Завтра была война. Завтра была война. Васильев Борис Львович. Пролог
 Скачать 14.65 Kb.
|
|
Завтра была война. Васильев Борис Львович. Пролог От нашего класса у меня остались воспоминания и одна фотография. Групповой портрет с классным руководителем в центре, девочками вокруг и мальчиками по краям. Фотография поблекла, а поскольку фотограф старательно наводил на преподавателя, то края, смазанные еще при съемке, сейчас окончательно расплылись; иногда мне кажется, что расплылись они потому, что мальчики нашего класса давно отошли в небытие, так и не успев повзрослеть, и черты их растворило время. На фотографии мы были 7 “Б”. После экзаменов Искра Полякова потащила нас в фотоателье на проспекте Революции: она вообще любила проворачивать всяческие мероприятия. — Мы сфотографируемся после седьмого, а потом после десятого, — ораторствовала она. — Представляете, как будет интересно рассматривать фотографии, когда мы станем старенькими бабушками и дедушками! Мы набились в тесный «предбанник»; перед нами спешили увековечиться три молодые пары, старушка с внучатами и отделение чубатых донцов. Они сидели в ряд, одинаково картинно опираясь о шашки, и в упор разглядывали наших девочек бесстыжими казачьими глазами. Искре это не понравилось; она тут же договорилась, что нас позовут, когда подойдет очередь, и увела весь класс в соседний сквер. — Ты подаришь людям новое лекарство. — Твой третий сын будет гениальным поэтом. — Ты построишь самый красивый в мире Дворец пионеров. Да, это были прекрасные предсказания. Жаль только, что посетить фотоателье второй раз нам не пришлось. Когда мы однажды пришли на традиционный сбор школы, весь наш класс уместился в одном ряду. Из сорока пяти человек, закончивших когда-то 7 “Б”, до седых волос дожило девятнадцать. Нам хотелось молчать. А если и говорить, то… — Ну как твой осколок? Все еще лезет? — Лезет, проклятый. Частями. — Значит, одна двоих вырастила? — Бабы, как выяснилось, существа двужильные. — Сердце, братцы, что-то того. — Толстеешь, вот и того. — Ты бы протез смазал, что ли. Скрипит, спасу нет. — А ведь мы — самое малочисленное поколение земли. — Это заметно. Особенно нам, матерям-одиночкам. — Поколение, не знавшее юности, не узнает и старости. Любопытная деталь? — Главное, оптимистичная. — Может, помолчим? Тошно вас слушать… С соседних рядов доносилось радостное: «А помнишь? Помнишь?», а мы не могли вспоминать вслух. Мы вспоминали про себя, и поэтому так часто над нашим рядом повисало согласное молчание. Я часами смотрю на выцветшую фотографию, на уже расплывшиеся лица тех, кого нет на этой земле: я хочу понять. Ведь никто же не хотел умирать, правда? А мы и не знали, что за порогом нашего класса дежурила смерть. Мы были молоды, а незнания молодости восполняются верой в собственное бессмертие. Но из всех мальчиков, что смотрят на меня с фотографии, в живых осталось четверо. После этого я больше не ездил на школьные сборы. Павел тоже, а Валентин ездил. Нечасто, правда, раз в два-три года. Встречался с теми, кто уцелел на фронте или выжил в оккупации, ходил в гости, гонял чаи с доживающими свой невеселый век мамами и стареющими одноклассницами, смотрел бесконечные альбомы, слушал рассказы и всем чинил часы. И самое точное время в городе было у бывших учеников когда-то горестно знаменитого 7 “Б”. Как молоды мы были. |