Учебное пособие для вузов
 Скачать 2.92 Mb.
|
|
результатамипознания, второй тип — анализ познавательных средств ипроцедур,третий тип — выявление предельных культурно-исторических оснований,философских установок,нормиидеаловисследования. Хотя интерес к рефлексии в истории познания возник сравнительно давно, ее методологическая значимость в полной мере стала осознаваться лишь в XX веке. К этому были свои причины. Прежде всего речь идет о тех изменениях, которые произошли в совре- 'ЛекторскийВ.А.Диалектика рефлективного и нерефлективного в познании. // Проблемы рефлексии в научном познании. Куйбышев, 1983. С. 5-6. менной математике, физике, биологии и ряде других наук. Так, начиная с критики Брауном классической математики и логики, стремительно растет интерес к основаниямматематики. Решающую роль в стимулировании внутриматематической рефлексии сыграл факт обнаружения парадоксов в теории множеств. Как ответ на эти события возникает несколько программ обоснования математического знания — интуиционизм, формализм и др. Нельзя не отметить в связи с этим фундаментальные результаты, полученные в тридцатые годы К. Геделем, А. Тарским и др., связанные с диалектикой формального и содержательного, рефлективного и нерефлективного в дедуктивных системах. Следствием интенсивных исследований по логике и математике явилось более глубокое понимание природыточногознаниявообще, его логической структуры. В частности, было установлено четкое различие объектногои метаобъектногоуровней теории, формальной системы и интерпретации и т. п. Процесс уточнения логической структуры теории, введение более жестких канонов строгости, тонкий анализ диалектики формального и содержательного в структуре научного знания — все это привело к постановке и обсуждению целого комплекса методологических проблем, связанных с понятием точности и истины, математической и логической строгости. Так, с точки зрения понимания природы рефлексии существенно важно, например, то, что вопрос о формальной истинности, непротиворечивости и полноте достаточно богатой теории не может быть решен без обращения к метатео-ретическому уровню. Методологическая существенность рефлексии не в меньшей мере проявилась и в развитии физического знания. Переход от классического естествознания к современному привел к изменению самого представления о том, чтозначитпознатьприроду,в результате подверглись глубокой трансформации сами наши требования к пониманиюи объяснениюпознаваемой естественными науками реальности. С начала XX века существенно меняются гносеологические идеалы ньютоновской физики, формируются новые методологичес- Глава3.МетодытвррвтвчвЕквгв познания кие принципы, выражающие адекватные сегодняшнему уровню познания нормы обоснованности и организации теоретического знания. Рефлексиякакпредметгносеологическогоанализа.В традиционных гносеологических концепциях человек как субъект познания рассматривался, как правило, односторонне, он мыслится лишь как носитель нескольких своих способностей, например, дискурсивного мышления. Такой подход — и исторически, и логически — в определенных границах был вполне правомерен. Но рано или поздно возникает необходимость исследования познающего субъекта в более широком контексте, обратиться к рассмотрению других, не менее существенных измерений человека. В эпистемологии XX века понятие субъекта познания подвергается глубокому переосмыслению. Речь идет в первую очередь о таких измерениях субъекта, как контексткуль-туры(предполагающий учет всего многообразия его сущностных сил, духовно познавательных способностей и культурно-исторических характеристик), топологическийконтекст(предполагающий учет конкретных условийпознания,различных типов познавательныхпозицийсубъекта, а также конкретной природы и специфики объектапознания).