Главная страница

Обзор существующих эмпирических исследований в страновом разрезе не дает однозначного ответа в отношении эффективности расширения банковского кредитования с точки зрения экономического роста (growth effectiveness)


Скачать 19.31 Kb.
НазваниеОбзор существующих эмпирических исследований в страновом разрезе не дает однозначного ответа в отношении эффективности расширения банковского кредитования с точки зрения экономического роста (growth effectiveness)
Дата17.07.2021
Размер19.31 Kb.
Формат файлаdocx
Имя файлаfffgfgfgff.docx
ТипОбзор
#224600

Очевидный позитивный аспект, связанный с развитием финансового сектора, обусловлен тем, что в соответствии с устоявшимися представлениями оно способствует поддержанию инвестиционной активности, эффективному распределению факторов производства и повышению уровня управления рисками, которые несут субъекты экономики. Эти обстоятельства в свою очередь стимулируют более высокие и устойчивые темпы роста, отвечающие потенциалу экономики. Тем не менее избыточная с позиций экономического и институционального развития заданной страны глубина финансового сектора может, напротив, выступать фактором финансовой дестабилизации, так как несет риски образования «финансовых пузырей», снижения устойчивости финансовой системы, нарастания неопределенности, повышения волатильности темпов роста экономики и макроэкономической дестабилизации. Существует ли оптимальная глубина развития финансового сектора, способствующая в равной степени достижению максимальных темпов экономического роста и поддержанию макроэкономической стабильности?

Обзор существующих эмпирических исследований в страновом разрезе не дает однозначного ответа в отношении эффективности расширения банковского кредитования с точки зрения экономического роста (growth effectiveness). В работе Bezemer et al. (2014) на данных для нескольких десятков стран, основанных на 10-летних наблюдениях, авторами был сделан вывод о наличии устойчивой позитивной взаимосвязи потоков кредитов (темпов роста кредитования) и ВВП, с одной стороны, и об отсутствии значимого положительного влияния совокупных объемов кредитов (как величины, характеризующей «запас») нефинансовым организациям на рост ВВП, с другой стороны. В работе Levine (2005) отмечается, что корреляции между кредитованием и ростом ВВП были положительными до конца 1990-х годов, после чего взаимосвязь заметно ослабла или исчезла (что в значительной степени объясняется попаданием в исследуемую выборку мирового финансового и экономического кризиса).

В значительном количестве эмпирических работ (Shen and Lee, 2006; Arcand et al., 2012; Cecchetti and Kharroubi, 2012) также показывается, что можно в явном виде идентифицировать пороговое значение для отношения кредитов к ВВП, превышение которого негативно влияет на экономический рост (эффект too much finance). В одной из работ утверждается, что после достижения банковским кредитованием уровня 80-100% ВВП дальнейшее углубление кредитного рынка перестает способствовать ускорению долгосрочного экономического роста и начинает вести к замедлению, а также к повышению волатильности темпов роста экономики (Easterly et al., 2000).

Результаты эмпирического исследования на российских данных, проведенного ЦМАКП при поддержке Банка России, свидетельствуют о наличии аргументов в пользу гипотезы существования оптимальной глубины различных сегментов финансового сектора, при которой кумулятивный макроэкономический эффект от их развития максимален. Согласно данным результатам, отмеченные выше нелинейные связи, определяющие появление эффекта too much finance, обнаруживаются не только применительно к отношению банковских кредитов к ВВП, но и для других возможных показателей финансового развития (внутренние корпоративные облигации, внешний долгосрочный корпоративный долг, капитализация фондового рынка, активы страхового сектора и независимых пенсионных фондов). При этом отношение кредитов к ВВП, по тем же оценкам, сейчас находится ниже равновесного уровня с точки зрения представленной в работе М. Мамонова (2017) концепции целевого функционала регулятора.

