Главная страница

Две осень в русской поэзии (от Золотого века к Серебряному). Две осени. Две осени в русской поэзии


Скачать 68.5 Kb.
НазваниеДве осени в русской поэзии
АнкорДве осень в русской поэзии (от Золотого века к Серебряному
Дата12.04.2022
Размер68.5 Kb.
Формат файлаdoc
Имя файлаДве осени.doc
ТипЗадача
#467285

ДВЕ «ОСЕНИ» В РУССКОЙ ПОЭЗИИ»

(от золотого века к серебряному)

В русской поэзии одно из главных мест принадлежит природной лирике. Поэтическое восприятие природы, а, следовательно, и семантике природных образов, в частности, времен года, меняются по мере приближения в ХХ в. В интересной статье Е. Юкиной и М. Эпштейна сделана попытка проследить эволюцию «зимних» мотивов лирики на протяжении века. Наша задача более фрагментарна - сравнить два образа «осени» (А.С.Пушкина и И.Ф.Анненского) как два полюса классической эпохи.

Традиционно в русской поэзии, как указывает Е. Юкина и М. Эпштейн, осень связывалась с умиранием природы, которая «должна пройти все муки угасания, смертную агонию» (1). Примером этого может служить ставший уже хрестоматийным образ пушкинской осени – «чахоточной девы». И.Анненский, поэт эпохи декаданса, те же мотивы развивает по-своему. Для него осень – это не только смерть природы. Именно осенью наиболее остро ощущается трагическая сущность бытия: все движется к неизбежному закату, пустоте, жизнь в целом – это постоянное, ежеминутное умирание. Обреченность жизни – основная тема лирики Анненского, что отмечено многими исследователями. Например, Л.Я. Гинзбург писала, что Анненский считал, будто «неблагополучие заложено в самой природе человека, обреченного смерти и разрушению» (2). Ей вторит К.М.Черный: «…Конечность человеческой жизни становится (у Анненского – О.П.) всеобщим законом» (3). Подобное мнение высказывает и М.В.Тростников: «Человеческая жизнь для Анненского – непрерывное страдание» (4).

В связи с таким мировидением в лирике Анненского представлено особое соотношение человека и природы. У него « мир природы – одно из отражений человека,.. психическое состояние не навевается человеку состоянием природы, но идентично ему: оно и есть внутреннее состояние человека» (5). Такое соотношение противоположно пушкинскому, ср.: «Внутренний ритм пушкинского организма постоянно не совпадает с ритмом окружающей среды: «И с каждой осенью я расцветаю вновь». Противоположности не сталкиваются, но вызывают друг друга к жизни. Пора увядания (в природе) – пора расцвета (в моей душе)» (6). Для Пушкина характерно то, что человек и стихия живут по разным законам. «В нас есть источник жизни, независимый от природы и противоборствующий ей» (7). В русской поэзии переход от одного полюса к другому произошел постепенно. Появившаяся у Анненского идентификация человека и природы была подготовлена предыдущими изменениями поэтического взгляда на осень. Уже с Тютчева начинается сближение природного и человеческого состояний. И.Анненский дальше развивает эту тенденцию, стирая границу между человеческим и природным. Так, осень становится в лирике метафорой смерти человека, ср.образ самоубийцы – «мучительно-черный стручок»:

А к рассвету в молочном тумане повис

На березе искривленно-жуткий

И мучительно-черный стручок,

Чуть пониже растрепанных гнезд,

А длиной – в человеческий рост.

(«Осень») «И всю ночь там по месяцу дымы вились») (8).

В другом стихотворении «Август», напротив, похоронное шествие – метафора приближающейся осени, осень-смерть напоминает, что вскоре настанет очередь и самого лирического героя: «А ты? Когда же ты?» Поэт влюблен в жизнь, и именно поэтому так невыносима смерть. Жизни присущи и счастье, и красота, но они, как и все, приговорены к разрушению. У Анненского красота вмещает в себя, по определению Л.Гинзбург, «творчество, природу, любовь и само чувство жизни» (9). Именно гибель красоты вызывает у поэта постоянное чувство страха и сострадания. Смерть прячется до последнего мгновения под прекрасным обликом, и истину дано увидеть не всем. Многих увлекает соблазн красоты, кажущейся нетленной. Однако осень обнажает тленность, умирание красоты. В поэзии Анненского ощути трезвый взгляд на происходящее, который он противопоставляет «обману бытия» : «О, как я понял вас: и вкрадчивость тепла, и роскошь цветников, где проступает тленье».

В.В. Мусатов пишет, что «трезвость – то самое качество, которое оказывается у лирического героя Анненского не только основным, но и спасительным, предохраняющим от искушений и соблазнов, окружающих его» (10). Но это утверждение вызывает сомнение, т.к. трезвое знание истины, напротив, отягощает душу постоянным состраданием к гибнущему и тоской по каждому уходящему мгновению. Лирический герой вынужден «до конца все видеть, цепенея». «Я твоих печальнее отребий и черней твоих не видел вод,» - говорит он, обращаясь к «подруге-осени», открывшей ему сущность бытия.

