критическая теория Ю. Хабермаса стремится преодолеть про- блемы, которые были не способны решить теоретики первого по- коления Франкфуртской школы. «Диалектика просвещения» Мак- са Хоркхаймера и Теодора Адорно «разоблачает» Просвещение, указывая на возврат к мифологической картине мира: «понятия духа, истины и даже просвещения сами становятся относящимися к сфере анимистического колдовства» [Хоркхаймер, Адорно, 1997. С. 25]. Стремление установить закономерность, повторяемость дей- ствия или события порождает те мифы капиталистического обще- ства, которые в дальнейшем приводят к его упадку и таким болез- ням, как угнетение, коммерциализация, маргинализация, «тоталь- ный обман масс» [Хоркхаймер, Адорно, 1997. С. 60] в форме куль- турной индустрии. Однако Хоркхаймер и Адорно, как отмечает Ха- бермас, сконцентрированы лишь на критике как таковой и предла- гают одностороннее видение прогресса инструментального разума, который породил и воплотил в жизнь такие идеалы буржуазной мысли, как право и мораль, конституционную демократию и аван- гардное искусство [Habermas, 1996. P. 113]. Иными словами, необ- ходим поиск новой теоретической модели, способной объяснить и предложить пути преодоления патологий рационального действия, о которых говорят франкфуртцы первого поколения. Новое пере- осмысление Маркса, проделанное Хабермасом, позволяет ему най- ти необходимые основания для построения такой теории. К. Маркс и его последователи указали на феномен отчуждения и наделили рабочий класс функцией высвобождения общества от патологических структур капитализма, но, по мнению Хаберма- са, главное упущение заключается в том, что Маркс по-прежнему Теория коммуникативного действия: ключевые категории… 41 «редуцирует процесс рефлексии к уровню инструментального дей- ствия» [Habermas, 1987а. P. 47], стирает границу между наукой о природе и наукой об обществе. Хабермас утверждает, что фактически Маркс создает науку об обществе, основанную на критике идеологии, однако не рефлек- сирует над дальнейшим развитием этой идеи и в своем учении от- дает приоритет инструментализму естествознания [Habermas, 1987а. P. 47–48]. Следуя логике Хабермаса, необходимо распознать те структу- ры и сферы современного общества, в которых артикулируются и закрепляются нормы производственных отношений [Habermas, 1987а. P. 48–50]. Особое внимание следует уделить смыслам, кото- рые находятся в поле интерсубъективного (межличностного) взаи- модействия. Традиционная для науки проблематика сознания здесь, по мнению Хабермаса, должна уступить место проблематике языка как универсальной формулы взаимопонимания (в русле об- щего лингвистического поворота в развитии науки [Rorty, 1967]). При этом герменевтическое толкование не должно отвергать пре- дыдущих аналитических заходов, заимствованных в классических философско-социологических парадигмах. Необходимо комплекс- ное сочетание системного подхода, понимающего «вживания» в структуру действия и понимания тех ресурсов повседневного язы- ка, общения, которые делают возможным процесс взаимного со- гласия. Парсонс, Щюц, Хабермас: система и жизненный мир Хабермас, как и Парсонс, обращается к системе культуры и структурам языка, противопоставляя им государство и властные институты. Возникают категории «система» и «жизненный мир» [Хабермас, 1993b. С. 123–136]: по мнению Хабермаса, «система» как те процессы, которые гарантируют оформленность социально- го взаимодействия, стабильность и устойчивость этих форм (статус- кво), стремится подчинить себе мир смыслов и значений, обра- зующийся в интерсубъективной повседневной коммуникации («жизненный мир»), подменяя процесс согласования общих целей процессом манипулирования и подчинения. Хабермас критикует первое поколение теоретиков неомарксиз- ма за стремление оставить в стороне теорию Парсонса [Habermas, 1987а. P. 199], так как ни одно толкование современного общества не может претендовать на значимость без опоры на структурно- функциональный анализ. Однако, по мнению Хабермаса, необходим Вербилович 42 переход от теории систем к теории социального действия, которая способна бросить вызов системной интеграции [Murphy, 2013]. Как представляется, ключевое различие структурно-функциональ- ного анализа Парсонса и социальной теории Хабермаса