1622484885319_злоупотребление правом. Злоупотребление правом понятия и правовые последствия
Скачать 227.15 Kb.
|
17. С позицией ученого нельзя не согласиться: пробелы и коллизии норм гражданского законодательства, а также некорректность формулировок, используемых законодателем в ст. 10 ГК РФ, не только создают трудности в толковании норм права, но и способствуют возникновению серьезных проблем в правоприменительной практике, в частности приводя к неправильному применению положений действующего законодательства. Подобные упущения законодателя могут спровоцировать неблагоприятные последствия в виде нарушения гражданских прав субъектов правоотношения вместо требуемой в тех или иных ситуациях правовой защиты. Вследствие неопределенностей в трактовке норм ст. 10 ГК РФ в литературе высказываются предложения по установлению дополнительных санкций применительно к конкретным случаям злоупотребления правом. В частности, кандидат юридических наук В. А. Гуреев предлагает: «… предусмотреть правила, согласно которым акционер, злоупотребивший соответствующим правом, по решению суда должен лишаться на определенный период времени: 1) права на участие в общем собрании акционеров с правом голоса, а также права обжаловать принятые на нем в указанный период решения, либо 2) права доступа к документам общества»18. По мнению исследователя, предлагаемые меры, с одной стороны, призваны создать условия для укрепления правовой защиты от действий субъектов права по злоупотреблению своими правами, а, с другой стороны, отражают специфику защиты в акционерных правоотношениях. Что касается возможности возмещения убытков, причиненных другому лицу в результате злоупотребления субъективным гражданским правом, то здесь вряд ли можно говорить о какой-либо специфике, обусловленной непосредственно таким явлением как злоупотребление правом. Обязанность нарушителя полностью возместить причиненный его противоправными действиями вред установлена ст. 1064 ГК РФ. И в случаях причинения ущерба посредством злоупотребления правом имеет место противоправное вредоносное деяние, что признается основанием для применения мер гражданско-правовой ответственности в виде возмещения убытков. Таким образом, возмещение убытков, причиненных лицу в результате злоупотребительного поведения, нельзя рассматривать в качестве отдельного нового способа защиты нарушенного права. Это лишь один из множественной разновидности случаев возмещения вреда от правонарушения, не предусматривающих в принципе каких-либо особенностей реализации данного способа защиты права. Подводя итог вышеизложенного, стоит подчеркнуть, что злоупотребление правом, как и любое другое юридически значимое действие, влечет за собой наступление определенных правовых последствий, основные из которых закреплены в ст. 10 ГК РФ19. Однако именно нормы о юридических последствиях злоупотребительного поведения являются предметом дискуссий в цивилистическом сообществе. Несмотря на прочно сложившуюся в судебной практике тенденцию применения всего разнообразия «иных мер» к лицу, совершившему злоупотребление правом, вопрос о целесообразности расширительного толкования указанных положений ст. 10 ГК РФ остается открытым и требует скорейшего разрешения. 2.2 Пути преодоления злоупотребления правом Причины законодательного вмешательства в отношения со сложной динамикой с целью воспрепятствовать осуществлению прав (правомочий) при критическом (с позиций законодателя) снижении интереса, — явление, которое именуется «нормативным методом противодействия злоупотреблению правом». Речь, собственно, идёт о том, почему, когда и в какой мере оправдан такой выбор метода противодействия злоупотреблению правом вместо судебного противодействия ему на основе общей нормы. В этом же разделе целесообразно обратиться к причинам, порождающим поводы для нормативного противодействия, то есть собственно к обстоятельствам, которые, будучи некоторым образом связаны с определённым этапом развития правоотношения, и особенно с динамикой длящегося договорного правоотношения, приводят к столь значительному снижению интереса обладателя субъективного права, а в договорном отношении — как правило, к сообразному повышению интереса контрагента, что его дальнейшее осуществление обернулось бы злоупотреблением этим правом20. Проследить эту динамику и выявить критические точки несовместимости ослабленного интереса с предназначавшемся к его защите субъективным правом, провести проекции от этих значений в область позитивного права и сравнить их с существующими в нём границами, – задача цивилистической мысли в её аналитической миссии. Однако в успехе теории таких причин, т.