доп материал психология 22-23. Введение в психологию

• Название: Введение в психологию
• Дата: 14.10.2022
• Размер: 1.45 Mb.
• Имя файла: доп материал психология 22-23.docx
• Тип: Краткое содержание; #734544
• страница: 26 из 69

М. Мид высказывает мнение, что первые «кормящие самцы» вряд ли имели хотя бы малейшее представление о физиологических основах отцовства, хотя вполне возможно, что пища была наградой самке, не слишком переменчивой в своих сексуальных предпочтениях. Сейчас же во всех известных человеческих обществах везде в мире будущий мужчина усваивает, что, когда он подрастет, одной из обязательных функций, которые ему придется выполнять, чтобы стать полноправным членом общества, будет обеспечение пищей женщины и ее потомства. Очень немногие мужчины могут уклониться от выполнения этой обязанности, выбрав одиночество (став холостяками, бродягами, отшельниками, монахами и т.п.).

Эта функция принимает разные социокультурные формы из-за разделения труда. От социального устройства общества зависит то, каких женщин и каких детей должен будет обеспечивать мужчина, хотя главное правило здесь предполагает, чтобы он обеспечивал женщину, с которой находится в половой связи, и все ее потомство. При этом может быть несущественным, считаются ли дети его собственными или какого-нибудь другого мужчины из того же клана, либо являются детьми его жены от прежних браков. Дети могут оказаться в доме также благодаря усыновлению, выбору, сиротству. Ими могут быть также девочки — жены его сыновей и братьев и т.д. Но представление о доме, в котором вместе проживают мужчина или мужчины и их партнерши, доме, куда мужчины приносят пищу, а женщины ее готовят, является общим для всего мира.

Важно то, что мужчинам нужно специально, в процессе социализации прививать желание обеспечивать других, и это поведение, будучи результатом научения, а не врожденным, остается весьма хрупким и легко исчезает при социальных условиях, не способствующих его сохранению. Тем самым на биологически данную принадлежность к мужскому полу как результат специальной социализации накладывается выученная родительская роль. Когда семья рушится, как это бывает при рабстве, известных формах договорного труда и крепостном праве, в периоды сильных социальных потрясений, вызванных войнами, революциями, голодом, эпидемиями, первичной ячейкой в заботе о ребенке вновь становится биологическая данность — мать и дитя.

Интересно, что вместе с институтом семьи и отцовства возникает целый ряд сопутствующих проблем, которые должны решить общества, живущие семьями. Так, например, в истории сформировалась парадигма долгого, как сама жизнь, брака с целью добиться определенного постоянства отношений мужчин и женщин, имеющих потомство, гарантирующего воспитание новых поколений.

Чтобы обеспечить прочность и непрерывность отношений, образующих семью, каждое общество должно решить и проблему соперничества мужчин из-за женщин так, чтобы они не перебили друг друга, не монополизировали женщин (лишив тем самым многих мужчин жен и потомства), не отогнали бы слишком много молодых мужчин, не обошлись бы жестоко с женщинами и детьми. Правила, регулирующие это соперничество в выборе сексуального партнера, являются также приобретенными, а не биологически унаследованными. Именно поэтому они исторически меняются.

В современных обществах, где полигамия запрещена, а женщины не уходят в монастыри, появляется новая проблема — соперничество женщин из-за мужчин. Так, в обществах, где в силу разных обстоятельств женщин становится больше, чем мужчин (обычное для современности соотношение полов), пол, в меньшей мере биологически приспособленный к борьбе, активно включается в соперничество.

Имеются разнообразные решения проблемы, какой мужчина должен обладать какой женщиной, при каких обстоятельствах и как долго, равно как и наоборот — какая женщина должна владеть каким мужчиной: некоторые общества допускают периоды дозволенной свободы половых отношений, позволяющих менять партнеров с необходимой частотой (примерно такую же функцию выполняли карнавалы и фиесты); другие общества практикуют передачу или временный обмен женами в качестве упрочнения делового сотрудничества между мужчинами; в третьих всем мужчинам одного клана разрешается иметь отношения с женами любого из них; известны такие общества, где более сильным мужчинам (борцам, охотникам, земледельцам, носителям народных преданий) разрешается иметь больше жен, чем остальным.