Показатель кредита к ВВП в исследованиях, посвященных выявлению рисков для финансовой стабильности, занимает ключевое место в качестве показателя кредитной нагрузки в экономике. Вместе с тем в исследовании Drehmann and Juselius (2012) показано, что весьма эффективным опережающим индикатором также является показатель текущих платежей по долгу к доходам, или коэффициент обслуживания долга (далее – КОД, от англ. Debt Service Ratio). КОД определяется как отношение потока платежей по накопленному долгу, включающих как погашение части долга, так и выплату процентов, к величине текущих доходов8 (см. Донец, Пономаренко, 20159 ).

Анализ КОД в большой степени может объяснить значительные и устойчивые различия в уровне показателя кредита к ВВП в экономиках с формирующимися рынками и в развитых странах. Последние имеют длительную историю сохранения устойчиво низкой инфляции и развитые финансовые системы и, соответственно, существенно более низкий уровень номинальных процентных ставок и в силу этого значительные горизонты кредитования. Это делает для них естественным сохранение относительно высоких уровней кредита к ВВП. В то же время уровень текущей долговой нагрузки по КОД, как показывают оценки, является достаточно типичным на фоне уровней, наблюдаемых в странах с формирующимися рынками.

1.3

Одной из приоритетных задач Банка России остается развитие конкуренции на рынке банковских услуг. Работа Банка России по оздоровлению банковского сектора, проводимая на системной основе с IV квартала 2013 года, привела к более чем двукратному сокращению количества действующих банков за прошедшее десятилетие – с 1092 на начало 2008 года до 517 банков на конец 2017 года (Рисунок 32). Результатом выведения с рынка нежизнеспособных банков стал рост концентрации банковского сектора, измеряемый как по доле активов пяти крупнейших банков в совокупных активах сектора (с 42 до 55,8%), так и индексом Херфиндаля-Хиршмана11 (с 829 до 1108) (Рисунок 33).

Между тем, международные сопоставления свидетельствуют о средней степени концентрации банковского бизнеса в России (Рисунок 76). При этом тенденция к росту концентрации банковского сектора в последнее десятилетие была также характерна для банковских секторов стран еврозоны и США.

В академической литературе нет консенсуса относительно того, является ли структура рынка определяющим фактором поведения банков. Одна гипотеза (парадигма «структура – поведение – результат», Mason, 1939) говорит о том, что структура рынка определяет поведение, поэтому по мере усиления концентрации происходит рост рыночной власти банков (снижение конкуренции), которая в пределе позволяет им получать монопольную прибыль и по логике должна вести к снижению эффективности банковской деятельности. Альтернативная гипотеза (парадигма «эффективной структуры», Demsetz, 1973) утверждает, что структура рынка – следствие поведения, поэтому бо́льшая доля рынка – результат соответствующих усилий, ведущих к росту эффективности деятельности. В целом представляется, что с точки зрения задачи развития и укрепления банковской системы рост концентрации банковского сектора не может быть однозначно истолкован как негативная тенденция. Для оценки ее качества и наиболее вероятных последствий необходим комплексный анализ ситуации.

Что касается роста концентрации банковского сектора Российской Федерации в 2008-2017 годах, его основной причиной являлась политика оздоровления банковского сектора, то есть фактор нерыночного происхождения. При этом рост концентрации банковского сектора сопровождался повышением эффективности его операционной деятельности (Рисунок 34) 13 . Одним из возможных объяснений этого обстоятельства является то, что выводимые с рынка банки при проведении политики оздоровления банковского сектора, разумеется, не отличались высокой операционной эффективностью. Другим объяснением может служить понимание решающим числом здоровых банков объективной необходимости оптимизации расходов в силу общеэкономических обстоятельств, развития конкуренции в отрасли и требований регулятора. Одновременно, по мере роста концентрации происходило снижение рентабельности активов (Рисунок 35). Однако это сложно объяснить причинно-следственными связями двух явлений. В основе снижения показателя ROА могло лежать несколько факторов. Прежде всего это процессы, влиявшие на общее состояние экономики и на условия осуществления банковского бизнеса. Это также тенденция к менее рисковому поведению банков (см. далее), а также структурное замедление темпов роста российской экономики, что также может обусловливать снижение рентабельности14 .