е. в результатах исследования, ставящем целью обобщение и классификацию, мы готовы выразить осторожный скепсис. Вряд ли, впрочем, в нашей работе уместно ставить теоретическую задачу такого рода. Вместо этого мы считаем нужным привести наглядные примеры, способные создать сравнительно полную картину обсуждаемого явления. Как уже очевидно из сказанного, обстоятельства, приводящие к такому критическому снижению интереса, не могут быть однородны. Они создаются и собственными действиями управомоченного, и его бездействием (как правило, в течение определенного законом срока), и действиями обязанной стороны, удовлетворяющий иной, но связанный с обсуждаемым интерес управомоченного. И, конечно, для договорного права органичны нормы, определяющие вменённые максимумы понижения интереса одной из сторон посредством нормативного вменения в названных законом случаях развития договорной связи столь преобладающего состояния интереса её контрагента, что интерес первой стороны в сохранении ранее действующего права в неизменном состоянии или даже в целом считается исчерпанным. Этот ряд, казалось бы, можно продолжить указанием на то, что девиации, о которых мы говорим, могут быть следствием и изменившихся внешних сторонам обстоятельств, то есть не зависеть от их действий. Однако в области договорного права гражданское законодательство предпочитает не видеть в такого рода переменах повод для законодательной коррекции. Причина, конечно, заключается в том, что риски изменения обстоятельств, по общему правилу, должны приниматься сторонами договора, поскольку они предположительно охватываются той возможностью распознавания и выражения своих интересов в условиях договора, которая, и образует явление, достойное именоваться свободой договора. И только тогда, когда изменение обстоятельства, имеющего существенное значение для исполнения, имело место в области, до которой разумная способность к распознаванию и выражению субъектом своих интересов не простиралась, заинтересованная сторона может прибегнуть к clausula rebus sic stantibus, к специальному режиму, позволяющему на основании судебного акта исправить или расторгнуть договор, если то или другое необходимо для восстановления баланса интересов сторон21. Таким образом, изменившиеся обстоятельства могут дать повод для судебного, а не законодательного противодействия возможному злоупотреблению правом; Судебное вмешательство в договорное правоотношение на основании clausula rebus sic stantibus является, возможно, самым значительным случаем легитимации интереса, пребывающего в поле общей дозволительности. Нет сомнений, что предпочтение судебного метода нормативному здесь оправдано: ведь речь пойдёт об изучении, а затем и об исправлении (вплоть до лишения силы) повреждённого договорного равновесия ввиду предположительной неспособности, в изменившихся обстоятельствах, согласованных сторонами условий рассматриваться как выражения их подлинных интересов; очевидно, что вменение абстрактной схемы для такого рода операций здесь было бы совершенно неприемлемо. В очень редких случаях в законе могут быть квалифицированы как существенно изменившиеся обстоятельства, для переоценки которых с точки зрения соответствия равновесия интересов действительно имеется повод в виде указанных в законе событий. Так, в соответствии с установленным в абз. 2 п. 6 ст. 709 правилом, подрядчик вправе требовать увеличения даже так наз. «твёрдой» цены при наступлении указанных в этой норме внешних для договора обстоятельств, а при отказе заказчика выполнить это требование — расторжения договора в соответствии со статьей 451 настоящего Кодекса. Очевидно, что в данном случае законодатель осуществляет частичное вменение сторонам интересов, по общему правилу подлежащих учёту при рассмотрении судебного спора об адаптации или расторжении договора ввиду существенной перемены обстоятельств наряду с другими интересами, закреплёнными в ст. 451 в виде правовых порогов для удовлетворения такого требования: во-первых, описанная в норме гипотеза уже квалифицирована как существенно изменившееся обстоятельство, во-вторых, в изъятие из правила подп. 1 п. 2 ст. 451 о том, что изменения должны быть непредвидимыми для обеих сторон, признаётся достаточным, что предусмотреть такое положение не могла бы заинтересованная сторона (т.