Главная страница
Навигация по странице:

  • § 6. Религиозно-нравственное состояние народа и церковная жизнь

  • рпц. 1. Период местоблюстительства


    Скачать 49.46 Kb.
    Название1. Период местоблюстительства
    Дата09.05.2023
    Размер49.46 Kb.
    Формат файлаdocx
    Имя файларпц.docx
    ТипДокументы
    #1117922
    страница2 из 2
    1   2
    § 5. Монастыри и монашество

    Со времени Крещения Руси очагами духовной жизни русского народа были монастыри. Православный народ верит, что молитвами спасающихся в них подвижников стоит Русская земля. Петр I с его узко утилитарным отношением к Церкви, с его жадным стремлением из всего извлекать государственную пользу – эту главную для России «пользу» монастырей просмотрел. Он настойчиво требовал от монастырей иных, более зримых «польз» и «прибылей» и этими своими требованиями расстраивал монастырскую жизнь. Монахов царь считал людьми, «чуждые труды поядающими»; он стремился оттеснить монашество на задворки национальной жизни, сократить число обителей и их насельников. Еще при предшественниках Петра предпринимались меры по изъятию в государственную казну части монастырских имений. Петр продолжил эту политику, но проводил ее более жестко и круто. Чтобы удобно было извлекать доходы из «туне гибельных», как он говорил, монастырских вотчин в казну, в 1701 году был восстановлен Монастырский приказ. «Сидеть на Патриаршем дворе в палатах и писать Монастырским приказом» велено было боярину Мусину-Пушкину. Этот приказ и ведал всеми патриаршими, архиерейскими, монастырскими и церковными вотчинами. Лишь малая часть доходов от церковных земель шла на содержание архиерейских домов, монастырей и приходов. Все остальное поступало в казну. Монастырский приказ назначал настоятелей, влиял на поставление архиереев, распоряжался патриаршей типографией, тем самым существенно ограничивая духовную власть местоблюстителя патриаршего престола.

    Один за другим стали выходить указы, которыми предписывалось без промедления составить опись монастырских владений и точно определить число монашествующих. В каждом монастыре дозволялось оставить столько монахов, сколько требовалось для совершения богослужения и управления имениями. Так впервые на Руси начали вводиться монастырские штаты. Насельников, не принявших пострига, выдворяли из обителей. Постриг новых монахов разрешался лишь на убылые места и не иначе, как после трехлетнего искуса. В 1721 году монастырям было запрещено вести летописание. В 1722 году издано было составленное архиепископом Феофаном и одобренное царем «Прибавление к Духовному регламенту», В «Прибавлении» запрещалось постригать мужчин, не достигших 30 лет, а для пострига женщин определен был возраст от 50 до 60 лет. Исключения допускались лишь с разрешения Святейшего Синода. Военнослужащим и чиновникам поступление в монастыри запрещалось вовсе. Не разрешалось принимать в обители и лиц, имевших несовершеннолетних детей или обремененных долгами. Крепостные могли поступать в монастыри только с разрешения своих помещиков. Неграмотные принимались в монастыри с ведома царя или Синода. «Прибавлением» возбранялось основание новых обителей без дозволения Синода, а строительство скитов запрещалось окончательно. Маленькие пустыни подлежали либо упразднению, либо соединению с другими монастырями. Многие монастыри закрывались тогда и от недостатка средств. В 1723 году вышел указ все убылые места в монастырях замещать исключительно отставными военными, но из-за нелепости своей этот указ вскоре был отменен.

    Мысли Петра о монашестве с особенной характерностью выражены в составленном им вместе с Феофаном «Объявлении, когда и какой ради вины начался чин монашеский и каковой образ жития монахов древних и како нынешних исправить, хотя по некоему древним подобию надлежит». Как и «Духовный регламент», этот документ, изданный в 1724 году, полон самых хлестких и развязных обвинений, передержек и прямой клеветы.

    На монастыри «Объявлением» возлагалась повинность общественного благотворительства: «еже служити прямым нищим, престарелым и младенцам». При монастырях велено было открывать богадельни, лазареты, приюты для душевнобольных преступников, для искалеченных солдат, воспитательные дома для подкидышей. Когда по обителям разослали инвалидов, часто вместе с их семьями, селившимися в монастырских слободах, в монастырях открылись свары, бесчинства, драки. Больных, увечных, сумасшедших часто нечем было кормить. Чтобы разместить их, многих монахов бесцеремонно изгоняли из обителей. Монастырские вотчины поэтому оставались без надзора, так что Монастырский приказ скоро вынужден был из хозяйственных соображении вернуть изгнанных иноков обратно в монастыри.

