Русская литература. Занятие 9 Феномен деревенской прозы иПривычное дело Василия Белова Феномен деревенской прозы
 Скачать 23.47 Kb.
|
|
Белошапкина А., 5821д Практическое занятие № 9 Феномен «деревенской прозы» и «Привычное дело» Василия Белова Феномен «деревенской прозы». Как пишут зарубежные русисты, "наиболее убедительным свидетельством выживания собственной русской литературы в многонациональном СССР в период так называемого застоя стала русская деревенская проза - наиболее состоятельное (с эстетической и идеологической точки зрения) литературное направление, сформировавшееся в послесталинское время и получившее развитие в последующие исторические периоды". В целом, многие зарубежные исследователи относятся к "деревенской п розе" как к беспрецедентному феномену, продолжательнице традиций исконной русской культуры и ищут в ней разгадку загадки русской души в ее устремленности к идеалу - в противовес ощущению бесцельности, абсурдности бытия. Деревня как архетипическая "сквозная" модель, определяя развитие русской литературы со времен Карамзина, Радищева и Пушкина, получает свое - во многом итоговое, завершающее - воплощение в конце ХХ столетия, в деревенской прозе. В "ряд основных компонентов этой "сквозной" модели - наряду со специфическими пространственно- временными характеристиками - входят сущностные архетипические образы "мудрого старика/старухи", "дитяти", "матери-земли", определяя типологию героя.. Многоуровневая структура архетипа Деревня, уходящая корнями в далекое прошлое, выстраивается от индивидуально-личностного опыта (воспоминаний автора и героев о деревенском детстве), через коллективный опыт деревенского сообщества, к обобщенно- символическому уровню, на котором архетипический образ Деревни вырастает до символа всей России, родины. Деревенская проза как философский феномен воспринимается многими исследователями с онтологической и натурфилософской точек зрения. Действительно, онтологическую природу деревенской прозы во многом определяет обращение писателей к пограничной ситуации, когда человек проявляет себя в борении меж жизнью и смертью: сюжетно, т.е. в силу обстоятельств, как старая крестьянка Матрена у А.Солженицына, или охотник Аким с изнеженной горожанкой Элей в "Царь-рыбе" В.Астафьева, затерянные в глухой тайге и вынужденные бороться с угрозой гибели от холода и голода; или же, напротив, внутренне, как Иван Африканович из "Привычного дела" В.Белова. Потерявший жену и, в силу драматических обстоятельств, погруженный в нелегкие раздумья о вечности, жизни и смерти - наедине с прекрасной, одухотворенной и ...отстраненно-суровой природой российской глубинки. Натурфилософскими, по сути, являются пространственно-временные характеристики архетипа Деревня в целом и в деревенской прозе в частности. Ведь в основе всего архетипа, своеобразно (с сугубо крестьянской стороны) претворенного в деревенской прозе 1960-1990-х, находится патриархальная помещичье-крестьянская деревня с усадьбой, крестьянскими избами, традиционной русской природой, исконными занятиями и забавами, связанными с этим пространством (охота, катанье на лошадях, на санях, рыбалка, сбор трав и ягод), а также земледельческим трудом. Психологические параметры феномена деревенской прозы во многом определяется утонченной разработкой характеров, усиленным вниманием авторов к мельчайшим, трудноуловимым движениям души героев. Порой писатели прибегают к психологической разработке необычных состояний человека в "пограничной ситуации". Так, у В.Распутина в "Последнем сроке" умирающая старая крестьянка временно возвращается к жизни силой родовых чувств (к ее одру собирается почти вся большая семья). С психологической точки зрения, сюжетную основу повести составляют ментальные колебания во внутреннем мире героини, находящейся меж жизнью и смертью: то погружающейся в глубины родового бессознательного на грани небытия, то вновь обретающей привычную индивидуальность. Историко-социальный аспект деревенской прозы открывает широкие пласты народной жизнедеятельности, основные вехи российской истории ХХ в. начиная с (пред)революционных времен, через сталинский период (включая военное межвременье), вплоть до хрущевских экспериментов в сельском хозяйстве, перегибов НТР, парадоксов перестройки и т.п. особенно актуальным стало обращение писателей-деревенщиков к "затемненным" ранее периодам раскулачивания и коллективизации: в "Канунах" В.Белова, "Мужиках и бабах" Б.