Наконец, возникает необходимость исследовать человека с точки зрения его способности к проявлению самых разнообразных форм рефлективнойдеятельности. Включение в предметное поле анализа новых контекстов понимания субъекта познания влечет за собой принятие ряда важных допущений. Во-первых, обращаясь к понятию субъекта, мы говорим не просто о разуме или о чувствах, но о духе, подразумевая под последним все многообразие человеческих познавательных способностей, конкретные способы духовного и духовно-практического освоения мира человеком. Познающий субъект — это целостный, конкретно-исторический человек. Именно такое понимание познания, которое предполагает все богатство человеческой субъективности (дедукцию и эксперимент, интуицию и обоснование, критику и проектирование, объяснение и понимание и т- Д.) становится сегодня особенно насущным. Во-вторых, новый подход вводит в теоретико-познавательный контекст такие формы рефлективного познания, как ирония, сомнение, критика и др. Современный опыт развития методологического сознания убеждает нас в том, что одна из главных задач теории рефлексии сегодня — исследовать исторически встречавшиеся и функционирующие в реальной практике познания формы рефлективного мышления, их значимость, ценность, роль в познании, их гносеологический статус. Здесь можно вспомнить метод иронии Сократа, принцип сомнения Декарта, диалогизм Галилея, метод про-блематизации и критики Канта и т. п. Какие вообще существуют разработанные в истории культуры способы использования форм рефлексии как инструментов духовного освоения природной и социальной реальности? Как они функционируют в реальной истории познания — в науке, философии, искусстве? Исследование проблемы рефлексии позволяет расширить рамки самой категории субъекта,ввести новое предметное поле анализа, существенно обогатить арсенал и проблематику гносеологических изысканий. Так, известно, что традиционная гносеология, исследуя процессы мышления, способы движения научной мысли, оставляла за скобками анализа методологические установки, культурно-исторические основания тех или иных познавательных действий, операций, процедур и методов. Сегодня, однако, стало ясно, что глубоко понять законы движения человеческой мысли, ее механизмы и формы нельзя, если мы отвлекаемся от лежащих в ее основаниях предпосылок. Существенное изменение в понимании природы субъекта связано также с сознанием того, что при исследовании процессов познания теоретик в определенных случаях не может абстрагироваться от самой сути субъективного.Разумеется, в качестве предмета анализа субъект может рассматриваться и в его объективных характеристиках (строение органов чувств, информационные основы отражения, правила дедукции и т. п.). Однако в рамках философской теории рефлексии субъект в качестве предмета анализа должен быть взят именно как субъект, а не объект. Перед нами особая познавательная ситуация со своим набором концептуальных средств и способов исследования. Если в первом случае решающее значение имеет такая операция, как объяснение,то во втором на первый план выходит иной познавательный механизм — понимание. «В каких случаях исследователь не может отречься от своей субъективности? В тех, когда его познание направлено ненаобъект,анасубъектилиналюбое проявлениесубъективности— в событии, в поступке, в художественном произведении, в культуре»1. В познании человека как единойреальности обнаруживается, таким образом, некий универсальный по своему историко-культурному значению гносеологический парадокс. Последний можно сформулировать следующим образом: познать нечто — значит отнестись к нему каккобъекту;но если предметом познания становится субъект,то превратить его в объект— значит лишить его всех качеств субъективности, в частности, его способности быть субъектом другого субъекта (равно как и самого себя) должно сохранятьсубъективные качества последнего — его самосознательность, его свободу, его уникальность и в то же время уметьих адекватнопостичьирациональновыразить2. Рефлексия и подводит к этому парадоксу, и одновременно указывает некоторые пути к его разрешению. Начать хотя бы с того, что само понимание как особый механизм, бесспорно, включает в себя рефлективную составляющую, способность человека воспринимать себя в соотнесенности с другой субъективностью, а также умение взглянуть на себя «со стороны», критически оценить свои мотивы, действия и т. п. М.М. Бахтин отмечал; что «безоценочное понимание невозможно. Нельзя разделить понимание и оценку; они одновременны и составляют единый целостный акт»3. 1 Каган М.С.Дополнительность и интервальность. // Диалектика и современный стиль мышления. Севастополь: ФО СССР, 1983. С. 41. 2 См.: там же. С. 42. 3 Бахтин М.М.Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 346. Структурарефлективногознания.