    Государственная власть не оставила вниманием и внутренний строй монастырской жизни. «Прибавление» требовало во всех обителях вводить общежительный устав. Инокам запрещалось составлять завещания: все, что оставалось от почившего брата, переходило во владение монастыря или Синода. Строго-настрого запрещен был переход из одной обители в другую. Настоятелям вменялось в неукоснительную обязанность вести учет братии. Беглых иноков по задержании заковывали в кандалы. Родственников и знакомых насельников не дозволялось впускать в келии. Сами монахи могли посещать своих родных только четыре раза в год; а монахини не имели и этой возможности – только в случае тяжкой болезни или смерти родных они могли выходить из обители, и непременно в сопровождении пожилых инокинь.

    Чтобы лишить монахов возможности составлять подметные письма, жалобы и челобитные, им воспрещалось держать в келиях писчую бумагу, чернила и перья. В случае нужды они могли писать в покоях настоятеля под его присмотром. Настоятелей обязывали давать присягу не держать в монастырях «затворников и ханжей» и не «распложать суеверий».

    Лишь ученые монахи пользовались благоволением царя. Большей частью это были выходцы из Киевской Академии. Они-то и становились кандидатами на замещение высших церковных должностей, в том числе и архиерейских кафедр. Ученым монахам полагалась иная, лучшая, чем простым братиям, еда и одежда. С немалой щедростью им выдавалось денежное содержание. Рассадником ученого монашества в Великороссии должен был, по замыслу Петра, стать основанный в 1712 году в Петербурге Александриевский монастырь. Но ученое монашество поставлено было при Петре в крайне суровые условия, оно подвергалось жестким стеснениям, почти гонениям.

    Для аскетических подвигов, столь мало ценимых царем-реформатором, вроде бы не оставалось места. Но и в эту эпоху, охваченную горячкой преобразований, в эпоху бесцеремонного натиска на Церковь и развала монастырей, русские обители не оскудели иноками высокого молитвенного духа. Одни из них остались сокрытыми от мира, подвиги других были явлены людям и сохранились в церковной памяти.

    В суровое петровское время подвизались первоначальник Саровской пустыни иеросхимонах Иоанн и основатель Белобережского монастыря схимонах Симеон. А на далеком Севере, в древней Соловецкой обители, спасался муж святой жизни иеросхимонах Иисус. Он родился в 1635 году и в миру носил имя Иоанн. Многие годы служил приходским священником в Москве. Своей молитвенностью, чистотою жизни, своим даром рассуждения отец Иоанн привлекал в свой храм многих богомольцев. За советом и поучением к нему приходили люди со всей Москвы. Молва о его подвижнической жизни дошла до Петра, и царь определил его священником в одну из придворных церквей, и вскоре назначил своим духовником.

    Свое новое высокое и влиятельное положение отец Иоанн употребил на то, чтобы заступаться за нищих и сирот, за обиженных и неправедно осужденных. Особенно полюбил он посещать тюрьмы и богадельни. Содержавшихся в них узников и убогих утешал дарами и беседами. Духовничество в царской семье не мешало ревностному пастырю принимать еще больше людей, чем он это делал прежде. В беседах с посетителями он проводил дни и ночи, а прощался со всеми со скорбью, в которой потом угадали предчувствие близкой беды. Беда разразилась над ним в 1701 году. Духовник царя был оговорен Талицким, осужденным за составление сочинений, в которых Петр именовался антихристом. Несмотря на очевидную невинность своего духовника, царь распорядился отослать его «с Москвы на Холмогоры для пострижения и неисходного пребывания в Соловецком монастыре».