Все указанные ситуации касаются взрослых мужчин и женщин. Но перед обществами стоит также задача защиты незрелых членов от посягательств на их свободу и достоинство, т.е. проблема инцеста (сексуальные отношения: отец—дочь, мать—сын, брат—сестра). Защита детей от родителей и других родственников, в первую очередь девочек от отца, — необходимое условие социального порядка и одновременно условие социальной адаптации отца (защита его от искушений). Как правило, табу инцеста расширяется самыми различными путями, так что ребенок защищается от всех взрослых.

К числу элементов, определяющих содержание отцовской роли в социализации, по мнению социологов М. Уэст и М. Коннера, относятся: 1) количество жен и детей, которых имеет и за которых несет ответственность отец; 2) степень его власти над ними; 3) количество времени, которое он проводит в непосредственной близости с женой (женами) и детьми в разном возрасте, и качество этих контактов; 4) то, в какой мере он непосредственно ухаживает за детьми; 5) то, в какой мере он ответственен за непосредственное и опосредованное обучение детей навыкам и ценностям; 6) степень его участия в ритуальных событиях, связанных с детьми; 7) сколько он трудится для жизнеобеспечения семьи или общины; 8) сколько ему нужно прилагать усилий для защиты или увеличения ресурсов семьи или общины.

Соотношение и значимость этих факторов зависят от целого ряда условий — преобладающего вида хозяйственной деятельности, по-лоролевого разделения труда, типа семьи и т.д. При всех кросскультур-ньгх различиях физический контакт отцов с маленькими детьми в большинстве традиционных обществ незначителен, хотя в моногамных семьях и с возрастом ребенка он увеличивается. У многих народов существуют строгие правила избегания, ограничивающие контакты между отцом и детьми и делающие их взаимоотношения чрезвычайно сдержанными, суровыми, исключающими проявления нежности.

Достаточно сложно определить, как влияют исторические и социокультурные вариации на реальную величину отцовского вклада в воспитание детей. Мысль о слабости и неадекватности «современных отцов» — один из самых распространенных стереотипов общественного сознания второй половины XX в., причем этот стереотип является в известной степени транскультурным.

Исследователи констатируют: 1) рост безотцовщины, частое отсутствие отца в семье; 2) незначительность и бедность отцовских контактов с детьми по сравнению с материнскими; 3) педагогическую некомпетентность, неумелость отцов; 4) незаинтересованность и неспособность отцов осуществлять воспитательные функции, особенно уход за маленькими детьми.

Но интерпретация этих фактов бывает разной. Одни полагают, что происходит быстрое, неуклонное и чреватое опасными последствиями ослабление отцовского начала, т.е. налицо некая историческая тенденция. Другие (меньшинство) склонны думать, что так было всегда, что отцы никогда не играли важной роли в воспитании детей и сегодняшние тревоги отражают только сдвиги в акцентах и стереотипах массового сознания.

Из всех перечисленных элементов стереотипной модели «ослабления отцовского начала» единственной безусловной реальностью является рост безотцовщины, связанный в первую очередь с динамикой разводов и увеличением числа одиноких матерей. Абсолютное число и удельный вес детей, воспитывающихся без отцов, в большинстве индустриально развитых стран неуклонно растет.

Остальные утверждения гораздо более проблематичны. Верно, что отцы проводят со своими детьми значительно меньше времени, нежели матери, причем лишь незначительная часть этого времени расходуется непосредственно на уход и общение с детьми. Но мужчины никогда сами не выхаживали детей, и современные отцы в этом отношении не только не уступают прежним поколениям, но даже превосходят их тем, что (особенно в нетрадиционных семьях, основанных на принципе равенства полов) берут на себя гораздо больший круг таких обязанностей, которые раньше считались исключительно женскими. Например, обследование 231 канадской семьи показало, что при выравненных социальных факторах, таких, как количество внерабочего времени, отцы проводят с детьми столько же времени, сколько и матери.

Но почему же людям кажется, что отцовский вклад в воспитание снижается? Помимо других причин сказывается ломка традиционной системы половой стратификации. Если пренебречь частными межкультурными различиями, в традиционной патриархальной семье отец выступает как 1) кормилец, 2) персонификация власти и высший дисциплинатор и 3) пример для подражания, а нередко и непосредственный наставник во внесемейной, общественно-трудовой деятельности. В современной городской семье эти традиционные ценности отцовства заметно ослабевают под давлением таких факторов, как женское равноправие, вовлечение женщин в профессиональную работу, тесный семейный быт, где для отца не предусмотрено пьедестала, пространственная разобщенность труда и быта. Сила отцовского влияния в прошлом коренилась прежде всего в том, что он был воплощением власти и инструментальной эффективности.

