переосмысление жанра драмы в индивидуальном стиле Есенина. Выявление внутренней структуры художественного произведения, его целостности особое значение приобретает при анализе литературных явлений, которые стоят на границе родов и жанров
 Скачать 16.65 Kb.
|
|
Выявление внутренней структуры художественного произведения, его целостности особое значение приобретает при анализе литературных явлений, которые стоят на границе родов и жанров. Такой пристальный интерес вызывает жанр драматической поэмы, который сформирован с помощью совмещения признаков двух родов литературы: драмы и лирики, и,соответственно, двух жанров: драмы и поэмы. В русской литературе XIX века драматическая поэма как жанр с четкой структурой и признаками еще не вполне сложилась. Она имела две основных разновидности: 1) Так называемая фаустианская поэма, идущая от традиций Гёте ("Фауст") и Байрона ("Манфред"): "Ижорский" В. Кюхельбекера, "Торжество смерти" В. Печерина, "Дон Жуан" А. Толстого. 2) Историческая трагедия в стихах с ослабленной драматической связью между сценами, с повышенной ролью лирического (поэмного) начала ("Борис Годунов" А. Пушкина, "Ермак" А. Хомякова, драмы А. Майкова и др.). В XX веке жанр драматической поэмы получает развитие как целостный жанр в лирических драмах Блока, Маяковского, Цветаевой, Есенина. Основными признаками этого жанра становятся внешняя театральность и подчиненность сценическим правилам, доминирующее начало отведено лирическому началу. Сюжетное действие обычно рассредоточено. Оно проявляется не столько в борьбе самодвижущих характеров, сколько в драматизированной авторской мысли. В этом смысле очень показательными для выявления особенностей переосмысления жанра драмы в XX веке являются драматические поэмы С.А. Есенина. Одним из признаков драмы как литературного рода является ремарка. Ремарка - «указание автора в тексте пьесы (обычно в скобках) на поступки героев, их жесты, мимику, интонацию, на психологический смысл их высказываний, на темп речи и паузы, на обстановку действия». Как отмечает исследователь А.А. Николаева, в драматической поэме Есенина «Пугачев» присутствуют всего четыре ремарки, обладающие типологическим свойством. В главе «Бегство калмыков» казак Кирпичников, настроенный враждебно по отношению к представителям власти – атаману Тамбовцеву и генералу Траубенбергу, стреляет в начальника оренбургского гарнизона. Такой поступок определяет последовательность действий персонажей: (Стреляет).Траубенберг падает мертвым. Конвойные разбегаются. Казаки хватают лошадь Тамбовцева под уздцы и стаскивают его на землю. В главе «Конец Пугачева» главный герой, поняв, что его бывшие сообщники оказались предателями, убивает одного из них – Крямина. Затем следует короткая ремарка, а затем – более развернутая: (Стреляет). Крямин падает мертвым. Казаки с криком обнажают сабли. Пугачев, отмахиваясь кинжалом, пятится к стене. Последние предложения в структуре каждой из ремарок показывают обреченность героя ( сначала это Тамбовцев, затем – сам Пугачев). Благодаря использованию аналогичных по содержанию и форме ремарочных структур, в драматической поэме Есенина возникает эффект «зеркальности» совершаемых пугачевцами действий. Характерно, что. С.А. Есенин сводит число ремарок до минимума, оставляя их только в кульминационных моментах действия. «Подчеркнутый динамизм этих сцен вносит в произведение элемент трагического «параллелизма», драматической «симметрии», подчеркивая значение той духовной эволюции, результате которой восставшие пришли к столь катастрофическому финалу», – пишет О.Е. Воронова. Доминирующее лирическое начало реализуется уже в самом начале поэмы «Пугачев» в исповедальном монологе предстающего в образе героя-странника Пугачева. Картина окружающего бытия, где "ржет дорога в жуткое пространство" и луна подобна "желтому медведю", прорисованная языком насыщенных имажинистским колоритом и в то же время возвышенной романтикой образных сцеплений и обобщений, предстает деформированной жизненной усталостью и душевной болью героя, который прошел через ощущение себя на грани небытия: "Не удалось им на осиновый шест // Водрузить головы моей парус"[3]. В образно-интонационном строе монолога пронзительно звучат ноты прямого обращения к родной стихии, "разбойному Чагану": "Яик, Яик, ты меня звал // Стоном придавленной черни". В парадоксальном взаимоналожении возвышенного и сниженного образного планов, внутреннего переживания и картин внешнего мира – здесь проступает сокровенное чувствование мятежной душой героя потаенного, скорбного пространства деревенской, народной жизни, вбирающее в себя, как и в ранней есенинской лирике, религиозные составляющие художественного мировидения: Пучились в сердце жабьи глаза Грустящей в закат деревни. Только знаю я, что эти избы – Деревянные колокола… Как пишет И.Б. Ничипоров, тяга Пугачева к познанию народного бытия, интуитивному вслушиванию в его неспокойные ритмы выражается в усилении диалогических интенций в сознании и речи героя, в усложнении образной системы "точек зрения" в поэме, которая построена на соотнесении позиции и судьбы центрального персонажа с иными "героями" и "антигероями" времени. Подобная диалогическая структура обуславливает в произведении остроту драматургического действия. Если в "Пугачеве" на первый план выступала внутренняя целостность главного героя, концентрация личности на поиске истины в индивидуальном и национальном бытии, то в поэме "Страна негодяев", основанной уже на материале современности, предметом художественного исследования становится здесь душевная внутренняя опустошенность центрального персонажа. В отличие от Пугачева, обрисованного в диалогической связи с другими героями, Номах показан в поэме в ситуации полного одиночества: в системе персонажей нет ни одной равновеликой, близкой ему по духу фигуры. «Такое композиционное место образа "героя времени" обуславливает то, что главным путем его художественного постижения становится противопоставление Номаха позициям его явных и скрытых антагонистов – "антигероев" эпохи», - пишет И.Б. Ничипоров. Трагедийный конфликт главного героя с историческим временем, новые грани его характера в завершающих сценах поэмы раскрываются в сюжетных перипетиях преследования Номаха после его стихийного, не несущего в себе отчетливой цели нападения на красноармейский поезд. Пребывая в состоянии духовного и социально-политического вакуума, центральный герой, как и Пугачев, пытается найти опору и в родной природной стихии ("Я люблю наши русские вьюги"), и в бурлящей энергии "российского переворота": "Но мне хочется погулять // И под порохом и под железом". В художественной практике Есенина-драматурга происходит расширение функции ремарок, а также наделение функциями ремарок других элементов художественной структуры драматического текста, что свидетельствует о безусловном новаторстве Есенина-драматурга. аким образом, в драматических поэмах С.Есенина "Пугачев" и "Страна негодяев" выстраивается примечательная художественная типология "героев" и "антигероев" времени. В движении от истории к современности все более объемным здесь становится фон народного бытия, система индивидуализированных характеров сочетается с напряженными массовыми сценами, с обобщающе-символическими пейзажными образами. От Пугачева к Номаху усугубляются внутренняя расколотость и одиночество героя бунтующего времени, все более отчетливо воплощающего в себе грани мятущегося духа автора на изломе исторических эпох. |