заключается в следующем. Если Хабермас отводит социальному действию функ- цию «перезагрузки» общественных отношений в случае сбоя (пато- логии) в «системной интеграции», то у Парсонса социальное дейст- вие выступает гарантом сохранения системой статус-кво и не обла- дает эмансипаторным потенциалом. Поворот к значимости категории «жизненный мир» и герме- невтической традиции в целом, по мнению Хабермаса, начинается еще тогда, когда Кант обращается к действующему субъекту и «тол- кует его контакт с миром больше не рецептивно, исходя из аффек- ции органов чувств, а трансцендентально» [Хабермас, 2009]. Интерпретируя категорию «жизненный мир» и определяя ее роль в своей теории, Хабермас отталкивается от понятия «Lebenswelt» Э. Гуссерля – жизненный мир как особые процессы фиксации смысла и «смыслообразования» [Гуссерль, 2000. С. 495], мир оче- видностей, который задает рамки любого взаимодействия. Однако, в отличие от Гуссерля, Хабермас настаивает на том, что структуры жизненного мира не задаются лишь интенциями трансценден- тального эго, а конструируются знаниями и опытом, заложенными в культуре и языке: «это мир привычных перформативных дейст- вий, социальных отношений в определенный культурно-истори- ческий момент» [Хабермас, 2009]. В то же время Хабермас пытает- ся понять, как толкует «жизненный мир» феноменология, и при- ходит к выводу, что аналитическая рамка Шюца тяготеет к культу- рологическому толкованию, оставляя за пределами своей логики институциональные структуры, а также структуры сознания [Habermas, 1987. P. 126–132]. Познающий субъект отделен от «объ- ективного мира» неким горизонтом повседневности, практическо- го разума, который не позволяет, по представлениям классической номиналистской традиции, постичь знания об этом «объективном мире», не отказавшись от логик практического разума. Однако в повседневном мире можно разглядеть те структуры, которые за- дают регламент любого действия субъекта. Именно эти структуры (структуры общения, процессы категоризации, регуляторы поведе- ния), формируют некий «слепок» объективного мира [Хабермас, 2009], о котором мы «договариваемся» в силу того, что не можем постичь его целостно и одномоментно. Добившись комплексного понимания процессов оформления смыслов и действий в структуры «жизненного мира», Хабермас Теория коммуникативного действия: ключевые категории… 43 предположил, что с изменением структуры общения и перформа- тивности возможен переход к иному типу рациональности – ком- муникативной рациональности, воплощением которой является такой идеальнотипический конструкт, как «публичная сфера». Хабермас: публичная сфера как воплощение коммуникативной рациональности Отталкиваясь от категорий «система» и «жизненный мир», Ха- бермас определяет публичную сферу как некое пространство, в кото- ром взаимодействуют или противостоят «система» и «жизненный мир», приватное становится политическим. Рассуждения Хабермаса о категории публичной сферы в его ранней работе во многом перекли- каются с «публичным пространством» Ханны Арендт [Арендт, 2000. С. 211–215], под которым она подразумевает место, где человек стано- вится гражданином, участвует лично в обсуждении общественных дел, публично выражает свое мнение и обменивается им с другими гражданами, где различия признаются без насилия или принужде- ния. Различия между концепциями «публичного пространства» и «публичной сферы» [Трубина, 2003. С. 819 – 820] заключаются в том, что в концепции Арендт делается акцент на соприсутствии и видимо- сти акторов, на пространственных метафорах, тогда как публика Ха- бермаса может быть рассеяна в разных местах, но слышима друг другу благодаря СМИ, это прежде всего читающая публика. Реагируя на критику предложенной им модели публичной сферы, в более поздних работах [Habermas, 1992. P. 421–461] Хабермас рассуждает о совре- менной публичной сфере как о множестве различных подсфер, кото- рые не могут быть администрированы и заключены в замкнутые общности, сводимы к некому одному пространству. Современные ин- тернет-площадки упрощают взаимодействие и делают его доступным для разных групп населения, с одной стороны, но по-прежнему ути- лизируют активность аудитории, размывают основания дискуссии под влиянием интересов государства и рынка, с