Учитывая ограничения структурных показателей в качестве измерителей конкуренции, целесообразно обратиться к другим общепринятым ее индикаторам.

Индекс Лернера определяет степень рыночной власти как отношение монопольной добавки в цене продукта к цене данного продукта. Индекс принимает значение от 0 до 1, и чем это значение выше, тем выше рыночная власть банка.

Индикатор Буна оценивает, насколько снижение издержек (рост эффективности) способно увеличить рыночную власть банка – долю рынка или показатель прибыльности. Если эффект отрицателен, то более эффективные банки способны улучшить свои рыночные позиции, и значит, система более конкурентная.

Оба индикатора снизились к концу рассматриваемого периода, что может указывать на усиление конкуренции в секторе в процессе реализации надзорной политики Банка России (Рисунок 36, Рисунок 37) 15 .

Таким образом, следствием активизации политики по оздоровлению банковского сектора при общем положительном долгосрочном воздействии на эффективность функционирования и устойчивость банковской системы может быть кратковременное снижение конкуренции, которое в действительности носит главным образом номинальный характер. По мере оздоровления банковского сектора формальный эффект устраняется и выигрыш от роста доверия к банковскому сектору перекрывает краткосрочные потери. В итоге реальная конкуренция в банковском секторе усиливается, а распределение «рыночной власти» становится более сбалансированным и в большей степени отражающим эффективность бизнес-моделей банков16 .

В целях поддержания и усиления конкурентных процессов в отрасли Банк России с 2018 года перешел на пропорциональное регулирование банковской деятельности, которое призвано обеспечить более соразмерное распределение регулятивной и надзорной нагрузки на банки. В том числе преимущества наиболее крупных банков, не связанные с усилиями менеджмента по повышению эффективности деятельности организаций, должны быть в известной степени компенсированы дополнительными нагрузками по линии регулирования и надзора. Одновременно для небольших банков данный подход облегчит административное регулятивное и надзорное бремя, способствуя тем самым развитию конкуренции.

Из 517 действующих на конец 2017 года банков с учетом выбора банками с капиталом менее 1 млрд руб. стратегии наращивания капитала или перехода на другой тип лицензии:

 336 банков предполагают продолжить работу с универсальной лицензией (65%);

 150 банков планируют перейти на базовую лицензию (29%);

 3 банка не приняли окончательного решения о виде лицензии (0,6%);

 28 банков проходят процедуру финансового оздоровления (5,4%).

При этом бо́льшая часть банков, планирующих продолжить деятельность в рамках универсальной лицензии, сообщили о планах по наращиванию капитала путем привлечения субординированных займов, увеличению уставного капитала путем размещения дополнительных акций или получения финансовой помощи со стороны собственников банка. Таким образом, существенного увеличения количества объединений банков не ожидается.

1.5

Наиболее часто встречающимися в литературе индикаторами устойчивости банковского сектора выступают показатель просроченной задолженности и Z-индекс устойчивости по методологии Роя (Roy, 1952) 24 . Динамика просроченной задолженности традиционно считается запаздывающей переменной по отношению к динамике экономической активности. Рост доли просроченной задолженности, последовавший за острой фазой кризиса 2014-2015 годов, привел к тому, что ее уровень в 2016 году превысил показатели, ставшие следствием кризиса 2008-09 годов (Рисунок 55) 25.

Стабилизация уровня просроченной задолженности на протяжении 2017 года позволяет говорить о том, что период реализации кредитных рисков в банковском секторе пройден. На конец 2017 года доля просроченной задолженности составила 6,4% в портфеле кредитов нефинансовых организаций и 7% в портфеле кредитов физическим лицам.

Самая высокая доля просроченной задолженности в розничном и корпоративном портфелях, по данным отчетности, представленным в докладе, предсказуемо наблюдается в кластере санируемых банков – более 30% соответствующих кредитных портфелей (Рисунок 53, Рисунок 54).

с. 41


написать администратору сайта