е. подрядчик)22. Существенное изменение внешних обстоятельств образует основание для судебного, а не нормативного противодействия злоупотреблению правом, — не является исключением то, что прекращение обязательства по невозможности исполнения основывается на установленном в законе правиле, не нуждающимся в применении судом для осуществления должником интереса в освобождении от исполнения. Прекращение обязательства в случаях, указанных в ст. 416 и 417 ГК, не является итогом исследования причин пошатнувшегося договорного равновесия, а именно, вывода о «неоперабельности» обнаруженного искажения; невозможность исполнения является объективным фактом, делающим ненужным какое-либо изучение интересов сторон обязательства, в том числе и уровень их осмотрительности с учётом распределения рисков, несмотря на явно неточную формулировку ст. 416. Приведём, наконец, некоторые примеры применения законодателем обсуждаемого здесь метода противодействия злоупотреблению правом — законодательного вмешательства в отношения со сложной динамикой, осуществляемого путём вменения максимумов падения интереса в нормативно определённых обстоятельствах. Можно начать с относительно простой ситуации. Ст. 612 в п. 2 закрепляет основания освобождения от ответственности арендодателя за недостатки сданного в аренду имущества, но для нас важно только одно из них: отсутствие со стороны арендатора должной — для целей обнаружения этих недостатков — осмотрительности («недостатки […] должны были быть обнаружены арендатором во время осмотра имущества или проверки его исправности при заключении договора или передаче имущества в аренду») 23. Отпадение субъективного права (корректнее говоря, правомочия) арендатора на средство защиты только в этом случае (из трёх, указанных в норме) является следствием снижения вменённого арендатору интереса в получении имущества без недостатков ниже вменённого максимального порога такого снижения; два других закреплённых в п. 2 ст. 612 основания освобождения от ответственности увязаны с условиями сделки и с бесконфликтностью намерений арендатора в отношении недостатков имущества как основания правопритязания, т.е. с его добросовестностьюещё до исполнения обязательства арендодателем. И лишь несоответствие проверки имущества на предмет обнаружения недостатков цензу осмотрительности представляет собой оценку соотношения интересов в состоянии, которого они достигли после того, как имело место исполнение, имеющее для них существенное значение. Применённый законодателем здесь способ противодействия злоупотреблению правом может быть описан следующим образом: при достижении интереса арендатора в средствах защиты против сдавшего в аренду имущество ненадлежащего качества арендодателя вменённого максимума снижения в виде отсутствия должной осмотрительности при проведении проверки качества имущества этот интерес принимается снизившимся до уровня, на котором он уже не подлежит выражению в субъективном праве. Для соответствия применённому в этой конструкции стандарту долженствования достаточно совершения таких усилий по преодолению незнания о юридически значимом обстоятельстве, которые вытекают из действующего правового режима, включая обычаи оборота. Содержание этого стандарта, конечно, имеет имплицитное уточнение: для профессиональных и обычных участников оборота должны использоваться разные величины вменения осмотрительности. Расположение критического максимума понижения интереса в применении средств защиты в отношении ненадлежащего качества сданного в аренду имущества на этапе проверки этого качества, как сказано выше, позволяет отнести эту технику регулирования к способам противодействия злоупотреблению ввиду того, что речь идёт о явной девиации от изначального предположения. Вместе с тем, это этап качественно более ранний, чем предусматривается для договора купли-продажи. Обнаружение недостатков для каузы купли-продажи становится предикатом формулы предъявления санкций в связи с ненадлежащим качеством по прошествии разумного, но, по общему правилу, не более чем двухлетнего срока после передачи товара. Более поздняя в динамике правоотношения по сравнению с арендой координата для определения критичности падения интереса выражает, конечно, различие кауз этих двух сделок24. Арендатор рассматривается как «экономический собственник», с ударением на первое слово: если он вступает во владение арендованным имуществом, то следует считать, что делает он это исключительно в интересах создания условий по его использованию в соответствии с оговоренным или обычным для этого рода вещей назначением. Поэтому арендатор, не сумевший соответствовать стандарту долженствования (более низкому, чем стандарт осуществимости) по обнаружению в переданном ему имуществе недостатков, которые не позволят ему осуществить эти интересы, не может считаться и заинтересованным в применении средств защиты против арендодателя, передавшего имущество с такими недостатками. Покупатель, напротив, как лицо, приобретающее имущество в собственность, не может предполагаться заинтересованным в скорейшем и наиболее полном извлечении полезных свойств до степени, что это оправдывало бы вменение ему ценза осмотрительности при проверке имущества при его передаче для сохранения права на средства защиты