Любой пласт методологического знания по отношению к предметкому уровнюнаучного знания носит рефлективный характер, ибо в методологическом исследовании речь идет не о предметной эмпирии, а о различного рода ментальных реальностях, о «языке науки», о знании предпосылочного типа. В этом смысле к метанаучной рефлексии можно отнести всякую деятельность (независимо от того, кто ею занимается — специалист частной области или философ), связанную с анализом знания (систематизация имеющихся результатов, критическая переоценка существующих понятий и теорий, анализ структуры и оснований теорий, парадигм и т. п.). Однако в рамках самого методологического знания понятие рефлексии применимо лишь по отношению к определенного рода познавательным ситуациям. Когда специалист конкретной области науки задумывается над точностью, адекватностью концептуальных средств, с помощью которых он фиксирует результаты своих исследований, когда он встает в критическую позицию по отношению к полученным им данным, когда он переключает свое внимание с предметной области на структуру своей теории — во всех этих случаях разумно говорить о методологической саморефлексии ученого. Но если данная проблематика становится предметоманализа методолога, его исследовательская работа уже не может быть названа рефлективной в строгом смысле слова, ибо в этом случае конкретно-научное знание образует предметный, а не рефлективный уровень деятельности. Это видно уже из того, что переход рефлективного уровня в предметный влечет за собой соответствующее изменение целей и средств исследования. Не дело методолога-философа перепроверять данные наблюдений или сомневаться в логичной корректности некоторого научного текста. Общеметодологический анализ связан с решением вопросов, касающихся предельно общих оснований научного знания: имеет ли семантика теоретических терминов контекстуальную природу или она определяется системой объективных референций? Какая онтология лежит в основе суждений об индивидах и суждений о свойствах? Кроется ли за теоретическими структурами «умопостигаемая реальность» или они представляют собой лишь «конструкции ума», служащие для сокращений при описании чувственных данных? и т. п. Существует ли однако собственно рефлективный уровень в структуре философского (в частности, методологического) знания? Безусловно, существует. Философ может заняться критическим анализом своих собственных познавательных целей и средств. Такая саморефлексия является существенным элементом всякой новой формы философствования, возникавшей в ту или иную эпоху. Очевидно, что исторически существовавшие формы философской саморефлексии могут, в свою очередь, сами стать объектом философского рассмотрения. Возникшее таким путем предметное поле исследования включает в себя вполне конкретный класс вопросов (существовавшие в истории человеческой мысли типы философской рефлексии, основания и скрытые механизмы рефлективной деятельности, формы рациональности, регулирующие рефлективные акты и т. п.). Все вопросы такого рода могут составить особый раздел гносеологии, связанный с изучением рефлексии в обыденном, научном, философском и художественном познании. В научном познании можно выделить несколько тесно связанных между собой стадий. Первая стадия — обнаружение противоречий, неувязок, сомнительных элементов в старом знании и осознание на этой основе проблемной ситуации, вторая стадия — поиск и выдвижение принципиально новых идей, третья стадия — обоснование, проверка новых результатов. Вторая и третья стадии соответствуют тому, что Райхенбах в свое время назвал «контекстом открытия» и «контекстом подтверждения». Что касается первой стадии, то ее можно было бы соотнести с «контекстом рефлексии». Подобно тому как переход от «контекста подтверждения» к «контексту открытия» представлял собой поворот в методологическом сознании к существенно иной проблематике и новым концептуальным средствам, также и переключение внимания методолога с проблем структуры и роста знания к исследованию рефлективных процедур позволяет говорить о серьезном проблемном сдвиге в современной теории познания и методологии науки. В истории науки можно заметить одну характерную особенность динамики научного познания: период фундаментальных творческих открытий сменяется периодом критико-рефлексивной активности. Так, в истории физики XVII век отмечен выдвижением принципиально новых физических идей, что особенно заметно в творчестве Галилея и Ньютона. Прогресс в области классической механики в XVIII веке был в основном связан с углубленной аналитической работой, с уточнением и рядом существенных переформулировок механики от Ньютона к Эйлеру и далее к Лагран-жу и Гамильтону. Аналогичная картина, согласно Ф. Клейну, наблюдается и в развитии математики. «В периоды неудержимого роста творческой продуктивности требование строгости часто отступало на задний план... В следующие же затем периоды критики — периоды просеивания и очистки достигнутых приобретений — стремление к строгости начинало опять играть доминирующую роль»1. 