другой стороны. Эти допущения Хабермаса развивает и его ученица Сейла Бенхабиб, которая характеризует Интернет как сферу «нарциссических репре- зентаций», превращающих публичный диалог в «публичный разго- вор» [Benhabib, 1992. P. 14–15]. Поэтому можем допустить, что умест- но говорить о публичной сфере как пространстве и процессе, в кото- ром воспроизводятся и переформатируются культурные коды («кон- венциальные договоренности» у М. Вебера). В капиталистическом обществе, о котором пишет Вебер, ос- новным мотивом социального действия выступает стремление к Вербилович 44 выгоде, которая может быть достигнута в ходе «примерки» рамок «мотив – средство – цель – последствия» каждого из действующих субъектов. При определенной комбинации средств, оценке послед- ствий действия и, условно, «примерке» мотивов действующих субъектов друг к другу «конвенции» заключаются исходя из вза- имных выгод и издержек (при этом условия конвенции не всегда прозрачны для всех субъектов). Иной же тип рациональности, на которой базирует свою теорию Ю. Хабермас, скорее должен быть основан на стремлении найти «взаимопонимание», создавая еди- ную транспарентную рамку-конвенцию непосредственно в процес- се коммуникации. При этом для осуществления традиционного и аффективного действия не является обязательной установка на понимание. Между тем целерациональное и коммуникативное действие невозможно без определенной общей системы координат, по поводу которой действующие субъекты могут соглашаться либо не соглашаться друг с другом («конвенциональные договоренно- сти» у Вебера или «сферы референций» (знание, норма, интенция) у Хабермаса). Как соотнести понятия «конвенциальные договоренности» Ве- бера и «сферы референций социального действия» Хабермаса? Именно логика «коммуникативной» рациональности в теории Хабермаса дает индивиду возможность упорядочивать знание в соответствии с социальными нормами и субъективными оценка- ми (практический интерес); моделировать, предсказывать и оце- нивать социальные процессы (технический интерес); искать в по- вседневном общении единые смыслы и оценки, оформляя их в за- коны, нормы и традиции (эмансипаторный интерес) [Монсон, 1992. С. 380]. Таким образом, коммуникативное действие – это «действие, ориентированное на достижение взаимопонимания и согласия» [Хабермас, 2000. С. 12]. Структура коммуникативного действия [Хабермас, 2000. С. 324–340], по мнению Хабермаса, такова: 1) «ориентация на взаимопонимание как механизм координа- ции действий»; 2) «ситуация действия и ситуация речи»; 3) «фон жизненного мира», задающий условия и ресурсы взаимопонимания; 4) «сферы референций» или «притязания высказываний на значимость»: взаимопонимание подразумевает достижение согла- сия на уровне знания, нормы, оценок и чувств. В предложенной Хабермасом структуре действия довольно четко прослеживается влияние теории социального действия Парсонса (см. Теория коммуникативного действия: ключевые категории… 45 табл. 2). Если сопоставить аналитические схемы Парсонса и Хабер- маса, получим пересечения следующего порядка: как и Парсонс, Ха- бермас обращается к категории «нормативные ориентации», выделяя соответствующие сферы референций. Однако точкой отсчета высту- пает не актор и его мотивы, а ситуация коммуникации (диалог) и вза- имное согласие как механизм координации действий. Хабермас про- тивопоставляет процессуальное понимание рациональности (согла- сование взаимных ожиданий и понимание возможны в процессе ра- ционально-критического диалога в публичной сфере) когнитивно- инструментальному (целерациональное действие в концепциях Ве- бера и Парсонса). Используя методологию М. Вебера, Хабермас описывает трансформацию различных форм рациональности в таких типах социального действия [Хабермас, 2000. С. 320–325], как «норма- тивное» (ориентация на сложившуюся систему ценностей), «дра- матургическое» [Гоффман, 2000] (репрезентация в ходе публично- го взаимодействия), «телеологическое» (ориентация на матери- альные объекты и «Другого») и коммуникативное (ориентация на достижение согласие и соотнесение действий со знанием, нормой, интенцией). И если нормативное и телеологическое действия были уже истолкованы в теории Вебера (см. табл. 1), то объяснение дра- матургического и коммуникативного