В патриархальной крестьянской семье отец не ухаживал за детьми, но они, особенно мальчики, проводили много времени, работая с отцом и под его руководством. В городе положение резко изменилось. Как работает отец, дети не видят, а количество и значимость его внутрисемейных обязанностей значительно меньше, чем у матери. По мере того как «невидимый родитель» (как часто называют отца) становится видимым и более демократичным, он все чаще подвергается критике со стороны жены, а его авторитет, основанный на вне-семейных факторах, заметно снижается.

Эта тенденция ощущается не только в Европе и США, но и в Японии. Традиционная японская семья, основанная на принципах конфуцианства, была последовательно патриархальной и авторитарной. Интересы «дома» ставились неизмеримо выше интересов отдельных членов семьи, а власть отца как главы «дома» была исключительно велика. Он мог «исключить» из списка членов семьи любого нарушителя семейных правил, расторгнуть брак сына (до 30 лет) или дочери (до 25 лет). В традиционных описаниях и обыденном сознании отец обычно изображается «строгим» и «грозным», а мать «нежной» и «любящей».

Но образ грозного отца почти не соответствует современным культурным условиям разных стран. Исследователи отмечают, что изменения касаются скорее культурных образов и установок, нежели психологических черт мужчин. Традиционный отцовский авторитет поддерживается не столько личными качествами отца, сколько его социальным положением главы семьи, тогда как фактическое распределение семейных ролей всегда было более или менее индивидуальным и изменчивым. Сегодняшняя культура скорее признает и закрепляет этот факт, видоизменяя традиционные социальные стереотипы, нежели создает нечто новое. Кстати, сравнительная холодность и наличие социальной дистанции во взаимоотношениях ребенка с отцом, часто рассматриваемые как свидетельства снижения отцовского авторитета, являются скорее пережитками нравов традиционной патриархальной семьи, в которой к отцу не смели приблизиться и сам он был обязан держаться «на высоте».

Ослабление и даже полная утрата мужской власти в семье отражается в стереотипном образе отцовской некомпетентности. Оказывается, что в большей мере он свойствен женщинам (мужчины, кстати, в противовес, говорят о женском «сюсюканье», называют их «наседками» и пр.); мужчина оценивается при этом по традиционно женским критериям (речь идет о деятельности, которой отцы никогда раньше всерьез не занимались и к которой они социально, психологически, а возможно, и биологически плохо подготовлены).

Это подводит нас к самому сложному и спорному вопросу теории родительства — насколько вообще заменяемы и обратимы отцовские и материнские роли и каково соотношение их биологических и социокультурных детерминант?

Наблюдение за поведением родителей по отношению к новорожденным в естественной среде показывает, что, хотя психофизиологические реакции мужчин и женщин на младенцев весьма сходны, их поведенческие реакции различны: женщина тянется к ребенку, стремится приласкать его, тогда как мужчина отстраняется и часто испытывает при тесном контакте с младенцем эмоциональный дискомфорт. Чрезвычайно интересные результаты получены в ходе наблюдений за взаимодействием матерей и отцов с грудными детьми. Мать, даже играя с ребенком, старается прежде всего успокоить, унять его; материнская игра — своего рода продолжение и форма ухода за ребенком. Отец же, и вообще мужчина, наоборот, предпочитает силовые игры и действия, развивающие собственную активность ребенка.

Небезразличны для понимания специфики материнского и отцовского стиля отношений и такие, предположительно врожденные, черты, как повышенная эмоциональная чувствительность женщин, их предрасположенность быстрее реагировать на звуки и лица, тогда как мужчины отличаются лучшим пространственным восприятием, хорошим двигательным контролем, остротой зрения и более строгим разделением эмоциональной и когнитивной (познавательной, рациональной) реактивности.

Как и другие аспекты полоролевой дифференциации, родительское поведение чрезвычайно пластично. Это верно уже в отношении высших животных: самцы макак-резусов и павианов в естественных условиях равнодушны к своим детенышам, но при отсутствии самок самцы вполне «по-матерински» реагируют на плач младенцев и нежно заботятся о них, правда, сначала взрослые обезьяны и вожак пытаются заставить молодую мать вернуться к своим материнским обязанностям криками, подталкиваниями и т.п.