1КлейнФ.Лекции о развитии математики в XIX столетии. М., 1937. С. 83. Развитие науки иногда сравнивают со строительством замка, верхние этажи которого воздвигаются раньше, чем закладывается фундамент. Этим сравнением хотят, очевидно, подчеркнуть следующий факт: чем более зрелой ступени достигает в своем развитии та или иная область знания, тем углубленнее становится ее интерес к своим собственным основам, к тем первичным абстракциям и исходным допущениям, на которых покоится все здание теории. И то, что в течение долгого времени принималось как нечто простое и очевидное, оказывалось в результате методологической рефлексии сложным и проблематичным. Но, может быть, самое любопытное в том, что анализ исходных фундаментальных понятий и принципов, сопровождаемый попыткой придать им строгий, объективный смысл, приводил в истории науки, как правило, не только к уточнению и углублению прежних теорий, а к их радикальной трансформации, качественному скачку в познании. Впрочем, в этом нет ничего загадочного: необходимость рефлексии над основаниями знания возникает тогда, когда обнаруживаются симптомы неблагополучия в теории — контрпримеры, парадоксы, неразрешимые задачи и т, п. В самом деле, если ученый в рамках математической дисциплины доказал определенную теорему, то каждому математику интуитивно ясно, что соответствующее предложение действительно есть теорема. Но если некоторое, сформулированное на языке данной теории предложение долгие годы не удается доказать, то может возникнуть вопрос о его праве вообще называться «теоремой». Однозначный ответ не может быть получен до тех пор, пока отсутствует строгое определение понятия «теорема» и на определенном этапе развития математической культуры возникает такой момент, когда нужно точно знать, что такое «теорема» вообще, что значит «доказать теорему». Именно необходимость уточнений такого рода стимулировали в свое время исследования в области оснований математики и математической логики. Разумеется, любой серьезный сдвиг в научном познании подготавливается многими обстоятельствами (экономическим, социальным и культурным прогрессом, накоплением принципиально новых научных фактов, значительным повышением точности способов измерения и т. п.). Но само преобразование старой теории или создание новой начинается чаще всего с неудовлетворенности прежними понятиями и принципами. Как известно, переосмысление и уточнение таких понятий, как «инерция», «скорость», «ускорение», позволили Галилею заложить основы классической механики. Подобно этому А. Эйнштейн, создавая частную теорию относительности, переосмыслил принцип относительности, подверг тщательному анализу такие классические абстракции, как «абсолютное время», «абсолютное пространство» и придал строгий факту-альный смысл понятию «одновременности» событий. Весьма симптоматично звучат слова, которыми открываются знаменитые «Геометрические исследования» Н.И. Лобачевского: «В геометрии я нашел некоторые несовершенства, которые я считаю причиной того, что эта наука... до настоящего времени не вышла ни на один шаг за пределы того состояния, в каком она к нам перешла от Евклида. К этим несовершенствам я отношу неясность в первых понятиях о геометрических величинах, способы, которыми мы себе представляем измерение этих величин, и, наконец, важный пробел в теории параллельных линий»1. Любая строгая теория основывается на некоторой совокупности явно неопределяемых в рамках самой теории понятий и допущений, образующих ее концептуальныйбазис.