действия укладываются в теоретическую модель трансформации публичной сферы, пред- ставленную Хабермасом. Представление себя публике: Гоффман и Хабермас Настаивая на перформативности как базовой характеристике «жизненного мира» и коммуникативного действия [Хабермас, 2009], Хабермас обращается к понятию драматургического дейст- вия И. Гоффмана [Гоффман, 2000. С. 54–63], под которым послед- ний понимает социальное действие, ориентированное на стремле- ние произвести впечатление на публику, подобно поведению актеров театра. Хабермас отмечает те моменты, которые требуют критики в процессе включения этого понятия в теорию коммуни- кативного действия. Прежде всего, это акцент Гоффмана на ориен- тацию на достижение цели и стратегический характер репрезента- ций действующих субъектов. Эти черты не позволяют сделать ком- муникацию прозрачной и осмысленной [Chriss, 1995. P. 545–565]. Именно в логике ориентации на достижение цели и стратегии дра- матургическое действие как репрезентация себя публике выступа- ло ключевым ресурсом приближения к властным кругам и демон- Вербилович 46 страции экономического успеха в феодальном обществе [Habermas, 1991. P. 5–14; Хабермас, 2000. С. 324–340]. При этом функцию ле- гитимации и контроля властных кругов в феодальном обществе выполняли те же приближенные к монарху (феодалу), а интересы других слоев населения не артикулировались публично. Трансформация общественных отношений, развитие буржуа- зного общества, а главным образом появление прессы сделали возможным образование нового социального слоя – людей, чи- тающих и интерпретирующих прессу (новостные дайджесты) и ли- тературу („literary public sphere“ or „public sphere in the world of let- ters“ [Habermas, 1991. P. 29]), – который взял на себя функцию рефлексии общественных отношений и контроля государства. Осуществлению этих функций способствовало формирование пуб- личных пространств, участие в которых было свободным, созна- тельным и добровольным, а процесс обсуждения происходил вне контроля рынка и государственных структур – кофейни и салоны [Habermas, 1991. P. 35–43]. Таким образом, коммуникативное дей- ствие возможно в публичной сфере, конституирующими условиями которой выступают [Habermas, 1991. P. 91]: рефлексивность, открытый диалог и горизонтальный характер социальных связей, доступность и равное участие, автономность площадки дискуссии, отсутствие прямого государственного контроля, а также гибкость временной протяженности взаимодействия. Однако достижению взаимодействия на указанных основаниях могут препятствовать рыночные и властные интересы, которые стремятся подчинить публику и публичное пространство, сделав взаимодействие управ- ляемым и обеспечив тем самым собственный «статус-кво». Манипулятивная публичная сфера С течением времени роль публики и публичной сферы под влиянием прессы трансформируется в институт общественного мнения, наделенный функциями легитимации власти. Однако публичная сфера испытывает обратное влияние массовой прессы и властных институтов, и со временем капиталистическое общество превращает публику в пассивного агента политического перфо- рманса. Хабермас описывает этот процесс как «рефеодализацию СМИ» [Habermas, 1991. P. 200–201] в начале XIX в.: рационально- критический диалог, инициированный в эпоху расцвета книгопечатания, размывается практиками потребления, процесс- сами коммерциализации буржуазных медиа. В обществе постмодерна, где интересы граждан подчинены «индустрии культуры» [Хоркхаймер, Адорно, 1997. С. 60–61] и по- Теория коммуникативного действия: ключевые категории… 47 литическому перформансу, институты СМИ становятся подкон- трольными рынку и властным структурам, награждают определен- ные группы властью и престижем, подобно монархам в феодаль- ную эпоху. Политическое участие публики сводится к молчали- вому потреблению медиапродукта. Граждане пользуются серви- сами государственных структур и принимают на себя роль потре- бителя, ожидая очередного решения со стороны властных инсти- тутов. Такие тенденции формируют «манипулятивную» публич- ную сферу [Habermas, 1991. P. 211–222], создаваемую рынком и властными институтами для легитимации существующего соци- ального порядка. Публика в обществе постмодерна: пересмотр теории Хабермаса Для