Можаева и др. Жанровая специфика деревенской прозы - несмотря на ее общую ориентацию на такие традиционные формы, как рассказ (новелла), повесть и роман - весьма самобытна. Действительно, писатели-деревенщики внесли свой вклад в модификацию канонических жанров оды, пасторали (современная пастораль "Пастух и пастушка" В.Астафьева), сказка ("До третьих петухов" В.Шушкина), роман (роман-хроника В.Белова "Кануны") и т.д. Большое развитие получают сказовые формы; писатели пробуют себя в жанровых новообразованиях, ориентированных на акт рассказывания - к примеру, создавая "повествования в рассказа" с вставными притчами, легендами и т.п. (см., к примеру, Царь-рыба" и "последний поклон" В.Астафьева). Наряду с крупномасштабными полотнами типа тетралогии Ф.Абрамова "Братья и сестры", нередко предпочтение отдается жанру лирической миниатюры с ее явной ориентацией на стиль философской прозы. Популярными были и остаются также очерковые заметки ("Моздокский базар", "За дальним меридианом" В.Белова, к примеру). Язык деревенской прозы отличает широкое использование разговорной лексики и просторечья, местных выражений и т.п. Между тем повествовательная речь автора нередко усложнена, ей свойственно нагнетание нетрадиционных синтаксических конструкций, богатство и красочность эпитетов, усложненность в построении разы, интенсивное использование экспрессивной лексики [1]. 2. Повесть «Привычное дело» в критике 1960–70-х гг. Литературная критика 1960-х-1970-х годов высоко оценила «деревенскую прозу», отмечая ее умение изображать человека не одномерно, а во всей полноте душевных проявлений. Вместе с тем многие критики предъявляли ей серьезные упреки. «Деревенская проза словно и забыла социально-активного героя, личность сильную, яркую, программную, на протяжении многих лет делавшую погоду в литературе», - писал Б.Анашенков. В январском номере «Севера» за 1966 год повесть «Привычное дело» увидела свет и быстро стала бестселлером. А. Я. Яшин писал автору 7 июля 1966 года: «Очень тебя читают в библиотеке ЦДЛ - как мне сообщили, журнал "Север" с Беловым спрашивает чуть ли не каждый второй из посетителей». Писатели «почвеннического» направления всячески распространяли и пропагандировали произведение коллеги. В. П. Астафьев писал литератору А. М. Борщаговскому: «А вы читалилм в № 1 "Севера" повесть Васи Белова "Привычное дело"? Вот эта вещь меня потрясла, хотя и проста она, как земля. Очень советую прочесть, а то ее непременно замолчат в критике, и ничего о ней не узнают люди. "Север"-то читает совсем мало народу». Писатели-«деревенщики» не скупились на оценки самого высшего порядка. Реакция «охранителей» на публикацию крамольной повести в провинциальном журнале была предсказуемой. Председатель Государственного комитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли Н. А. Михайлов в своем выступлении на семинаре в ЦК КПСС в мае 1966 года, подверг произведение разгромной критике, инкриминируя автору идейную порочность и аптипартийные взгляды на развитие сельского хозяйства. Но, не успев как следует развернуться, критическая кампания в отношении Белова была остановлена. Похоже, что власти в данный момент не хотели устраивать еще одно литературное побоище и лишний раз ссориться с интеллигенцией, ведь только недавно, в феврале 1966 года, прошел судебный процесс над писателями А. Д. Синявским и Ю. М. Даниэлем. Некоторые признаки все же указывают, что определенная подготовка к «проработочной» кампании велась. В инстанции приходили не только восторженные, но и гневные письма от читателей «Привычного дела Одна из «башен Кремля» осудила «Привычное дело», но какая-то, очевидно, более могущественная сила не допустила расправы над молодым вологодским автором. Литературная критика, не понимая позицию власти, не знала, как реагировать на повесть, уже ставшую популярной. Первым нарушил молчание В. Петелин, опубликовав в «Огоньке» небольшую рецензию. Критик прозрачно намекнул, что в повести показана деревня времен Хрущева: «В. Белов описывает жизнь деревни в тот момент, когда низкая оплата трудодня, всевозможные запреты, сковывавшие самостоятельность и личную инициативу крестьянина, нарушения Устава сельхозартели и прежде всего принципа материальной заинтересованности мешали людям жить на родной земле». Так, идеологическая неопределенность, возникшая после отставки Н. С. Хрущева осенью 1964 года, помешала как появлению повести в престижном журнале «Новый мир», так и своевременной ее оценке в текущей литературной критике. Вынужденные цензурные сокращения при публикации «Привычного дела» в петрозаводском