Обращение науки к своим основам есть поэтому прежде всего пересмотр концептуального базиса, который, однако, вовсе не является последней основой науки, ибо он сам, в свою очередь, погружен в более широкую понятийную сферу. Эта сфера представляет собой метатеоретический уровень научного знания, включающий в себя эпистемологические постулаты и фундаментальные абстракции, выражающие основныетребованиякнаучномупознаниюв рамках той или иной науки или научного направления. Так, вся система понятий классической физики, как неоднократно подчеркивал Нильс Бор, основана на допущении, что можно отделить поведение материальных объектов от вопроса об их наблюдении. Осознание указанного допущения, превращение его с помощью рефлексии в ясно формулируемую абстракцию привели к уточнению границ ее применимости на уровне микромира, а также к выявлению не замеченных ранее предпосылок для однозначного приложения классического способа описания, к такому пересмотру основ физики, который затронул само понятие физического объяснения1. ЛобачевскийН.И.Геометрические исследования по теории параллельных линий. М. —Л., 1945. С. 37. 2 См.: Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961. С. 18-20. Вопросы такого рода выходят далеко за пределы частнонаучного уровня знания. Речь идет не только об изменении концептуального базиса теории, «тела» науки, но и о преобразовании ее «духа», ее «образа», ее методологии. Это движение от предметного пласта специально-научного знания к различным пластам знания методологического знаменует собой обращение ученого к таким надтеоретическим образованиям, как научная картина мира, стиль мышления, парадигма, нормы и идеалы научного исследования. Внутритеоре-тическая рефлексия над основаниями знания неизбежно сменяется рефлексией метатеоретической. Внимание исследователя приковывается к вопросам такого рода, как достоверность получаемых наукой фактов, точность определения вводимых понятий, строгость проводимых рассуждений и доказательств, их соответствие принятым канонам. 1БажановВ.А.Проблема полноты квантовой теории: поиск новых подходов. Казань, 1983. С. 6. Поскольку наука исторически может формироваться и развиваться лишь в том или ином социокультурном контексте, то отсюда следует, что методологические слои знания существуют не сами но себе, а всегда так или иначе встроены в более широкую общекультурную «матрицу», слагающуюся из господствующих в данную эпоху мировоззренческих установок, ценностных предпочтений, идей и категорий. Обращение теоретика к основаниям предпосылочного типа образует третий виток рефлексии, имеющей ясно выраженный философский характер. При этом диалектика научного познания раскрывается не только в трансформациях одной формы рефлексии в другую, охватывающую все более широкое предметное поле анализа, но и в диалектическом обогащении самого типа рефлексии. «Так, если внутритеоретический тип рефлективности фактически совпадает с процедурой внутренней теоретизации, то на метатеоретической ступени происходит своеобразное «удвоение» знания, расщепление его на объективное и метатеоретическое, а на уровне философской рефлексии познавательная деятельность отчуждает себя до той степени, когда путем самоотнесения осмысливается ракурс «слияния», взаимопроникновения субъективного в объективное, другими словами — мера объективности истины»1. Фило-софско-методологическая рефлексия позволяет прояснить и осознать те предельные онтогносеологические и культурно-исторические предпосылки и допущения, которые неявно принимает исследователь в своей научной практике. Выявляя и осмысляя «предельные основания», исходные принципы анализа научного познания и связывая их с философской проблематикой взаимоотношения мышления и бытия, субъекта и объекта, истины и заблуждения, гносеологический подход к научному познанию задает теоретическую перспективу логико-методологическому анализу науки, ориентирует его на дальнейшее углубление в предмет, препятствует абсолютизации различного рода частных логико-методологических моделей и подходов1. Следует отметить, что последний период развития методологической мысли характеризуется усиливающимся интересом именно к проблемам указанного типа. Этот сдвиг в ориентациях методологических исследований является сегодня весьма показательным и плодотворным по своим результатам. Он отражает глубинную и устойчивую тенденцию в развитии философской и общеметодологической культуры: от понимания субъекта познания в духе «гносеологической робинзонады» философская мысль движется ко все более конкретному постижению его во всей полноте социокультурных характеристик. Мощный импульс этому движению мысли был дан, как известно, еще в знаменитых «Тезисах о Фейербахе» К. Маркса. 