    Архиепископ Холмогорский Афанасий принял узника ласково и любовно, дал ему несколько дней отдохнуть в архиерейском доме, а потом отправил его на Соловецкий остров. Соловецкий архимандрит Фирс постриг отца Иоанна и нарек его Иовом. Ему назначили послушание в братской поварне. Семидесятилетний старец рубил дрова, носил их на плечах по крутым лестницам и целые ночи проводил в молитве. Братию он изумлял смирением и покорностью всем, строгостью своего постничества: он не вкушал ничего, кроме воды и хлеба. За это его прозвали Иовом Постником. Узнав о его великих подвигах, настоятель снял с него все послушания и предоставил ему отдельную келию, где бы он мог заниматься рукоделием, читать Священное Писание и творить Иисусову молитву. До Петра I дошел слух о святой жизни его бывшего духовника. К тому времени Петр узнал о непричастности старца Иова к делу Талицкого и стал звать его обратно к себе. Но старец не захотел возвращаться в мир: ему предстоял новый подвиг – скитское житие.

    Он переселился в скит на Анзерском острове, основанный преподобным Елеазаром. Братские келии стояли в этом скиту на версту одна от другой. Отшельники собирались вместе по субботним дням в храме, а в воскресенье после Литургии опять расходились по своим уединенным келиям. Старец Иов считал себя последним послушником в скиту, однако братия избрали его своим настоятелем. Но и в настоятельстве он целыми днями трудился, а ночами молился, стоя на коленях. Подражая преподобным Феодосию и Сергию, он обходил келии иноков, чтобы стуком напомнить о молитве тем, кто сходился для разговоров. Заботясь о больных скитниках, он перевязывал их раны, мазал освященным маслом и тем исцелял их. На службу старец всегда приходил первым, а в уме и сердце непрестанно держал Иисусову молитву.

    В 1710 году старец Иов принял великую схиму с именем Иисуса в память о пророке Иисусе Навине. Однажды иеросхимонах Иисус остался на ночь у подножия горы с остроконечной вершиной. В тонком сне подвижнику явилась Пресвятая Богородица с преподобным Елеазаром, который на этом месте начинал свои подвиги. Богородица сказала старцу: «Сия гора отныне нарицается второю Голгофою. На ней будет Церковь во имя распятия Сына Моего и Бога, устроится скит и наречется Распятским». Это видение отец Иисус поведал своему духовному брату Паисию, который описал его, вырезав письмена на деревянном кресте.

    Иеросхимонах Иисус испросил у Холмогорского архиерея благословение построить скит с церковью на Голгофской горе. В скиту собралось около 20 братий. Настоятель скита по-прежнему сам рубил дрова, сам носил воду на высокую гору, сам готовил тесто в пекарне. Своими подвигами старец стяжал благодатные дары. Одного из скитских отшельников волновали плотские страсти, и он просил помощи у настоятеля. Старец в ответ на эту просьбу прикоснулся к телу его жезлом, и страсти навсегда погасли в иноке. Господь открыл угоднику время его кончины. Простившись с братиями, великий праведник тихо отошел в иной мир. Это произошло 6 марта 1726 году. В минуту его преставления келию озарил необыкновенный свет. Тело подвижника погребли в храме на вершине Голгофы.

    § 6. Религиозно-нравственное состояние народа и церковная жизнь

    В петровскую эпоху начинается роковой для судеб государства религиозно-нравственный раскол между высшим слоем общества и простым народом, который традиционно хранил верность заветам своих предков. Народный быт и народная набожность, религиозно-нравственные идеалы народа остались почти незатронутыми петровской ломкой России, но стиль жизни, нравы и взгляды дворянской верхушки, поступившей в ученичество к иностранцам, стремительно менялись.

    «Немецкий» костюм, «ассамблеи», брадобритие и курение табака явились только внешним выражением глубокого и опасного духовного сдвига. «Перемена обычаев» влекла за собой катастрофическое падение нравов, презрение к родной старине, к народному благочестию, которое стало восприниматься при «просвещенном» дворе как проявление невежества и дикости, а за всем этим следовала если и не прямая измена вере отцов, то равнодушие к ней.

    В России впервые появились тогда вольнодумцы. В своих забавах вельможные «афеисты» порой не останавливались и перед кощунственными выходками. Князь Хованский в одном из своих поместий устроил пир, сам напился до бесчувствия, а гости ради потехи обрядили его как мертвеца, уложили в гроб, отнесли в церковь и совершили над мертвецки пьяным князем богохульное «отпевание». Наутро причетники обнаружили в храме пред алтарем гроб, в котором лежал не проспавшийся после пьянки живой человек. Мало того, после своей грязной пирушки бражники дерзнули осквернить церковные сосуды. Бесследно для них это не прошло. Суд приговорил кощунников к смертной казни, но царь смягчил приговор, заменив казнь жестоким телесным наказанием, которое и было совершено в его присутствии.