журнале «Север» демонстрируют те сложности, с которыми сталкивались писатели в освоении темы советской деревни. Широкое общественное признание повести остановило наметившуюся дискредитацию произведения в средствах массовой информации и способствовало серьезному его обсуждению. После статей Петелина и особенно Кузнецова, снявших вопрос о политической благонадежности повести, обсуждение «Привычного дела» пошло в обычном порядке. В рецензиях и критических статьях, опубликованных в 1960-е годы, было высказано немало идей и концепций, которые позднее, уже в «расширенном» и более аргументированном виде, перешли в публицистику и литературоведение позднейшего времени, определили основные аспекты исследовательского дискурса о творчестве В. И. Белова, о феномене «деревенской прозы» [5]. 3. Символика названия повести. Название повести «Привычное дело» — это и есть любимая фраза Ивана Африкановича. Он привык к нищете, и труд воспринимает со словами – привычное дело. Он не жалуется на свою судьбу, довольствуется малым и счастлив быть тем, кто он есть. Он питается энергией от природы. Она – главный вдохновитель Ивана. Она повторяется в произведении не один раз, становясь, таким образом, своеобразным лейтмотивом. Съездить в другое село за товаром – «дело привычное». Родить ребёнка и вырастить девятерых детишек – тоже «дело привычное». Всё, что ни есть в деревенской жизни (нравы и обычаи, работа, личная и семейная жизнь), – всё привычное дело: и горести, и радости. С одной стороны, в названии заключена горькая мысль автора о состоянии деревни того времени. Все привыкли к тому, что деревня кормит и питает город. Он растёт и развивается, а деревня – умирает. И это тоже в каком-то смысле «дело привычное». Вся жизнь деревенского труженика, например, Ивана Дрынова или его жены Катерины, тяжела, наполнена каждодневными заботами о своих детях, работой, домашним хозяйством – «привычное дело». С другой стороны, в этих словах слышится народная мудрость. Неслучайно в повести слова «дело привычное» произносит её главный герой, воплощающий в себе лучшие качества, чувства русского народа. Он по-житейски мудр и нравственно чист. 4. Образ Ивана Африкановича. При всей внешней заскорузлости и кажущейся на первый взгляд примитивности натуры Ивана Африкановича, в нем поражает цельность личности, чувство независимости и органичнейшей ответственности. Отсюда его сокровенное желание не столько в злободневно-сиюминутных порывах и действиях, сколько в неспешных, по существу своему натурфилософских, раздумьях постичь суть мира, в котором он живет. Иван Африканович — своеобразный крестьянский философ, внимательный и проницательный. У него такой тип восприятия окружающей действительности, при котором разум и чувства, мысль и эмоции предстают в неразрывном единстве, причем эмоциональное начало особенно обострено. Хотя он всю жизнь на природе, но нисколько не утратил первозданности в своем удивительно лирическом одухотворенном видении мира. При этом проявляется тончайшее искусство постижения природы в ее движении, переходах, скажем, на изломе зимы и первых весенних дней. Действие в повести происходит не зимой, не летом, а в переломную пору: на провесне, ранним летом, в предзимье. Внимание художника привлекают те моменты, когда природа, как бы предчувствуя пробуждение или переход в новое состояние, испытывает благодетельные и важные перемены, встречая зарю нового дня. Умение видеть прелесть северной русской природы свидетельствует о богатстве внутреннего мира Ивана Африкановича, сочетающего поэзию и истинную доброту, сострадание ко всему живому. 5. Поэтика хронотопа. 6. Место сказок о пошехонцах в структуре книги. 7. Национально-мифологические символы повести. 8. Социальная проблематика повести В. Белова. Литература Большакова А. Нация и металитет: феномен «деревенской прозы» ХХ века. – М.: Олимп, 2000. Партэ К. Русская деревенская проза: Светлое прошлое. – Томск: Изд-во Том. гос. ун-та, 2004. Селезнев Ю. И. Василий Белов: Раздумья о творческой судьбе писателя. – М.: Сов. Россия, 1983. Смыковская Т. Е. Национальный образ мира в прозе В. И. Белова. – М.: Флинта, Наука, 2010. – 160 с. Розанов Юрий Владимирович Повесть В. И. Белова «Привычное дело» в общественно-политической ситуации 1960-х годов // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2019. №7 (184). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/povest-v-i-belova-privychnoe-delo-v-obschestvenno-politicheskoy-situatsii-1960-h-godov (дата обращения: 14.04.2022). |