против ненадлежащего качества. Покупателю, поэтому, предоставляется достаточно длительный период для обнаружения недостатков — а правильнее было бы сказать, срок для обнаружения интереса в таком использовании приобретённого товара, которое бы позволило ему обнаружить отклонения от предусмотренных договором требований к качеству. Эту конструкцию можно было бы назвать цензом рачительности. Необнаружение покупателем недостатков товара в рамках этого периода принимается вменённым максимумом падения интереса покупателя в средствах защиты против ненадлежащего качества. Снова отметим, что преклюзивные сроки являются широко применяемым гражданским законодательством орудием по нормативному противодействию злоупотреблению правом25. Именно по этой причине российский законодатель обоснованно поместил норму о прекращении обязательства по невозможности его исполнения в подраздел 1 («Общие положения об обязательствах») раздела III ГК («Общая часть обязательственного права»), а clausula rebus sic stantibus — в подраздел 2 этого раздела («Общие положения о договоре»). Следует, однако, отметить, что соотношение этих двух институтов не является самоочевидным; так, английский институт frustration of contract явно обнимает и невозможность исполнения, и несовместимые с первоначальной волей сторон изменения обязательств, исходя в обеих случаях из разрушения каузы сделки; в ГГУ (ст. 313) оговорка rebus sic stantibus появилась только в 2002 г., а ранее применялась доктрина экономической невозможности в составе общего правила о невозможности исполнения (ст. 275), причём существенное изменение обстоятельств в германском праве трактуется, в соответствии с теориями XIX в., в ст. 313 ГГУ как разрушение каузы сделки (Störung или Wegfall der Geschäftsgrundlage); в Принципах международных коммерческих договоров УНИДРУА, в том числе 2016 г., имеется раздел 2 «Hardships», т.е. «затруднения» (ст. 6.2.1 — 6.2.3), причём статья 6.2.2. «Определение затруднения» даёт описание, сходное (хотя в чём-то и отличное) с российским подходом к институту изменившихся обстоятельств и по существу, и по легальному его воплощению, и даже по используемой для этого юридической технике. Однако при этом в «Принципах» нет норм о невозможности исполнения — след этого института можно найти только в правилах о форс-мажоре для целей определения ответственности сторон26. Заключение В юридической науке под злоупотреблением гражданским правом понимается умышленное правонарушение, которое выражается в выходе субъектов правоотношений за пределы имеющегося в его распоряжении гражданского права. При этом законодатель обоснованно установил специальный запрет на недобросовестное поведение субъекта, предупреждая его, что злоупотребление правом может иметь определенные гражданско-правовые последствия в виде отказа в защите права. В современной цивилистике существует несколько подходов к пониманию правовой природы отказа в защите права, которая позиционируется законодателем в разных источниках права как мера правовой охраны, как способ защиты права, как гражданско-правовая санкция или мера юридической ответственности. Гражданско-правовая санкция как один из подходов к пониманию правовой природы отказа в защите права нашла свое отражение в советском законодательстве: в ст. 1 Гражданского кодекса (ГК) РСФСР 1922 г.4, в ст. 5 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1961 г., данную санкцию предусмотрел и ГК РСФСР 1964 г. Понятие злоупотребления правом нашло свое применение значительно позже в российском гражданском праве в ст. 10 ГК РФ в результате проведения реформы гражданского законодательства, где законодатель расширил понятие злоупотребление правом и конкретизировал состав санкций за злоупотребление правом, установив тем самым необходимые пределы осуществления гражданских прав. Конкретизация состава санкций за злоупотребление правом как реформа гражданского законодательства возникла благодаря Указу Президента РФ от 18.07.2008 № 1108 «О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации», из которого следовало, что развитие экономики и становление гражданского общества требует от государства принять все необходимые меры для обеспечения добросовестного и надлежащего осуществления гражданских прав и исполнение гражданских обязанностей от всех субъектов как гражданских, так и хозяйственных отношений. Поэтому данная концепция была направлена на применение широкого спектра мер, направленных на укрепление нравственных начал гражданско-правового регулирования, а именно введение в гражданское законодательство принципа добросовестности как самого основного общего и важного принципа гражданского права с конкретизацией лишаемых правовой защиты «иных форм злоупотребления правом». |