Красоту осени Анненский сравнивает с бледнеющим игроком, который улыбается, «ударов жребия считать уже не смея». Этим сравнением подчеркивается ее обреченность. Постоянно повторяющееся в мире страдание умирания Анненский сравнивает с судьбой старой куклы, на потеху зрителя бросаемой снова и снова в водопад:

Спасенье ее неизменно

Для новых и новых мук.

(«То было на Валлен-Коски»)

Страдальческая смерть названа «ненужной жертвой»: «ненужною жертвой в аллею падут, умирая, листы». Какой смысл в этой жертве, если она повторяется снова и снова? Именно осенью в сердце с новой силой пробуждается страх и одиночество:

Кружатся нежные листы

И не хотят коснуться праха…

О, неужели это ты,

Все то же наше чувство страха?

(« Листы»)

Или: И в сердце сознанье глубоко,

Что с ним родился только страх,

Что в мире оно одиноко,

Как старая кукла в волнах.

(«То было на Валлен-Коски»)

Осень делает очевидным безнадежное состояние бытия, обнажая всеобщую осужденность на смерть, на «провал» в небытие:

А к утру кто-то нам, развеяв молча сны,

Напомнил шепотом, что мы осуждены.

Гряда не двигалась и точно застывала,

Ночь надвигалась ощущением провала…

(«Осень») ( «Не было четырех»)

В ряде стихотворений Анненский использует пушкинскую «осеннюю» метафорику, чтобы подчеркнуть принципиальную проивоположность своей трактовки «осени». Так, в стихотворении «Ненужные строфы» поэт обращается к образам «Осени» А.С.Пушкина:

Как чахлая листва пестрела увяданьем

И безнадежностью небес позлатена,

Они полны еще неясным ожиданьем,

Но погребальная свеча уж зажжена.

В этом четверостишии знаменитое пушкинское «пышное природы увяданье» представлено как словосочетание «пестрима увяданьем», и туманно, но все-таки просматривается пушкинский образ «чахоточной девы», которая «на смерть осуждена», у нее «улыбка на устах увянувших видна,.. могильной пропасти она не слышит зева». «Ненужные строфы», о которых говорит Анненский, - это отвергнутые стихи. Анненскому был свойствен строгий отбор слов, строк, строф в процессе поэтического творчества. Характерным здесь являются строки: «Нет, не жемчужины, рожденные страданьем... Тем до рожденья их отверженным созданьям. Мне одному, увы! известна лишь цена...» «Ненужные строфы» отвергаются поэтом еще до их рождения, т.е. сила смерти настолько велика, что не дает жизни возобладать даже на короткое время. В сущности, получается, что это стихи о ненаписанных стихах. Метафорой их небытия становится «осень» («строфы» как «чахлая листва», безнадежно увядающая). Но можно понять семантику «ненужных строф» и по-иному: это «дети» уходящей в прошлое поэтической традиции. Возможно, что это образ поэтической осени, «осень» в этом случае – метафора умирающей поэзии. Анненский осознал себя поэтом заката культуры, недаром и акмеисты называли его из «царскосельских лебедей».

Соотношение «осени» и творчества (поэзии) в «Осени» Пушкина совсем иное. Поэт пишет, что именно осенью в нем пробуждается лирическое волнение: «И пробуждается поэзия во мне». Само творчество является для него наслаждением, естественным выходом названной энергии.

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,

Минута - и стихи свободно потекут.

В этих строках подчеркивается легкость, свобода стихотворчества. Наверное, в этом случае можно говорить о моцартовском типе творчества, т.е. творчестве по наитию. Осенью у поэта с новой силой пробуждается талант как дар божественный. Иными словами, с осенью связан расцвет поэзии.

Осень по-разному влияет на поэтов. Для Анненского, как уже было сказано выше, это символ безнадежности, приближающегося погребального звона, нерожденных строк. Пушкин же «снова жизни полн». В момент «заката» он ощущает прилив жизненной энергии. Пушкин изображает осень как чахоточную деву, которая клонится «без ропота, без гнева». И у него осень – это болезненное состояние, граница между жизнью и смертью, предельное приближение к порогу смерти.. На это особое состояние обращает внимание В.Непомнящий, который, однако, замечает: «На этой грани обостряются все чувства... Это семантика творчества как такой полноты бытия, которая граничит с плотской смертью... Образ «могильной пропасти» служит предверием подлинной жизни» (11). «Для Пушкина смерть – не последняя точка в движении жизни. Продолжение его – в поэзии. Именно она открывает дорогу в будущее... логика жизни приводит к смерти.., логика искусства делает возможным обратное преобразование» (12). Пушкин – прежде всего поэт жизни. Он не так остро, как И.Анненский, реагирует на болезненное состояние природы. Ему свойственна, на что указывает Ю.М.Лотман, «сила принятия болезни как формы жизни, принятие жизни и в ее трагических проявлениях. Это как бы сопричастность здоровью - тоже поразительное свойство Пушкина» (13). Ему «важно не когда умереть, а – как прожить»( 14). Анненский же, напротив, даже в моменты торжества жизни видит прежде всего ее болезненность, обреченность.