    Но столь строго власть поступала лишь в случаях возмутительных кощунств. Несоблюдение постов, небрежное посещение храма и даже совершенное пренебрежение к богослужению и церковным обрядам многим обходились вполне безнаказанно, несмотря на то, что время от времени издавались суровые указы, требовавшие от православных неопустительно ходить в храмы в воскресные и праздничные дни, под угрозой записи в двойной оклад наравне с раскольниками. Характерен для петровской эпохи составленный в грубой полицейской форме указ, требовавший от молившихся вести себя в храме чинно, за богослужением не разговаривать, не ходить по храму, не прикладываться к иконам и мощам, не подавать просьб властям; за нарушение благочиния устанавливался штраф, который велено было взимать прямо в храмах, для чего на видных местах в церквах помещались штрафные ящики.

    Главный упор в петровских указах по ведомству православного исповедания делался на борьбу с невежеством и суевериями. Петр считал, что «народ не знает ни веры, ни любви, а о надежде и не слыхивал, и всю надежду полагает на пение, пост, поклоны, свечи и ладан». По выражению «Духовного регламента», простой народ не в состоянии «рассуждать между десным и шуиим». Большой отдел «Регламента» посвящен распоряжениям о повышении уровня церковного проповедничества и об издании для народа катехизических книг. По указу Святейшего Синода 1722 года во всех храмах велено было вместо уставных поучений читать сочинение архиепископа Феофана под названием «Букварь, или Первое учение отроков», в котором обличались ханжество, суеверия и особое прилежание народа к соблюдению «церковной внешности» без понимания внутреннего смысла обрядов.

    В ту пору одно за другим издавались распоряжения с петровско-феофановской «просветительской» направленностью, вроде указов о «всуе жегомых» церковных свечах или о «неупотреблении Святых Тайн за лекарство аптекарское». Выходили и такие распоряжения, которые грубо оскорбляли народное благочестие, указы против сооружения часовен, против обычая носить иконы по домам, против богатых риз, дорогих колоколов, драгоценных сосудов. Большой соблазн в народе вызывала настоящая одержимость царя разоблачением народных суеверий, под которыми порой подразумевались старинные благочестивые обряды. За разглашение ложных слухов о чудесах, видениях и пророчествах он назначил тяжкую кару – вырезание ноздрей и ссылку на галеры. Хуже того, духовникам велено было доносить властям, если кто на исповеди сознается в разглашении ложных слухов о чудесах. И светские и духовные власти обязаны были преследовать народных «пророков», юродивых, кликуш. Кликуш и бесноватых приказано было пытать, пока не сознаются в притворстве. Колдунов подвергали смертной казне. «Просветительское направление» в указах Петра сочеталось с самым дремучим варварством.

    «Просветительским» духом и неуважением к религиозным чувствам народа проникнуты и указы о богослужении. «Духовный Регламент» возлагал на Синод обязанность рассмотреть службы, молебны, акафисты; «непристойные» запретить и принять меры, чтобы «пристойные» службы не вводились без нужды. Жития святых велено было пересмотреть на тот предмет, нет ли среди них ложных историй. Исправления проводились неразборчиво, бесцеремонно, на скорую руку. Из богослужебных чинопоследований при Петре пересмотрены были «Чин присоединения раскольников» (1717–1720 годы) и «Чин избрания и рукоположения архиерейского» (1725 год). Вся обстановка петровской эпохи не благоприятствовала прославлению новых угодников Божиих. Синоду прямо предписывались в этом деле крайняя осторожность и недоверие; подозрение в ложности разглашаемых чудес равнялось подозрению в совершении тяжкого уголовного преступления. Новый праздник, установленный 30 августа 1724 году, связан не с канонизацией новоявленного святого, а с перенесением мощей издавна чтимого угодника святого благоверного князя Александра Невского из Владимира в Петербург. Церковным торжеством стало и празднование годовщины победы русского оружия в Полтавской битве. Архимандритом Феофилактом (Лопатинским) была написана служба на день памяти этого события, отмечаемого Русской Православной Церковью 9 июня.