1 См.: ШвыревB.C. Теория познания и методологический анализ науки // Гносеология в системе философского мировоззрения. М. 1983. С. 129-130. Необходимость выдвижения на передний план гносеологической проблематики в исследованиях по методологии науки определяется в настоящее время как внутренней логикой развития философских изысканий, так и уроками негативного опыта, вытекающего из эволюции логического позитивизма (и аналитических школ) к современным постпозитивистским течениям. Едва ли не важнейший урок, который следует из этого опыта, состоит в том, что выяснилась прямая зависимость тех или иных методологических построений от исходных общефилософских и гносеологических установок. Полемика между такими видными представителями постпозитивистских течений, как К. Поппер, Т. Кун, И. Лакатош, С, Тулмин, П. Фейерабенд и др., показала, что проблемы оснований научного знания не могут сегодня рассматриваться сколько-нибудь серьезно без обращения к традиционным философским вопросам (структура реальности, природа универсалий, отношение между понятием и вещью, критерии научности и рациональности, истина и др.). Вместе с тем становится ясно и другое: анализ традиционных гносеологических проблем оказывается сегодня тем более продуктивным, чем активнее философ обращается к тому гигантскому интеллектуальному опыту, который накопила современная наука как на своем предметном, так и частно-методологическом уровнях. Сказанное позволяет сделать вывод о том, что наиболее плодотворный путь исследования проблем методологии науки в условиях современной гносеологической ситуации — это путь рассмотрения их через призму универсальных теоретико-познавательных принципов и категорий, но с учетом того, что сами эти принципы и категории мыслятся в связи с выдвигаемыми наукой кардинальными проблемами и в контексте наработанной ею методологической культуры. Названный путь конституирует как бы новое измерение методологического сознания благодаря тому, что он позволяет сомкнуть две существовавшие долгие годы параллельно линии в эволюции форм рефлексии — внутринаучную и общефилософскую. Одной из центральных проблем, возникающих на стыке внутринаучной и общефилософской рефлексии, оказалась диалектика объективного и субъективного в рамках, казалось бы, самых точных дисциплин современной науки — математики и физики. Как уже отмечалось в своем месте, метод формализации начинается с четкого разграничения формального и содержательного планов, а заканчивается тем, что вовлекает оба плана в тонкую диалектическую игру. Предметная теория необходимо должна иметь некоторую надстройку в виде «второго этажа» знания — метатеорию. Формализованная теория дополняется некоторым содержательным знанием. Абстракция формализуемости знания наталкивается на первое естественное ограничение: формализованная теория может существовать лишь в виде предметной (объектной) теории, дополняемой метатеорией. Субъект (вообще субъективная реальность) не изгоняется из теории, он продолжает входить в нее некоторым не поддающимся контролю способом. Это обстоятельство, однако, не ослабляет требований научной рациональности, ибо благодаря формализации устанавливается четкая граница, в рамках которой гарантируется возможность полной абстракции от субъективной сферы. Опыт исследований по основаниям математики показал, что, во-первых, полная элиминация субъекта как с точки зрения процесса, так и результата познания невозможна, во-вторых, можно указать такие границы, такой интервал абстракции, внутри которого отвлечение от субъективного фактора рационально обосновано. Все дело только в том, что эта граница является диалектически подвижной (но каждый раз конкретно фиксируемой!). Любопытно, что с ситуациями аналогичного типа приходится сталкиваться уже при анализе обычных процессов человеческого восприятия. Рассмотрим элементарный пример. Испытуемому предъявляется белое пятно на черном фоне. Является ли данное пятно объективным фактом? Можно долго спорить на эту тему, если забыть, что истина всегда конкретна. Для осмысления ответа на вопрос следует однозначно определить обстоятельства рассмотрения проблемы. Если органы чувств рассматриваются как «приборы, встроенные в человека», то показания этих приборов не могут не выступать как «объективно данное» в заданном интервале абстракции. Однако человек может критически отнестись к показаниям своих органов чувств и поставить перед собой вопрос: соответствуют ли данные ощущения объективной реальности? Для того чтобы адекватно решить этот вопрос, нужно выйти за рамки данного интервала. Но это нельзя сделать только в уме, только изменив «точку