Защита прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации

• Название: Защита прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации
• Дата: 02.05.2023
• Размер: 112.36 Kb.
• Имя файла: 13380963_132572519953973.docx
• Тип: Документы; #1104152
• страница: 2 из 5

1.2. Понятие и виды защиты конституционных прав и свобод человека и гражданина

В данном постановлении в числе мер, принимаемых в Калининградской области, применялись: изоляция в домашних условиях или условиях обсерватора (в течение 14 дней со дня возвращения в Российскую Федерацию) и самоизоляция по месту проживания для граждан старше 65 лет и имеющих заболевания.

В ряде субъектов РФ с целью предупреждения распространения COVID19 были установлены пропускные режимы (например, в г. Москве, Московской и Тверской областях, Республике Карелия, Приморском крае и пр.).

Стоит подчеркнуть, что приведенные отдельные меры защиты жизни и здоровья граждан, по сути, сводимые лишь к исключению контактов между людьми в целях недопущения заражения, лишили граждан элементарных условий частной жизни. К сожалению, претворение подобных нормативных предписаний в жизнь создало огромную правовую проблему³.

Количество дел в судах по оспариванию административных распоряжений высших должностных лиц субъектов РФ зашкаливает, причем, как правило, в каждом из субъектов Федерации складывается своя судебная практика.

Представленные к размышлению суждения позволяют заключить, что вводимые меры ограничительного характера, характеризуясь вынужденностью и неизбежностью введения, в то же время явились рычагами сдерживания более пагубных последствий.

В таких условиях неизвестности нависшей опасности граждане нашего государства должны были осознанно подходить к пониманию происходящего, следовать административным указаниям и быть готовыми к ответственности, тем более что высшим судебным органом конституционного контроля Конституционным Судом РФ соответствующие правовые позиции, касающиеся правомерности ограничения прав, уже сформированы.

Приведенная точка зрения имеет право на существование. Стоит только помнить, что при выборе пути к действию считается необходимостью соблюдение не только общих тенденций, но и учет фактических обстоятельств распространения пандемии COVID19 на территории России⁴.

Мерой защиты жизни и здоровья граждан перед лицом угрозы распространения COVID19 стало принятое Президентом РФ решение о введении режима повышенной готовности для органов управления, а также осуществление комплекса ограничительных мер, направленных на обеспечение санитарноэпидемиологического благополучия населения.

В российском обществе это не было воспринято однозначно. Поставленные вопросы не преследовали цели оспорить законность введения режима повышенной готовности органов государственной власти, вызывала недоумение сама процедура принятия решения о его установлении высшими должностными лицами субъектов Федерации и главами муниципальных образований в соответствии с нормами Закона No 68ФЗ в ред. Закона No 98ФЗ. По смыслу ст. 55 и 56 Конституции право на ограничение конституционных прав и свобод принадлежит федеральному законодателю, который в порядке делегирования имеет право предоставлять законодательным органам государственной власти субъектов Федерации и представительным органам муниципальных образований право ограничивать права граждан.

Основными задачами исполнительной власти являются исполнение законов, управление государственными делами, использование возможностей для этих целей в качестве оперативных действий и управления. Вторжение органов исполнительной власти в сферу законодательного регулирования в обход воли народного представительства противоречит здравому смыслу.

Конституционным Судом РФ обозначенная позиция в принятом им постановлении от 16.11.2021 No 49П14 не была поддержана в полной мере.В соответствии с нормами Закона No 68ФЗ режим повышенной готовности и чрезвычайной ситуации вводится с целью защиты населения и территорий от чрезвычайной ситуации. Различие режимов между собой в том, что первый вводится при угрозе возникновения чрезвычайной ситуации, последний — при возникновении и ликвидации чрезвычайной ситуации.

Два года спустя трудно оценить меры правового воздействия, примененные в качестве борьбы с COVID, а также подсчитать случаи заболевших в субъектах Федерации для решения вопроса о целесообразности введения того или иного административноправового режима в федеративном государстве. Анализируя работы административистов, следует предположить, что режим повышенной готовности является вторичным по отношению к общему режиму чрезвычайной ситуации.