    Правительство не оставило без внимания и такую важную принадлежность богослужения как святые иконы. Для надзора над иконописью в 1707 году Петр I учредил в Москве «полату изуграфств» и во главе ее поставил знаменитого зодчего Ивана Зарудного. В петровскую эпоху влияние европейской живописи на русское иконописание стало чрезвычайно интенсивным. Художникам-иностранцам поручали расписывать храмы в столицах, у них вынуждены были учиться и перенимать опыт и их приёмы русские мастера иконных дел. Заимствование чужого стиля влекло за собой разрыв византийско-русской иконописной традиции, но в провинции еще сохранялись местные школы иконного письма.

    Подобно иконописи, церковное зодчество тоже переживало сложный процесс разрыва художественной традиции, который отражал общую метаморфозу всей русской культуры. Уже в конце ХVII века в русском храмостроительстве, особенно в декоре церквей, широко применялись западноевропейские архитектурные формы. Прекрасным художественным символом петровской эпохи явилась церковь Знамения Богородицы, воздвигнутая в Дубровицах под Москвой. Храм заложен в 1690 году, а освящение его состоялось в 1704 году. Имя зодчего точно неизвестно, хотя некоторые источники называют архитектора Тессинга. Основание храма представляет в плане крест с закругленными концами. Над основанием высится устремленный вверх восьмигранный столп, увенчанный короной с крестом. Храм снизу доверху покрыт тонкой белокаменной резьбой, с мотивами растительного орнамента. Эта великолепная резьба выполнена в традициях русского декоративного искусства, но в убранстве храма, как и в его архитектуре, есть и черты западного барокко.

    Западные влияния больше всего проявились в скульптурном оформлении церкви. Перед входом в храм поставлены статуи вселенских учителей святых Григория Богослова и Иоанна Златоуста. Над сводом западного выступа помещено скульптурное изображение святителя Василия Великого, снаружи, в углах цокольной части фигуры четырех евангелистов. В интерьере стены покрыты рельефными изображениями: Несение Креста, Распятие, Положение во гроб, Воскресение Христово.

    Еще один шедевр храмостроительства петровской эпохи церковь архангела Гавриила в Москве, сооруженная в 1704–1707 годах и названная в народе «Меньшиковой башней». В начале храм был увенчан невиданным в России шпилем, который вскоре сгорел. Согласно народному преданию, этот шпиль своим происхождением обязан горделивому замыслу заказчика выстроить храм выше кремлевской колокольни Ивана Великого.

    Церковь архангела Гавриила построил великий зодчий Иван Зарудный. Ее план выдержан в старой национальной традиции, но башнеобразное построение объема выполнено в стиле европейского маньеризма. Поставленные друг на друга восьмигранники мало похожи на традиционные русские восьмерики. Ордерные элементы убранства храма характерны для западной архитектуры эпохи, начавшейся с ренессанса. Несмотря на свою необычную высоту, храм выглядит легким, изящным. Великолепны белокаменные резные рельефы декоративной отделки храма, выполненной по рисункам Зарудного.

    Архитектурные особенности церкви архангела Гавриила оказали влияние на постройку еще одного замечательного сооружения, воздвигнутого в Петербурге и ставшего символом новой столицы, собора святых апостолов Петра и Павла. В 1703 году на территории Санкт-Петербургской крепости заложен был деревянный храм во имя первоверховных апостолов. В 1712 году на месте деревянной церкви началось воздвижение каменного собора по проекту Доменико Трезини. Строительство храма продолжалось 21 год. Собор строг и прост в своей архитектуре, что вполне соответствовало вкусам заказчика Петра Великого. Над прямоугольным в плане храме возвышается невысокий купол и стройная колокольня с устремленным ввысь золоченным шпилем, господствующим над Петербургом. Шпиль венчает флюгер в виде ангела с крестом. Петропавловский шпиль возвышается над землей на высоте 122 метра. Внутреннее убранство храма выполнено московскими мастерами по рисункам Ивана Зарудного. Со времен Петра I Петропавловский собор служил усыпальницей русских государей и лиц императорской фамилии.