возрождения рационально-критической дискуссии в пуб- личной сфере, по мнению Хабермаса, необходимо участие интел- лектуалов [Habermas, 2006], так как именно этот класс сохранил способность к неангажированному политическому суждению. Однако, как отмечает Ненси Фрейзер, в своей классической работе Хабермас не предлагает комплексной теоретической модели «по- стбуржуазной» публичной сферы [Fraser, 1992. P. 109–142]. По мнению Фрейзер, «публики многообразны, но нет отношений равенства диалога», существуют «подчиненные контрпубличные сферы» [Fraser, 1992. P. 128], между различными публиками суще- ствует противостояние. Нельзя также оставить без внимания те социальные группы, которые были лишены участия в публичной дискуссии в концепте либеральной буржуазной публичной сферы [Cohen, 1995. P. 57–90], но обретают право голоса в мультикультур- ном глобализованном обществе (например, женщины, мигранты, национальные меньшинства, люди с инвалидностью). Вскоре после защиты Хабермасом докторской диссертации по теме «Структурная трансформация публичной сферы» Оскар Негт и Александер Клюге представили критику центрального понятия его работы. По мнению исследователей, буржуазная публичная сфера – это не соответствующий реальности идеал, который ис- ключает участие «зависимых» социальных групп (в первую оче- редь рабочего класса). Необходимо сфокусироваться на рабочем классе и его потенциальной возможности быть включенным в дис- курс коммуникативной рациональности. Такое стремление иссле- дователей оформляется в виде концепций «публичные сферы про- летариата» и «производственные публичные сферы» [Negt, Kluge, Вербилович 48 1993. Р. 34–38]. Говоря о публичных сферах пролетариата, Негт и Клюге не имеют в виду непосредственное противопоставление классов буржуазии и пролетариата. Речь идет не о классовых раз- личиях, а о самом характере дискурса публичных сфер пролетариа- та: это скорее иррациональные, эмоциональные действия и ульти- матумы, основанные на тех ценностях, которые не восприняты и не приняты обществом. «Это своеобразные „экстраэкономические“ интересы, которые существуют в особой зоне запретного, под слоем социальных табу как стереотипы повседневности рабочего класса, структурированной в рудиментарной форме» [Negt, Kluge, 1993. Р. 57]. При этом буржуазная публичная сфера и публичные сферы рабочего класса взаимосвязаны и взаимоопределяемы. Кроме это- го, по мнению Негта и Клюге, необходимо учесть существование еще одной разновидности публичной сферы – «производствен- ной» публичной сферы [Negt, Kluge, 1993. Р. 57; 12–18], которая имеет сугубо инструментальную природу. Интересы, инкорпориро- ванные в производственную публичную сферу, приобрели капита- листические формы и, соответственно, утратили критическую функцию. Наиболее весомый аргумент против жизнеспособности теоре- тической модели Хабермаса высказывает Мишель Фуко, который утверждает, что поиск любой универсальной морали, основанной на консенсусе, утопичен. Под вопросом сам факт некоего общего интереса, который могут разделять разные по своей природе соци- альные группы [Foucault, 1988. Р. 1–20]. Ответом Хабермаса можно считать утверждение, высказанное им в поздних работах, о том, что в своей теории он попытался выстроить идеально-типическую мо- дель, а не нормативный идеал, который должен быть реанимиро- ван и возвращен к жизни [Habermas, 1991. P. 422]. Опираясь на классическую идею Хабермаса, ее критику и по- следующие попытки развития, мы можем говорить о публичности как о регулятивном механизме, способном производить и интер- претировать смыслы социального действия, а порой даже и закре- плять их в качестве институциональной нормы, в том случае, когда определенная тема или проблема, возникая на периферии сферы приватного, посредством медиа перемещается в сферу публичной дискуссии и заставляет властный дискурс пересмотреть сложив- шиеся «шаблоны» коммуникации, образцы поведения. И здесь большим потенциалом обладают «сетевые» коммуникации. По мнению Л. Беннетта [Bennett, 2012], для изучения современной публичной сферы и эмпирических исследований важным срезом анализа выступают «сетевые» медиа как посредники той дискус- Теория коммуникативного действия: ключевые категории… 49 сии, в которой возможно непринужденное и