В стихотворении «Ноябрь» Анненский использует мотивы пушкинского «Зимнего утра». Во второй части есть такие строки:

Скорей бы сани, сумрак, поле,

Следить круженье облаков, -

Да, упиваясь медным свистом,

В безбрежной зыбкости снегов

Скользить по линиям волнистым...

(«Ноябрь»)

Ср.:

Но знаешь не велеть ли в санки

Кобылку бурую запречь?

Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу


Нетерпеливого коня

И навестим поля пустые…

(«Зимнее утро»)

Особый оттенок в семантику всего стихотворения вносит вторая строфа:

Одна утеха, что местами

Налет белил и серебра

Мягчит пушистыми чертами

Работу тонкую пера.

Эта строфа – метафорический образ, имеющий у Анненского двойственный характер. С одной стороны, это природный пейзаж, который напоминает графический рисунок, некую гравюру. В этом случае снег – утешение, которое вносит в душу бодрость, энергичность, свойственные пушкинскому лирическому герою, именно так реагирующему на снег. С другой стороны, это намек на традиционный образ поэтического пера, который выявляет литературный смысл текста. То есть этот образ можно понимать как безотрадную осень поэзии, современником которой стал Анненский. Воспоминание о «снеге» при этом напоминает ностальгию по прошлому и желание неприглядную картину омертвелости в поэзии оживить и обновить искрой пушкинской традиции. Намек на нее осуществляется с помощью характерной для Пушкина зимней лексики. «Налет белил и серебра» – это «снег» пушкинской бодрости, любви к жизни, движению.

В целом следует отметить принципиальную противоположность мироощущений поэтов, связанную с их принадлежностью к разным периодам русской литературы. «Золотой» и «серебряный» век – это расцвет и закат русской классики, и Пушкин, и Анненский как представители своих эпох являются поэтами жизнеутверждающего (Пушкин) и сострадающего (Анненский) начал. Пушкин – поэт жизни, дня, здоровья. Он полон энергии, которая еще более ярко ощущается в пору природного увядания и угасания. Анненский же – поэт заката, сумерек, болезненности бытия. Для него осень является символом всеобщего перехода от жизни к смерти. Жизнь видится ему как постоянное существование на грани. В самом человеке нет единства и гармонии, «той целостности, к которой когда-то обращались романтики» (15). Единственную отраду герой Анненского находит в переходных состояниях, т.к. мгновения перехода даруют предсмертный покой, который вносит успокоение в душу и возможность максимально приблизиться к вечному, будучи живым.

Бобина Виола Викторовна,

учитель-словесник

гимназии имени И.Сельвинского

г.Евпатория, Крым.
Примечание.

  1. Юкина Е., Эп штейн М. Поэтика зимы // Вопросы литературы. 1979.№9, с.174.

  2. Гинзбург Л. О лирике. М.-Л., 1964, с.340.

  3. Черный К.М. Анненский и Тютчев // Вестник МГУ. 1973. №2, с.18

  4. Тростников М.В. Сквозные мотивы лирики И. Анненского // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз..1991.т.50, с.336.

  5. Черный К.М. Анненский и Тютчев. С.19.

  6. Юкина Е., Эпштейн М. Поэтика зимы…с. 177

  7. Там же. С.180.

  8. Стихи И. Анненского цитируются по изданию: Анненский И.Ф. Стихотворения и трагедии. Л., 1990.

  9. Гинзбург Л. О лирике…с.336

  10. Мусатов В.В. «Тихие песни» И. Аннеского //Изв. Рос.Ан. Сер.лит. и яз. 1992. Т.51 №6. С. 16.

  11. Непомнящий В. Поэзия и судьба. Над страницами духовной биографии Пушкина. М., 1987. С.442.

  12. Лотман Ю.М. Две «Осени» // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семантическая школа. М., 1964. С.399-400.

  13. Лотман Ю.М. «Пушкин притягивает нас , как сама жизнь» // Там же. С. 441.

  14. Непомнящий В. Поэзия и судьба…с.397

  15. Гитин Вл. Иннокентий Анненский /1856-1909/ //История русской литературы: XX век: Серебряный век /Под ред. Жоржа Нива и др. М., 1996. С.174


написать администратору сайта