    1.3. Русская православная церковь и Петр I


    Петр I окончательно расправился с самосто­ятельностью Православной Церкви. Петровский абсолютизм на том и строился, что он освободил государственную власть от всех религиозно-нравственных норм.

    Духовенство в период петровских преобразований фор­мировалось как полупривилегированное сословие. Внутрен­няя политика Петра I, особенно введение западных обыча­ев, вызывали недовольство церкви. Последний российский патриарх XVII в. Адриан не одобрял деятельности царя, од­нако церковь не вмешивалась в государственные дела. Пос­ле смерти Адриана в 1700 г. Петр I запретил избирать нового патриарха и приступил к церковной реформе, в значитель­ной степени изменившей церковную структуру и духовен­ство как группу населения. Вместо нового патриарха был избран местоблюститель патриаршего престола — им стал сторонник петровских преобразований Стефан Яворский. В 1701 г. был вновь утвержден (отмененный в 1677 г.) Во главе Мо­настырский приказа, в отличие от подоб­ной структуры XVII в., стояли светские лица. Порядок мо­настырского управления был временным, однако нововве­дение позволило поставить доходы церкви под контроль го­сударства и изъять часть средств на нужды начавшейся Се­верной войны. Для духовного сословия вводился светский суд, в частности по гражданским делам. По указам 1705— 1706 гг. на белое духовенство, не имевшее приходов, нала­гались денежные сборы. Безприходское белое духовенство в конце XVII — начале XVIII в. являлось большой группой церковников, оно обладало возможностью наниматься на церковные службы в домовых церквях — таковых в Москве и в крупных городах было немало, и доходы безместного духовенства не учитывались. С этой части духовенства взи­мались сборы, введенные еще вXVII в. (ямские, полоняничные, ратные деньги, на драгунских лошадей). Ограничивались привилегии черного духовенства, а при­надлежавшие им монастырские крестьяне верстались на службу в пешее войско. В отношении монастырей отменя­лись иммунные тарханные грамоты. В годы войны на попе­чение монастырей определялись инвалиды и отставники. После окончания войны эта практика продолжилась и в 1724 г. была закреплена в «Объявлении о монашестве». Та­ким образом, церковь стала нести бремя государственных расходов. Частичной секуляризации подверглось церковное землевладение. В пользу государства были изъяты патриар­шие земли.

    Следующей мерой Петра I явилась реорганизация цер­ковного управления. В 1712 г. царь заявил, что ему импони­рует лютеранская организация церкви — эффективная и не­дорогостоящая. Из этой организации монарх перенял не­которые детали при введении в 1721 г. святейшего Синода — духовной коллегии. Деятельность Синода осуществлялась согласно составленному Феофаном Прокоповичем Духов­ному регламенту. Синод возглавлялся светским лицом — обер-прокурором и находился в подчинении Сената. В но­вом органе церковного управления определялись следующие должностные лица из светских чиновников: два вице-пре­зидента, четыре советника, четыре асессора (из духовенства). В подчинении Синода находилась патриаршая епархия. То есть Синод «имел силу и власть патриаршую». Синоду были подотчетны местные епархии, их деятельность контролиро­валась прокурорами, фискалами, инквизиторами. Вскоре после учреждения Синода этот орган был признан патриар­хами других православных церквей.

    В 1722 г. по новому законода­тельству регламентировалось вступление дворян в духовное сословие. В частности, вступление в монашество дозволя­лось только младшим сыновьям из дворянского рода, при­чем по достижении ими 40-летнего возраста. Представители податных сословий могли уйти в монастыри только с со­гласия своих родственников и должны были оплачивать за постригшихся в монахи подушную подать, — немалую сум­му, составлявшую 70 коп. в год. Законодательство ограничивало связи монахов с мир­скими людьми, определялись меры, «чтобы монахи не вели праздный образ жизни». В 1722 г. по отношению к безместному духовенству были отменены денежные сборы (введен­ные прежде в 1705 г.). Вместо сборов была введена подуш­ная подать.

    Церковная реформа первой четверти XVIII в. ликвидиро­вала самостоятельность церкви, изъяла часть ее средств на нужды государства, а само духовенство делало замкнутым, немногочисленным (в сравнении с XVII в.) сословием.

    Так, при Петре I было определено положение церкви, которое практически не менялось до Великой Октябрьской Революции.
    1   2


    написать администратору сайта