свободное от власти и рынка участие, и массмедиа как «манипулятивная публичная сфе- ра». Предлагаемый исследователем подход открывает интересные перспективы анализа, так как, по сути, это эмпирическая попытка зафиксировать и измерить специфику публичной сферы общества постмодерна с присущими ему чертами гетерогенности и конку- рентности публичного взаимодействия, где как раз «сетевые ме- диа» и «массовые СМИ» могут выступать в качестве контрпублик, на которых настаивает Н. Фрейзер. Выводы Попытка реконструкции истоков и эволюции теории комму- никативного действия Ю. Хабермаса позволила нам отразить структуру и логику анализа такой категории, как публичная сфера. Нормативная модель, предложенная немецким философом и со- циологом, на сегодняшний день является, пожалуй, наиболее про- грессивной попыткой понять, как происходит преобразование со- циальной практики «снизу», какие интенции этому предшествуют? Комплексное видение этих процессов представляется актуальным и востребованным ввиду таких «болезней» современного общества как терроризм, бедность, столкновение культур в ходе миграцион- ных процессов, ущемление прав и маргинализация отдельных со- циальных групп и национальных меньшинств. И даже в большей степени для так называемых «транзитных» обществ, которые стал- киваются с перечисленными вызовами современности в отсутствие демократических механизмов саморегуляции. Одной из групп, которые «лишены голоса» в социальной практике транзитных обществ, безусловно, являются люди с инва- лидностью. С позиций классической модели Ю. Хабермаса, а также изложенных направлений развития этой модели, прежде всего К. Кэлхуна, Н. Фрейзер и Л. Беннета, возможен анализ формиро- вания и функционирования «публичной сферы инвалидности», роли и места этой публики в современном российском обществе, а также ключевых агентов дискуссии: СМИ традиционно трансли- руют устоявшиеся стереотипы в доминирующем дискурсе, однако в дискурсе «на периферии» посредством сетевых медиаможет воз- никать рационально-критический диалог. НКО или сообщество (например, родители детей с инвалидностью, специалисты, рабо- тающие с людьми с инвалидностью) могут противостоять «оскор- бительной» риторике в СМИ и требовать переопределения катего- рии инвалидности [Вербилович, 2013. С. 257–272], искусство и Вербилович 50 творческая интеллигенция способны вносить новые смыслы взаи- модействия, переформатировать установки и образцы поведения, основанные на стереотипах 1 . Важным вопросом выступает пробле- ма представительства людей с инвалидностью в публичной сфере. Те или иные формы инвалидности обусловливают характер и воз- можности публичных репрезентаций, артикуляции собственной позиции. Необходимо понять, как устанавливаются границы собст- венного присутствия людей с инвалидностью в публичной сфере и какие акторы могут выступать «публичным лицом и голосом» со- общества (родители, журналисты, писатели, лидеры мнений). Возвращаясь к утверждению Хабермаса о том, что состояние и ха- рактер публичного взаимодействия во многом позволяют «считы- вать» структуры интеграции общества, можно полагать, что изуче- ние путей и эффектов появления категории инвалидности в пуб- личной сфере позволяет судить о потенциальных направлениях интеграции людей с инвалидностью в общество и сопутствующих проблемах. Список источников Арендт Х. Vita Аctiva, или О деятельной жизни: пер. с англ. СПб.: Але- тейя, 2000. Гл. 2. Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии // Доб- реньков В.И. (ред.) Западно-европейская социология XIX – начала XX веков: тексты. М.: Наука, 1996. Вебер М. Основные социологические понятия // М. Вебер. Избранные произведения: пер. с нем. М.: Прогресс, 1990. Вербилович О. Механизмы формирования идентичности в публичной сфере инвалидности // Журнал исследований социальной политики. 2013. Т. 11. № 2. С. 257–272. Гоффман И. Представление себя другим в повседневной жизни: пер. с англ. М.: КАНОН-ПРЕСС, 2000. Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философии. Философия как строгая наука. Мн.; М., 2000. 