Оба они носят экстраординарный характер и направлены на достижение общей цели — обеспечение конституционной безопасности прав граждан.

Проявляется их экстраординарность в следующем: наделение чрезвычайными полномочиями отдельных органов управления, создание различных центров управления и введение особых форм управления соответствующими территориями, что следует из норм Закона No 68ФЗ.

Несмотря на широкую публичную огласку используемых самостоятельных комплексов защиты жизни и здоровья граждан и их подвижность (только в период пандемии их было принято свыше 250), согласимся с мнением С. М. Зырянова, что при исследовании режимов речь идет о «спящем» законодательстве — правовых нормах, которые в обычных условиях не действуют, а включаются при возникновении предусмотренных законодательством оснований — экстраординарных ситуаций разного рода⁵..

Примечательно, что экстраординарные обстоятельства пандемии COVID19 способствовали использованию инструментария правовой системы федеративного государства в полной мере.

Осознанная необходимость выработки индивидуальных подходов к предотвращению и противодействию распространению новой коронавирусной инфекции в субъектах Федерации способствовала выстраиванию определенного оркестра отличных ограничительных правозащитных мер, столь гармонично вписавшихся в ритм современных реалий.

Так, например, ограничительные меры были введены Указом Мэра г. Москвы от 05.03.2020 No 12УМ «О введении режима повышенной готовности»17, которым в целях обеспечения защиты жизни и здоровья граждан и недопущения распространения заболевания, вызванного вирусом SARSCoV2, были предприняты меры введения различных режимов: режима изоляции на дому (п. 9.1.3 при наличии постановления руководителя Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека — Главного государственного санитарного врача Российской Федерации, санитарных врачей — о нахождении в режиме изоляции на дому);

режима самоизоляции граждан (п. 10.1 для граждан в возрасте старше 65 лет, а также граждан, имеющих заболевания, перечень которых устанавливался приложением к настоящему Указу Мэра г. Москвы No 12УМ).

Режим повышенной готовности был введен постановлением губернатора Тверской области от 17.03.2020 No 16 пг «О введении режима повышенной готовности на территории Тверской области», в п. 2 которого сказано, что распространение новой коронавирусной инфекции (COVID2019) является в сложившихся условиях чрезвычайным и непредотвратимым обстоятельством, повлекшим введение режима повышенной готовности, который является обстоятельством непреодолимой силы. ⁶.

Причем данная ситуация признана обстоятельством непреодолимой силы в более чем 40 субъектах Федерации.

Режим повышенной готовности введен постановлением Правительства Калининградской области от 16.03.2020 No 134 «О введении на территории Калининградской области режима повышенной готовности для органов управления и сил территориальной подсистемы предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций Калининградской области и некоторых мерах по предотвращению распространения в Калининградской области новой коронавирусной инфекции».

Существовавшая в нашей стране на протяжении более семи десятилетий XX в. обязанность трудиться, не только моральная, но и юридическая, породившая в советский период нашей истории феномен принудительного труда в государственном масштабе2 , сменилась в связи с принятием в 1991 г. Декларации прав и свобод человека и  гражданина3 принципами свободы труда и  запрета принудительного труда (ст. 23), которые нашли свое конституционное закрепление.

Ст. 37 Конституции РФ провозглашает свободу труда, расшифровывая ее как право каждого свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию. Роль принципа свободы труда отражена в законодательстве его местом в содержащемся в ст. 2 Трудового кодекса РФ перечне принципов правового регулирования трудовых отношений.