зрения» или «аспект рассмотрения». Необходимо преодолеть реальную границу. В контексте анализа процессов восприятия выход за рамки исходного интервала мыслим двумя способами. Первый — использование показаний другого органа чувств (напр., классический опыт с очками, искажающими положение или структуру наблюдаемого объекта; приток дополнительной информации, получаемый с помощью осязания, восстанавливает объективную картину). Второй — осуществление практического взаимодействия отражаемой вещи с какой-либо другой; в зависимости от того, получили ли мы ожидаемый эффект, можно судить об адекватности наших ощущений. Подвижность границ между субъектом и объектом, порождающая «многоинтервальную» структуру взаимопереходов объективного и субъективного, в истории науки впервые проявилась в полной мере при изучении микромира. Анализируя эту сторону дела, В.А. Фок отмечает, что взаимодействие между атомным объектом и измерительным прибором имеет два аспекта— гносеологический и физический1. Всегда существует граница между той частью экспериментальной установки, которая описывается кванто-во-механическими средствами и рассматривается как объект, и той ее частью, которая описывается классическими средствами и рассматривается как прибор. Эта граница обязана своим происхождением применяемому способу описания. Для того, чтобы исследовать физическое взаимодействие между указанными частями экспериментальной установки, «необходимо провести новую границу, включив в квантово-меха-ническую часть кое-что из того, что раньше относилось к классической части устройства... Если отобрать те случаи, в которых промежуточная часть (сперва трактовавшаяся как классическая, а затем как кван-тово-механическая) определенным образом прореагировала (например, произошло почернение фотопластинки), то получится утонченная теория первоначаль- 'ФокВ.А.Дискуссия с Нильсом Бором // Вопросы философии, 1964, №8. С. 52. ного измерительного прибора. Но при этом возникает новая «гносеологическая граница». На что я особенно хотел бы обратить внимание — это возможность исследовать физические процессы в любом месте экспериментальной установки»1. Из сказанного можно заключить, что установка научной рациональности классического естествознания, согласно которой субъективная реальность, понимаемая как нечто исторически абстрактное, противостоит объективному миру согласно раз и навсегда заданной границе, не соответствует ведущим тенденциям современной науки. Сегодня все большую эвристическую значимость приобретает методология рефлексивногоподхода,рассматривающего поле взаимодействия субъекта и объекта как многомерное образование, в котором лишь посредством конкретного анализа можно в каждом отдельном случае выделить пространство противостояния субъективного и объективного. С появлением все новых «человеческих измерений» науки, с углублением «мировоззренческого понимания сущности и человеческого значения» получаемого наукой знания2, роль названного подхода будет усиливаться. Таким образом, все многообразие методов научного исследования можно разбить на три относительно независимых кластера (множество внутренне взаимосвязанных и взаимодополняющих друг друга элементов, образующих некоторую целостность): ! Фок В.А. Дискуссия с Нильсом Бором // Вопросы философии. 1964, № 8. С. 53. 2ФроловИ.Т.На пути к единой науке о человеке // Природа, 1985, № 8. С. 66.
Характерно то, что каждый из указанных выше методологических кластеров наиболее приспособлен к обслуживанию именно определенного уровня научного знания (эмпирического, теоретического или метатеоретического). Разумеется, это не отменяет использования в науке и общегносеологических познавательных процедур, применяющихся и в других видах познавательной деятельности (обыденное познание, философия, мифология, искусство, религия). К этим процедурам относятся — абстрагирование, описание, номинация, денотация, анализ, синтез, индукция, дедукция, объяснение, понимание, интерпретация и др. Однако, необходимо иметь ввиду, во-первых, что использование этих общегносеологических средств имеет в науке свои особенности, обусловленные их замыканием на получение и обоснование именно научного знания как специфического продукта когнитивной деятельности, а, во-вторых, что действие общегносеологических методов и средств познания всегда вписано и подчинено в научном познании в один из трех описанных выше методологических кластеров науки. |