1 Фильмы кинофестиваля о жизни людей с инвалидностью «Кино без барьеров» / http://www.kinofest.org/ru; люди с синдромом Дауна как актеры театра / http://www.teatrprosto.ru; люди с инвалидностью как модели подиума / http://www.bezgraniz-couture.com. Теория коммуникативного действия: ключевые категории… 51 Монсон П. Юрген Хабермас и современность // Монсон П. (ред.) Со- временная западная социология: теории, традиции, перспективы / пер. со швед. А. Ливановой. СПб.: Нотабене, 1992. С 307–345. Парсонс Т. К общей теории действия. Социальная система // Ионин Л.Г. Осипов Г.В. (сост.) История буржуазной социологии первой половины XX века. М.: Наука, 1979. С. 167–248. Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Академический проект, 2000. Парсонс Т. Система координат действия и общая теория систем дейст- вия: культура, личность и место социальных систем // Современная запад- ная теоретическая социология. М.: ИНИОН РАН, 1994. С. 462–478. Парсонс Т. Современное состояние и перспективы систематической теории в социологии // Современная западная теоретическая социология. М.: ИНИОН РАН, 1994. С. 15–52. Трубина Е.Г. Публика // Грицанов А.А., Абушенко В.Л., Евелькин Г.М., Соколова Г.Н., Терещенко О.В. (сост.) Социология: Энциклопедия. Мн.: Книжный Дом, 2003. С. 1312. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие: пер. с нем. СПб.: Наука, 2000. Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма // THESIS. Весна 1993. Т. 1. Вып. 2. С. 123– 136. Хабермас Ю. Публичное пространство и политическая публичность. Биографические корни двух мыслительных мотивов // Между натурализ- мом и религией. Философские статьи / пер. с нем. М.Б. Скуратова. М.: Весь мир, 2011. С. 15–26. Хабермас: лекция о жизненном мире // Эксперт. 2009 // http://www.russia.ru/video/nauka_habermas/ (дата обращения: 9.10.2013). Хоркхаймер М., Адорно Т.В. Диалектика просвещения. Философские фрагменты / пер. с нем. М. Кузнецова. М.; СПб.: Медиум: Ювента, 1997. Benhabib S. Situating the Self: Gender, Community, and Postmodernism in Contemporary Ethics. New York: Routledge, 1992. Bennett L. Grounding the European Public Sphere.Looking Beyond the Mass Media to Digitally. Mediated Issue Publics // I KFG Working Paper Series (43), Kolleg-Forschergruppe „The Transformative Power of Europe“. Berlin: Freie Universität, 2012. Cohen J.L. Critical Social Theory and Feminist Critiques: The Debate with Jürgen Habermas// Meehan J. (ed.) Feminists Read Habermas: Gendering the Subject of Discourse. New York: Routledge, 1995. Р. 57–90. Foucault M. The Ethic of Care for the Self as a Practice of Freedom // Ber- nauer J., Rasmussen D. (eds.) The Final Foucault. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1988. Р. 1–20. Вербилович 52 Fraser N. Rethinking the Public Sphere: A Contribution to the Critique of Actually Existing Democracy // Calhoun C.J. (ed.) Habermas and the Public Sphere. Cambridge, MA: MIT Press, 1991. Р. 109–142. Habermas J. An Avantgardistic Instinct for Relevances: The Role of the In- tellectual and the European Cause. The Institute for Public Knowledge, New York, 2006. Habermas J. Further Reflections on the Public Sphere // Calhoun C.J. (ed.) Habermas and the Public Sphere. Cambridge Mass.: MIT Рress, 1992. Р. 425– 429. Habermas J. Knowledge and Human Interests: a General Perspective // J. Habermas. Knowledge and human interests. Boston: Beacon Press, 1978. Р. 134–148. Habermas J. The Idea of the Theory of Knowledge as Social Theory // J. Habermas. Knowledge & Human Interests. The University of Virginia: Polity Press, 1987. Р. 102-317. Habermas J. The Philosophical Discourse of Modernity: Twelve Lectures. Cambridge: MIT Press, 1996. Habermas J. The Structural Transformation of the Public Sphere: An In- quiry into a category of Bourgeois Society. Cambridge, MA: MIT Press, 1991. Habermas J. The Theory of Communicative Action / McCarthy T. (ed.) Boston: Beacon Press, 1987b. V. 2. Murphy M. When Habermas met Parsons (theoretically speaking) // Social Theory applied. 2013. August 2 // http://socialtheoryapplied.com/2013/08/02/ when-habermas-met-parsons-theoretically-speaking. Available at: 10.10.2013. Negt O., Kluge A. Public Sphere and Experience: toward an Analysis of the Bourgeois and Proletarian Public Sphere. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1993. Rorty R. (ed.) The Linguistic Turn. Reсent Essays in Philosophical Method. Chicago; London: The University of Chicago Press, 1967. |