Конституция РФ провозглашает высшей ценностью права и свободы человека и гражданина с закреплением обязанности государства их признавать, соблюдать и защищать, в том числе путем обеспечения доступа к правосудию (ст. 2, 18). Приоритет прав и свобод человека и гражданина подчеркивается и положением о том, что они определяют смысл, содержание и применение законов, функционирование органов власти. Как справедливо указывает С.Н.Хорунжий, такие положения без учета других конституционных норм создают видимость абсолютного приоритета человека перед обществом, который, вырванный из  контекста, может привести к  злоупотреблениям при реализации частных интересов по отношению к  интересам публичным (Хорунжий 2017a, 61). Однако Конституция закрепляет и иные ценности, такие как верховенство права, конституционная законность, правовое, демократическое, федеративное и социальное государство, равенство, справедливость и др.1 Соответственно, между конституционными ценностями может возникнуть конкуренция, и особую важность приобретают проблемы поиска допустимых пределов ограничения прав и свобод человека и гражданина, баланса прав и законных интересов различных субъектов, а также баланса публичных и частных интересов. Баланс интересов субъектов права, по словам Н.А.Шевелевой, считается в современном мире социальной ценностью, подлежащей правовой защите (Шевелева 2009, 200). С.Н.Хорунжий также говорит о необходимости признания баланса защищаемых Конституцией ценностей самостоятельной правовой ценностью (Хорунжий 2017b, 60). В.Д.Зорькин рассматривает баланс конституционно защищаемых ценностей, публичных и частных интересов как конституционный принцип, носящий имплицитный характер (Зорькин 2018, 77). Ориентиры для поиска баланса интересов субъектов права в конкретных сферах правового регулирования содержит Конституция, которая, по словам Н.С.Бондаря, является юридически узаконенным балансом интересов всех социальных групп общества, мерой достигнутого в обществе и государстве баланса между властью и свободой (Бондарь 2005, 19). Во-первых, в Конституции закреплено правило о том, что осуществление прав и свобод не должно нарушать права и свободы других лиц (ч. 3 ст. 17); во-вторых, принципиально допускается возможность ограничения прав и  свобод человека и гражданина, но только федеральным законом и только в той мере, в какой этого требуют защита основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечение обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55), а также в условиях чрезвычайного положения (ч. 1 ст. 56); в-третьих, федеральному законодателю предоставляются полномочия по регулированию и защите прав и свобод человека и гражданина (п. «в» ст. 71). Из этого следует, что обязанность обеспечить надлежащие условия для реализации конституционных прав и свобод лежит на законодателе, который, основываясь на конституционных положениях, должен создать гармоничное, непротиворечивое, ясное правовое регулирование, чрезвычайно выверенное, полностью соответствующее императивным конституционным предписаниям. Вместе с тем и вряд ли кто-то будет отрицать, такое регулирование остается недостижимым идеалом как по причине сложности поиска надлежащего решения при отсутствии жестких конституционных рамок (зачастую не всегда очевидна та грань, за которой реализация одним лицом своих прав и свобод повлечет нарушение или необоснованное препятствие в осуществлении прав и свобод других, либо защита публичного интереса нанесет ущерб правам частных лиц), так и вследствие несовершенства законодательного процесса, продуктом которого может стать как норма, прямо не соответствующая конституционным положениям, так и  норма, неопределенная по своему содержанию, допускающая произвольное, неконституционное толкование. Некачественное же исполнение государством своей обязанности по надлежащему правовому регулированию общественных отношений может привести (и приводит) к столкновению, как безобидному, так и достаточно жесткому, при котором реализация права одним лицом препятствует осуществлению права другого лица, а  удовлетворение частного интереса ставит под угрозу интерес публичный, и наоборот. Не являются в этом смысле исключением и вводимые законодателем ограничения конституционного принципа свободы труда. 