Родительские реакции человека еще более пластичны. Как правило, отцы не осуществляют непосредственного ухода за новорожденными; активный контакт отца с ребенком обычно начинается, когда ребенку исполняется 1,5—2 года, а то и позже. С рождением ребенка мужчина приобретает много неприятностей (дополнительные материальные заботы, бытовые обязанности вроде стирки и глажки пеленок, уменьшение внимания со стороны жены, нарушение сна и т.п.) и практически никаких удовольствий. Однако экспериментально доказано, что психологически подготовленные отцы охотно любуются новорожденными, испытывают физическое удовольствие от прикосновения к ним (правда, чаще это происходит в отсутствие матери, так как мужчины боятся проявить неуклюжесть и стесняются собственной нежности) и практически не уступают женщинам в искусстве ухода за ребенком.

Это способствует и возникновению более тесной эмоциональной привязанности отца к ребенку. Предполагается, что чем раньше отец приобщается к уходу за младенцем и чем увлеченнее он это делает, тем сильнее становится его родительская любовь. Во многих странах разрешается присутствие отцов при родах. Сказывается не только привычка, но и ответный эмоциональный отклик ребенка, к которому мужчины весьма чувствительны.

Это обстоятельство существенно и для женщин, но его не следует биологизировать. Как указывает И. С. Кон, в 70-х гг. в научной литературе широко распространилось мнение, что тесный контакт матери с новорожденным в первые часы после родов особенно важен для формирования материнской привязанности по причинам гормонального порядка; новейшие исследования не подтвердили этих данных. Первые часы после рождения не являются ни «критическим», ни «сензитивным» периодом для формирования материнских чувств, хотя, конечно, очень важны для ребенка.

Что же касается более старших детей, то привычные стереотипы явно преувеличивают степень мужского «отчуждения» от них. Наблюдения У. Маккея и других, проследивших пространственное взаимодействие взрослых мужчин и женщин с детьми в 18 разных культурных средах, показали, что хотя мужчины реже женщин бывают с детьми в общественных местах, если подобная ситуация имеет место, то ее основные формальные параметры (тактильный контакт, личное расстояние и визуальный контакт между взрослым и ребенком) большей частью совпадают у мужчин и женщин. Разумеется, подобные наблюдения случайных интеракций не позволяют делать широких обобщений и не опровергают ни историко-этнографичес-ких данных о правилах избегания между отцами и детьми, ни психологических данных об особенностях и специфических трудностях мужского коммуникативного стиля вообще. Тем не менее рассогласованность стереотипа и реального поведения — факт существенный и наблюдается не только в данной сфере. Поэтому традиционное разделение отцовских и материнских функций, как и других половых ролей, не является единственно возможным, абсолютным биологическим императивом.

Факт, что мать может успешно вырастить и воспитать ребенка без отца, известен давно. Возможно и обратное. Традиционно такие случаи редки, поскольку в случае развода дети отдаются судом на попечение матери, но описан и опыт «отцов-одиночек». Так, в Англии, по подсчетам Т. Хипгрейва, отцы составляют 12% всех одиноких родителей.

Одиноких отцов и матерей характеризует целый ряд общих особенностей: 1) более ограниченная социальная жизнь; 2) несколько более демократический стиль семейной жизни и 3) наличие определенных трудностей при вступлении в новый брак. Наряду с этим у них есть свои специфические социально-психологические трудности. Одинокие отцы получают больше помощи и сочувствия со стороны друзей и родственников (выигрывая в общественном мнении), зато у них сильнее, чем у одиноких матерей, суживается круг социального общения. Если одинокие матери испытывают трудности с дисципли-нированием детей, то отцы озабочены недостаточной эмоциональной близостью с ними, особенно с дочерями. Однако, хотя в обоих случаях неполная семья создает трудности разного порядка, отсутствие одного из родителей не исключает возможности нормального развития ребенка и какой-то компенсации недостающего отцовского или материнского влияния.

Выводы и заключения

1. Социализацию в самом общем виде определяют как влияния среды в целом, приобщающие индивида к участию в общественной жизни, обучающие его пониманию культуры, поведению в группах, утверждению себя и выполнению различных социальных ролей.

2. Основные институты социализации (община, семья, школа) изменяются и развиваются в соответствии с культурно-исторической эволюцией общества.