2. Основное исследование Существовавшая в нашей стране на протяжении более семи десятилетий XX в. обязанность трудиться, не только моральная, но и юридическая, породившая в советский период нашей истории феномен принудительного труда в государственном масштабе2 , сменилась в связи с принятием в 1991 г. Декларации прав и свобод человека и  гражданина3 принципами свободы труда и  запрета принудительного труда (ст. 23), которые нашли свое конституционное закрепление. Ст. 37 Конституции РФ провозглашает свободу труда, расшифровывая ее как право каждого свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию. Роль принципа свободы труда отражена в законодательстве его местом в содержащемся в ст. 2 Трудового кодекса РФ перечне принципов правового регулирования трудовых отношений. В советский период применительно к сфере труда был сформулирован принцип свободы выбора места и рода деятельности с учетом интересов общества, понимаемый как деятельность государства, обеспечивающая добровольное волеизъявление гражданина при реализации своих способностей к труду, базой для существования которого послужило провозглашение достижения при социализме подлинной свободы труда в результате ликвидации эксплуатации (Советское трудовое право 1988, 63, 67–68). Однако его существенные отличия от принципа свободы труда очевидны — последний предоставляет каждому право не только выбирать область приложения своих сил для реализации способности к труду, но и право не трудиться вообще, не говоря уже о том, что свобода выбора советским гражданином места работы при существовании практически единственного работодателя — государства — была весьма условна. Вместе с тем, как мы отметили выше, конституционные права и свободы, в том числе и свобода труда, могут быть ограничены в конституционно значимых целях, а также в условиях чрезвычайного положения. При этом ограничение свободы труда возможно по двум направлениям: ограничение свободы не работать или ограничение возможности лица трудиться в свободно избранной сфере (полностью или частично). Рассмотрим каждое из них. 2.1. Свобода труда как свобода от труда Наличие у индивида какого-либо права или свободы совершенно не исключает существование у него обязанностей. По словам Л.Ю.Бугрова, социальная свобода вне обязанностей не существует, мысль об этом «не свойственна трезвому разуму ни в одной сфере деятельности, у человека всегда есть обязанность соотносить себя с окружающим его миром» (Бугров 1992, 43). Неразрывная связь между правами и обязанностями подчеркивается в международных документах (ст. 29 Всеобщей декларации прав человека  — преамбула Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах). Не являются исключением и обязанности в сфере труда. Как отмечает Л.А.Чиканова, обязанность трудиться закреплена сегодня в конституциях Италии, Испании, Японии, Китайской Народной Республики (Чиканова 2018, 7). Отсутствие аналогичной обязанности в Конституции РФ, с нашей точки зрения, объясняется нашим недавним советским прошлым. Конечно, такую обязанность при конституционном закреплении свободы труда и запрета принудительного труда, при наличии возможности договариваться с работодателем об условиях труда и  вознаграждении за него нельзя ассоциировать с  советской обязанностью трудиться, подкрепленной государственной системой принуждения к труду у единственного работодателя — государства и юридической ответственностью за уклонение от исполнения этой обязанности. Однако «фантомные боли» советского периода не позволяют решиться на закрепление такой обязанности, даже как декларации, связывающей гражданина ответственностью за благополучие общества, членом которого он является. Стимулирование к труду осуществляется мерами экономического характера, и такой подход представляется нам правильным. Он реализуется посредством выстраивания системы социального обеспечения — право граждан на получение мер социальной поддержки или социальной защиты ставится в зависимость от формы реализации гражданином способности к труду, длительности этого периода, размера вознаграждения за труд, в некоторых случаях — от самого желания трудиться. Примеры этому мы можем найти в Законе РФ «О занятости населения в РФ»4 , который ставит возможность получения статуса безработного и связанных с ним мер поддержки в зависимость от того, действительно ли человек желает продолжать (или начинать) трудовую деятельность (ст. 3)5 , а размер пособия по безработице — от вида предшествующей периоду безработицы деятельности, размера заработка и длительности перерыва в осуществлении трудовой деятельности (ст. 30).

Согласно абзацу четвертому п. 3 ст. 3 рассматриваемого закона не могут быть признаны безработными граждане, отказавшиеся в  течение 10  дней со дня их регистрации в  органах службы занятости в целях поиска подходящей работы от двух вариантов подходящей работы, включая работы временного характера, а впервые ищущие работу (ранее не работавшие) и при этом не имеющие квалификации — в случае двух отказов от профессионального обучения или предложенной оплачиваемой работы, включая работу временного характера.

Служить доказательством изложенного тезиса может также иное социальное законодательство, построенное на обязанности государства обеспечивать поддержку гражданам, объективно не способным участвовать в общественном труде (нетрудоспособные лица, лица, обремененные семейными обязанностями, и пр.), гарантируя социальное обеспечение по возрасту, в  связи с  болезнью, инвалидностью, потерей кормильца, наличием детей и пр. (ст. 38 Конституции РФ). Перечисленные и  аналогичные меры представляются вполне достаточными для стимулирования граждан реализовывать свои способности к труду в свободно избранной сфере, которые, без закрепления обязанности трудиться, обеспечивают создание общественных благ6 . Тем не менее в научной литературе появилось предложение ввести административную и уголовную ответственность за отказ лица от возможности работать при отсутствии видимых источников дохода. Обосновывая такое предложение, его автор, приводя в качестве довода тезис о потенциальных преступных наклонностях лиц, не имеющих законных средств к существованию, возвращает нас в  советскую эпоху: «Принимая во внимание исторический опыт советского времени, по которому существовала обязанность трудиться, а также недостаточность реальных моральных стимулов и этических ограничителей, рассматривающих труд как жизненную потребность и  необходимость (при отсутствии других источников доходов), предлагается ввести административную и уголовную ответственность лиц, не имеющих правовых оснований не работать, а также не обладающих иными средствами к существованию, т. е. за тунеядство в изложенном понимании этого термина (или иначе: за “социальный паразитизм” или за “социальное иждивенчество”), установив за это правонарушение наказание в  виде принудительных работ» (Винокуров 2019, 38). Нельзя не отметить тот факт, что аргументация, отграничивающая это предложение от принудительного труда, используется с подменой понятий: автор, со ссылкой на положения Конвенции МОТ № 29 и ст. 4 Трудового кодекса РФ, указывает, что принудительные работы как наказание по приговору суда не могут считаться принудительным трудом, умалчивая при этом о том, где он находит правовые основания для установления обязанности лица трудиться, нарушение которой влечет за собой меры юридической ответственности. В этом аспекте аргументы советских ученых, отвергавших обвинения в существовании в СССР принудительного труда, были гораздо более убедительными, имевшими под собой юридическую основу: привлечение к труду в соответствии с  основным законом государства, закреплявшего обязанность трудиться, объяснялось как не противоречащее принципам, изложенным в Конвенции МОТ № 29, поскольку являлось осуществлением важнейшей гражданской обязанности, что в соответствии с указанным международным договором принудительным трудом не признается (Пашков и Хрусталев 1970, 87). В итоге расценим это предложение как эксцесс и констатируем, что побуждение к труду должно осуществляться не юридическими, а экономическими методами, что в полной мере соответствует конституционному принципу свободы труда. Юридическое ограничение возможности не трудиться означает принуждение лица к  труду, и в  этом смысле такое ограничение наталкивается на принцип запрета принудительного труда, создавая опасность его нарушения. По этой причине за6 Мы сейчас не обсуждаем труд как явление духовное, относящееся к числу общечеловеческих ценностей, как проявление творческого потенциала личности. Законодательное вмешательство в этой сфере весьма осторожно. В качестве примера можно привести Федеральный конституционный закон (ФКЗ) «О чрезвычайном положении»7 . Конституционной основой ограничения прав граждан при наступлении чрезвычайных обстоятельств является ст. 56 Конституции РФ, позволяющая вводить чрезвычайное положение и в  связи с  этим устанавливать ограничения прав и свобод граждан с указанием пределов и срока их действия. На этом основании названный ФКЗ позволяет в качестве исключительной меры, связанной с необходимость проведения неотложных работ (аварийно-спасательных и пр.), осуществить мобилизацию трудоспособных граждан при обязательном обеспечении охраны их труда (п. «е» ст. 13). Как мы видим, привлечение к  труду без согласия граждан обусловлено как формальным критерием в виде введения чрезвычайного положения на основании конституционных положений в  условиях, непосредственно угрожающих жизни и безопасности граждан или конституционному строю, в установленном порядке (ст. 4 названного ФКЗ), так и оценочным — мобилизация граждан возможна только как исключительная мера. При этом закон специально оговаривает, что к труду привлекаются именно трудоспособные лица. Такой законодательный подход соответствует положениям ст. 2 Конвенции МОТ № 29 относительно принудительного или обязательного труда (далее Конвенция МОТ № 29)8 , не признающей таковым требуемую от кого-либо работу или службу в  условиях чрезвычайных обстоятельств, свидетельствует о  приверженности государства соблюдению принципа запрета принудительного труда и соблюдению баланса публичных и частных интересов.